Ночные твари

Глава 17

В Лас-Вегас они возвращались уже вечером. Машину вел Болдуин. Уилсон сказал, что ему нужно будет забрать материалы дела из архива в центре города, после чего его секретарша отсканирует и отправит по электронной почте все, что у них есть на Такера Фарра.

– Все это слишком просто, – сказала Ярдли. – Такера по чистой случайности обвиняли в похищениях девушек одного возраста с Хармони?

– Возможно, он пытается остановиться и тем упрощает нам жизнь. Я с таким уже сталкивался.

Болдуин хорошо помнил одно дело, которым занимался много лет назад: молодой отец, преподаватель средней школы. Он похищал маленьких мальчиков и душил их у себя в подвале. Рядом с трупами оставлял какие-то вещи и записки, а затем прикрывал тела, словно стесняясь содеянного. Одной из вещей был игрушечный солдатик ручной работы, купленный в местном магазине, а записки он подписывал своими настоящими инициалами. После того как его задержали, учитель сказал, что хотел остановиться, но не мог, и надеялся, что его поймают.

Он не смог объяснить, почему просто не пришел в полицию и не признался. Что-то отвратительное и черное у него внутри не позволяло ему так поступить. И максимум, что он мог, – это оставлять свои инициалы.

– Если это Такер, откуда картины? Они не имеют никакого отношения к четырнадцатилетним девочкам. – Ярдли покачала головой. – Кто бы это ни был, он просто играет с нами, и нам не остается ничего другого, кроме как подыгрывать ему. Он понимает, что мы должны на всякий случай отрабатывать все зацепки. Он отвлекает наше внимание, Кейсон. Я боюсь, что с третьей жертвой он собирается сотворить что-то серьезное, а для этого ему нужно, чтобы мы гонялись за тенями.

– У меня тоже такое ощущение, но ты права – мы должны проверять абсолютно всё. Я узнаю, может быть, нам дадут в подмогу кого-нибудь из местной полиции, чтобы заниматься Такером, а мы тогда сможем сосредоточиться на жертвах. Преступник выбирал их сознательно, и, если мы сможем определить, что связывает этих двух женщин, мы его вычислим.

– Двух?

– Я полагаю, пока что мы не можем считать Хармони жертвой Палача. Такер сказал, что она не говорила о смерти своей матери и вообще не выказывала почти никакой реакции. По-моему, вполне естественный отклик на психологическую травму. И у нее могла возникнуть мысль, что ей лучше исчезнуть. Я по-прежнему думаю, что Хармони, возможно, просто сбежала из дома.

– Мы оба понимаем, что это не так. Особенно после обнаружения ее телефона и ожерелья. А отсутствие реакции также может означать отсутствие сочувствия. Мать на протяжении многих лет спокойно смотрела на то, как над ее дочерью издеваются. Возможно, у девочки накопилось столько злости на нее, что она не испытывала боль утраты.

– Возможно, и все-таки мы должны отрабатывать все предположения до тех пор, пока у нас не будет полной уверенности.

– До тех пор пока мы не обнаружим Хармони висящей под потолком, ты хочешь сказать?

Наступило молчание. Наконец, остановившись на красный свет, Болдуин кашлянул.

– В настоящий момент нашим лучшим источником информации является Энджела Ривер. И тому, кто с ней близок, будет проще получить от нее то, что мы могли пропустить.

– Я с ней поговорю, – кивнула Ярдли.

Высадив ее у дома, Болдуин сказал, что перешлет ей материалы обоих дел Такера, чтобы она была в курсе.

– Я должен буду также отправить их и Кайлу Джексу, – добавил он.

– Понимаю. Ничего страшного.

– Если у меня что-нибудь будет, я тебе позвоню.

* * *

Когда Ярдли вернулась домой, Тэра лежала на диване, в футболке и шортах, и смотрела телевизор.

– Приготовила ужин, – не отрываясь от экрана, сказала она. – Он в духовке.

– Ты приготовила ужин?

– Просто решила быть хорошей.

Подойдя к дочери, Ярдли поцеловала ее в макушку.

– Я очень это ценю, дорогая. Но сегодня мы ужинаем в гостях.

– Вот как? И где?

– У Энджи.

Потянувшись, Тэра выключила телевизор. Ярдли ушла в спальню переодеться. Надев джинсы и блузку, она уселась на кровать, чтобы застегнуть сапожки, и тут в комнату вошла Тэра. Она остановилась в дверях, крутя в руках пульт от телевизора.

– В чем дело? – спросила Джессика.

– Ты о чем?

– Ты можешь меня читать, но это работает и в обратную сторону, моя маленькая мисс. Что стряслось?

– Я беспокоюсь насчет Энджи.

– Почему?

– Прочитала в «Сан» заметку об этом деле. – Тэра пожала плечами. – Как-то странно, что она осталась в живых, ты не согласна? Я хочу сказать, почему Палач не проверил ее пульс и не убедился в том, что она мертва? Слишком уж это удобно.

