***
Воронеж.
Штаб ударной группы красных.
3 сентября.
Командарм 8-й армии Селивачев засиделся над картами допоздна. С ним были начштаба Горчаков и комдив Нечволодов. Все военспецы из бывших царских штабистов.
– Мы слишком растянули фронт! – сказал Селивачев. – Слишком. От Белгорода до Новохоперска! Наступающие части уже испытывают острый недостаток в боеприпасах!
– Этими сообщениями у меня завален стол! – сказал Горчаков. – Дайте снарядов! Дайте патронов! А наши запасы почти исчерпаны! Я подавал докладные записки трижды!
– А я не подавал? Я просил лично у главкома 5 миллионов патронов для винтовок!
– И что? – спросил Нечволодов.
– Обещали доставить два миллиона в ближайшее время. Этого недостаточно, но это лучше чем ничего.
Горчаков провел карандашом по карте и сказал:
– К 27 августа наши части продвинулись на 60-150 километров. Заняли Новый Оскол, Валуйки, Купянск, Бирюч. Это решительный, можно сказать, поворотный момент сражения!
– По сведениям разведки, Деникин уже 17-го августа приказал создать заслон из частей резерва в районе узловой станции Ржава. Здесь они сосредоточили 3-й конный корпус Шкуро. А это путь на Воронеж! И в итоге белые, сосредоточив крупные силы на своих флангах, перейдут в контрнаступление.
– Все верно, товарищ командарм! – сказал начштаба. – Срезав основание купянского клина, Шкуро пройдет Корочу, Новый Оскол и Волчанск. А донская конница ударит на Валуйки и Бирюч! А это может привести к полному окружению всей ударной группировки! И во всём станут винить нас. Хоть мы и предупреждали! Нельзя растягивать линию фронта!
Нечволодов сказал, что ЧК активно ищет шпионов в штабе.
– Я им твердил, что нельзя в такой момент травмировать работников штаба подозрением! Но они помешаны на шпионах и на предательстве! При таком раскладе их и начнут предавать.
– Нам нужно привлечь товарища Губельман. Она может помочь нам разрешить многие вопросы, – сказал командарм.
– Губельман? Это комиссар новой конной бригады Хотиненко? – спросил начштаба. – Но что она может?
– Многое. Я слышал о ней и ранее, товарищи. Она может даже связаться с Председателем Реввоенсовета республики Троцким. И он выполнит её просьбу!
Глава 8
Бомбист Зотов
Сентябрь, 1919 год.
Мы вдали от берез воевали,
Но у каждой военной версты
Не моих ли друзей осеняли
Из российской березы кресты?
Борисов Ю.А.
***
Воронеж.
Улица Пролетарская.
6 сентября, 1919 год.
Леонид Зотов знал, кому доверить слежку и уже через три дня имел полную картину передвижений товарищей Барышникова и Чуева.
– Барышников этот постоянно ночует у себя на квартире. Вот его маршрут на плане. Здание военного совета потом вдоль по этой дороге и вот его дом.
– А дом как охраняется? – спросил Зотов.
– Охрана солидная. Там они почти все проживают. Члены РВС. Взорвать их всех было бы просто здорово. Но для этого нужны люди. И много людей. Поэтому остается ли стрелять по пути, или бросать бомбу в авто.
– И где это сделать лучше всего?
– Вот здесь есть поворот и ниша между домами. Место отличное, неприметное. Особенно если использовать револьвер.
– Мне нужен план с гарантией! Минимум рисков. Минимум. А вы что принесли? Сколько метров от этой нищи до авто Барышникова?
– Метров сто.
– Сто? Шутишь? Прицельный выстрел из револьвера, который можно гарантировать, 25 метров. Можно ли подойти ближе?
– Нет. Слишком рискованно. Охрана Барышникова среагирует.
– А граната? – спросил Зотов.
– Еще хуже.
Зотов ещё раз взглянул на план и сам понял, что сказал глупость.
– Все это по Барышникову никуда не годится! Слишком банально. Даже в случае успеха. Нужно придумать еще что-то.
– На это нужно время. Вам это известно!
– Белые наступают! – Зотов стал ходить по комнате. – Если готовить теракт основательно, то может не хватить времени. Красные уйдут из города и наши цели останутся живы!
– А средства! Слишком многих придется подкупать. Но ныне все хотят золота! За бумажные деньги никто не работает.
