– Само собой. В статье сообщалось, что Кондомио Пузио, после очередного творческого кризиса из-за просмотра его обзоров, решил прибегнуть к помощи «Пышки», и…

– Погоди. Пузио?

– Ага. Мне продолжить?

– Прошу, – ответил Дин, и прокрутил воспоминание с газетой, заголовком о трупе и фотографией блогера.

– Он затянулся раз, два – вдохновение по нулям, но странные галлюцинации вызвали неподдельную тревожность. Пузио наведался к Фламски за ответами, где карты и раскрылись. Сержио банально перепутал пыхтелки, и продал Кондомио экспериментальную партию. Пусть одну штуку, но ее хватило для поджарки мозгов клиента. Он не выдержал стресса. Передозировка «Пыф-пафа» – приговор, буквально гласящий: «Ты нежилец».

– Я в курсе, – по спине Вокса лениво стекла капля пота.

– В финале, блогерочек оставляет прощальную записку и отправляется в парк, где и кончается.

– Но почему он улыбался?

– А вы врунишка, мистер Вокс. Якобы не понимаете, а подробности знаете, – слабо фыркнула Джекси. – Ладно. Он удалился в самую глубь, прислонился к дереву и затягивался до потери пульса. А что терять? Одна за одной в страстном порыве, будто перед ним… Прибор его пар…

– Я понял, понял, давай без лишних комментариев.

– Видения «передознутых» перед смертью – загадка, но судя по лицу Пузио, картина оказалась настолько поразительной, что блаженство оставило отпечаток. Вот и все известные подробности.

– Кошмар, – выдавил Дин.

Он навалился спиной на стену, устало сполз на пол, и закрыл рот ладонью.

– Какой ты кисленышь, – сказала Джекси и пристроилась рядом. – Все же хорошо. Виновник получил по заслугам.

– Я видел его пару дней назад.

– Не пугай меня.

– И не собирался, но…

Девушка поцеловала любимого в щеку и легла ему на бедра. Изумрудное свечение ее хрусталиков, подействовало на Дина волной спокойствия, смывшей туманные проблемы. Взгляд – реален, тяжесть тела – ощутима. Парень погладил огненные волосы, и одарил Джекси нежной улыбкой.

– Ты хотела что-то показать? – расслабившись, спросил он.

– А, точно!

Она наощупь взяла с компьютерного стола упакованный в бумагу прямоугольник, и подняла над собой.

– Держи.

– Подарок?

– Открой, открой.

Дин Вокс сорвал упаковку, и вздрогнул. Он держал книгу с непонятной картинкой – разноцветный дым, завернувшийся спиралью. «Дымный сон», – гласило название. Выше – имя автора.

– Я?! Но когда?

– С год как. Забыл?

Писатель не сдержал смех и слезы. Безумство! Жестокая галлюцинация, давшая желаемое на смертном одре. Какой толк от изданного романа, от счастья с любящим человеком, если древо Кондомио Пузио маячит на горизонте, а для Дина забронировано место рядом?

– Джекси, – дрожащим голосом прошептал он.

– М?

– Ты не расстелешь кровать?

– Устал?

– Да, садится зарядка, как у Блэкки.

– Все хорошо? – побеспокоилась она, заметив отсутствие жизненной искры.

Дин кивнул, и снова провел ладонью по шелковистому огню пассии, пытаясь запечатлеть ощущение. Он понимал, что лишний, и не желал мучать сознание мечтами.

«Пора пробуждаться. И лучший способ выбраться из сна – лечь спать. Логично или нет – не имеет значения. Остается попробовать».

Спокойный сон и нормальный подъем.

Разум свеж, взор не замутнен. Дину казалось, что произошедшее ранее, от начала и до сегодня, было сплошным сновидением, и реальность не текла, не разваливалась, а наоборот крепла и стабилизировалась.

Он ухватился за подушку дивана и тяжело приподнялся. Мозг прострелила боль, слегка повело вбок. Симптомы – предвестники иллюзии, но сейчас – ничего. Дин обрадовался, но сохранял осторожность.

