Ипостась

Глава 6

– Ты смотрел содержимое файла?

Мыш уже успел привыкнуть к странной манере общения своего нынешнего заказчика. Безликий Призрак часто оставлял без внимания само выполнение задания и щепетильно выспрашивал какие-то совершенно незначимые мелочи. Незначимые для ломщика – не стоило считать своего покровителя идиотом, причину собственных интересов он наверняка знал. Но все же Безликий Призрак был очень... как бы это выразиться... эксцентричным клиентом.

– Внедрение прошло успешно, исходный файл заменен. В данной операции я даю стопроцентную гарантию, что обнаружить факт внедрения теперь невозможно. – Все-таки Мыш привык отчитываться в выполнении задания, в чем не смог себе отказать и на этот раз.

Но Безликий Призрак молчал. Черная клякса плясала перед взором ломщика, то отдаляясь чуть не до уровня горизонта, то наплывая вперед, перекрывая все поле зрения. Он ждал ответа на свой вопрос.

Разумеется, Мыш смотрел файл. Он бы посмотрел его в любом случае, даже если бы Призрак и не стал предлагать этого. Мыш успокаивал себя, считая, что сделал это для дела. Чтобы правильно провести внедрение и не облажаться с подсчетом контрольной суммы, не проколоться на каком-нибудь нестандартном кодировании. Но все это чушь – он смотрел файл, потому что ему было интересно. Открыл из любопытства. Начал читать, изучать программную оболочку. Потом попробовал запустить куски кода в режиме эмуляции.

Он провозился с файлом Безликого до самого вечера, чуть не пропустил назначенное время внедрения. Его увлекло, затянуло, заворожило.

И самое главное – он ни черта не понял, для чего это было нужно. Никакого смысла, только длинные ветвящиеся алгоритмы, быстро умножающиеся до таких пределов, что даже самый быстрый «поплавок» не справится с подсчетом окончательного результата. Да и подразумевался ли результат, Мыш тоже не понял.

Четко ломщик уяснил одно: если попытаться расколоть подброшенный Безликим Призраком алгоритм с помощью троицы Сорок Два, то запасов «синдина» не хватит. Даже если предположить, что хватит мозгов выдержать передоз.

– Очень интересная структура, – осторожно охарактеризовал программу Призрака Мыш.

Черное облако противно забулькало.

– И больше ты ничего не можешь сказать по этому поводу?

– Объясните, для чего вы это делаете? – не удержался ломщик.

– Ты всегда задаешь подобные вопросы заказчику?

Конечно, он прав. Заказчик заказывает, ломщик выполняет. За деньги или... или по принуждению, когда нет возможности отказаться. Иногда просто из бравады или за идею... Из идиотизма, как называл это Мыш. Только идиот будет ломать что-то за идею. За идею нужно создавать, а не рушить. Взлом – это работа, ничего более.

Но Безликий Призрак хотел сделать для Мыша из работы нечто большее. Или он ошибался и Безликий Призрак лишь странноватый эксцентричный заказчик?

– Это вирус? – Мыш помнил, что уже задавал этот вопрос на прошлом сеансе связи. Но Безликий хотел продолжения разговора, а иных предположений у ломщика не было.

Существовал разряд простых, старых как мир вирусов. Обезвредить их было сущим пустяком, для этого не требовалось ни особых умений, ни огромных материальных ресурсов. Все, что нужно, – просто заметить наличие вируса. Подобные вирусы не имели каких-либо хитростей, граничащих с мистикой, как печально известный р-вирус. Эти программы тупо грузили бессмысленными задачами процессор и гоняли его до тех пор, пока «железо» не откинет концы. Или пока простейшая антивирусная программа не оборвет паразитический алгоритм.

– Мы не занимаемся взломом... – начал Призрак, но Мыш прервал его, закончив набившую оскомину фразу:

– Мы меняем мир. Думаю, вы не станете спорить, что р-вирус принял самое непосредственное участие в изменении мира? В свое время.

