Дух воина. Погранец

– Склад охраняет рота охраны. Наш взвод должны были отправить к ним в усиление. Наши передовые части уже возле Минского рубежа. Вчера нам сообщили, водители, что приезжали за снарядами.

– Кто командует наступлением на этом направлении?

– Генерал-полковник Герман Гот. Сегодня или завтра там появится Гудериан. Так что Минску долго не продержаться. Лучше бы вы сдались. Мы не расстреливаем русских солдат, если они готовы служить Великой Германии, – унтер всё же запел песню о непобедимости Рейха.

Я врезал несильную пощёчину немчуре, чтобы не забывался.

– Ты меня, Фридрих, не агитируй. Я ещё к вам в Берлин приду и на костях вашего бесноватого Фюрера17 спляшу, а заодно нассу на его могилку.

Я достал ТТ и поставил на боевой взвод.

– Ты обещал меня отпустить, – испуганно заговорил немец.

– Не трясись, Фридрих. Я обещал оставить тебя в живых потому, что ты ещё не успел натворить бед на нашей земле. Прострелю тебе колено и руку. Это для тебя же лучше, комиссуют и отправишься домой жрать жаренные колбаски и тискать свою фрау18. Есть у тебя семья, жена дети? – говорил с немцем почти ласково.

– Есть, жена и две дочери. Ещё родители живые. Брат водителем в вспомогательных частях, – залепетал немец.

– Не ссы немчура. Хоть инвалид, но будешь живым. Ваше гестапо19 тебя допросит, а ты скажешь, что потерял сознание. Ещё и благодарить меня будешь лет через пять.

Я развязал руки немцу и прострелил ему левую руку и колено. С коленом он гарантировано на инвалидность отвалит. Можно было конечно и зажмурить20 его, но я пока не испытывал лютой ненависти к немцам. Тем более в прошлой жизни были операции совместные с потомками тевтонских рыцарей, ещё во времена ГДР21, в конце восьмидесятых. Многих я немцев из того времени знал, боевые ребята. Я вышел из палатки. Надо было готовиться к приезду машин снабжения немецкой армии.

Из воспоминаний ветерана Второй мировой войны Фридриха Мультке. 1960 год.

«На Восточном фронте мне довелось повоевать немного. Буквально несколько дней. В армию был призван в 1939 году. Служил в роте охраны, участвовал во Французской компании. А в 41-ом нашу часть оправили на Восточный фронт. Там я и получил тяжёлое ранение в ногу и в руку. Особенно плохим было ранение в колено. Пока попал в госпиталь, началось заражение. Ногу мне отрезали. Так что я прямиком направился в тыл, после госпиталя, конечно. Я хорошо помню того русского, который прострелил мне колено. Особенно запомнил его глаза. Он хоть и молодой был, но видно, что убивать ему не в первой. Этот русский тогда сказал, что придёт к нам в Берлин. Через четыре года так и получилось. Сегодня я даже благодарен этому русскому. Он мог убить меня, но оставил в живых, как обещал. Сказал, что я ещё не успел натворить бед на его земле. В Гестапо меня допрашивали, уже в госпитале, но я им не стал говорить про русского. Тем более тот отряд русских взорвал остатки боезапаса. Мне повезло. Повезло моей жене Марте. Муж хоть и калека, но вернулся живой. Многим и такой удачи не было. У меня был две дочери, потом родились два сына. Я же деревенский, своё хозяйство. Работников во время войны брал конечно. Но никогда не брал русских, взгляд того русского запомнил на всю жизнь. Никакой злобы или жестокости во взгляде, скорее равнодушие. Смотрит, как на таракана и думает, наступить ногой или нет. Были пленные из Европы, вот они и работали на нашей ферме…».

Конец июня 1941 год. Западная Белоруссия.