– Средства будут. За этим они не постоят, – ответил Зотов. – Но времени для подготовки нет! Хорошо, Отложим пока Барышникова! А что по Чуеву?
– С этим просто.
– Просто? – не понял Зотов. – Он председатель Ревтрибунала. К нему подобраться еще сложнее!
– Все верно. Достать его в самом трибунале невозможно. Для организации взрыва понадобиться изрядное количество взрывчатки и время. Снова время, которого мало.
– Все верно, – повторил Зотов. – Времени мало.
– Чуев идеальный служака. Всё своё время отдает работе. Но есть у него маленькая слабость.
– Женщина? – догадался Зотов.
– Именно так. Женщина. Она из местных и Чуев свою связь с ней тщательно вскрывает.
– А почему скрывает?
– Она из чуждого класса.
– Дворянка?
– Дочь действительного статского советника.
– И она добровольно спит с чекистом? – спросил Зотов.
– И что? Он её сытно кормит. Она и её семья не голодают и не бояться оказаться у стенки. Как другие чуждые советской власти элементы.
– Где проживает эта женщина?
– Губернаторская, дом 8, в квартире под номером 13. Чуев, к счастью для нас, пунктуален. Одно удовольствие с таким работать. Все делает практически по часам. Ценит время.
– Дом на Губернаторской имеет охрану, – сказал Зотов. – Но это даже хорошо. Я люблю сложные задания. Там ведь имеется черный ход.
– Он заперт. Но есть ключ.
– Удалось достать? Или денег не хватило?
– Обижаете, товарищ Зотов! – агент выложил на стол ключ.
– Отлично! Вот! – Зотов выложил на стол десять николаевских золотых червонцев. – Здесь половина. Остальное после работы!
– Но мы своё сделали!
– Вот и получите после того, как своё сделаю я. Но это еще не всё.
– А что?
– Нужно будет вручить Чуеву одну бумагу, – сказал Зотов.
Его не поняли:
– Какую ещё бумагу?
– Приговор!
– Приговор?
– Чуев должен знать, что он скоро умрет.
– Вы шутите, товарищ Зотов? Если ему вручить подобную бумагу, он станет в десять раз осторожнее. Тогда можно поставить крест на акции.
Зотов возразил:
– Нет. Он ведь думает, что о любовнице никто не знает. И осторожничать станет только на службе. Я уже приготовил приговор. Вам нужно передать его через вестового. Что здесь страшного? В трибунал носят сотни доносов ежедневно…
***
Воронеж.
Улица Пролетарская.
7 сентября, 1919 год.
Зотов рассказал Штерну и Лабунскому о работе агентов по наблюдению. Они согласились, что план по Барышникову был слишком рискованным. Шансы выполнить задание были совсем невелики.
– Пока будем работать Чуева! – сказал Штерн. – С Барышниковым подождём.
– И я так думаю, – сказал Зотов. – И сработаем, его мы так виртуозно, что большевики запомнят это надолго.
– Я не думаю, что нам стоит усложнять дело, – сказал Пётр Лабунский. – Но вы ещё не изложили план, товарищ Зотов.
– Посещает он свою пассию по вечерам в четверг. И аккуратен сволочь. Приходит в половину девятого вечера. Остаётся до утра.
– Четверг уже послезавтра!
– Значит послезавтра и сделаем его.
– А время для подготовки? – спросил Лабунский.
Зотов с уверенностью сказал в ответ:
– У меня все готово.
Штерн засомневался:
– Но стоит ли торопиться?
– А зачем тянуть время? – спросил Зотов. – Вы же сами твердили мне о срочности дела. Что и изменилось?
– Ничего! Все остается в силе.
– Я беру на себя техническое исполнение приговора, товарищи. Вы ведь не против, если точку в жизни товарища Чуева поставлю я, а не вы.
– Как будет угодно, господину… простите, товарищу Зотову.
***
Когда они покинули жилище Зотова, Лабунский спросил друга:
– Товарищ Зотов задумал избавить нас от всей грязной работы.
– Он и ранее говорил это! Но меня пугает его одержимость.
– С чего это?
– Одержимость убийством ради самого убийства. Есть в этом что-то нездоровое. Не находишь?
– Возможно. Но Зотова породила революция. Вот и пусть она борется со своим порождением.
