Цена свободы

Глава 1

Я сидела на жесткой, неудобной кровати, поджав под себя ноги, и старалась не думать о завтрашнем дне. Удавалось мне это с огромным трудом.

Следственный изолятор, в который меня поместили три месяца назад, стал для меня временным пристанищем. Где я окажусь уже завтра, я не знала. Хотя, если быть предельно откровенной, то догадывалась. И это совершенно не утешало.

После две тысячи двадцать пятого года правительство решило ужесточить ряд законов и отменить ранее действующий мораторий на смертную казнь. Не буду скрывать, тогда я была этому рада. Ведь скольких деградирующих и психически больных нелюдей, среди которых убийцы и серийные маньяки, содержит государство. Содержим мы, уплачивая налоги. Честно признаться, меня этот факт очень сильно раздражал. Раньше.

Сейчас все было совершенно иначе. Я оказалась по другую сторону баррикад. За колючей проволокой. Среди тех, кого считала отбросами общества. Теперь я одна из них. Биологический мусор, к которому все относятся с презрением.

Хотя, как выяснилось, среди людей, оказавшихся за решеткой, есть те, кто остался чист душой, несмотря на совершенные деяния. Но сейчас не об этом.

После того, как смертная казнь стала одним из видов наказаний, применять ее стали сплошь и рядом. Уж не знаю, чего хотело добиться этим государство. То ли чтоб другим неповадно было идти на преступление, то ли просто желало сократить число голодных ртов, которые необходимо было кормить по три раза в день. А если учесть то, что некоторые находились на пожизненном заключении, то казнь была вполне оптимальным решением. Так считала и я.

Вы спросите, как я оказалась здесь, со своим пренебрежительным отношением к нарушителям закона? Все просто. По ошибке. Да, так, как оказалось, тоже бывает.

В двадцать лет я выскочила замуж. Нет, не по залету, как большинство. По любви, по большой любви. Мы с Костей души не чаяли друг в друге. Всегда вместе. Две половины одного целого. Никогда бы не подумала, что бывают такие сильные чувства. После смерти моих родителей, он стал для меня самым близким и родным человеком на планете. Он был, не побоюсь этого слова, безупречным. Лучшее, на что я могла бы рассчитывать. Ключевое слово был. Теперь его нет. Его убила я. По крайней мере, так считают те, кто держит меня в этом следственном изоляторе. Порой, я начинаю им верить. Быть может это и правда моих рук дело?

Уже завтра состоится суд, где мне вынесут окончательный приговор. Смертный приговор. Иного я и не жду. Для них я убийца, одна из многих, от которых они так стремятся избавиться. Ничтожное существо, которому нет места в современном обществе.

Я молча повернула голову, осматривая то место, которое всем сердцем ненавидела. Небольшая комнатушка с выкрашенными в зеленый цвет стенами. В ней расставлены шесть двуярусных металлических кроватей, крошечное зарешеченное окно, три стареньких тумбочки – вот и все убранство.

По началу, было непривычно. Я много плакала. Это не помогало, и я взяла себя в руки. Твердила себе: «Не виновных не сажают, тебя оправдают. Это все временно. Как только они выяснят все обстоятельства дела, ты выйдешь на свободу и заживешь прежней жизнью». Хотя разве я смогла бы жить без Кости? Разве что существовать. Спать, есть, мыться, работать, но не чувствовать. Просто бесчувственная кукла. Не более того.

Интересно, что чувствуют те, кто идет в свой последний путь по длинному коридору, который ведет лишь в один конец? Вероятно, я это завтра узнаю, но рассказать уже никому не смогу. Завтра меня убьют. Безжалостно.

Думая о смерти, я облегчала свои страдания. С одной стороны, умирать было страшно, но с другой, я наконец-то стану свободной, обрету покой и увижу его – моего Костю. Мы снова будем вместе. Да, смерть для меня единственный существующий выход. Еще несколько месяцев назад я и подумать не могла, что буду так думать. Ведь я любила жизнь и умела ею наслаждаться. Хотела путешествовать и строить карьеру. Хотела создать полноценную семью, родить ребенка от любимого человека. Теперь этому не суждено будет сбыться. Никогда.

Мои тоскливые размышления прервал резкий, грубый мужской голос.