Немца я оттащил к ограждению, подальше от ящиков со снарядами. Останется живой, значит его удача. Сам я переоделся в мундир лейтенанта, он мне оказался в пору. Побрился, нашлось чем. Бритва у немца хорошая «Золинген», ребята тоже умылись и побрились, привели себя в порядок. Возле шлагбаума организовано пулемётное гнездо, из мешков с землёй. Вот туда я и посадил старшину, переодетого в мундир рядового из самых крупных немцев. Наш старшина широкоплечий. Остальные тоже переоделись. Велел всем рот не раскрывать раньше времени. К восьми утра приехал грузовик и мотоцикл с коляской. До этого мы успели вкрутить взрыватели в снаряды. Нашли взрывчатку, три ящика и бикфордов шнур. Приготовились к уничтожению склада. Прибывших немцев я встретил сразу у шлагбаума и запросил документы на проверку. А потом дал команду и немцев перестреляли. В мотоцикле были два «фрица»22, вооружены автоматами, да пулемёт на коляске. Транспорт получили пора и честь знать. Неплохо разжились консервами, мясные и рыбные, галеты. Свернули и забрали три палатки, пригодятся. Хороший боезапас набрали, ну и разные нужные мелочи. Оказалось, что Дроздов умеет управлять автомобилем, так что сам я сел на мотоцикл. Подожгли шнур к взрывчатке и отправились до дому, до хаты. Бабахнуло знатно, но мы были уже вне зоны поражения. Прибыли к временному лагерь почти в обед. Там народ забеспокоился, да и взрыв они слышали. Но обошлось слава богу. Для себя я решил, что создаю диверсионный отряд и воюю в тылу. А то знаете, как бывает. Выйдешь к Красной Армии, а тебя в фильтрационный23 лагерь, а там «кровавая гэбня»24 замордуют вопросами. Оно мне надо? Нет уж, сомнительных удовольствий не хочется. Ко всему прочему засунут в стрелковый полк и на передовую. А там снова либо окружение, либо похоронка родным. Ведь были же какие-то родные у тела, которое мне досталось? Наверняка были и есть. К тому же, ну какой я пехотинец? Меня диверсантом учили воевать. Это я знаю и умею. Наверняка получше местного ОСНАЗа25. Так что остаться в тылу врага будет самым верным решением. Заработаем авторитет устраивая «козью морду»26 фашистам, потом авторитет будет работать на нас. А сейчас мы просто окруженцы, к которым доверия нет и быть не может. В этом вопросе я «гэбистов»27 понимаю. По этой причине решил поговорить с народом. Собрались, вместе со мной получается шестнадцать человек. Народ разный. Шестеро из стрелкового полка, военный фельдшер и санитар, два разведчика, трое из артиллерийского дивизиона, два пограничника, ну и я сам тоже пограничник. Минут пять я осматривал людей. Уныния не вижу. Растерянность есть. Ну оно и понятно, неизвестность не прибавляет настроения. Тем более на первых парах войны громят Красную Армию в хвост и в гриву. Хоть и поётся в песне «…от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней…». Сильней кого? Тараканов за печкой? На меня люди смотрят, как на командира, а это уже хорошо.