– Я сомневаюсь теперь, что он способен мыслить трезво, – сказал Штерн.
– Во всём, что касается террора, он разбирается. Это заметно.
– Но не слишком ли скоро? Я рассчитывал, что акция не ранее чем через неделю. Всё стоит делать обстоятельно, а этот полагается на русский авось.
– Не думаю, что ты прав. Он хоть и авантюрист, но дело знает…
***
Воронеж.
Меблированные комнаты Климкина.
7 сентября.
Анна Губельман появилась в меблированных комнатах в полдень. Этот дом не был уплотнен и в него не поселили пролетариев. Советы словно для чего-то берегли доходный дом и пока не трогали прежнего владельца.
Анна на этот раз была одета как барыня. Хотя одежда её довольно потертая и чинена во многих местах. Но разве ныне кого-то можно было этим удивить? Город жил в тревоге приближающегося фронта и не обращал внимания на заплаты.
Губельман опустила вуалетку и вошла в дом. Её встретил расторопный молодой парень.
– Чем могу-с, мадам?
– Номер 12 зарезервирован. Мадам Соколова.
– Так точно-с, мадам. Все приготовлено-с, как при старом режиме-с! Через полчаса в номер подадут водку, хлеб и астраханскую селедку-с! Вас никто не побеспокоит, мадам.
Анна изображала сейчас очередную жертву времени, которая в обмен на еду торгует своим телом. Это не вызывало ныне вопросов. Дамочка стыдится своего ремесла, боится быть узнанной – вот и опускает вуалетку.
Вскоре в номер явился господин в пиджаке, под которым была гимнастерка. Его гражданские брюки были заправлены в сверкающие отполированные гуталином сапоги.
Он вошел и запер двери.
В дальнем углу комнаты в полумраке (на окнах были плотные темные шторы) его ждала женщина.
– Заставляете себя ждать, – строго сказала она. – Я опустила шторы как вы и хотели.
– Это в интересах дела, товарищ Анна. Времени у нас с вами теперь много. Нам нельзя покидать апартаменты ранее, чем через два часа. А иначе, зачем бы я отвалил столько денег этому халдею. У него не должно быть вопросов по тематике нашей с вами встречи.
– У нас с вами много вопросов для обсуждения.
– Начну с самого главного. В штабе Ударной группировки командарма Смеливачева есть агент Деникинской контрразведки. И это не предположение. Это уверенность.
– Приняла к сведению. Кто он вы не знаете?
– Нет. Я не допущен в штабе Добровольческой армии к таким секретам. И потому мне нужно выполнить моё нынешнее задание, чтобы подняться там. Вы понимаете всю важность дела, товарищ Анна? Для этого меня и внедрили к белым в 1918 году.
– Но откуда вы знаете, что деникинский агент именно в штабе нашей Ударной группы?
– Я случайно узнал, еще, будучи в Харькове, что сведения поступают из Воронежа. Этот человек владеет оперативной информацией.
– Значит штабист?
– Скорее всего штабист.
– Вы с какой целью прибыли сюда? – спросила она.
Мужчина ответил:
– Воронеже сейчас находится группа из офицеров Добровольческой армии. Их цель организация покушений на членов Реввоенсовета.
– Имена?
– Офицеров?
– Тех на кого будут организованы покушения.
– Члены Реввоенсовета Ударной группы Барышников и Чуев.
– Чуев? Из Ревтрибунала? – удивилась Анна. – Зачем нужно Май-Маевскому его устранение? Кто такой Чуев? Это председатель Ревтрибунала. Он не командует армией.
– Этого я не знаю.
– Но вы возглавляете группу?
– Боюсь, того, кто всё это возглавляет, никто не знает. Возможно, что это операция прикрытия. Возможно, что ни Барышников, ни Чуев не имеют значения для контрразведки белых. Я сообщаю лишь то, что мне известно. У вас ведь есть особые полномочия?
– Есть.
– Вы можете принимать ответственные решения?
– Да, но к чему вы клоните? – спросила она.
– А если дать им выполнить задание?
– Убить Барышникова и Чуева?
– Я не о том, чтобы убить. Можно все устроить так, чтобы все подумали, что они убиты.
– Это сделать нетрудно, но правда все равно скоро всплывет. В штабе Май-Маевского узнают. А если это проверка или прикрытие, то нужно действовать хитрее.