Парень осмотрел комнату. Без изменений. Шторы затянуты, темно, где-то в углу пиликает зарядка, предупреждающая, что батарейка Блэкки достигла ста процентов, но кот не собирался «просыпаться». Ленивая задница, посетовал Дин. Ты первый в очереди на избиение моих щек, когда надо восполнить запасы маслом тунца. Проснись, хозяин, проснись! А сейчас? Мешок стали и меха, тьфу.

Он проковылял на кухню и включил плиту. Повторил привычные, утренние процедуры: умылся, побрился, причесался. В зеркале – уставшее, чуть ли не побитое лицо. Еще бы, пробурчал писатель, я вообще спал или сон мне казался?

Завтрак в тишине.

Медленное, еле слышное пережёвывание еды и всхлюпывание горячим кофе, громкое мяуканье Блэкки и грустная песнь птиц за окном. Дин ел в приглушенном свете, пробивавшемся сквозь крепко задвинутые занавески. Часы приятно тикали в такт движениям челюсти.

– Забавно, – пробубнил он под нос, – как бы далеко общество не устремлялось в будущее, не развивалось и не обновлялось, не заменяло старое на новое, но мы все равно продолжаем хранить вещи из прошлого, использовать их в повседневной жизни.

Он поднял ладонь и посмотрел на браслет с электронными, голографическими цифрами, отображающими время. Ни щелка, ни звука механизмов. Без привычных часов, квартира потеряла бы уют, лишилась оттенков детских воспоминаний об отдыхе у бабушки в избушке, далеко от современной цивилизации. Ты лежишь на мягкой, пружинистой кровати с периной, слушаешь тиканье стрелок, а потом вздрагиваешь от басистого удара, способного оживить нежить.

И так во всем. Былое следует по пятам надоедливым попрошайкой, откликается в душе, и топит ностальгией.

– Моя прогулка вдоль паркового забора, – продолжал Дин, – прямое доказательство. Даже писательство есть ничто иное, как попытка вернуться назад. Я не определился с темой, жанром, посылом, но четко понимаю, зачем оно мне нужно. Обида и жалость вросли слишком глубоко. Их необходимо выдернуть, показать, если не миру, то хотя бы самому себе, обличить и рассмеяться, – он неуверенно поскреб вилкой по тарелке. – Но получится ли, ежедневно захлебываясь в негативном опыте? Рикки говорил правду. Писать ради похвалы – удел начинающего, но повзрослев, передо мной возник тупик иного уровня. Творить для прощения. Но перед кем извиняться? Перед собой или Дейзи? Она никогда не винила любимого горе-автора за грехи, вваленные ей на плечи. Тогда зачем? Не легче ли отпустить, жить и создавать прекрасные, проработанные миры, героев, делиться опытом, вдохновлять, доносить идеи до масс? Кому из читателей нужны сопли, рефлексия над ошибками или жалость к собственной ущербности, неприкрыто бьющая в лицо? Ты – не пациент, а они – не психиатры. Творчество – не терапия для зрелого писателя.

Скрип. Скрип.

Ответь, Дин, зачем ты пишешь? Для чего хотел писать?

Скрип. Скрип.

– Для себя, – машинально сказал он, поразившись простоте.

Неужели «Пыф-паф» заработал? Концентрация вещества снизилась, что не означает спасения, но причины прилива вдохновения иначе не объяснить. В дополнение, Дин услышал скрип из легенды Рика Лиси. Звук карандаша по бумаге у потолочной лампы. Невидимка с силой вписывает слова в лист, в стол, в пространство. Тянущий, мерзкий, и одновременно расслабляющий шум. Дин не удержал улыбки. Будучи не любителем ванильных цитат, он все же произнес: «На закате наслажусь солнцем, пока позади нещадно стягиваются тучи».