Присев на поваленное дерево ещё раз окидываю взглядом всех сидящих полукругом напротив меня. Пограничники сидят рядом. Старшина Быков Фома Миронович, сверхсрочник, служит восемь лет на границе, ему тридцать шесть лет, а выглядит, как зрелый мужик. От природы в нём и стать и сила, хотя ростом чуть ниже меня, зато плечи широки, враз не обхватишь. На таких русская земля держится испокон веков. Рядовой Фёдор Андреевич Титов, служит второй год. Попал на границу в девятнадцать, сейчас ему двадцать один год. Рост примерно 180 сантиметров, светловолосый с голубыми глазами. Но видно, что тело крепкое и спортивное. А на границе другие и не служат. Рядом с ним расположились пехотинцы из стрелкового полка. Сержант Андрей Иванович Дронов, служит с 39-го года, успел на Финской войне побывать, брюнет с проседью на висках, среди своих пехотинцев пользуется авторитетом, двадцать четыре года. Далее сидят рядовые Тимофей Олегович Лыков, Александр Иванович Шишкин, Семён Фомич Рыбин, Пётр Кириллович Курочкин. Все молодые, не старше двадцати лет, рослые и крепкие. Ефрейтор Анисим Аверьянович Волков, двадцать три года, из потомственных охотников с Северного Урала. Ростом небольшой, не выше 165 сантиметров, темноволосый, чуть раскосые глаза. Рядом с ним сидит военфельдшер Дарья Петровна Бубнова, двадцать один год, стрижка короткая, но волосы аккуратно расчёсаны, на голове пилотка. Брюнетка с карими глазами, я бы сказал цвет глаз черничный. Меня на голову ниже, рост ниже 170 сантиметров. Худенькой её не назовёшь, но фигуристая и это факт. Как говорится «бог не обидел красотой». И лицом привлекательная. Рядом с ней рядовой Игнат Иванович Грунин, двадцать два года, санитар, хотя служил почему-то в хозвзводе. Что очень хорошо, умеет водить автомобиль, в этом времени достаточно редкое умение. Далее сидят ребята из артдивизиона. Рядовые Антон Павлович Аверин, двадцать лет, и Олег Тимофеевич Чагин, ровесник Аверину. Парни крепкие, рост не ниже 180 сантиметров, в плечах широкие. Ефрейтор Тимофей Фёдорович Силаев, здоровяк под два метра, в плечах косая сажень, кулаки, как два моих, пулемётчик. С краю примостились разведчики из полковой разведки. Ефрейтор Олег Игоревич Бобыкин, двадцать два года. Рядовой Игнат Романович Дроздов, двадцать лет. Оба с опытом на Финской войне. Ребята крепкие и мной в деле уже проверенные. Я смотрел на этих по сути пацанов и думал, что именно такие и приняли на себя первый удар фашистов. Именно из таких доживут до конца войны только малые три процента.

– Поговорить со всеми вами хочу. Крепко и обстоятельно. Приказа отступать я не получал, но и оставаться на одном месте глупо, убьют достаточно быстро. А воевать надо. В связи с этим мной, как старшим командиром из имеющихся на заставе, принято решение о создании отряда специального назначения. Цели и задачи отряда – это охрана территории Советского Союза от немецко-фашистских захватчиков, проведение спецопераций на территориях, оккупированных противником в условиях военных действий. Разведывательные действия в глубоком тылу противника, агентурная работа, диверсии на стратегических объектах врага, уничтожение коммуникаций противника, захват высокопоставленных офицеров и уничтожение живой силы противника. По возможности охрана мирного населения СССР от карательных операций врага. Борьба с пособниками и предателями нашей Советской Родины. Захват и уничтожение вражеской техники, вооружения и штабов командования противника. Если будет возможность, то захват судов противника. Если, конечно, доведётся выйти в своих рейдах к морю. В этих действиях согласно присяге не пожалеем сил и даже самой жизни. Будем наводить страх на своего врага, уничтожать его, пока не загоним вражью силу обратно в их логово, – я прервался и вновь посмотрел на присутствующих.

А ничего так, прочувствовали. Даже плечи развернули, глаза горят решимостью. Речугу я толкнул знатную, любой политрук от зависти слюной захлебнётся. И я продолжил.

– По Уставу я могу привлекать любые разрозненные группы военных, для выполнения поставленной задачи. Но приказывать вам не буду. Мне нужны только добровольцы. Скрывать не буду. Будет сложно и трудно. Может наступить момент, когда потребуется пожертвовать своей жизнью. Я буду учить вас диверсионной войне. А в чём-то вы будете учить друг друга. От вас потребуется самоотдача и упорство, подпитанное ненавистью к фашистам. Не должно быть сомнений в моих приказах. Придётся убивать много, а порой и жестоко. Кто не готов или чувствует сомнения, лучше сказать сразу здесь и сейчас, таких мы проводим в сторону фронта к нашим. Говорите смело, никого осуждать и неволить не буду, – я обвёл взглядом людей.

– Разрешите вопрос, товарищ командир? – спросил сержант Дронов.

– Разрешаю всем задать вопросы, – ответил я.

– Товарищ лейтенант, вы сказали диверсионная война. Это типа ОСНАЗ? И чему будете учить? – Дронов внимательно смотрел на меня.