– Вы правы, – сказал он.
– Вы сделали предположение, что это задание может быть проверкой? Почему?
– Всех офицеров группы резко сорвали с мест и отправили сюда.
– Вам кажется это странным? Но ведь эти офицеры и ранее выполняли задание контрразведки. Разве не так? Это не новички?
– Так. Они не новички. Возможно они здесь только для прикрытия. А возможно, для них в будущем готовят иную миссию. И сейчас их хотят проверить «кровью». Если они провалят задание, то полковник Вольский найдет иных исполнителей. Да и я перестану пользоваться доверием. Что меня ждет в случае провала? Мелкие задания уровня полка? А так я смогу попасть в штаб Добровольческой армии.
– Но не можем же мы позволить убить члена Реввоенсовета и Председателя ревтрибунала!
– Ведь ваши действия здесь не контролирует никто. Это так?
– Почти! – ответила Анна.
– Значит, вы можете принимать решения, и мы сумеем выработать план действий, который устроит всех.
– Нужно думать. Какими силами здесь располагают вражеские агенты?
– Их четверо.
– На кого они полагаются здесь?
– Я не назову вам их имена. Пока не назову. Инженер Г, бывший эсер З, складская группа штабс-капитана Ч.
– «Складская группа»?
– «Законсервированный» склад оружия и боеприпасов.
– У вас есть адреса, я полагаю?
– Конечно. Но я пока не сообщаю их, дабы вы не наделали глупостей. Уж простите меня за откровенность.
– Инженера я, пожалуй, знаю. Это Горинский. Верно? Я давно подозревала, что он враг.
– Вы правы, но прошу вас, его не трогать. Он на особом контроле у контрразведки, и лично у полковника Вольского.
– Когда первый акт?
– Завтра.
– Что? Вы сошли с ума? Уже завтра? Против кого?
– Чуев!
– Нужно подождать. Завтра рано.
– За нами Вольский наверняка прислал «смотрящего». Знаете, чего мне стоило сегодня попасть в меблированные комнаты.
– Вы заметили слежку?
– Нет. Но это не значит, что её нет. Хотя сегодня я был очень и очень осторожен.
– А если он будет ранен?
– Боюсь, это не устроит полковника Вольского и штаб-ротмистра Ларионова.
– А это кто?
– Ларионов? Помощник Вольского от недавнего времени. Опытный контрразведчик. Обмануть этих двоих столь примитивно нельзя. Нам нужна «жертва».
– Хорошо. Я подумаю, как все устроить.
– Но акт будет уже завтра.
– Я это поняла. И постараюсь всё устроить до завтра…
***
Воронеж.
Ревтрибунал.
7 сентября, 1919 год.
Председатель Революционного трибунала внимательно прочитывал каждый донос, который поступал на его имя. К этой работе Чуев относился добросовестно. Он обращал внимание на всё, даже на попытки сведения личных счётов. За подобное он наказывал самого доносителя, как вредителя делу революции.
Чуев искренне верил в свое высокое предназначение. В глубине души он все ещё оставался религиозным человеком, хотя всегда выставлял себя атеистом. Он считал, что проливаемые в этой войне потоки крови смогут очистить Россиию, и она переродится.
Он развернул очередной донос и прочитал:
«Приговор!
Председателю Ревтрибунала Чуеву!
МЫ, партия эсеров, приговариваем вас к смерти!
Я, исполнитель приговора, хочу ВАС уверить, товарищ ЧУЕВ, что вы умрете до конца этого месяца!»
Когда Чуева навестила Анна Губельман, он показал ей приговор. Анну весьма удивило это послание. Эсеры дано так уже не работали.
– Ничего не понятно, – сказала она.
– А что тут понимать? Эсеры хотят меня убить, как они убили Урицкого.
– Но товарищу Урицкому никакого приговора никто не посылал. Никакой здравомыслящий террорист так делать не станет. Зачем они это прислали? Что за детские игрушки?
– Хороши игрушки.
– Убрать вас они действительно хотят, товарищ Чуев, и я пришла к вам именно с этим.
– Кто они?
– Те, кого прислали с той стороны. Из Харькова. Их задание устранить нескольких видных членов Реввоенсовета. И вы среди них.
– Вот как?
– Но вам не стоит опасаться, товарищ Чуев. Я ведь на вашей стороне. О планах этой группы я знаю все.