Вокс неторопливо убрал посуду, накормил робокота тунцовым маслом и вернулся в гостиную, где на столе перед закрытым окном, ожидал подаренный ноутбук. Зеленая кнопка мигала сигналом SOS, и Дин припомнил, как выключал технику. Но какая разница? Иллюзия или нет – это нисколько не расстраивало писателя. Он сравнил нынешнюю комнату с предыдущей. Альтернативный мир с Джекси оказался неприятным и отталкивающим, по причине излишней «хорошести». На Дина скинули самый благоприятный вариант, как если бы слепому подарили зрение на казни.

Но здесь, в сегодняшней реальности – судьба в руках автора. Вокс лично построит нужный, удовлетворительный вариант. Или же наоборот, но попытка стоит результата. Важность в процессе, а не подачке с барского плеча.

Дин похрустел пальцами и поднял крышку ноутбука, создал файл, оставил без названия (придумается позже), и уставился в экран, с нависшими над клавиатурой ладонями. А о чем писать? Раньше, сюжеты рождались, как реакции на определённые происшествия: чиновники запретили употреблять в пищу вредные продукты, или банальное соплежуйство части авторов на участившееся применение нейронных сетей, как инструментов.

– Нейронки? Набережная и роботы. Хм.

Андройды вошли в обиход десятки лет назад, но в начале, люди неохотно принимали факт выполнения машинами задач человека. «Они лишат нас работы!», – кричали банальности глупые заводчане. Но страхи не подтвердились. Дройды облегчили труд, но не заменили хозяев. Многие понимали суть, но скептические слои населения не переубедить, и вой на болотах продолжался. Развитие технологий прямо пропорционально недовольству ущербных, и Дин веровал в суждение, принимаемое за оскорбление:

«Одаренные или способные мужчины и женщины, всегда смогут выполнить задачи, в которых преуспели».

Робот-не робот, какая разница? Важно не трепать языком. И Вокс оказывался прав. По его наблюдениям, наиболее скулящее племя – лишенные таланта. А как им не скулить, если их «вонючие крохи не клюют самые затрёпанные голуби»? А кто-то по соседству еще и смеет разбрасывать лакомства, да покрасивее, свежее и вкуснее! А сеющий – не человек! Сволочь!

Смешно, но Артауцы обожают мыслить в консервативном ключе. И, тем не менее, бездарности не скупятся применять технологии. Лицемерно, но попробуй убеди в неправоте. Загрызут. Нарушения логики им не заметить, а клыки дай повод оголить. Мало кто желает вступать в дискуссию с отбитым наглухо дураком. Оттого полки в магазинчиках района заполнены бессвязными текстами, повторяющими тропы трендовых романов, и написанными дешевой нейронкой под руководством бесталанного автора. Инструмент обязан оставаться инструментом. Кисть не нарисует хорошую картину без художника, но паразиты от творчества не понимают основ.

– Сдается, сюжет нашелся замечательный.

Скрип. Скрип.

Процесс продвигался легко и быстро. Дин не ощущал настолько мощного прилива вдохновения и мыслительного потока с этапа ранних работ. Первые рассказы – легчайшие. У тебя не имеются базовые знания и правило «Как надо». Есть лишь желание, и его достаточно. Написание текста кажется простым и воздушным, буквы сыплются на бумагу, как сахар с ложки сонного заводчанина. Писатель заключает: «Текст – живой, как и…!» Вчера планировалось вести героя по событийной дорожке, но сегодня ему мешает тупик. Сюжет топчется по кругу, пальцы не нажимают на клавиатуру, а коллективное бессознательное не посылает подсказок. И вдруг, озарение из уст и действий вымышленного персонажа! Новичок дивится! Теперь он не создатель, а запоминающий и резюмирующий наблюдатель. Люди на страницах – неподвластная сила. Некоторые писатели говорят: «Герои спущены с поводка, имеют душу и разум!» Но они серьезно ошибаются.