– Задачи нашего отряда будут действительно походить на задачи отряда НКВД28 особого назначения, только более широкий спектр. Учиться будем воевать эффективно, а именно рукопашному бою, стрельбе из любого вида оружия, управлению техникой, скрытному перемещению по лесу, ведению боя в городских условиях, минированию и взрывному делу, способам допроса пленных в полевых условиях, умению анализировать и использовать разведданные, способам создания агентурной сети, – уточнил я.

– А как с командованием будем связываться? Может наши действия будут вредны для решений командования Красной Армии, тогда как? – спросил Лыков.

– Я не сомневаюсь, что вскоре пройдёт приказ о создании партизанских отрядов. Связь? Будет связь. Надо заработать себе имя и авторитет. Сейчас мы кто? Группа окруженцев. Кто нам может верить? Может мы струсили и убежали с поля боя? Выйдем к своим и ждёт нас фильтрационный лагерь и допросы особого отдела. Они ведь не могут знать, что нас не завербовали немцы. Почему некоторые из нас покинули свои позиции? Никто не будет думать в особом отделе об ошибках командиров в армейских штабах. Что такое допрос вы наверняка наслышаны. Знаете также, что в 37-ом не все были предателями. Но отвечать на вопросы придётся.

– А что потом нам такие вопросы не станут задавать, так что ли? – опять Лыков спрашивает.

– Станут. Но только за плечами будет уничтожение сотен и тысяч вражеских солдат. За нас своё слово скажет боевой путь. Я обязательно заведу боевой журнал отряда, где буду указывать все действия и мои приказы. А победителей как известно не судят, – я улыбнулся на последней фразе.

Вопросов больше не задавали, как минимум пока. Поэтому дал время им подумать, встал с поваленного дерева и отошёл в сторону. Пусть между собой поговорят. Через пару минут увидел, как старшина Быков, что-то сказал, встал и направился ко мне. Он подошёл, остановившись навалился на дерево.

– Командир, я тебя знаю уже почитай год. Понравился ты мне сразу. Спуску разгильдяем не давал. Оно и понятно на границе шутки не пошутишь. Мы даже сдружились с тобой. Только вот после этой самой хреновой амнезии, другим ты, как вроде стал. Более жёстким что ли. Знания у тебя появились неизвестные, а я давно служу, всякое повидал, – старшина смотрел прищурившись.

Вот что ему ответить? Мужик опытный изменения заметил. Не говорить же ему правду о том, что я из другого времени. Не поймёт или не поверит, а того хуже за врага примет.

– Не знаю, Мироныч. Одно могу сказать, что появились эти знания в моей голове, вроде как учили меня. Я ведь об училище до сих пор ничего толком вспомнить не могу. Шум и темнота. А знания есть. Знать-то кто-то научил. А главное уверенность во всём в этом. Как будто интуиция нашёптывает, – я замолчал.

Старшина кашлянул в кулак, помолчал пару минут.

– Читал я, что человеческий мозг очень загадочный орган. Медицины и десятой доли не знает о возможностях человека. Скажу одно, я за тобой, командир, как нитка за иголкой. Куда ты, туда и я, потому, как мысли твои правильные.

Старшина ещё раз кашлянул и пошёл к группе ребят. Я задумался. Поверил или нет? Думаю, важно то, что он принял мою позицию. А в остальном время покажет и рассудит. Выждав двадцать минут, заметил, что разговоры среди бойцов утихли. Я двинулся к ним.

– Итак, напомню, что мне нужны только добровольцы.

– Да что там судить и рядить. Все с тобой, товарищ лейтенант, – ответил за всех сержант Дронов.

Народ согласно закивали головами. Я предложил выбрать название отряда. Посыпались предложения «Сталинцы», «Красные дьяволы», «Смерть фашизму», «Смерть врагам», «Интернационал», «Боевые коммунисты», «Борцы за светлое будущее» и тому подобное. Я слушал улыбаясь. Всё-таки идеологическое влияние присутствует.

– А как вам такое название? «Вымпел», – предложил я.

– А что это значит, товарищ лейтенант? – спросила Бубнова.

– Вымпелом награждают самых достойных. На производстве – это передовики, в армии – отличники боевой и политической службы. Не обязательно, чтобы было прямое значение. В нашем отряде будут все только достойные. Я думаю, вы меня не подведёте, – я снова улыбнулся и все тоже заулыбались.