– Но этот приговор для вас загадка?
– Мне непонятно его назначение. Но поговорим о деле. Мне нужен ваш маршрут.
– Маршрут чего?
– Как и с кем ездите на работу, и домой после работы. Куда выходите. Где бываете. Все.
Чуев показал на карте города свои маршруты. Она внимательно его выслушала и спросила:
– Это все?
– Да.
– Вы ответили не стразу. Почему вы колебались? Вы мне врете, Чуев!
– Я вам не врал, товарищ Губельман!
– Значит, сказали не все! Что вы утаили?
– Я посещаю один дом на улице Губернаторская.
– Зачем?
– Та проживает одна молодая женщина. Я иногда её навещаю.
– Её фамилия?
– Стоит ли …
– Фамилия? – строго повторила вопрос Губельман.
– Наталья Оболенская.
– Что? Вы сошли с ума, Чуев? Я положилась на вас, а вы преподносите мне такой вот сюрприз? Я доверила вам важную информацию. А у вас здесь интрижка как в плохом водевиле!
– Но чем это может помешать…
– Чуев! Опомнитесь! Вы председатель Ревтрибунала и если в Москве узнают о вашей связи, то ваша голова …
– Как же они узнают?
– Я хочу вас предупредить. Идеально чистая биография. Никаких связей с дворянками! Вы меня услышали?
– Да.
– А эту вашу связь мы постараемся скрыть так, чтобы никто и никаких концов не нашел.
– И как же вы это сделаете. Я не хотел бы…
– Террористы наверняка используют вашу слабость, и попробуют вас убрать именно в доме Оболенской.
– Вы это знаете?
– Нет. Но я сама на их месте устроила бы вам засаду именно там! Поэтому к Оболенской в день вашего посещения на этой неделе отправитесь не вы.
– А кто?
– Другой человек.
– Другой пойдёт к Наташе? Но…
– Товарищ Чуев! Интересы революции важнее ваших чувств.
– Я не хочу её смерти, товарищ Губельман!
– Товарищ Чуев! Я думала, что вы крепче! Что это за чувства?
– Но зачем поставлять её под удар? Она ничего не знает, и ничего не сделала.
– Возможно, что с ней и ничего не случится, товарищ Чуев.
– А если? – в голосе председателя ревтрибунала была тревога.
Анну удивила привязанность этого человека к женщине чуждого класса…
***
Воронеж.
Губернаторская.
8 сентября.
Зотов указал на окна 4-го этажа.
– Четвёртый этаж. Там квартира, которую занимало семейство нашей мадам. В настоящее время она там одна. И к ней придёт любовник, который и представляет для нас интерес! Я задумал спектакль, который поразит воображение большевиков.
Глаза Зотова светились недобрым огнем. Он был возбужден, и это обеспокоило Штерна.
– Какой еще спектакль, Зотов? Что за новости?
– Что делать если я люблю внешние эффекты. О деле должны говорить. Говорить долго. А что есть банальное убийство из револьвера? Сейчас ежедневно так убивают сотни людей. Идет война. Бандиты ножами режут граждан на ночных улицах и это тоже банальщина.
– Нам нужен результат, Зотов. И если вы не способны…
– Вам нужна смерть Чуева? Вы получите его смерть, товарищи. За это беспокоиться не нужно. Тот человек, что пришел к этой женщине умрет.
– Дело нужно сделать быстро и без всякого шума, – сказал Штерн.
– Я все сделаю. Я все понял, товарищи. Но вам лучше в квартиру не входить, товарищи. Вы слишком мягкотелы для дела.
– Мы были на войне, Зотов.
– Я это вижу. И повторю, что вам лучше не входить в дом. Посидите здесь и подождите, пока свет не выключится. Это будет знак для вас, что дело сделано.
Зотов взял свой объёмный саквояж и улыбнулся. От этой улыбки Лабунскому стало жутко. Бывший эсер уже не мстил ни большевикам, ни монархистам. Он превратился в убийцу и его вдохновлял сам процесс убийства важного лица практически в самом сердце «вражеской цитадели»…
***
– Что скажешь? – спросил Штерн у Лабунского, когда бомбист ушел. – Ты все еще считаешь, что он сделает дело?
– Сделает, но нам с тобой может не понравиться результат.
– Лишь бы устранил Чуева.