– Заключенная Ким, на выход, – пробасил он, обращаясь, судя по всему, именно ко мне.

Я покорно сползла с тюремной койки и направилась к выходу, не обращая внимания на других заключенных. Я слышала, что они о чем-то говорят, но слов разобрать не могла. В моей голове стоял оглушительный гул, словно огромный самолет совсем рядом шел на посадку.

Как только я вышла из камеры, на мне защелкнулись наручники. Металл неприятно холодил и сдавливал кожу.

Куда меня ведут?

Тот коридор, по которому я сейчас шла, в сопровождении двух коренастых мужчин с равнодушными лицами, всегда казался мне бесконечно длинным, хотя на самом деле он был протяженностью не более пятнадцати метров. Мне же они казались пятнадцатью километрами. Чем дальше я шла, тем сильнее становился в голове шум. Кровь прилила к лицу. Мне казалось, что мой измученный мозг не выдержит и вот-вот взорвется.

Первый раз я шла по узкому коридору, когда навсегда лишилась свободы. Пожалуй, эти два десятка шагов были самыми тяжелыми в моей жизни. И вот сейчас я снова шла, как покорная овечка в неизвестность. А разве у меня был выбор?

Меня сопроводили в небольшую квадратную комнату. Это помещение было разделено стеклянной перегородкой на две части.

«Комната для свиданий», – догадалась я.

За все те долгие месяцы никто так ни разу и не навестил меня. Семьи у меня теперь не было, а те немногие друзья и знакомые, что у меня были, сразу после случившегося вычеркнули меня из своей жизни.

Даже милая бабулька Агния Степановна… Мы жили с ней по соседству последние несколько лет. Она души во мне не чаяла. Постоянно угощала своей стряпней. Булочки с маком получались у нее поистине божественными, а пирог с черникой – просто пальчики оближешь.

Но в то утро, когда полиция вывела меня из моего собственного дома, все изменилось. Она окинула меня презрительным взглядом и, покачав головой, скрылась у себя в доме.

Никто не верил мне, как собственно не верит и сейчас. Доказать свою невиновность у меня не вышло, а может я просто не особо старалась. Мне было не до того. Я была убита горем и все это время пыталась собрать свое сердце воедино из сотни мелких осколков. Не вышло.

Один из мужчин остался за дверью, а второй усадил меня на стул у перегородки, расстегнул металлические браслеты, но снимать не стал. Мое тонкое запястье по-прежнему было охвачено одним концом наручников, второй конец он пристегнул к вертикальной трубе, которая была расположена слева от меня.

Проверив прочность металла, он вышел из помещения, оставив меня совершенно одну.

Странно, разве он не должен был остаться здесь, со мной?

Только сейчас я поняла, как соскучилась по минутам уединения. В камере я никогда не оставалась одна и это угнетало. Никакого свободного пространства. Пожалуй, это даже забавно. Человек, лишенный свободы, горюет об отсутствии свободного пространства. Глупость, не правда ли?

Через несколько минут дверь по ту сторону стекла отворилась, и я увидела того, кто желал встретиться со мной.

В помещение вошел один из охранников и высокий худощавый мужчина, которого я видела впервые. На вид ему было около пятидесяти лет. Одет он был в строгий серый костюм, который явно стоил целое состояние. Его седые волосы были зачесаны назад, открывая довольно крупный высокий лоб. Лицо незнакомца было холодным и не выражало никаких эмоций. Не знаю почему, но при взгляде на него по спине пробежал холодок.

Мужчина кивнул своему сопровождающему, и тот без лишних слов покинул помещение. Мы остались совершенно одни.

Интересно сколько ему пришлось заплатить, чтобы остаться со мной наедине? И главное для чего? Неужели разговор со мной стоил тех денег, что он отдал?

Незнакомец занял свое место напротив меня и приложил к уху красную телефонную трубку, предназначенную для разговора с заключенным, то есть со мной.

Странно, но прогресс почти не коснулся этого места. Здесь по-прежнему использовали стационарные телефоны, коммутаторы и прочие пережитки прошлого. Интересно, почему?

– Здравствуйте, Ева, – услышала я его уверенный голос.

– Кто вы? – сразу в лоб задала я интересующий меня вопрос, отбросив все нормы приличия. К чему они, если я ходячий труп?