– Слишком удобно? – усмехнулась Ярдли. – По-моему, ты чересчур много смотришь сериал «Место преступления».

Тэра склонила голову набок, словно обдумывая, как лучше сформулировать следующую фразу.

– Ты обратила внимание на татуировку у нее на левом плече? Энджи сказала тебе, что она означает?

– Она сказала, это руна, означающая что-то в духе «тот, кто сам творит свою судьбу».

– Я тоже ее узнала, поэтому провела кое-какие исследования. Это не буквальный перевод. Буквальный перевод гласит следующее: «Тот, кто сражается с судьбой». Почему для Энджи это так важно, что она сделала такую татуировку?

– Может быть, Судьбой^[13] звали какую-то ее одноклассницу, которую она ненавидела?

– Я серьезно, мам.

Застегнув сапожки, Ярдли подняла взгляд на дочь.

– Я очень, очень признательна тебе за то, дорогая, что ты всегда заботишься обо мне. Но я сама могу за себя постоять. А от тебя мне нужно только то, чтобы ты полностью раскрыла свой потенциал. Вот почему я прошла через все это, Тэра. Работала на двух работах и училась, времени спать совсем не оставалось. Обходилась без еды, носила старую одежду с заплатками. Все это я делала, чтобы у тебя был шанс добиться в жизни чего-нибудь. Если ты и вправду хочешь мне помочь, будь счастлива и добейся всего того, чего, знаю, ты можешь добиться.

Тэра кивнула так, словно уже давно все это знала.

– Мы никогда не говорили по-настоящему о том, что произошло с Уэсли.

Ярдли внимательно посмотрела на свою дочь. Сильный внешний фасад, за которым скрывается пламенный ум, но также и беззащитная ранимость. Тэра до сих пор не знает, кто она и какое место займет в мире, и со скоростью сто миль в час несется навстречу взрослению. Принужденная к этому чудовищем-отцом и матерью, впустившей в свою жизнь его двойника…

– Не нужно говорить об этом. Что было, то было. И незачем к этому возвращаться. Но, Тэра… чтобы больше никогда. Я не хочу, чтобы ты даже просто знала о моих делах, так что прекрати читать о них в интернете. Сосредоточься на учебе и работе.

Тэра бросила пульт на кровать.

– Знаю. Но… ты – это все, что у меня есть.

Тэра произнесла это с тоской, пронзившей Джессике сердце. Она потянулась к дочери, но та уже развернулась и вышла из комнаты.

* * *

Дом находился в центре города, недалеко от бульвара. Два этажа, большая лужайка, подъездная дорога в форме подковы со стоящим перед крыльцом «Мерседесом».

– Красиво, – заметила Тэра, когда они направились к входной двери. – Если заводить друзей, то только богатых, правильно?

Они поднялись на крыльцо, и Ярдли сказала:

– Веди себя хорошо, моя маленькая мисс.

– Что, ты боишься, я напьюсь и набью кому-нибудь морду?

– Иногда ты просто развлекаешься, играя другими людьми. Вселенная наделила тебя блистательным умом не для того, чтобы играть людьми. Так что, пожалуйста, только не здесь.

– «Вселенная»? Ого, кажется, ты и правда проводишь с ней слишком много времени…

– Просто веди себя хорошо. Пожалуйста.

Ярдли позвонила. Дверь открыл мужчина в белой рубашке. Стройный, с темными вьющимися волосами, он чем-то напомнил консервативного политика. Ярдли представляла себе ухажера Ривер совсем не таким.

– Должно быть, вы Джессика, – сказал он, протягивая руку. Ярдли пожала ее. – И Тэра, верно?

– Точно, – фальшиво улыбнувшись, подтвердила Тэра.

– Майкл Закари. Рад с вами познакомиться. Проходите.

Внутри царила та же утонченность, что и снаружи. Просторный атриум, изгибающаяся лестница, ведущая на второй этаж, на стенах предметы южноазиатского искусства. У двери на белой колонне стоял бюст Будды, в противоположном конце восседал еще один Будда, бронзовый.

– Привет! – сказала появившаяся из кухни Ривер. Она обняла Ярдли, затем Тэру. – Ребята, я так рада, что вы пришли!

– У тебя красивый дом, Энджи, – сказала Ярдли.

– На самом деле это дом Закари, но какая разница, правда?

– Охренеть можно, – сказала Тэра. Она оглянулась на мать, и та неодобрительно нахмурилась. – Я хочу сказать, очаровательный дом. И машина. И картины мне тоже очень нравятся. На самом деле я здесь всё обожаю, это замечательно!

– Ты просто прелесть. Итак, позвольте устроить вам обзорную экскурсию.

Пока Закари, извинившись, отправился к себе в кабинет заняться кое-какими бумагами, Ривер проводила гостей по дому. Они зашли в спальню, просторную, главное место в которой занимала такая огромная кровать, что на ней запросто поместились бы восемь человек. Кровать была прикручена к стене, и создавалось впечатление, будто она парит в воздухе. Шкаф для одежды размером с небольшую комнату, ванная, также просторная. Унитаз из светло-голубого мрамора, как и биде.