– Я бы сам покончил с ним просто. Выстрел из револьвера, через подушку и все. Но Зотов. Похоже, торопиться не собирается.
– Как ты сам сказал, Петя, пусть революция сам пожирает своих детей.
– Нехорошая улыбка у нашего бомбиста.
– Неприятный молодой человек.
Лабунский наблюдал за домом. Больше он не отвечал на вопросы Штерна. Но тот и не требовал ответов. В квартире на 4-ом этаже горел свет. Никакого шума не было. Прошло около двадцати минут.
– Что же он так долго? – спросил поручик.
– Не знаю. Для выстрела нужно несколько секунд. Возможно, Зотов желает поговорить с жертвой и насладиться её мучениями?
– Но там странная тишина. Со стороны вполне мирная квартира. Ни одного подозрительного шума. А если он нас обманул? – Лабунский посмотрел на Штерна.
– Ты о чем?
– Если он и не собирался никого убивать. Если Зотов провокатор?
– Нет. Не может быть.
– Но свет все еще горит! Сам посмотри!
Именно в это мгновение свет погас. Это был сигнал Зотова. Дело сделано!
– Сигнал! – сказал Штерн.
– Сигнал!
– Но я думаю, нам стоит проверить работу бомбиста.
– Зачем?
– Чтобы убедиться, что Чуев мертв.
– Мне кажется, нам не стоит на это смотреть.
Проблему разрешил сам Зотов. Он как раз вышел к офицерам. В его руках были саквояж и какой-то жуткий предмет. В темноте было трудно разглядеть что это.
– Дело сделано, господа! – сказал бомбист, и те обратили внимание на «господа» вместо «товарищей».
– Чуев мёртв? – спросил Штерн.
– Мужчина умер. А вот женщина жива. Вы не поверите, мне господа, но она даже не кричала. Хотя я пальцем её не тронул. Не связывал и не затыкал рот кляпом. Оказывается, страх может парализовать лучше всяких веревок!
– Страх? – не понял Зотова Лабунский.
– Именно страх. Над этим можно еще поработать. Над страхом жертвы.
Зотов открыл саквояж и положил туда предмет, который держал в руках.
– Что это у вас, Зотов? Маска? В темноте плохо видно.
– А вы желаете рассмотреть ближе? Это уникальная маска, господа. Вы слыхали, когда либо о боге по имени Шепе-Тотек? Это божество древних ацтеков. Я впервые услышал про него еще в гимназии. У нас был учитель, который интересовался культурой народа, который приносил человеческие жертвы.
– А это здесь при чем? – не понял Штерн.
– Но вы же сами хотели знать, что за маска в моих руках. Шепе-Тотек в переводе значит – Владыка со снятой кожей. Убивая врага нужно взять его маску. Что я и сделал.
– Зотов! Вы хотите сказать, что это кожа с лица Чуева?
– Потому я и рассказал вам о Шепе-Тотеке. А пока прощайте. Господа. Одного уже нет. Остался второй. Но я продолжу свою охоту. Вам беспокоиться не нужно…
***
Когда Зотов ушел Лабунский спросил Штерна:
– Это была шутка?
– Не думаю. Но туда нам ходить действительно не стоит.
– С кем работает наша контрразведка?
– С теми, кто не имеет принципов. Они искали убийцу, и они его нашли…
***
Воронеж.
Квартира Чуева
10 сентября.
Анна Губельман в полдень прибыла на квартиру Чуева. Председатель Ревтрибунала сидел дома и не собирался на службу. Перед ним на столе стояла бутылка водки и стакан. Чуев спать в эту ночь не ложился.
Увидев его, она поняла что, случилось нечто не входившее в первоначальный план.
– Что такое?
– Вы знали, что это будет так? – спросил он, подняв глаза.
– Что будет? Что такое, товарищ Чуев?
– Вместо меня умер другой.
– И что? Только не говорите мне, Чуев, что загубленная жизнь вас так растрогала. Вы председатель трибунала. Или вам жаль вашу любовницу?
– Она жива, – сказал Чуев.
– Вот как? Тогда чего это вы прикладываетесь к водке?
– Но она не в себе, – ответил Чуев.
– Что это значит?
– Я был на квартире рано утром. И видел все, что там произошло.
– И что там произошло?