Молчание Безликого длилось немного дольше, чем обычно во время разговора. Что сейчас происходит в сети, какие серверы подключаются и отключаются в той цепи, в которой заблудилась пущенная ломщиком нить Ариадны? А ведь Призрак никак не отреагировал на сумасбродную попытку Мыша найти его. Настолько уверен в собственных силах или он ждал подобной реакции ломщика?

Странный заказчик. Очень странный – уровень защиты Призрака говорил о столь больших возможностях, что становилось непонятным, для чего ему понадобилось нанимать Мыша. Пусть одаренного и умелого ломщика, но сильно ограниченного в возможностях и не имеющего особой популярности в современной сети. Вернее, в тех обрывках, что от нее на сегодня остались.

– Мне нравится, как ты мыслишь, – наконец вымолвил Безликий и тут же поправился: – Мне нравится то, что ты мыслишь. С некоторых пор это стало редкостью среди людей, имеющих отношение к Цифре.

– Я никогда не был тритоном.

Возможно, это была информация, которую Призраку знать не стоило. Но Мыш не любил тритонов, ему были ненавистны эти жалкие сморчки, убившие настоящую веру. Умертвившие надежду на приближение Эпохи Цифры. И он не мог позволить, чтобы кто-нибудь хоть краем мысли допустил, что Мыш имеет к тритонам какое-то отношение.

– Тебе неприятен этот разговор?

Да, черт возьми, ему неприятен этот разговор! И еще этот разговор ему был непонятен – что затеял Безликий гад?! В конце концов, Мыш нанимался к Призраку ломщиком, а не девкой в постель, чтобы изливать тут душу по первому требованию.

– Какие еще действия требуются от меня? – тихим, лишенным эмоций голосом пробормотал ломщик.

В защищенном канале сетевого соединения, каждый из абонентов которого прилагал максимум усилий, чтобы спрятать свое местонахождение, повисла тишина. Полное отсутствие звуков. Лучшим эпитетом воцарившегося безмолвия было бы слово «мертвая». Дергающаяся в конвульсиях чернильная клякса создавала иллюзию чего-то чужеродно-техногенного, наподобие треска реликтового излучения космоса. Но уши ничего не слышали.

Мыш смотрел на мерцающую темноту внутри Безликого Призрака и думал, что заданный вопрос, вероятно, станет последним в этом деле. Ответ на него напрашивался сам собой – никакие. Спрос давно превышал предложение, недовольные никому не нужны.

Мыш вспоминал день, когда сеть на мгновение стала его собственностью. На короткий миг, за который ломщик успел испытать настоящее блаженство.

Блаженство единения с истинным миром – миром Цифры, а не упоение собственной разрушительной силой, сметающей любые сетевые заслоны. Блаженство созидания, блаженство сосуществования.

Но блаженство никогда не раздают просто так, даром. К нему всегда прилагаются боль и страдания, страх и ужас, чувство ничтожности и унижение. В веках помнят лишь мучеников, когда дверь открывается легко, запоминают только дверь, а не того, кто ее открыл. Людские умы будоражат страдания ближнего. И умиротворяет понимание того, что сегодня это произошло не со мной.

Мыш не первый год был ломщиком. В его карьере случались разные ситуации. Сложные и очень сложные. Простое – это для тритонов. У него была постоянная работа, стабильная и хорошо оплачиваемая. Но он захотел большего – кто-то может говорить, что возможности отказаться не было, но возможность есть всегда, просто иногда не хочется ею пользоваться. Однажды Мыш поставил на кон все. И до сих пор ломщик не знал: выиграл он или проиграл.

Никаких проблем с деньгами у Мыша не было. Счета в офшорных банках, вложения на подставных и виртуальных лиц. Там хватило бы на несколько жизней, если не шиковать слишком уж сильно.

Глаза ломщика все еще видели размазанное пятно Безликого Призрака, только теперь антрацитовый туман совершал безумную пляску на экране «раллера». Даже на высококачественной биоорганической матрице изображение Безликого не производило того впечатления, которое оставляло общение с ним в виртуальном режиме. Отлично прорисованное чернильное пятно со сложным алгоритмом движения, ничего более. Наверное, именно поэтому Призрак настаивал на обязательности подключения к режиму виртуальности во время сеанса связи – он хотел подавлять собственным величием.