Я подумал, насколько сильно в этом времени люди накачаны идеологией. Именно такой народ и смог победить фашизм.

Июль 1941 год. Оккупированная территория СССР. Отряд «Вымпел».

Я конечно позаимствовал название отряда из своего прошлого. Ну а почему бы не начать боевой путь такому отряду с 30 июня 1941 года? Вполне значимо, если меня не убьют за годы войны, продолжу развивать этот бренд. Я собственноручно написал приказ о создании отряда, а далее приказы о зачислении бойцов в этот отряд. Ведение боевого журнала началось. Потекли будни обучения бойцов. Физическая подготовка у бойцов была невысока, за исключением пограничников и разведчиков. Но молодость брала своё. За неделю марш-бросок в пять километров казался простой разминкой. Я распределил обязанности в отряде. Изучение немецкого языка необходимо. Выяснилось, что Бубнова неплохо знает язык. Её мама была учителем немецкого. Вот мы с ней попеременно и стали заниматься ежедневно с бойцами. Причём у Бубновой получалось лучше выполнять роль учителя. Кроме этого, Дарья до войны сдала на «Ворошиловского стрелка», у неё даже значок такой был. Её я поставил для освоения дополнительной специальности снайпера, а наставником к ней удмурта ефрейтора Волкова. Заодно она его по немецкому погоняет. Каждый вечер я проводил занятия по рукопашному бою, учились все и не менее двух часов ежедневно. Навыкам следопыта учили старшина Быков и ефрейтор Волков. Перед сном обязательно проводил занятия по способам анализа полученной информации. Учились стрелять из всего оружия, что было у нас. Ко всему прочему я стал обучать бойцов «качать маятник», такие движения, которые помогут сбить прицельный выстрел в твою сторону. Это когда ты двигаешься и перемещаешься так, чтобы в тебя противник не мог попасть даже с расстояния в десять шагов. Учились стрелять в перекатах и с разных рук, кидать ножи и штыки в цель, уклоняться от удара винтовкой с штыком. К вечеру бойцы еле ноги волочили. Но результат был виден с каждым днём. Мы растратили почти весь боезапас и подъели наши запасы продуктов. Требовалось идти в разведку и пополнять наши запасы трофеями. У меня осталась карта от немцев со временного склада, где были указаны координаты складов немецкой армии. Да и обстановку на фронтах требовалось узнать. От ежедневных занятий по немецкому языку Бубнова говорила быстро и почти без акцента. Хорошие показатели давали разведчики и пограничники. А старшина знал хорошо ещё и польский язык. У нас был транспорт, поэтому по тылам я решил передвигаться в мундирах немецкой армии. Была вероятность, что мы наткнёмся на окруженцев, но, по-моему, фронт ушёл далеко. От границы все окружённые формирования давно ушли, либо их переловили немцы. Хотя может я не прав. Мы находились в лесном массиве, южнее Волковыска. Недалеко от нашей бывшей границы. В первую очередь нам нужны были патроны и питание. Поэтому я принял решение посетить склад возле села Порозово. Не то, чтобы штурмом собирался брать этот склад. Были у нас трофейные документы с печатями, на получение боеприпасов и продуктов, оставалось только вписать наименование в накладные. А вообще-то стоило подумать о документах. С тем убитым лейтенантом у меня было небольшое сходство, подобрали и остальным ребятам зольдбухи, так называемые документы, от убитых немцев. Серьёзной проверки эти солдатские книжки не выдержат, конечно, но я решил рискнуть использовать бумаги.