Осознание ошибки – это критический взгляд на текст без розовой призмы. «Архитектор» или «Садовник» – не имеет значения. Мозг регулирует процессом от идеи, продолжает движением рук, и заканчивает точкой. Нет живых и мертвых, как нет с душой и без нее. Только буквы, знаки и символы, складывающие предложения в абзацы. Они не потрогают, не утешат, не вытрут слезы и не прошепчут с лаской: «Все будет хорошо». Опытный писатель не сморозит чушь: «Мой герой свободен в действиях!», но новичок, заковавшийся в иллюзию от одиночества или недостатка внимания – очень даже. Им нет утешения от реальных людей, потому приходится искать его у выдуманных. Жадной рыбой на крючке, они глотают воздух, задыхаются, но надеются доказать читателям, как смешно поступил их герой, когда автор настрого запретил ему шалить. Шкодливый ребенок, ай-яй-яй. Но шутки и сарказм – не спасительный плот.

В итоге, мы получаем огромную пачку сошедших с ума детей и взрослых, боящихся отпустить выдумку. Отсюда и вытекает бесконечная серия книг, насыщенная словесным и буквенным онанизмом. Сюжет – бесконечная, безвкусная жвачка, тянущаяся от романа к роману. Три, пять, десять книг, а история не заканчивается, ибо персонаж – жив, не хочет умирать, его жалко отпускать, – рыдает заболевший создатель. У «маминой» груди безопасней, чем в жестоком мире, сынок.

Дин цокнул.

Он был таким. К счастью, его сериал оборвался не начавшись. Зачем писать толпе, лишенной интереса? Похвала без аудитории? Как тешить эго без любви фанатов?

Но всё изменилось. Животрепещущие вопросы неважны. Стрелки тикают. Необходимо оставить после себя достойный труд, и однажды, спустя годы, благодаря продвинутым алгоритмам, кому-то подвернется текст неизвестного Дина Вокса. Читатель воскликнет: «Круто!», или проворчит: «Отстой!» Плевать. Цель выполнена. Идея достигла людей. Большего не нужно.

Единственной проблемой, беспокоящей парня, предстал нескончаемый скрип.

Бесспорно, он был ему благодарен, но непрерывность шума напрягала. Днем и ночью, потрескивание доносилось отовсюду. С потолка, будто сосед бродил взад-вперед по деревянному полу; либо из стен, где стая крыс устроило бурное веселье. Однажды Дин проснулся от затяжного шарканья в темноте со стороны туалета. Похожим образом часто буянил Блэкки в тазике, после слива отработанного масла. Парень шикнул. Без изменений. Тогда он, громко топая, в попытке нагнать ощущение угрозы на сенсоры кота, прошагал к ванной комнате, но питомца не обнаружил. Блэкки дремал на подзарядке в уголке кровати на одеяле. Дин заткнул уши звукоподавляющими затычками и вернулся в постель.

Но скрип зазвучал в черепной коробке.

Со сном возникли трудности. Вокс спал по четыре часа, больше не получалось. Остальное время он проводил на работе и дома за письменным столом. Прогулки и встречи с Рикки снизились до нуля, а… Мечты о Джекси и вовсе раздражали, но не по причине злости или обиды на юную официантку. После короткой встречи в магазине, повторного свидания не произошло, и записка с необходимой для начинающего автора литературой отправилась на дно мусорного ведра. Девушка бесследно пропала.

– Никто не отвлекает от поставленной цели, не жужжит на ухо и не мешает, – тешился Дин. – Да и питать погибающий организм надеждами на радужное будущее с огненноволосой красавицей, разделяющей хобби? Глупость.

Но в темных глубинах самообмана, ему не хватало мимолетной улыбки тонких, розоватых губ, довольного сияния зеленых глаз, и приятного голоса. Первое настроение сливалось со вторым, вызывая раздражение. Джекси не виновата. Дин не свыкся, не отпустил тепло, которое она в нем вызывала.

– Я – труп, – смирялся он. – Нельзя втягивать в кошмар посторонних.

О лодыжку потерся кот, выпрашивая «поесть», и Вокс решил поставить точку.

Рассказ короткий, но едкий. Дин высказался на современных авторов и их борьбу с «ветряными мельницами», обнажил суть писак, гоняющихся за популярностью с мусорными текстами. Не забыл и себя записать в эту же категорию, на всякий, чтобы не отсвечивать белым пальто.