– Я приказал оцепить дом и никого туда не пускать, товарищ Губельман. Слухи об этом не должны попасть в город. Только такого ужаса нам и не хватало. Неужели контрразведка белых пользуется такими людьми?
– Я всё ещё ничего не могу понять. Что произошло. Ваш «двойник» умер?
– Умер. Но умер не сразу. Убийца, забрал его жизнь не сразу. И с его лица аккуратно ножом, сняли кожу. А она лишилась рассудка. Вы ведь знали, что так будет, товарищ Губельман?
– Я? Откуда я могла это знать?
– Но вас же предупредили!
– И что? Мне не сказали, как он будет убивать.
Чуев выпил ещё. Но алкоголь его не брал.
– Мне можно выйти из квартиры? – спросил он.
– Пока не стоит. Они уверены, что вы убиты.
– Да.
– Тогда сидите здесь. И никуда пока не выходите. Вы меня поняли, Чуев. Я сама все узнаю.
– Его нужно немедленно арестовать. Убийцу нужно арестовать.
– Но нужно знать кто он.
– Так узнайте, Анна Генриховна. Я уже бутылку водки выпил. И ничего. Я совсем не пьян. Та картина, что я видел не выходит у меня из головы.
– Труп все еще там?
– Я приказал двум солдатам-китайцам из «похоронной команды» все убрать. Эти специалисты по средневековым пыткам повидали всякого. По-русски говорят плохо и потому информация не просочится. Своих людей я туда не пустил. Этого нельзя видеть. Найдите мне того кто это сделал, Анна Генриховна! Прошу вас!
***
Воронеж.
Улица Пролетарская.
10 сентября, 1919 год.
Леонид Зотов был вне себя. Утром следующего дня никто не говорил о его «работе». В полдень также никакого ажиотажа. Он думал, что вечером выйдет газета-листовка с описанием события. Но ничего! Все его труды пропали даром.
Два его помощника явились за второй частью гонорара.
– Дело сделано? – спросил первый.
– А вы слышали про дело? – спросил Зотов.
– Дак ничего не говорят. В городе тихо. Потому и спросили. Может, сорвалось все?
– Вот именно, товарищи! – сказал Зотов.
– Сорвалось?
– Я не о том. Слухов нет! Разговоров нет! Ничего! Я в полдень обегал весь рынок. И ничего. Хоть бы слово сказали! Никто и ничего после убийства Председателя ревтрибунала! Не кого-нибудь!
– Я был у здания трибунала, – сказал второй. – Чуева на работе нет.
– Я знаю, что его нет после моего вчерашнего к нему визита! – вскричал Зотов. – Но почему никто про это не говорит. Почему они не звонят по городу, что произошло убийство!
Первый предположил:
– Дак может ты не добил его? Может лишь ранил? Вот и не говорят?
Второй опроверг это:
– Даже про покушение бы стали говорить. Тут что-то другое.
– Да что другое?! – снова стал беситься Зотов. – Чуев мертв! Вы понимаете. У меня есть доказательство его смерти!
Он показал жуткую маску, которую за ночь он успел обработать. Крови на ней больше не было.
– Что это? – спросили его помощники.
– То, что еще вчера было лицом товарища Чуева. А ныне этой мой трофей.
Двое замерли на месте. Такого трофея никто не ожидал увидеть.
– Чего побледнели?
– Вот отчего большевики не объявили о смерти Чуева, – сказал один. – Но искать они нас станут серьезно!
– Еще как, – сказал второй. – Такого они не простят. А что баба его? Она жива или тоже…
– Жива. Я не стал её убивать. Я даже пальцем её не тронул.
– И чего она? Кричала?
Зотов убрал маску и сказал:
– Нет. Не кричала. Страх парализовал ее, и она просто молча за всем наблюдала.
– Она тебя видела?
– Конечно. Я не скрывался под маской.
– И ты все еще здесь? Да если она расскажет, то сюда скоро нагрянут чекисты!
– Как видите, прошел день, а никто не нагрянул. Шума в городе нет. Словно и не случилось ничего. Разве на это я рассчитывал? Такое представление пропало даром! Столько усилий и все напрасно!
Люди Зотова переглянулись между собой. Они развернулись и ушли. Не стали даже требовать вторую часть своего гонорара. Оставаться в компании бомбиста они не желали.
Зотов рассмеялся и пробормотал:
– Вам стоит бояться не ЧК. Вам стоит бояться меня…