Мы привели себя в достойный вид, почистились и побрились. Не получилось только подобрать одежду на Бубнову. Будет играть роль переводчицы, насколько я раньше читал, что немцы часто использовали гражданских. Сам я говорил на немецком чисто, практика богатая имелась в прошлом. Для этого мы направились сначала в Волковыск. Надо было посетить там комендатуру. Я верил, что меня не просто так закинули в это время, а значит удача будет сопутствовать мне. На акцию взял с собой четверых, Быкова, Бобыкина, Титова, Бубнову и Дронова. Они более-менее могли объясниться на немецком. Хотя я велел им больше помалкивать. В город заехали ближе к вечеру. Здесь был блокпост, но охраняли его не немцы, а полицаи. С первых дней войны нашлись желающие служить великой Германии. От них мы узнали месторасположение комендатуры. И узнали, что здесь организовывают концентрационный лагерь и гетто для евреев. Передвигались на грузовике. Комендатура расположилась в бывшем райкоме партии. На входе стоял часовой. Я вышел из машины и направился к коменданту, сделав независимый и важный вид, как-никак играю роль победителя «русских варваров». Часовой остановил меня, я сверкнул документами, а чтобы он не вглядывался в фото, тут же наехал на него.

Разговор на немецком:

– Почему верхняя пуговица расстёгнута, ремень ослаблен. Солдат, ты не знаешь, что такое дисциплина? Комендант распустил вас? Задам ему такой вопрос.

Часовой испуганно вытянулся по стойке смирно, что-то промямлил. Я сурово осмотрел его и шагнул внутрь здания. Бубнова молча последовала за мной. К коменданту мне пока не надо. Не сам же он выписывает документы. А кто? Скорее всего в канцелярии либо в отделе регистрации. Вот туда я и направил свой путь. В отделе регистрации нашу девушку Дарью зарегистрировали безо всяких проблем, как служащую Великому Рейху. Оттуда направили в канцелярию, там поставили печать. Я быстренько разговорился с местным унтер-офицером. Как его взяли в армию? Этот фрукт носил очки, сквозь линзы которых его глаза увеличивались чуть не в два раза. Однако Пауль Шмутке оказался милейшим человеком. Разговор на немецком.

– Господин лейтенант, зачем вам ехать в Прозово? Уже как неделю работает армейский склад на станции в посёлке Пограничный. Там есть всё и доставка удобная по железной дороге. А в Прозово склад будут упразднять, максимум неделю просуществует, – заявил он после того, как я пожаловался, что мне надо в Прозово по снабжению.

Зазвонил телефон, Шмутке взял трубку. Его к себе вызывал комендант. Унтер засуетился. Я смотрел на него и удивлялся, вот ведь совсем не военный человек, однако служит, хоть и в канцелярии.

– Господин лейтенант, давайте все ваши бумаги я подпишу у коменданта. Вы можете подождать меня здесь. У меня в кофейнике есть кофе. Угощайтесь.

Шмутке убежал, а я осмотрел его кабинет. В ящике нашёл две печати, они были старенькие, возможно на выброс, но мне подойдут. А непоседа Шмутке просто забыл, что такие вещи разбрасывать нельзя. Поможем «выбросить», я сунул печати в карман. Прикарманил пачку заявок с накладными, сунув их за пазуху. Налил себе кофе и выглянул в коридор. Дарья послушно стоит рядом с дверью. Велел идти ей в машину. Вскоре появился Шмутке, отдал мне бумаги и документы. Я не забыл похвалить кофе у унтера.

– Господин лейтенант, мне право не удобно. Но я хочу попросить вас. В следующий раз, когда при едите к нам, привезите мне пистолет русских, «ТТ» называется. Мне для коллекции. Я дома собираю коллекцию разного стрелкового оружия. А я отплачу чем смогу, – он явно смущался и краснел.

Я уверил его, что обязательно привезу. Тем более у меня такой есть, забрал с убитого комиссара. Вот я уже и дружбу завёл, а можно будет и завербовать. Я вышел из кабинета и был уже на выходе, когда меня догнал офицер в чёрном мундире. Я обернулся и напрягся. Этот немец принадлежал к подразделениям СС, об этом говорила его форма.

– Штурмбанфюрер29 СС Фридрих Фишер, – вальяжно представился он.

Я ответил на приветствие назвав себя как лейтенант Ганс Шрёдер.

– Господин лейтенант, у меня к вам просьба. Мне сказали, что вы наверняка поедите на армейский склад. Не могли бы вы прихватить меня и моего ординарца? – он посмотрел на меня немного внимательней, чем мне бы хотелось.

