Лётная книжка лётчика-истребителя ПВО

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Лётная книжка лётчика-истребителя ПВО
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Военные мемуары


© Урвачёв В.Г., 2022

© ООО «Издательство «Вече», 2022

Введение

Летная книжка – главный документ военного летчика, заводится на него в штабе воинской части, куда он направляется после летного обучения, и содержит поденную запись всех его вылетов с указанием даты, типа самолета, задания и продолжительности полета, а также результаты летной и боевой учебы, проверки техники пилотирования и другие записи, связанные с летной работой. После списания с этой работы прошнурованная и скрепленная сургучной печатью летная книжка выдается на руки ее «герою».

Предлагаемые записки подготовлены на основе летной книжки отца автора, Георгия Николаевича Урвачёва (1920–1997), военного летчика, участника войн с Германией и Японией в 1941–1945 гг., в Корее – в 1952–1953 гг. и летчика-испытателя ВВС в 1954–1964 гг. Использованы его устные рассказы, газетные заметки, короткие записки и тезисы к выступлениям, а также опубликованные, архивные и другие материалы, список, которых приводится в конце данного повествования[1]. С целью лучше передать атмосферу и лексику того времени в записках приводятся многочисленные цитаты из документов.

При этом следует иметь в виду, что летная книжка, как и другие официальные документы, не вполне адекватна реальной жизни. Один летчик вспоминал: «Летные книжки мы не проверяли, <…> уже после войны я посмотрел документацию. Велась она безобразно, поскольку никто из летчиков ее не контролировал. Много не дописывали, много неточностей, что-то упущено». По словам другого летчика, «те, кто вел документацию, вели ее халтурно». Тем не менее летная книжка – основное общепризнанное официальное свидетельство о выполненной ее владельцем летной работе и уровне его летной подгтовки.

Урвачёв был хорошим рассказчиком, но редко предавался воспоминаниям, и все, что использовано в настоящих записках, рассказано им от случая к случаю на протяжении десятилетий, и вот уже много лет его нет в живых.

Использованная при подготовке записок литература зачастую отмечена недостатками, свойственными многим современным документальным книгам на исторические темы, но лишена главного из них – в ней реальная история не подменяется выдумками авторов.

Из сказанного следует, что записки могут содержать связанные с этим ошибки или неточности, хотя использовались материалы, отобранные со всевозможным учетом их достоверности. Во всяком случае, в записках нет ни одной выдуманной строки, а высказываемые предположения сопровождаются соответствующими оговорками.

Основная часть записок посвящена летной и боевой работе Георгия Урвачёва и его друзей – летчиков 34-го истребительного авиационного полка (иап), который с 1938 г. входил в систему противовоздушной обороны (ПВО) Москвы, в 1945 г. был передислоцирован на Дальний Восток, участвовал в войнах с фашистской Германией и милитаристской Японией. О последующих событиях рассказано более коротко, в частности из-за ограниченного доступа к соответствующим материалам.

Главным испытанием для летчиков полка была защита неба столицы, когда они вместе с другими истребительными авиационными полками ПВО Москвы в июле 1941 г. вступили в бой с превосходящим по силе, подготовке и оснащению противником. Тем не менее они выиграли воздушное сражение в небе столицы. Учитывая огромные потери и незначительный результат налетов люфтваффе, немецкое командование в апреле 1942 г. отказалось от бесплодных попыток бомбить Москву.

Немецкий историк Франц Куровски, используя характерную лексику, пишет, что ВВС Красной армии под Москвой «продемонстрировали дикую, фанатичную решимость, которой от русских, после понесенных ими потерь, никто не ожидал. <…> Показали свою почти неисчерпаемую мощь и несгибаемую решимость любой ценой защитить Москву».

Кто были эти люди, летчики ПВО, сражавшиеся в столичном небе, как они воевали и как победили, как сложилась их последующая боевая и летная жизнь? Предлагаемые записки – попытка ответа на эти вопросы на примере одного из таких людей – Георгия Урвачёва и других летчиков-истребителей 34-го авиационного полка.

Предварительно кажется необходимым сделать одно замечание. В повествовании содержатся эпизоды, в которых поступки летчиков не всегда укладывались в рамки обывательской добропорядочности и законопослушания. Автор убежден, что это не умаляет их боевые заслуги и не затмевает морально-нравственный облик, но делает более объективным рассказ о них.