– Отлично, – сказал Вокс питомцу, погладив между ушек. – Осталось проверить на Рикки, выслушать мнение, внести правки и опубликовать. Да, Блэкки?

Кот мурлыкнул, но не в качестве поддержки, а из-за «голода». Писатель рассмеялся, закрыл крышку «печатной машинки», и побрел на кухню за консервой.

Из-за загруженности, Рикки согласился встретиться ближе к вечеру.

Ранним утром, Дин пробежался по тексту в поисках ошибок. Удивительно, но не придраться, что настораживало. У него никогда не получалось написать черновик без кривостей в повествовании или стилистике. Дин напрягся. Что если рассказ – ненастоящий? Обманка погибающего разума! Но он отчетливо помнил клацающие клавиши, и поочередное появление букв на электронной странице. Действительность слишком ярка и осязаема, в отличии от сна.

Дин потер указательный и большой пальцы, ощутив на них фантомное давление.

– Да, работа настоящая, я чувствую, – убеждался писатель, – и Рикки подтвердит.

У Вокса заютилась приятная мысль. «История» заканчивается, еще пара знаков и точка. Дальнейшие события, после окиселения мозга – не имеют значения. Он попросит друга о последнем одолжении – публикации, если, конечно, Рикки оценит написанное по достоинству. А Лиси оценит, никаких сомнений. С самого начала творческой «карьеры», он нахваливал книги Дина, что очень раздражало второго. Ему казалось, что товарищ лукавит. Невозможно перманентно выдавать отличную писанину, достойную положительного отзыва. Излишний позитив губит восприятие критики, и водружает на макушку тяжеленую корону, способную переломит шею при неверном движении.

«Мой текст плох?! Но миллиону мух по вкусу!»

Дин боялся превращения в зазнавшегося и «голого короля», потому относился скептически к похвале разного рода. Кто бы что ни говорил, необходимо сохранять долю негатива к собственной персоне, быть «голодным», как советовал Сэм Вокс сыну.

Но Вокс-младший не мог придраться. Рассказ действительно отличный, словно отполированный призрачным редактором в ночи, пока автор мирно посапывал в подушку. Блэкки? Дин хихикнул, но не исключил вариант. Скрытая функция робо-зверя? Почему и нет?

Браслет запищал, оповещая о встрече. Семь вечера. Пора.

Около восьми, на набережной, парня не покидало ощущение, что ему снова попадутся люди, столпившиеся вокруг умирающего бедолаги. Но никто не замедлил его ход. Дин остановился ровно на точке, где в злополучный день лежало остывающее тело с посиневшим лицом.

Он нащупал и достал из кармана зеленый прибор и покрутил в пальцах, тяжело вздохнул и поставил на бордюр у забора.

– Извини, – тихо сказал Вокс, – я считал тебя безмозглым идиотом, наплевавшим на правило трех затяжек. Но вдруг ты – жертва случайности, ошибки продавца? Был ли писателем? Художником? Или музыкантом? Не важно, я лишь надеюсь, ты успел оставить след в мире, пусть он и сотрется в бесконечности бытия. Хотелось бы верить. – Дин крепко сжал телефон, с сохраненным файлом рассказа. – До встречи, собрат по несчастью. Пожелаешь – прилетай и не отказывайся от «Пышки». На одну порцию хватит.

Внезапно, он ощутил ледяное бездушье, резко обернулся и признал вдали андройда-медика, наблюдающего красными лампочками из тени.

– Какого хрена пялишься, жестянка?

Огоньки потухли, и робот растворился в черноте.

– Ну и вали.

В ушах зазвенело, и Дин согнулся пополам от спазма в животе. Ему послышался галдеж, громкие, басистые голоса и крики, плач и тяжелый топот паникующего столпотворения. Механический, размеренный шаг, приближался из темной аллеи к всхлипам и бульканью, вырывающихся из сдавленного горла. Вокс увидел знакомые и искренне грустные голубые хрусталики. На асфальте умирал не незнакомец, а он сам. Кожаная куртка, потрепанные джинсы, неаккуратная прическа и роковая, темно-зеленая «Пышка» с мятным ароматизатором.