Вокруг изображения Призрака плясали столбцы цифр, чуть ниже – на черном поле моргала красная стрелка, прыгая с точки на точку в запутанной безумным лабиринтом паутине. Программы Мыша работали, плавающая точка его подключения к сети исправно продолжала плавать. Если верить тому, что сообщали разбросанные ломщиком по сети боты, никто даже не пытался вскрыть лабиринт Мыша.

Таймер соединений отсчитывал секунды. Палец застыл над клавишей «enter» – один клик, и соединение оборвется. Сколько времени будет ждать Призрак, ведь Мыш нарушил условие, вышел из виртуальности в момент сеанса связи? Но коннект продолжался, соединяя «раллер» ломщика и незарегистрированный коммуникатор заказчика.

Палец ощущает теплый пластик – теперь только расслабь руку, и все будет кончено. Можно сменить алгоритм сетевого протокола, можно заменить пару схем в «раллере» – его не найдут никогда. Можно, в конце концов, не выходить в сеть вовсе – необходимости в подобном заработке нет.

Но есть память. О страшных головных болях, заставляющих с криком просыпаться посреди ночи, пугая тех, кто оказался рядом. О настороженных взглядах, недружелюбно посматривающих на несвеже побритую голову. О моменте, когда кажется, что твое тело пронзило маленькими острыми иглами, и ты готов на все, лишь бы кто-нибудь вытащил из-под кожи терзающие плоть острия, но нельзя даже подать вида, насколько тебе хреново.

Любой нормальный человек, вспомнив, что пришлось пережить благодаря Цифре – всемогущей и безжалостной, – навсегда забыл бы дорогу в царство двоичного кода. Никакая нужда не заставила бы вернуться.

Любой нормальный человек... который не верит, что Эпоха Цифры возможна. А Мыш не был нормальным, он был подобен птице, страдающей морской болезнью, – блевал, захлебываясь, но раз за разом прыгал с утеса, чтобы насладиться чувством полета.

Скорее всего, Мыш что-то сказал. Он не заметил, лишь понял, что снова перевел соединение в режим виртуальности.

– Что ты думаешь по поводу алгоритма, который внедрил в базы данных МегаСофта? – ровным, спокойным голосом спросил Призрак.

Да пошел ты со своим алгоритмом!

– Он невыполним, – тихо ответил Мыш.

Кто ты, Безликий Призрак, и какого черта тебе от меня нужно?!

– И все-таки мне интересно твое мнение, к чему бы могло привести решение этого алгоритма? Если предположить, что он выполним. Можешь считать это очередным заданием, думаю, сумма тебя устроит.

В пространстве на мгновение вспыхнуло число, отображающее предложенную сумму, – очень и очень круглую. Только что могли решить деньги? Деньги ничего не значат, только Цифра, только полет – даже если очень короткий и ведущий к неминуемой смерти, – может послужить достойной оплатой. Само задание – это и есть вознаграждение. Призрак поймал его, он понял его слабину.

– Зачем вам? – пробормотали пересохшие губы.

– Ты очень тонко работаешь и умеешь думать. Мы ценим хороших сотрудников, поверь, – как-то не совсем вразумительно объяснил Безликий. – И еще один момент. Ты помнишь разговор о «резонансе», оставляемом в микросхемах «поплавками»?

– Не в схемах, а...

– Это не важно. Если бы я был специалистом по микросхемам, зачем бы мне понадобилось нанимать тебя?

Вопрос риторический, но резонный. Впервые с начала сегодняшнего разговора Мыш почувствовал, что ощущение сюрреалистичности происходящего немного уменьшилось.

– Возьми вот это.

Лохматый черный протуберанец, хищно выпроставшийся из угольного водоворота, оставил перед вздрогнувшим от неожиданности Мышем лист плотной бумаги. На нем красовалось изображение какой-то каббалистической схемы, состоящей из целой прорвы проколотых в листе иголочных отверстий, соединенных в сложную структуру завитков и ломаных линий.

– Что это? – не понял ломщик.

– Я хочу, чтобы ты мне это сказал. Как мне объяснили, это чем-то напоминает «резонанс». А ты ведь говорил, что разбираешься в этой штуке.