– Яков Алексеевич, представитель корпорации…

– Что вам от меня нужно? – резко перебила я его.

– Давайте не будем забегать вперед, – его худощавое лицо растянулось в улыбке, от которой повеяло холодом.

Мне совершенно не нравился этот мужчина. Я всем своим нутром чувствовала опасность, которая исходила от него.

– У меня есть для вас взаимовыгодное предложение, Ева, – продолжил Яков Алексеевич.

– Боюсь, у вас вряд ли получится извлечь выгоду от общения со мной. Завтра мне вынесут смертный приговор, – равнодушно ответила я.

– А если я смогу помочь вам избежать смертной казни? – сверкнул серыми глазами мужчина, чуть подавшись вперед, так, что я смогла разглядеть мелкие морщинки, которые покрывали его лицо.

– Это невозможно, – покачала я головой.

– Для меня нет ничего невозможного, – ответил незнакомец.

Я настороженно обернулась, чтобы убедиться, что меня никто не подслушивает.

– И что вы хотите получить взамен? – наконец спросила я, на долю секунды обретя надежду на светлое будущее и избавление от неминуемой смерти.

– Вас.

Его ответ прозвучал довольно цинично.

– Что вы имеете в виду? – нахмурила я брови.

– Не переживайте, Ева. Ничего непристойного. Вы нужны мне в качестве сотрудника, – деловито ответил он, словно находился не здесь, а на очередных переговорах с партнерами.

Я пыталась понять мотивы этого человека. Почему именно я? Этот тип явно что-то недоговаривал. С другой стороны, мне терять было нечего. Жить мне оставалось считанные часы.

– Ева, у нас не так много времени, – поторопил он меня, поглядывая на дорогие часы на своем запястье.

– Я согласна, – решительно ответила я, но на последнем слоге мой голос предательски дрогнул.

– Отлично, завтра вы получите от меня дальнейшие указания, – снова улыбнулся мужчина. Его улыбка напомнила мне оскал хищника. – И еще. Не стоит афишировать подробности нашего разговора. Я думаю, вам не нужно объяснять, что все должно быть предельно конфиденциально.

– Да, но…

Я не успела договорить. Мужчина положил трубку и направился к выходу, а я так и осталась сидеть, пытаясь осмыслить все то, что только что со мной произошло.

Глава 2

– Прошу всех встать, суд идет, – услышала я голос молоденькой девушки секретаря, которая восседала за небольшим деревянным столом.

В зал вошла статная крупная женщина лет сорока, в длинном черном балахоне. Она заняла свое место и одарила меня взглядом, полным презрения.

Возможно, мне это только показалось, ведь судья должен быть беспристрастным. Не так ли?

Вчера, после ухода таинственного незнакомца, я провела все оставшееся время в ожидании. Чего стоило ждать я и сама толком не понимала. Никаких обещанных дальнейших инструкций так и не поступило. Сидя в зале заседания, я начинала изрядно нервничать. Я ведь поверила в чудо, поверила в возможность выйти отсюда и спасти свою жалкую, никчемную жизнь. А теперь все мои надежды рушились, словно карточный домик. Мне оставалось жить несколько часов.

Я сидела словно зверь в клетке с толстыми железными прутьями. Как будто я могла вот так просто взять и наброситься на кого-нибудь из присутствующих. Все они сверлили меня глазами, в которых я видела ненависть, отвращение, призрение и полное отсутствие жалости.

Я опустила свой взгляд в пол и принялась рассматривать деревянные половицы. Лишь бы не смотреть на тех, кто считал меня убийцей.

Выслушав свидетелей, обвинителя и моего адвоката, который защищал меня, как мне показалось в пол силы и без особого энтузиазма, женщина-судья удалилась для принятия решения.

Мои руки, скованные наручниками, непроизвольно задрожали, а лоб покрылся испариной в эти долгие минуты ожидания. Я закрыла глаза и сосчитала до десяти, пытаясь успокоиться. Не вышло. Мне казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

– Прошу всех встать, суд идет, – снова протараторила девушка.

Судья приготовилась зачитать свой вердикт.

Я скрестила пальцы на руках. Казалось, этот нелепый жест, который знает каждый ребенок, поможет мне, спасет. Только сейчас я осознала, что мне даже не дали сказать последнее слово. Хотя, чему я удивляюсь. Для всех я уже ходячий труп. С такими отбросами как я, общество не церемонятся.