Каждый, кто возьмет на себя смелость судить их, должен помнить, что почти все они были молодыми людьми 20–25 лет, на плечи которых легла тяжелая, смертельно опасная работа и ответственность за судьбу Родины Это потребовало от них неимоверного напряжения физических и нравственных сил. И не может быть никакого сомнения, что они справились с этой работой и были достойны выпавшей на них ответственности.

Глава I
Начало летной биогрфии

Деревня Причаль, Пролетарский аэроклуб и Борисоглебская военная школа летчиков

Отец Георгия Урвачёва – Николай Алексеевич был крестьянином деревни Причаль Венёвского района Тульской области, «из середняцкой семьи», как писал впоследствии Георгий в служебной автобиографии. Будучи призван в армию, Николай в окопах Первой мировой войны «заработал» себе чахотку, а после войны перебрался в Москву и стал токарем на заводе Михельсона. В Москве он встретил односельчанку Федосью Захаровну Авдонину, работавшую прядильщицей на мануфактуре Алексеева, и они поженились.

Молодые жили дружно, но в городе и на заводе с начала 1917 г. стало неспокойно. Защищая свои права, рабочие нередко вступали в схватки с полицией и казаками, и во время одной из них казаки избили Николая ножнами шашек. Его болезнь обострилась, врачи сказали, что больному нужно усиленное питание, а в Москве к тому времени начинался голод, и они с Федосьей вернулись в деревню Причаль.

Там в 1920 г. у них родился сын Георгий, а затем дочери – Александра и Валентина. Семья жила в согласии, и в связи с этим Георгий вспоминал, как они с мамой и сестрами летом по вечерам у калитки встречали возвращавшегося с полевых работ отца. Подходя к дому с косой и вилами на плече, он протягивал жене букетик полевых цветов, доставал из-за ремешка картуза каждой дочке по пучку земляники, а Егорку брал на плечи.

Однако болезнь Николая не отступала, брала свое. В отчаянной попытке спасти его, купить необходимые лекарства и продукты, продали коня, но это помогло ненадолго, и Федосья в 1926 г. осталась одна с тремя детьми, из которых шестилетний Егор, будущий отец автора, был старшим и единственным мужчиной в семье.

Федосья выбивалась из сил, ведя хозяйство, но когда подоспело время убирать урожай на семейном наделе, она поняла, что вручную много не уберет, и с просьбой дать на время коня обратилась к зажиточному соседу, который обнадежил:

– Конечно, дам, Федосья, по-соседски. Но сначала ты вместе с нами уберешь наш урожай, потом – свой и из него десятину отдашь мне.

Дома Федосья горько сказала сыну:

– Пока я у соседа урожай буду убирать, наш осыпется, а из того, что останется, надо будет ему десятину отдать. Мы все умрем этой зимой, Егорка, хлеба нам до весны не хватит.

Оставалась надежда на сход сельской общины, который собирался после уборки урожая для решения вопросов землепользования и хозяйственных проблем. Когда дело дошло до Урвачёвых, сход согласился, что собранного Федосьей зерна ее семье не хватит, и решил выделить ей хлеб из общественного фонда. Однако за это ее сын Егор вместо школы должен был пойти подпаском в общинное стадо.

Но Федосья уже пожила в городе, поработала на производстве и знала, что значит для человека в его жизни образование, а еще ее характер закалился в женском коллективе текстильного предприятия, где работницы за словом в карман не лезли. Поэтому ее короткий, но хлесткий отказ от предложения схода еще долго вспоминали в деревне Причаль.

Федосья не мешкая собралась, окончательно покинула деревенский дом и в 1929 г. вернулась с детьми в Москву на мануфактуру Алексеева, ставшую к тому времени прядильной фабрикой имени М.И. Калинина, где снова стала работать, а ее дети Егор, Шура и Валя пошли учиться в школу.

Надо сказать, что изменилось не только название предприятия, но и положение на нем рабочего человека. В связи с этим Федосья рассказывала, как на фабрику из Средней Азии стала поступать некачественная овечья шерсть и заработки прядильщиц упали. Работницы бросились к начальству: «В чем дело?» Начальство стало оправдываться, дескать, писали в трест, в главк, в наркомат, а результатов нет.