– Что делать с котировками и отчетами?

– Пока – ничего. Нынешнее задание не требует что-то ломать. Но, думаю, не ошибусь, если предположу, что прямолинейному развлечению туповатых тритонов ты предпочтешь филигранную игру утонченных машинистов. Я видел твои программы, написанные для первого задания. Мне сказали, они весьма изящны. Ты берешься за дело?

Мыш проверил состояние памяти «раллера» – файл Безликого Призрака не скопирован на носители, повелитель ждет согласия, чтобы дать «добро».

Пьянящее чувство полета, мать его.

– Да. Только сроки...

– Я ничего не говорил о сроках. Когда будешь готов к разговору, отправь сообщение на условленный номер. Но я надеюсь на твое чувство меры.

Призрак отключился внезапно, обрубив режим виртуальности. На мгновение Мыш оказался в абсолютной темноте, успев непроизвольно испугаться – даже тренированный к подобным экзерсисам разум ломщика чует в пустоте смерть, а потом органы чувств напомнили растревоженному сознанию, что мир по-прежнему никуда не делся.

Экран «раллера» отображал картинку с изображением «чего-то, похожего на резонанс». Чтобы снять «резонанс» с носителей, необходимо специальное оборудование, очень редкое и дорогое. И нужно знать, что и с чего снимаешь. А еще...

Это только кажется или внизу картинки на самом деле есть какая-то надпись?

Расшифровать можно все, что угодно. Особенно, если те, кто кодировал данные, не слишком старались.

А может, они намеренно создали простой код, который ты сможешь вскрыть за пару минут?

Длинный ряд цифр, разделенных точками. Мыш знал, что это такое, подобными последовательностями он пользовался постоянно, когда работал в сети. Путь найти не так уж и сложно, трудней определить, где это место располагается физически. Только ведь ничего невозможного нет. Пальцы привычно порхали по клавишам, Мыш снова ощутил власть Цифры: воистину ничего невозможного нет.

Ломщик медленно обернулся. За спиной убегал к потолку все тот же неровный столб из тихо гудящих серверов, весело перемигивающихся огоньками светодиодов.

Говоришь, клиент попался эксцентричный?

Руки Мыша аккуратно сняли три металлических ящика со стеллажа, чтобы добраться до четвертого. Потом обязательно надо вернуть все на место. И за переднюю панельку не надо хватать – там пыль, на ней слишком заметные следы останутся. Да, и вот еще одна вещь... хотя с этим нужно решать потом, когда все прояснится.

Мыш аккуратно отщелкнул крышку нужного сервера, а в голове гулким эхом стучала только одна мысль: когда это он говорил Призраку, что разбирается в «резонансах»?

Глава 7

Марш-бросок продолжался вторые сутки. По жаре, проваливаясь в размокшую подстилку тропических джунглей чуть не по колено. Вонь стояла страшная – сверху смердело от вспотевших под тяжестью экипировки и деталей оборудования тел, а снизу витали испарения чавкающего гниющего болота, в которое очень быстро превращалась спрессовавшаяся палая листва. В черной волокнистой грязи копошились какие-то твари, названия которых Окоёмов не мог и предположить. Что эти твари могли сотворить с организмом, не хотелось даже думать – скорее всего, ничего хорошего они не планировали.

Окоёмов не жаловался. Конечно, он вел разговоры с остальными бойцами, ворчащими по поводу оборудования, которое приходилось нести на себе. Их праведный гнев сводился к тому, что они нанимались охранять и вести боевые действия, если понадобится, а их вот уже третью неделю используют, как вьючных животных. Они были правы – пока не сделано ни одного выстрела в сторону предполагаемого противника. Да и самого противника в этих богами забытых джунглях, похоже, не существовало.

Но Василий принимал тяготы походной жизни если не с радостью, то, как минимум, с тупой покорностью. Неподъемный ящик, продавивший в спине две растертые вмятины размером с ладонь, радости не добавлял, но помогал забыть хотя бы на время о том, что потеряно.