Висок прострелила острая боль, и Дин упал на колени.

Образ не исчезал, людей становилось больше, и самым мерзким из них был мальчишка, с презрением вещавший: «Передознутого не спасти! Расходитесь!»

– Заткнись! – выпалил настоящий Дин, плашмя лежащий на спине, и аккуратно держащийся за шею. – Закрой рот! Слышишь!

Голос тих на губах, но громыхает в черепной коробке. Никто не распознавал задыхающийся хрип, а речь Вокса-2 добавляла воды, в разгоревшийся костер. Зеваки умолкли, расступившись перед андройдом. Сталь коснулась щеки писателя. Он подавился воздухом и очнулся перед рукотворным мемориалом с «Пыф-Пафом».

Видения не пугали, их стоило ожидать.

Вокс встал, отряхнул джинсы и достал из куртки пачку обычных сигарет.

– Хуже не будет, – сказал он, подпалив кончик лазергалкой, и затянулся.

По привычке, Вокс остановился у двери кафе. Сегодня не было опасений, что Рикки втянет его на путь творчества, он знатно погряз в нем самостоятельно, без помощи заядлого любителя приторного кофе. Решившись, писатель вошел и ошарашенно осмотрелся.

Пусто.

Обычно, с вечера и до поздней ночи, в заведении царил пьяный хаос из фриков разного разлива. Но сейчас, ни намека на стук стаканов и возгласы напившихся постояльцев.

– Я рано…?

На браслете мерцало 20:30, да и часы со стрелками над музыкальным автоматом не медлили и не спешили. Бармен протирал бокалы, и миловидно беседовал с белокурой официанткой, курившей электронку. Дин припомнил перепад напряжения из прошлого и крики босса на Джекси, с требованием отключить «сосалку» от сети. Вероятно, блондинка – сменщица. Воксу полегчало. Ему не хотелось снова испытать чувство надежды и радости, которые дарила рыженькая в коротких эпизодах реальности, и затянутых сессиях иллюзии. Хорошо, что она отдыхает.

Рикки ждал, расслабленно попивая что-то золотистое из стакана.

– Давно пришел?

– С полчаса, – ответил Лиси. – Присаживайся. Твой напиток принесли несколько минут назад. Я предполагал опоздание и заказал заранее. Надеюсь не остыл.

Дин оценил небольшую белую чашку с черно-фиолетовой жидкостью, наполовину прикрытой розоватой пенкой перед собой.

– Что это?

– М? Синтовандовый Кей-Раф. Твой любимый.

– Рикки…

– А?

– Это шутка?

– Нет.

– А похоже. Я пью в основном сидовуху на соевых яблоках и, изредка, обычное пиво.

Рик Лиси потянулся к Дину и дотронулся ладонью его лба.

– Теплый, но не горячий. Не заболел? Как самочувствие?

– Замечательно.

– Не похоже, Вокси. Сидовухохлёб тут один, – он ткнул себя пальцем в грудь. – А ты, ну… Лицо намекает на злоупотребление сиропом, а не алкоголем.

– О чем…, – Дин провел пальцем по щекам и нащупал пять крохотных бугорков. – Боже, не сейчас…

– Все хорошо? – встревожился друг.

– Да-да. Рикки, цель помнишь?

– Угу, рассказ дописан, нужно мнение, критика и бла-бла-бла, как обычно. Ну, давай, что там?

– Я отправил файл, проверь.

– Тю, а чего раньше-то не скинул?

– Сомневался. Вдруг сбой сети, и доставился бы не тот…, – сглотнул Дин, вытирая испарину с лба.

– Ладно, понял, дружище. Момент.

Рикки погрузился в текст. Выражение его лица менялось стремительней гонок аэрокаров: от удивления до озадаченности, и от озадаченности до раздражения. Он убрал телефон и потер веки.

– Шутишь?

– В смысле?