Я попыталась вспомнить хоть одну молитву, но кроме как «спаси и сохрани», не могла припомнить ни единого слова. Да и есть ли вообще Бог? Если он и правда существует, то почему отвернулся от меня в столь трудную минуту? Разве я согрешила? Разве я заслужила такую смерть?

До меня эхом доносились обрывки фраз, зачитываемые женщиной, от которой зависела вся моя дальнейшая жизнь.

– … признать виновной Еву Ким и назначить наказание в виде смертной казни, путем инъекции препарата…

Дальше я уже ничего не слышала.

Вот и все. Все кончено.

– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – продолжала равнодушно произносить речь судья, словно читала детям на ночь рождественскую сказку.

Я отказывалась в это верить. Нет, уж лучше вернуться обратно в камеру, чем умереть от введенного препарата за то, чего я не совершала.

Я судорожно вцепилась холодными, липкими от пота, пальцами в решетку.

– Это не я, не я, – кричала я, пытаясь донести до них свою правду. – Я не убивала Костю.

Слезы градом полились из моих глаз. Я не хотела умирать. Я кричала в истерике, билась головой о железные прутья, моля отпустить меня на свободу. Я готова была сделать все что угодно, лишь бы избежать этой страшной кары.

Двое мужчин, крепкого телосложения, открыли мою клетку, чтобы утихомирить. Не раздумывая, я бросилась к выходу, но тут же налетела на одного из этих верзил. Я взвыла и стала отбиваться от него, крича, чтобы он отпустил меня. Все было тщетно. Их было двое, а я одна.

Словно маленькую собачонку меня выволокли из клетки и потащили к выходу из зала судебных заседаний. Теперь я готова была вернуться в эту клетку и просидеть в ней целую вечность, лишь бы не идти туда, где меня ждала смерть.

Как же жалко я выглядела в эти минуты в глазах собравшихся в зале суда зрителей. Мне было плевать.

Я пыталась упираться, вырываться. Мне казалось, что моя психика не выдержит этой пытки, и я вот-вот сойду с ума. Возможно, это принесло бы мне облегчение, но нет. Я была в здравом уме и, не смотря на истерику, осознавала все происходящее.

Длинный коридор, по которому меня вели, точнее, тащили двое здоровенных мужчин, был для меня дорогой на эшафот. Мои попытки вырваться не увенчались успехом, а только лишили сил. Я превратилась в безвольную плачущую куклу в их руках.

– Пожалуйста, помогите, – обратилась я к ним. – Я заплачу. Я сделаю все, умоляю, – слезы снова потекли по щекам.

Мужчины никак не отреагировали на мою мольбу. Они были словно машины, четко и слаженно выполняющие свою работу.

Меня завели в небольшую комнату с белыми стенами. На одной из них я увидела огромное стекло для наблюдения из другого помещения за тем, как я уйду в мир иной. Напротив него стояла кушетка, к которой меня незамедлительно подвели и уложили. Я могла только скулить и всхлипывать.

После того, как ремни на руках и ногах были крепко накрепко застегнуты, я оказалась полностью обездвижена. Я смотрела на белый потолок и молила о том, чтобы все поскорее закончилось. Или еще лучше не начиналось никогда. Кожа на лице горела от слез, но я не обращала на это внимания. Через несколько минут это тело уже не будет принадлежать мне. Его, безо всяких церемоний, закинут в катафалк, а после закопают в сырую землю.

Быть может это просто страшный сон? Может нужно ущипнуть себя посильнее? Тогда я смогу проснуться дома, в своей постели, в объятиях любимого мужа. Я буду долго плакать у него на плече, а он как обычно это делал, прижмет меня к себе покрепче, со словами: «Не бойся, я рядом». Нет, Костя… Теперь ты далеко.

Ко мне подошли мужчина и девушка в белых халатах. Девушка была совсем молоденькой. Она улыбнулась мне одними уголками губ. В ее глазах я заметила сочувствие. Впервые с момента моего заключения, я увидела человека, который смотрел на меня с жалостью. Очевидно, работала она недавно и еще не привыкла отправлять таких людей как я на тот свет. Хотя нас и людьми то редко называли.