До Катастрофы жизнь Василия Окоёмова имела смысл. Само его существование имело цель и значение. Но в тот день, когда планета вздрогнула волной судорог, перекроив за несколько дней карту мира, все потеряло смысл. Он застрял в этом захолустье. Можно было уехать, пробраться на один из кораблей, которые отправлялись из наскоро выстроенного порта на юге, добраться до Европы или Америки. Но что дальше? Что ждало там, за океаном, Василия Окоёмова? И как справиться с сомнением, терзающим его пропащую душу?

Василий поднял глаза, оторвавшись от лицезрения грязного месива под ногами, и понял, что недавнее увлечение снова дает о себе знать – перед глазами все поплыло и подернулось пеленой. Джунгли сделались как будто ненастоящими, листья, бесшумно бьющие по лицу, стали холодными и неживыми, какими-то пластиковыми, разговоры наемников превратились в едва различаемый рокот, прилетающий из параллельных пространств.

Это была весточка от «джьяду гумра», «волшебный порошок» никак не желал оставить мозг Окоёмова.

Руки, предательски задрожав, ослабли. Он едва мог удерживать вес сползшего на бок контейнера. Ноги подкашивались и, казалось, ступали не по земле, а по вдруг уплотнившемуся, загустевшему воздуху.

– Эй, четырнадцатый, ты в порядке? – кажется, это был восьмой. Вездесущий, лезущий во все дырки восьмой. Ну какое ему дело до Окоёмова?

– В порядке, – не разжимая зубов, процедил Василий.

Во рту накопилась слюна. Вязкая и горькая, словно хина. Густая жгучая жидкость выплеснулась наружу, разъедая губы и подбородок. Окоёмов вытер рот тыльной стороной ладони – рука оказалась измазанной черной тягучей слизью.

– Стой, парень!

Снова восьмой. Ну что ему неймется? Все равно он ничем не поможет.

– Отстань, все в порядке, – отмахнулся Окоёмов, забрызгав негра черной слизью.

– Стой, стой.

Восьмой отцепил лямки, удерживающие контейнер на спине, и сбросил свою ношу в грязь.

– Остановись же! У тебя кровь изо рта хлещет.

Кровь?! Окоёмов пошевелил языком, нащупав глубокую рваную рану на щеке. Оттуда сочилось соленое с железным привкусом. Действительно, кровь – видимо, не заметив как, он прокусил себе щеку. Но откуда же черное? Василий посмотрел на руку. Нет, там было красное, уже начавшее подсыхать и коричневеть, перемешанное со слюной. Зелень джунглей, пульсируя, медленно проступала сквозь пелену ненастоящего пластикового мира. Разум Окоёмова нехотя возвращался в реальность.

Василий знал, что означают эти приступы. Он видел других людей, которые не нашли силы отказаться от «джьяду гумра», и знал, куда ведет этот «пластиковый» мир. Пока ему удавалось удержаться здесь, в мире реальном, но кто знает, чем все это может закончиться?

Выход существовал только один – занять себя каким-то делом, чем-то трудным. Нести контейнер было тяжело, но здесь Окоёмов допустил ошибку: работали только мускулы, мозги отдыхали. Нельзя давать сознанию отдых, ни на секунду. Нельзя.

Стоит только дать волю разуму, и внутри неизбежно начинает зарождаться гадкое давящее чувство, будто все вокруг идет не так, как должно, не так, как планировалось. И мир здесь совсем ни при чем, проблема внутри – он, Окоёмов, должен служить тому, во что верил, но вот веры в нем не осталось. Хотелось быть полезным, только пользу приносить было некому, утратилась связь с реальностью.

– Все в порядке, восьмой, – сплевывая кровь, пробормотал Окоёмов. – Все в порядке. Спасибо.

– Ты, парень, выглядишь неважно. На вот, хлебни.

Восьмой протянул ему видавшую виды фляжку. Окоё– мов потянул носом – пахнуло спиртом – и сделал несколько глотков. Пойло у восьмого было еще то, дыхание перехватило мигом.

– Что это? – просипел Окоёмов. Он не был уверен, что стоит пить спиртное, но других вариантов все равно не было.

– Виски. Собственного изготовления. Уверен, что можешь идти дальше?

Окоёмов усмехнулся.

– А есть варианты?