Я несколько мгновений рассматривал его. А ведь он похож на меня, только старше лет на пять. В его руках портфель. Я ответил, что, конечно, буду рад услужить. А в голове уже вертелось «Главное, чтобы костюмчик сидел». А не примерить ли мне костюмчик этого эсэсовца на себя? За руль я сел сам, отправив старшину в кузов. Туда же сел с чемоданами и ординарец Фишера. Самого эсэсовца пригласил в кабину, мотивируя тем, что хочу послушать его, так как он недавно из столицы Германии. А через полчаса мы выехали из Волковыска. Фишер легко сходился с людьми, он предложил мне вести беседу без формальностей.

– Скажите, Ганс, как вам Восточный фронт? – спросил он.

– Терпимо. Комиссары бегут, только пятки сверкают. После победы я мечтаю получить землю в Крыму, из-за этого исполнил рапорт о переводе сюда, в эту варварскую страну. Но из русских свиней получатся хорошие работники, я надеюсь. До этого служил во Франции.

– Даже так? Вы меня удивили. Обычно наши солдаты не стремятся покинуть Францию.

– Ну а вы, Фридрих, по служебным делам? Если это не секрет, конечно, – улыбаясь спросил я.

– Секрет, но небольшой. Буду заниматься вопросами пленных и партизан. Уже есть такие бандитские формирования. Но это не интересно. Есть кое-что приятное. Моя подруга и соратник гауптштурмфюрер СС Марта Хоффманн, будет отбирать красивых славянок из лагерей для работы в офицерских домах терпимости. В Минске, в Киеве и других крупных городах. А возможно и не только в крупных. Я выбил ей разрешение, деньги не бывают лишними. Кстати, она должна прибыть сегодня на эту станцию… Пограничное кажется.

И Фишер радостно засмеялся. Чуть позже он достал фото этой Хоффманн и показал мне. Я заметил, что Дарья немного походит на эту женщину. А значит мне нужна эта немецкая сука и её документы. Звёзды сходятся, а то я голову сломал, как мне переодеть Дашу в мундир немки.

– Фридрих, а зачем вам на армейский склад? – спросил я вновь.

– Приедет команда, которая будет работать со мной. Так что мне надо оформить получение мундиров и оружия на взвод. Жду их через пять дней. Они, кстати, тоже едут из Франции.

Мы были в часе езды от посёлка Пограничный, когда в кузове что-то брякнуло и зашумело. Я не стал дожидаться, когда эсэсовец будет дёргаться, а ударил его ребром ладони в гортань и тут же нажал на тормоз. Я осмотрел тело Фридриха, он уже «зажмурился», отошёл в мир иной, сломал я ему гортань. Я кинулся из кабины и подбежал к задней части машины, заглянул в кузов. Быков и Дронов, связывают немцу за спиной руки.

– Здоровый чёрт. Кое-как вместе с Андреем справились, – пропыхтел старшина.

– Ну и что случилось, поясните? – спросил я.

– Да привязался немчура к нам с вопросами, а мы молчим. Он начал ругаться и за автомат хвататься. Вот и пришлось повязать, – ответил за всех старшина.

– Ладно. Сейчас свернём с дороги, допросим. Снимите с него мундир, да не порвите. Думаю, по размеру Силаеву подойдёт. И давайте кто-нибудь помогите мне труп эсэсовца из кабины перетащить.

Мы перетащили тело Фридриха в кузов, за руль сел старшина Быков. Двинулись дальше в поисках свёртка с дороги в лес. Вскоре свернули в лес, углубились недалеко. Нужно было по-быстрому допросить связанного немца и торопиться на станцию. Необходимо обязательно встретить фрау-мадам. Форс-мажор, мать его.

Говорить эсэсовский ординарец сначала отказался, решил поиграть в стойкого тевтонского рыцаря.

– Андрей, срежь-ка палочку и на глазах немца строгай колышек, размером с мою руку, не толще, – попросил я.

Когда Андрей вернулся и начал строгать небольшой кол, прямо перед глазами немца, я вновь приступил к допросу. Разговор на немецком:

– Видишь он строгает кол? А знаешь зачем эта палка? Мы на этот кол тебя посадим, как курочку гриль. Когда твой анус затрещит, ты нам расскажешь всё, что знаешь. Даже о том, с кем ты потерял свою девственность, – говорил я нервно, всё время выпучивая глаза на немца.