Работницы тут же выбрали троих самых авторитетных среди них прядильщиц, в числе которых оказалась Федосья Урвачёва, и потребовали, чтобы директор немедля выдал им командировки в Среднюю Азию. Там они поехали не в обком или облисполком, а в отары и кошары, где вместе с пастухами-овцеводами нашли причины брака и отметили сей факт праздничным российско-азиатским чаепитием.

После этого шерсть пошла на фабрику только первоклассная.

* * *

Тем временем Егор Урвачёв закончил семилетку. А поскольку в семье не было лишней копейки, чтобы продолжать учебу в школе, за что тогда, начиная с восьмого класса, надо было немного, но платить, он пришел на завод Михельсона, который к тому времени назывался уже «имени Владимира Ильича» в память о раненном здесь в 1918 г. В.И. Ленине. В четырнадцать лет Егор поступил в фабрично-заводское училище и начал работать токарем. При этом он всегда гордился, что не на конвейере, а стал квалифицированным токарем-универсалом в инструментальном цехе, где раньше работал его отец, и выполнял «штучную» работу. Благодаря его заработку сестры смогли закончить десятилетку.

 

Поначалу у несовершеннолетнего токаря рабочая смена была четырехчасовой, и нередко мастеру приходилось гнать увлекшегося работой Егора от станка. За стенами цеха его ждали заводские спортивные секции, технические и другие кружки, занятия в которых только с натяжкой можно было назвать добровольными, поскольку профком строго следил за посещением их молодыми рабочими. А для Егора сильнейшими увлечениями были занятия в аэроклубе и изостудии, поэтому ои долго выбирал профессию на дальнейшую жизнь – летчика или художника. Победила авиация.

Путь Георгия Урвачёва в авиацию был типичным для того времени. Работая на заводе, он получил первоначальную летную подготовку в Пролетарском аэроклубе Москвы на планере и учебном самолете-биплане У-2, переименованном в 1944 г. в память о его конструкторе Н.Н. Поликарпове в По-2. Серийное производство этого самолета, который еще называли «летающей партой», началось в 1929 г. и продолжалось до 1953 г.

Вместе с ним в этом аэроклубе учились летать будущие Герои Советского Союза: Иван Сорокин и Пётр Вострухин с завода «Серп и молот», Александр Куманичкин с обувной фабрики «Буревестник», Виктор Талалихин с Московского мясокомбината, Евгений Балашов – студент техникума и мастер 1-го государственного подшипникового завода, Константин Коршунов – работник заводской охраны, школьники Виталий Поляков и Борис Попков.

В это же время в Пролетарском аэроклубе занималась Валентина Лисицина, ставшая затем его инструктором, во время войны – заместителем командира женского 586-го истребительного авиационного полка, а после войны – видным деятелем Советского комитета ветеранов войны, Героем Социалистического Труда.

* * *

Окончив аэроклуб, Георгий Урвачёв поступил во 2-ю военную Краснознаменную школу летчиков в Борисоглебске, куда его зачислили 25 декабря 1938 г. Три дня спустя школе было присвоено имя погибшего за две недели до этого в испытательном полете комбрига Валерия Чкалова, курсанта ее первого набора и выпускника 1923 г. В том же декабре начальником Борисоглебской школы стал еще один ее выпускник, полковник Валентин Ухов, участник войны в Испании, где, будучи командиром эскадрильи, одержал ряд побед в воздушных боях и был награжден орденами Ленина и Красного Знамени.

Впоследствии Урвачёв неизменно подчеркивал, что он вступил в Красную армию в восемнадцать лет добровольно, поскольку призывной возраст тогда был 21 год. 23 февраля 1939 г. курсанты приняли присягу, и через месяц у них начались полеты на учебно-тренировочном самолете-моноплане конструкции А.С. Яковлева Ут-2, переходном от биплана У-2 к скоростным самолетам-истребителям.

А через два месяца они вылетели на одном из таких скоростных самолетов – учебно-тренировочном истребителе УТИ-4, двухместном варианте боевого истребителя И-16. Они оба были сложными в пилотировании, и незадолго до первого полета курсанта Урвачёва на УТИ-4, на самолете этого типа, 11 мая сорвались в штопор и погибли известные летчики, Герои Советского Союза майор Полина Осипенко и комбриг Анатолий Серов, похороненные в Москве у Кремлевской стены.

Нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов в приказе об аварийности в частях ВВС отметил, что «число летных происшествий в 1939 г. <…> достигло чрезвычайных размеров, <…> мы потеряли 5 выдающихся летчиков – Героев Советского Союза <…> – тт. Бряндинского, Чкалова, Губенко, Серова и Полину Осипенко». Осваивая профессию военного летчика, курсанты познакомились и с этой ее трагической стороной. Тем летом на аэродроме школы проходил практику слушатель-первокурсник Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского старший лейтенант Аркадий Чапаев – сын героя Гражданской войны В.И. Чапаева. При полете на истребителе И-16 Аркадий попал в штопор и погиб.

Самолет пришлось выкапывать из илистой отмели мелкого озера, в которую он зарылся на несколько метров, а тело пилота из сплющенной кабины вырезать с помощью автогена. Георгий Урвачёв вместе с другими курсантами участвовал в этих работах, тягостные впечатления от которых остались у него на всю жизнь, хотя впоследствии ему много раз приходилось наблюдать картины последствий авиационных катастроф.

Тем не менее летчик-инструктор младший лейтенант Лисовский в аттестации на курсанта Урвачёва отметил: «Инициативен, решителен и энергичен в повседневной работе. Отлично летает и любит летную работу. <…> Имеет <…> командирские навыки».

Всего в школе летчиков на самолетах Ут-2 и УТИ-4 Георгий совершил 203 вывозных, контрольных и самостоятельных полета. Его общий налет составил 28 часов, из которых только 19 часов самостоятельных и контрольных полетов. Известно, что при вывозных полетах самолет пилотирует инструктор, постепенно передавая управление курсанту, а при контрольных – инструктор следит за действиями курсанта, который управляет самолетом.

* * *

В настоящее время даже для получения свидетельства летчика-любителя надо налетать 35 часов, выпускник летного училища ВВС России должен иметь налет 200 часов, а у курсантов немецких летных училищ до войны он достигал 250 часов. Сравнение этих показателей с налетом выпускников летных школ ВВС Красной армии давало основание для рассуждений в средствах массовой информации нашего времени на тему о готовности немецких летчиков и неготовности советских пилотов к боевой летной работе.

В связи с этим следует иметь в виду, что советская система подготовки военных летчиков перед войной строилась в условиях острого недостатка ресурсов и огромной потребности в летном составе для формирования новых авиачастей, поскольку после принятия в 1939 г. Закона о всеобщей воинской обязанности их количество должно было вырасти в три раза. С учетом этого в советские военные школы летчиков принимали ребят, уже получивших первоначальную летную подготовку в аэроклубах, а основное обучение полетам на боевых самолетах и боевому применению они проходили в строевых авиационных полках.

При этом можно поспорить, кто лучше подготовит молодого летчика к летной и боевой работе: инструктор в училище, зачастую сам его недавний выпускник и не служивший в строевой части, или опытный летчик-командир. Во всяком случае, Урвачёв считал, что прошел войну и остался в живых благодаря тому, что после школы летчиков его вводили в строй командир полка, командиры эскадрилий и звеньев, имевшие боевой опыт, который они получили на войнах в Китае, Монголии, Испании и с Финляндией.

Все сказанное не ставит под сомнение очевидное и признанное всем авиационным миром правило: налет пилота – основной показатель уровня его летной подготовки. Но не единственный и не универсальный.

Была еще одна причина малого налета курсантов. Формирование большого количества новых авиационных частей в связи с угрозой войны и принятым Законом о всеобщей воинской обязанности потребовали ускорения подготовки пилотов. Для этого, наряду с организацией новых авиационных школ, Борисоглебская, как и другие военные школы летчиков, получила приказ в два раза сократить программу и время обучения курсантов набора 1938 г.

* * *

В связи с этим менее чем через год после поступления в школу летчиков, уже 5 ноября 1939 г., ее выпускнику Георгию Урвачёву приказом наркома обороны СССР было присвоено звание младшего лейтенанта, и он стал летчиком-истребителем ВВС Красной армии.