– Дин, мне не до смеха и приколов, – голос Лиси впервые звучал грубо. – Объясни, на кой черт вытаскивать меня в вечер выходного? Прочитать рассказ годичной давности, изданный в конкурсном сборнике?

– В каком сборнике?

– Психодельных триллеров. Забыл? Ты участвовал в конкурсе и занял призовое место с «Дымным сном».

– Я не…

– Вокси, – Рик снова дотронулся лба товарища, – не пугай. Что случилось? Я понимаю, творческий кризис у писарюжек – дело серьезное, но повторить сюжет буква в букву?

– Я убил целую неделю.

– В курсе. Подавая заявку на состязание, ты сказал тоже самое. И не зря убил. Пузио выдал шикарнейший обзор на «Сон», смотрел?

– Нет.

– Зря, но понимаю. Ты – персона скромная, похвалу не любишь и…

Слова Рикки заглушались треском неоновой вывески.

Дин уставился в мутную, фиолетовую жижу в чашке. Казалось, приторный запах выедает ему легкие и выжигает желудок.

«Что теперь? Я потратил силы впустую, сотворил копию из наваждения, где Джекси презентовала книгу. «Дымный сон», чтоб его, где дымный тут только мой мозг, но, судя по всему, он давно вытек пенкой в кружку».

Щелчок пальцами перед носом привел писателя в чувство.

– Не спи, – позвал Лиси, и Дин устало расхохотался.

– Стараюсь, Рик. Ты не представляешь как!

– Послушай, приятель. Как давно ты отдыхал?

– Не помню.

– Значит вникай! У отца есть домик, старенький, но отличный, с камином, кроватью и всем необходимым для интровертного досуга. Авторы обожают уединятся, да? А лучшего места не найти. Съезди. Я договорюсь. Возьми Блэкки и отоспись, приведи извилины в порядок, кризис и минует. А далее, сотворишь новинку, и мы порвем рейтинги литературных площадок!

– Нет, не надо.

– Дин! Я настаиваю!

– Хочу увидеть Джекси, – слабо сказал он, поднимаясь с дивана.

– Кого?

– Официантка, рыженькая. Обслуживала нас…

– Эм, Вокси.

По тону, Дин понял.

Никакой Джекси не существует, по крайней мере в этой реальности.

– Ладно, в задницу. Звони отцу. Я пока вернусь в Артаут и соберу вещи. Когда поезд?

– Для мсье Вокса – сегодня! – обрадовался Рикки, набирая номер родителя.

Несколько часов на поезде и чуть меньше на машине.

Загородный дом старшего Лиси располагался на краю местной деревушки, за жуткой и темной чащей. Величественные, пожелтевшие от осени деревья, со свисавшими тяжелыми ветвями, образовывали подобие врат, к которым вела кривая, щебенчатая тропинка.

Таксист высадил Дина у магазина, предупредив, что дальше предстоит идти пешком и лучше бы закупиться необходимым в быту и едой, ибо торговля не круглосуточная.

– Доставка сюда не ездит, – усмехнулось лицо восточного специалиста, подвозящего людей в качестве хобби.

– Я так и понял. Спасибо.

– Кошку не забудь.

– Угу.

Вокс взял переноску и Блэкки тихо мяукнул.

Хорошо, что ты – робот, подумал парень, ни звука за поездку, в отличие от оригинала, орущего, стоило сумке попасться в поле зрения.

Пассажир аккуратно захлопнул дверь, и машина резко газанула, оставив облако грязной пыли.

Вечерело, и вывеска магазина пригласительно зажглась. Стараясь не тратиться на осмотр достопримечательностей, Дин дернул полуржавую калитку, звякнул колокольчик, и продавец радостно поприветствовал посетителя.

– Вам подсказать? – автоматично спросил он.

– Нет, разберусь.

Чем ты поможешь в продовольственном, подумалось ему, где негде и развернуться? Сориентируюсь самостоятельно. Он сложил в корзину банку консервированного тунца для Блэкки, упаковку лапши быстрого приготовления, спички, бумагу и жидкость для розжига – Рикки хвастал отцовским камином, грех им не попользоваться.