Восьмой развел руками – вариантов не было, ждать, пока четырнадцатый очухается, никто не будет.

– Давай помогу коробку навьючить, – предложил Василий, поднимая успевший погрузиться сантиметров на десять в липкую грязь контейнер.

– Ты прав – Лейтенант не одобрит остановки. Еще пристрелит, чего доброго, – закрепляя свою ношу, сказал восьмой.

– С него станется.

Лейтенант не появлялся уже второй день. Исчез сразу после того, как собрали оборудование. За время похода это исчезновение командира было не первым. Лейтенант то и дело уходил вперед с кем-то из ученых – или кем там были эти хмыри, ради которых все затевалось? – отставал от группы, задерживаясь у предыдущего места базирования. Где он бывал в это время, Окоёмов не знал.

– Восьмой, четырнадцатый! – послышался голос Лейтенанта. Легок на помине. Голос спокойный и безжизненный, как обычно. – Привал объявлен не был.

– Так точно, – вяло отозвался восьмой и, бросив на Окоёмова полный тоски взгляд, побрел вперед, догонять успевшую скрыться в густой листве группу.

Именно в этот момент с неба и упали первые капли.

– Поторапливайтесь. Погода портится, – сообщил Лейтенант.

– Далеко нам еще? – поинтересовался Окоёмов, хотя заранее знал ответ.

– Я скажу, когда остановиться, – Лейтенант не стал оригинальничать.

Невысокий командир со странной внешностью был чем-то недоволен. Нет, ни в голосе, ни в выражении лица ничего не изменилось – все то же непроницаемое спокойствие. Но он был недоволен, Окоёмов чувствовал это каким-то мифическим шестым чувством, ощущал всей поверхностью кожи. От Лейтенанта веяло... а черт его знает, чем от него веяло, только веяние это не сулило группе ничего хорошего.

– Видал? – спросил восьмой, когда Окоёмов нагнал его на проломанной отрядом тропе.

– Ты тоже заметил?

– Конечно. Злой, как обычно. Зыркает туда-сюда. И где его, интересно, черти носили два дня? Как думаешь?

Окоёмов пожал плечами. Нет, восьмой не заметил перемены в Лейтенанте. Не «как обычно» он был, что-то новое появилось во взгляде этого каменного человека. Вот знать бы – что.

– Не знаю.

– И не боится оставлять нас без присмотра.

– Куда мы отсюда денемся?

– И то верно.

– Разве что восемнадцатая тебе оторвет чего, отбившись от присмотра Лейтенанта.

Окоёмов хмыкнул и ткнул бойца локтем в бок. Восьмой состроил недовольную мину, но отвечать не стал.

Дождь усиливался с каждой минутой. Совсем скоро грязь под ногами превратилась в набирающий интенсивность мутный поток, несущийся вниз, к подножию этих нескончаемых гор. Идти становилось все трудней.

– Далеко еще до привала?! – крикнул кто-то из авангарда.

Лейтенант тут же появился, словно материализовавшись прямо из листьев. Он внимательно разглядывал показания прибора, подобно часам надетого на запястье левой руки. Лейтенант идиотом не был – ему, конечно, плевать на неудобства бойцов, но он прекрасно понимал, что по такой погоде отряд далеко не уйдет.

– Четыре километра, – сообщил командир. – Погода портится, на нас движется тайфун. Но нужно успеть. Пока не дойдем до точки – привала не будет.

Кто-то демонстративно застонал.

Лейтенант куда-то спешил. И не был уверен, что успеет добраться в срок. Он уже второй раз за сегодня сетовал на погоду, что делал на памяти Окоёмова вообще впервые. Похоже, человек-скала дал трещину – Лейтенант нервничал.

Последние четыре километра пути стали настоящим подвигом. Подстилка джунглей раскисла окончательно, потоки воды скатывались в ущелье, мешая идти. Облачность стала настолько плотной, что под кронами деревьев сделалось темно.

Когда Лейтенант отдал команду «Стой!» – темно стало уже совершенно, так как день подошел к концу. Но перевести дух было не суждено – поступил приказ монтировать оборудование.