В настоящее время удалось найти имена 212 выпускников Борисоглебской школы летчиков 1939 г. и какие-либо сведения только о 138 из них. Почти все они воевали, и 53 летчика не вернулись с боевых заданий, восемь – погибли в авиакатастрофах, 33 – стали Героями Советского Союза, а два Алексея – Алелюхин и Рязанов – были удостоены этого звания дважды. Из числа Героев Советского Союза пятнадцать летчиков погибли в боевых вылетах, а Семен Бычков, будучи сбит, попал в плен и стал летчиком Русской освободительной армии – власовцем. В 1946 г. его осудили и расстреляли, а в 1947 г. лишили всех званий и наград.

После войны трое выпусков школы 1939 г. стали заслуженными летчиками-испытателями СССР, в числе которых Василий Иванов получил звание Героя Советского Союза. Еще один выпускник – Василий Афонин в 1996 г. был посмертно удостоен звания Героя Российской Федерации. Сведения неполные, и не обо всех выпускниках того года, но многое говорят о судьбе этого поколения летчиков в нашем Отечестве.

Сохранился фотомонтаж «В память совместной учебы» с портретами 29 выпускников одной из учебных групп школы, среди которых Урвачёв. На фотомонтаже также портреты инструкторов: капитана Подмогильного, старших лейтенантов Маркова, Маторина, Ремезкова, лейтенантов Астафьева и Мышенкова, младшего лейтенанта Лисовского. Имеются сведения об 11 выпускниках этой учебной группы, семь из которых погибли.

Так, Семён Гуцкин погиб в сентябре 1941 г. в воздушном бою в районе Мги под Ленинградом, а Николай Крохин – в декабре при штурмовке войск противника под Ростовом. В феврале 1942 г. зенитным огнем в районе Нелидово Тверской области был сбит Сергей Корнилов, а в марте, в Крыму – Василий Ростунов, в сентябре не вернулся с боевого задания Константин Соковин. В мае 1944 г. пропал без вести под Гомелем Сергей Любаев.

Пётр Батырев участвовал в войне с Финляндией, потом с Германией, и был, наверное, хорошим разведчиком, из 330 его боевых вылетов – 212 на разведку. В воздушных боях он сбил шесть самолетов противника. В сентябре 1944 г. в схватке с восьмеркой «мессеров» у польского города Августов Пётр был тяжело ранен и его подбитый самолет рухнул на землю. Посмертно капитану Батыреву было присвоено звание Героя Советского Союза.

На фотомонтаже есть портрет начальника Борисоглебской военной школы летчиков в 1938–1940 гг. полковника В.П. Ухова. Потом он командовал истребительной авиационной дивизией, не раз сам летал на боевые задания, был неоднократно награжден и стал генерал-майором авиации. В 1945 г. участвовал в Параде Победы на Красной площади.

В 1950 г. генерала Ухова арестовали и по вздорному обвинению приговорили к 10 годам лишения свободы. Он обратился к Генеральному прокурору СССР с жалобой на фальсифицированное в отношение его дело, указав причастным к этому своего бывшего подчиненного – Василия Сталина, поскольку, будучи его командиром, неоднократно препятствовал «художествам» сына вождя вплоть до требования отстранить Василия от должности командира полка. В 1953 г. Валентин Петрович Ухов был освобожден, в 1954 г. – реабилитирован и в 1957 г. скончался.

* * *

Но все это произошло значительно позднее, а в ноябре 1939 г. младшему лейтенанту Урвачёву, направлявшемуся к месту службы, представился случай повидаться с матерью. Она, одна вырастив троих детей, познав тяжелый крестьянский и фабричный труд, обладала твердым характером и не была сентиментальной, но встреча с сыном тем не менее приняла драматический оборот.

После их годичной разлуки его мать, услышав звонок и голос сына с лестничной площадки: «Это я, мама», – открыла дверь, ожидая увидеть своего невысокого, щуплого, непритязательно одетого Егорку, каким он уезжал из дома в школу летчиков. Но перед ней стоял рослый, крепкий парень в ослепительно белой рубашке с галстуком, в синей форменной тужурке с красными командирскими «кубарями» на голубых петлицах, с золотыми крыльями военного летчика на рукаве, и она …упала в обморок. Придя в себя, она узнала радостную весть – младший лейтенант Урвачёв был направлен служить не на Дальний Восток, как предполагалось ранее, а в подмосковные Люберцы.

1Выписки из летной книжки, других документов, а также из опубликованных и рукописных материалов выделены в тексте курсивом.