Рядом лежал труп Фишера, и ординарец косился на труп своего начальника. Я кивнул ребятам, они согнули немца и стали срывать с него шаровары и подштанники. Тот завыл, по моему знаку парни остановились.

– Чего тебе надо русский? – просипел он.

– Я не русский, я татарин. Про монголо-татар слышал? У нас такое правило сажать непослушных врагов на кол. Но если будешь говорить, то твоя пятая точка меня не заинтересует.

– Спрашивай, – немец был напуган, такие как он, привыкли издеваться сами, но не терпят, когда к ним применяют такие же методы.

– Кто твой хозяин на самом деле? С какой целью вы прибыли сюда? Сколько прибудет людей в команду для твоего начальника? И что за баба, которую мы должны встретить?

– Мы из четвёртого управления Имперской безопасности. Прибыли сюда для выявления врагов Рейха. Как среди населения оккупированной территории, так и среди войск армии. У Фишера были особые полномочия от Рейхсфюрера30. Он подчиняется напрямую самому Рейнхарду Гейдриху. Но сейчас он получил поручение от Рейхсфюрера СС Гиммлера. У него самые высокие полномочия. Есть соответствующий документ. На станции должны встретить фрау Хоффманн, чем будет заниматься она я не знаю. Но в нашей конторе многие её побаиваются. Ей благоволит Рейхсфюрер Гиммлер.

Я ещё поспрашивал немца о мелочах, а потом велел ребятам уволочь его в лес и там закопать вместе с телом Фишера. Требовалось торопиться на станцию.

Фройляйн31 Хоффманн мы встретили вовремя. Немка оказалась подозрительной и сначала не хотела ехать с нами. Мне с трудом удалось убедить её, что Фишер ждёт ее на армейском складе. С ней была сопровождающая прислуга. Молодая женщина лет тридцати и тоже эсэсовка Хельга Беккер, в должности унтер-офицера. У нее было звание штурмшарфюрер32 СС, что ровнялось званию штабного фельдфебеля. А через полчаса мы уже были в лесу, это совсем не понравилось фройляйн. Но оказалась крепкая тётка, строгание кола её совсем не напугало, она только ухмылялась мне в лицо. Заявляла при этом, что её не напугает какая-то палочка. В неё не раз проникали мужчины, в том числе и в анус. Решение нашёл старшина, предложив посадить её на муравейник голым задом. И пока она мужественно пыталась терпеть, допросили её подругу. Или служанку? Чёрт их разберёт. Посмотрев на свою хозяйку, Беккер молчать не стала. Рассказала про то, что они действительно должны организовать бордели для офицеров. Таким способом следили за психологическим равновесием солдат и офицеров. А то устают от войны вояки. Но задача в том, чтобы собирать информацию, кто из офицеров или солдат не лоялен к Адольфу Гитлеру. Пока допрашивали Беккер, сломалась Хоффманн. Информация из неё потекла как вода из шланга. У Хоффманн были очень мощные полномочия от Гиммлера и даже бумага от Гитлера. При предъявлении такого документа можно получать содействие от любых структур немецкой армии. В том числе Хоффманн поведала, что приезжающая команда Фишера, это силовая поддержка. Мало ли кого потребуется арестовать или даже расстрелять. Хоффманн и Фишер могли принимать такое решение, составив предварительные бумаги и протоколы. Стратегическими данными наши пленницы не обладали. Это скорей всего их внутренняя политическая возня. Без шума и пыли немок прирезали и закопали там же в лесу. У Бубновой действительно было сходство с Хоффманн, различался только цвет волос и немного цвет глаз. У немки глаза были серые, а у Дарьи тёмные, но на чёрно-белом фото не особо заметно. Нам нужна парикмахерская и мундиры на остальных членов группы. Фишер должен был получить по документам на довольствие всё на армейском складе. Вот туда мы и направились. Предварительно переодев меня в офицера СС. Нужно было ещё и прическу привести в порядок, но это я планировал сделать в городке Волковыск, там точно видел такое заведение. Заодно там перекрасить волосы Дарье.