Что и как монтировать, знали только хмыри. Тоже злые и недовольные, ученые орали, старались перекричать шум дождя, отдавая указания. Четверых бойцов Лейтенант выставил в охранение, остальные таскали узлы уже знакомой импакт-установки и какие-то другие, пока непонятные детали.

– Какого черта здесь происходит, как думаешь? – спросил восьмой Окоёмова.

Василий не знал. Не мог даже предположить.

– Мне не нравится, что Лейтенант охранение выставил, – сказал он.

– Он всегда его выставляет.

– От кого? Здесь непроходимые джунгли, никого нет.

– Откуда мне знать – так положено. Восемнадцатая внимательно следит, чтоб тебе жопу не отстрелили. Так что не переживай – ты же сам говорил, что девка отлично стреляет.

– Только на нее и надеюсь, – пошутил Окоёмов. Но ему не было смешно. – Мне кажется, скоро может представиться случай пострелять.

– Ты не рад?

Окоёмов посмотрел на товарища, но в темноте не разобрал выражения лица – он шутит или всерьез?

– Всем отойти от импакт-установки на безопасное расстояние. Оружие держать наготове, – послышался в наушнике рации голос Лейтенанта.

– Ну вот, началось, – пробормотал Окоёмов и поспешил укрыться среди деревьев.

Импакт-установка ухнула, земля вздрогнула, сбросив с листьев наверху целый водопад брызг. Из темноты что-то кричали, кто-то ругался, требуя сделать еще один удар. Потом недовольный голос затих, сказав несколько слов по-китайски.

Оттуда, где стояла импакт-установка, появился Лейтенант. Мрачный, как тучи на небе. Он взглянул на Окоёмова, почему-то задержав взгляд на автомате, висящем на шее бойца, но, так ничего и не сказав, исчез в зарослях.

– Один раз! – послышался из темноты голос Лейтенанта.

Командир говорил не по рации, он кричал, стараясь перекрыть шум дождя. И это ему удавалось – тихому, ни разу не повысившему до того голос.

Окоёмов чувствовал, что его сознание снова заволакивает туман. Что ж такое? Или это из-за усталости и жары, что стояла два дня? Он тряхнул головой, пытаясь отвести морок, но мир, не провалившийся в «пластиковость» окончательно, нормальным становиться отказывался. В наушнике что-то пробормотал голос Лейтенанта, Василий не разобрал слов, только какое-то замедленное «бу-бу-бу». Потом раздался короткий хлесткий удар импакт-установки. Где-то совсем рядом зубодробительно завизжало какое-то другое оборудование ученых хмырей.

– Все-таки они нефть ищут, – голос принадлежал восьмому, но самого бойца Окоёмов не видел.

Когда визг прекратился, впереди, больно резанув по глазам, зажегся яркий, слепящий в темноте свет. И все побежали туда, куда бил луч прожектора.

Окоёмов плохо понимал, что происходит. В наушнике продолжал верещать голос Лейтенанта, но Василий не разобрал ни слова. Он так и не понял – это был результат помрачения его рассудка или просто слишком сильные помехи из-за скопившегося в воздухе электричества.

Воздух разорвали короткие сухие щелчки. Один, другой. Потом последовала целая серия щелчков. Окоёмов не сразу сообразил, что это выстрелы. Кто стреляет, в кого? Он совершенно ничего не понимал. И что говорил Лейтенант – тоже.

Пришел в себя он только через несколько минут. Когда рядом с ним полыхнула молния. Вспышка была столь яркой, что перед глазами долго висело рваное пульсирующее пятно, мешающее рассмотреть происходящее впереди.

Лейтенанта не было слышно из-за помех – в рации хрипело и свистело на разные голоса. Оказалось, что Окоёмов тоже бежал вместе со всеми, его припадок остался незамеченным. Сколько прошло времени с тех пор, как он перестал нормально воспринимать окружающее, сказать трудно, но, скорее всего, не так уж много.

Грохотать продолжало, Окоёмов по-прежнему видел вспышки молний, но дождь не шел. Не потому, что закончился – они все осторожно пробирались по какому-то узкому темному коридору. Они больше не были среди джунглей.