Я закрыла глаза, не в силах больше смотреть на эту молодую женщину, полную жизни, у которой еще все было впереди. На вид ей было не больше двадцати пяти лет. Как и мне…

Одними губами я читала слова молитвы, которую каким-то чудом смогла вспомнить.

– Все будет хорошо, – успокоила она меня, положив руку на плечо.

– Хватит, – оборвал ее мужчина. – Приступаем.

Я почувствовала укол иглы в руку и приготовилась к нестерпимой боли, но ничего не произошло. Наверняка препарат уже почти достиг своей цели.

Я приоткрыла глаза. Сердце учащенно билось в ожидании того, что сейчас со мной произойдет.

– Препарат введен, – услышала я голос девушки.

По моему телу разлилась приятная истома. Я почувствовала легкое головокружение. Сердце уже не стучало в бешеном ритме. Каждый его удар я отчетливо чувствовала. Еще вот-вот и оно навсегда остановится.

Странно, я думала это больно и мучительно.

Я с трудом приоткрыла отяжелевшие веки и взглянула на своих наблюдателей. Они пристально следили за мной, словно я была актрисой, которая исполняла главную роль в кинопремьере. Среди них, я разглядела мужчину, чей холодный взгляд показался мне знакомым. Глядя на меня, его губы расплылись в хищной улыбке, больше похожей на оскал, от которой я сквозь стекло почувствовала холод. Где я могла его видеть раньше?

Я моргнула. Мужчины там уже не было.

Интересно, этот препарат может вызывать галлюцинации?

Это было последнее, о чем я подумала. После этого меня навсегда поглотила тьма. Я умерла.

Вокруг меня была темнота. Интересно это рай или ад? Что я заслужила?

Я попыталась открыть глаза, и тут же мне в лицо ударил поток нестерпимо яркого света. Я зажмурилась. Наверное, все-таки рай, раз тут так светло.

– Она пришла в себя, – услышала я рядом с собой женский голос.

Ну, надо же, а я-то думала, что после смерти нет ничего, а я тут оказывается даже не одна.

Я снова приоткрыла глаза, но уже более осторожно. Постепенно привыкая к освещению, я разглядела склонившуюся надо мной девушку. Ее лицо мне показалось до боли знакомым.

Ну конечно, это ведь та самая медсестра, которая делала мне смертельную инъекцию.

– Что с вами случилось? Вы тоже погибли? – недолго думая, спросила я у нее. – Вас убили?

Девушка звонко рассмеялась.

– Ну что вы, я жива, так же, как и вы.

Я попыталась привстать, но голова закружилась, и я положила ее обратно на подушку.

– Но как это возможно? Я ведь все помню: укол, а потом темнота, – пробормотала я, широко раскрыв глаза.

– Все верно, – улыбнулась девушка. – Вот только тот препарат, который вам ввели, вводит человека в состояние похожее на летаргический сон, а не убивает.

– То есть я не умерла? – дошел до меня наконец-то смысл ее слов, от которого стала грустно. Встреча с Костей откладывается на неопределенный срок.

– Екатерина, дальше я сам, – услышала я приближающийся мужской голос.

Я повернула голову. На меня смотрели холодные льдинки глаз. Так вот кого я видела в свои последние минуты жизни. Это был он.

– Яков Алексеевич, – прошептала я, вспомнив его имя.

– Все верно, Ева. Я ведь говорил, что помогу вам, – он склонился надо мной так низко, что я почувствовала на себе его прерывистое дыхание. – Я выполнил свое обещание. Теперь ваш черед.

Глава 3

Я шла следом за Яковом Алексеевичем по широкому петляющему коридору. Тут и там сновали люди в белых халатах. Мне даже начало казаться, что я нахожусь в больнице. Смущал один единственный факт: нигде, за все время нахождения здесь, я не увидела ни одного окна. Вывод мог быть только один – мы находимся под землей. Возможно это бункер. Но для каких целей он построен? Чего хотят от меня?

У меня было слишком много вопросов, на которые мне не спешили отвечать.

– Как только мы окажемся на месте, вы сами все поймете, – единственная фраза, которую сказал этот странный мужчина за все то время, что мы шли по бесконечным коридорам.

Наконец мы остановились у одной из десятков одинаковых белых дверей. Яков Алексеевич вставил в разъем справа свой пропуск, и дверь бесшумно отворилась, пропуская нас внутрь.

Мы оказались в просторном ярко-освещенном помещении, где около двух десятков людей в белых халатах пристально следили за мониторами, на которых со скоростью света мелькали бесконечные цифры и символы.

Все экраны были установлены полукругом вокруг непонятного сооружения, напоминающего капсулу. Я разглядела рядом с ней еще несколько человек.

– Добро пожаловать на новое место работы, Ева, – обводя рукой помещение, сказал мой сопровождающий. – Начинайте осваиваться.

– Место работы? – я округлила глаза. – Боюсь, вы выбрали не того человека. Я ничего не смыслю в технике и в том, чем вообще все эти люди тут занимаются.

– Я думаю, вы справитесь, – ответил он, подводя меня к сооружению в центре, которое сразу привлекло мое внимание. – Это капсула виртуальной реальности. Наша корпорация уже около двух лет занимается разработкой игры с максимальным погружением в нее. Наш продукт, если все пройдет гладко, станет первым на рынке и принесет нам огромную прибыль и вам, Ева, соответственно тоже. Вы ведь понимаете, что для всех вы сейчас мертвы?

Я молча кивнула. Меня эта мысль пугала.

– Для того, чтобы начать новую жизнь, вам понадобятся деньги. Большие деньги, – продолжил говорить мужчина. – Я готов предоставить вам возможность их заработать.

– Но почему именно мне? – задала я вопрос, который не давал мне покоя. – Зачем вам такие сложности?

– По всем показателям здоровья, вы, Ева, наш идеальный тестировщик, – улыбнулся Яков Алексеевич. – Да, и к тому же, вам нечего терять.

О каких показателях он говорит, я не совсем понимала. Хотя какое это имеет значение, если у меня появился второй шанс. Терять мне и вправду уже нечего. Семьи нет, имущество конфисковано. Я могу начать жизнь с чистого листа. Новое имя, новая личность и огромные деньги – все это поможет мне найти тех, кто разрушил мою жизнь. Тех, кто на самом деле убил Костю.

– В чем заключается работа, и сколько я за нее получу? – задала я два вопроса, на мой взгляд, самых важных.

– Ничего сложного, – расплылся в улыбке мужчина. – Вам необходимо протестировать нашу игру. Что касается оплаты, то думаю, сумма с семью нулями вас вполне устроит, – сверкнул глазами Яков Алексеевич.

Я насторожилась.

– Так много за то, чтобы просто протестировать вашу игру?

– О, Ева, я думаю это не так просто, как вам кажется. Во-первых, на время тестирования, вы не имеете права покидать это место. Не переживайте. Вам выделят комнату, обеспечат всем необходимым, но на время работы это, – он обвел руками помещение, – ваш дом. Как только игра будет пройдена, вы получите свое вознаграждение. Во-вторых, погрузившись в игру, вы будите так же чувствовать боль. Игра имеет максимальный уровень погружения. То есть все, что будет с вами происходить там, вы будете чувствовать ровно так же, как и в реальной жизни.

– Даже запахи? – удивилась я.

– Именно, – кивнул мужчина. – С помощью этой капсулы, – он погладил стальной корпус неизвестного мне аппарата, – мы вас туда и отправим. Вы сможете покинуть игру в любой момент. Наши сотрудники будут постоянно следить за вашими показателями и в случае чего, оперативно вернут вас в реальность.

– Разве что-то может пойти не так? – запереживала я, поглядывая на замысловатый аппарат.

– Нет, ну что вы, Ева, – на лице Якова Алексеевича снова появилась хищная улыбка. – Это всего лишь мера предосторожности. Так сказать, для галочки.

Я немного успокоилась.

– Скажите, сколько примерно времени займет моя работа? – Мне не хотелось жить в четырех стенах всю свою жизнь, хоть за это и обещали огромные деньги.

– Как знать, – пожал плечами мужчина. – Может несколько дней, а может несколько недель. Все зависит только от вас. Но хочу вас предупредить, что крайний срок прохождения игры три месяца. Если вы не уложитесь, то соответственно, ни о каком вознаграждении не может быть и речи.