Справа и слева плясали маленькие островки света, выхватывая из тьмы какие-то непонятные конструкции, провода и пыль. Целые клочья пыли и ковры паутины. Окоёмов снял с пояса фонарь и пристегнул его к автомату. Теперь и его оружие бросало в темноту пучок яркого света, идти стало легче.

Справа, из-за тянущихся впереди стеллажей, послышался голос восьмого. Окоёмов не разобрал слов. Решил, будто снова подкатывает морок, но вовремя понял, что мешает треск в наушнике рации. Он выдернул бесполезный гаджет из уха, засунув его в карман.

– Что это такое? – прошептал Окоёмов.

– Откуда я знаю?

– А ты говорил – нефть.

– Так ведь они бурили. А провалились сюда.

– Какой прок так спешить при поисках нефти? Что мы здесь делаем?

– Не знаю, – повторил восьмой.

Похоже, Окоёмов упустил не так уж много информации. Да и упустил ли? Ведь он брел по коридорам вдруг открывшегося среди девственного леса подземелья вместе с остальными, хоть и не помнит приказа.

– Где Лейтенант?

– Пошел вперед.

– А кто стрелял? Ты видел?

– Наши. Ребятам показалось...

Значит, показалось. Окоёмов повел стволом, освещая странные металлические коробки, расставленные на алюминиевых стеллажах. Коробки были опутаны пучками проводов, на некоторых даже светились тусклые, едва заметные за слоем покрывавшей их пыли светодиоды. Где-то попадались оплетенные паутиной клавиатуры. Где-то...

Стоп! Светодиоды горели! Значит, здесь было электричество. Здесь – в чаще, в нетронутых джунглях! Нет, нефть тут совершенно ни при чем. Именно это место и искал Лейтенант. А сейчас он ушел вперед.

– Восьмой, у тебя рация работает?

– Нет. Еще наверху сдохла.

– Где остальные?

– Одиннадцатый здесь, недалеко от меня. Остальные – не знаю, где-то в глубине подземелья.

– Нехорошо, – констатировал Окоёмов.

– Что нехорошо?

Но Василий не ответил. Он внимательно рассматривал все, что удавалось выхватить из небытия узкому пучку света фонарика. Подземелье, судя по всему, не особенно большое. Стены, пол, потолок – все бетонное, наверняка укрепленное. Для этого и понадобилось бурить, иначе сюда было не попасть. Хотя должен же быть вход? Но кого они здесь ищут?

На всем, что попадалось глазу, лежала вековая пыль. Но внимательный взгляд мог найти маленькие несоответствия – то тут покосилась потревоженная кем-то паутина, то в другом месте на проводах появлялись маленькие неровности в слое пыли. Здесь определенно кто-то был до них. Или бывал. И этот кто-то очень старался, чтобы не оставить следов. Стало быть, Лейтенант был абсолютно прав, приказав держать оружие наготове. Да, теперь Окоёмов вспомнил – такой приказ действительно был.

– Рации не работают. Плохо – не перестрелять бы друг друга, – сказал Василий.

– Здесь нет никого, – уверенно заявил восьмой и шумно прислонился к стеллажу, опустив ствол автомата в пол. С ящиков посыпалась пыль.

– Всем покинуть объект, – это был голос Лейтенанта. – И ничего не трогать!

Командир был где-то впереди и слева от того коридора, по которому шел Окоёмов. Там, откуда доносился голос, было темно.

– Опять под дождь, – пробурчал восьмой.

– Лучше уж дождь, чем в пыли, – ответил Окоё– мов. Не нравилось ему это место. От него веяло опасностью.

Пролом оказался узким. Как протискивался сквозь это бутылочное горлышко внутрь, Окоёмов не помнил совершенно, но чтобы попасть наружу, пришлось изрядно попотеть.

Перед дырой стояли хмыри, рожи у всех озабоченные. Двое из них в руках держали «раллеры» военного образца в непромокаемых корпусах, по экранам бежали какие-то цифры, конвульсивно дергались графики. Четвертый с энтузиазмом распинался перед хмырями на предмет того, что в подземелье чисто, можно спускаться. Как только из норы вылез последний боец, один из хмырей тут же нырнул туда, неловко, мешком свалившись вниз.