Я представила, что произойдет со мной, если спустя отведенное мне время я окажусь на улице без денег, и тут же отогнала эту мысль. Обратно в камеру, а затем на тот свет, мне больше не хотелось.

– Я справлюсь, – тут же выпалила я, хоть не совсем представляла каким образом, ведь компьютерными играми я никогда не увлекалась. – Что я должна подписать?

Яков Алексеевич рассмеялся.

– Милочка, на данный момент, по всем официальным документам, вы труп. Поэтому вам придется поверить мне на слово.

У меня не оставалось выбора, кроме как согласиться.

– Отлично, сейчас вас проводят в вашу комнату, а завтра с утра можете приступать, – сказал Яков Алексеевич, отдавая меня на попечение мужчине в белом халате. – До завтра, Ева, – добавил он, направляясь к выходу.

Комната, в которой мне предстояло провести ближайшие несколько месяцев, напомнила мне тюремную камеру, разве что одиночную. По правую руку от входа стояла кровать, застеленная стерильно белым покрывалом, рядом такая же белая тумба, над которой висела лампа, источавшая тусклый свет. Чуть левее небольшой шкаф, в котором я обнаружила чистые махровые полотенца, сменную одежду и несколько комплектов нижнего белья.

Кроме той двери, через которую я вошла в комнату, тут была еще одна. За ней скрывалась небольшая ванная комната. Раковина, душевая кабина и унитаз – вот и все. Больше в моем новом жилище смотреть было нечего.

Я еще раз огляделась по сторонам, с грустью подумав о том, что даже в следственном изоляторе помещения были более живым. Там под потолком было даже маленькое зарешеченное окошко, через которое пробивался солнечный свет. Здесь же возникало ощущение, что находишься либо в больничной палате, либо в психиатрической клинике.

Я взяла одно из полотенец и отправилась в душ. Теплые струи смывали с меня весь тот негатив, что накопился за долгие месяцы заключения. Они смывали боль, обиду, залечивали душевные раны. Забыв о времени, я просто расслабилась. О такой роскоши в следственном изоляторе я могла только мечтать.

Вытерев коротко подстриженные волосы, я бросила беглый взгляд на свое отражение. Там больше не было жизнерадостной молодой красивой девушки, которая любила жизнь. На меня смотрела потухшими голубыми глазами, полными печали, незнакомая мне особа, с тусклыми каштановыми волосами, которые едва доходили до плеч, исхудавшим телом и лицом, которое больше напоминало старушечье, с залегшими под глазами темно-синими кругами.

Я поспешно отвернулась. Мне не хотелось смотреть на себя, так как прежде. Раньше я могла любоваться собой, теперь нет. Теперь в отражении была не я. Того, кто там был, я знать не хотела.

Мой гардероб оказался довольно однообразным. Я натянула один из предоставленных мне комплектов. Это были облегающие белые лосины, майка того же цвета и куртка, сшитая из ткани, напоминающей искусственную кожу. Обуть мне пришлось белые кеды, которые, кстати, оказались очень удобными и пришлись мне по вкусу. Чего не скажешь об остальной одежде. В такой униформе я чувствовала себя совершенно не комфортно.

Собираясь пройтись и осмотреть место своей новой работы, я толкнула дверь. К моему удивлению она не поддалась. Я попробовала еще раз, но все было тщетно.

– Эй, – постучала я кулаком по твердой поверхности, – есть там кто-нибудь?

Тут же щелкнула задвижка, и на уровне моих глаз в двери образовалось окошечко размером с альбомный лист, через которое на меня смотрел коротко стриженый мужчина.

– Откройте дверь, пожалуйста. Она, почему-то заперта, – обратилась я к нему. – Яков Алексеевич наверняка забыл оставить мне ключ.

– Не положено, – коротко ответил он и уже собирался вернуть задвижку на место, но я, высунув руку, ухватила его за воротник такой же куртки, как и у меня, только черной.

– Постойте, – закричала я. – Я хочу выйти.

– Не положено, – равнодушно повторил мужчина, одним резким движением возвращая мою руку обратно в камеру.

Окошко захлопнулось, и я осталась одна.

«М-да, променяла одну камеру на другую», – пронеслось у меня в голове.

Я обреченно села на кровать и откинула голову назад. Я снова оказалась пленницей. Мне оставалось только ждать.