– Зачем два толчка? – удивилась Тэра.

– Это биде. Никогда не видела?

– Даже не слышала.

Ривер открыла кран, и хлынула струя воды.

– Ого, – воскликнула Тэра, – гениально!

Они вышли во двор к бассейну – большому прямоугольнику с темно-синей плиткой и подсветкой в каждой стене. Вода двигалась небольшими волнами, красиво отражая свет во всех ракурсах. У лестницы, ведущей в бассейн, стояли две скульптуры.

– Я обожаю этот бассейн! – сказала Тэра.

– Слушай, мы им почти не пользуемся. Я его открываю, только чтобы дать остыть воде. Приходи в любое время.

– Правда?

– Конечно. И приводи друзей.

– Энджи, не надо, – сказала Ярдли.

– Нет, я этого хочу. Так приятно слышать в доме юные голоса… – Кашлянув, Ривер оглянулась на дом. – Ужин уже почти готов. Надеюсь, ребята, вы проголодались.

* * *

Ужин прошел очень мило, заполненный рассказами Ривер о ее путешествиях по всему миру: общение с индейцами в джунглях Амазонки; сёрфинг в прибрежных водах Южной Африки, кишащих гигантскими белыми акулами; курение гашиша в парке в Амстердаме в компании полицейских. Ярдли все это казалось просто… неправдоподобным.

Она также узнала, что Ривер и Закари собрались пожениться и договорились взять фамилию Энджелы. Потому что, как сказала Ривер, она скорее повесится, чем позволит каким-то патриархальным предрассудкам указывать ей, какую фамилию она должна носить.

Ярдли попрощалась около десяти вечера. Ривер обняла ее и сказала, что свяжется завтра. Затем она обняла Тэру и повторила свое приглашение приходить в любое время с друзьями и пользоваться бассейном.

Закари пожал гостям руки и снова скрылся в доме. За ужином он, похоже, чувствовал себя неуютно. Ярдли обратила внимание на некоторые его странные привычки. Он симметрично раскладывал еду на тарелке, салфетка его была сложена под идеально прямым углом, вилка неизменно лежала слева, а нож – справа. У нее мелькнула мысль, не связано ли это с тем, как, по словам Ривер, Закари отнесся к тому, что с ней произошло.

Когда они вернулись домой, Ярдли остановилась перед крыльцом и сказала:

– Сейчас я должна встретиться с одним человеком. Включи сигнализацию, как только войдешь в дом.

– Наверное, я рвану к Стейси, если ты ничего не имеешь против. И дом ее ближе к лаборатории.

– Всё в порядке. Просто не забудь…

– Позвонить тебе, если я пойду куда-нибудь в другое место. Да, я знаю порядки, дуче^[14].

– Тэра, это не смешно.

Улыбнувшись, дочь вышла из машины. Проводив взглядом, как она зашла в дом, Ярдли включила на телефоне приложение системы безопасности. Она тронулась только после того, как Тэра включила сигнализацию.

Отъезжая от дома, Ярдли ощутила сильную тоску. Ей предстояло встретиться с человеком, который воскресит глубоко погребенные воспоминания. Однако Палач не оставил ей выбора.

Глава 18

Материалов дела оказалось совсем немного. Болдуин прочитал их по телефону, сидя за столиком открытого кафе. Наступила ночь, взошла луна.

Кейсон рассеянно макал ломтики картошки в кетчуп и жевал дольше необходимого, прекрасно сознавая, что даже не чувствует вкус. Его мысли были в другом месте: в доме Фарров. Он пытался представить себе, какую жизнь вели Хармони и Такер и был ли он действительно тем, кто похитил Сью Эллен Джонс.

Болдуин достал фотографию Хармони, которую дал ему Такер. На ней девочка широко улыбалась, у нее были сапфировые глаза и вьющиеся волосы. Только взглянув на Хармони, Кейсон сразу же понял, кого она ему напоминает.

Болдуин стал самым молодым следователем в управлении полиции Сан-Франциско. Он сразу же рьяно взялся за работу, целенаправленно стремясь к тому, чем действительно хотел заниматься: ограблениями и убийствами. После смерти матери от руки ее дружка, за что тот так и не понес наказания, Болдуин не видел для себя другого места – только в отделе расследования убийств.

Одно из его первых дел было связано с исчезновением тринадцатилетней девочки Анны Гордон. В полиции Сан-Франциско имелось отдельное подразделение, занимавшееся преступлениями против несовершеннолетних, однако исчезновение Анны досталось Болдуину в наследство как часть расследования убийства ее тетки, с которой она проживала. После того как отец Анны по пьяни убил ее тетку, девочка, спасаясь от него, выбежала из дома в соседний парк. Больше ее никто не видел.

Болдуин разыскивал ее как ищейка, взявшая след. Днем фотография Анны стояла у него на столе, по ночам она ему снилась. Он видел ее повсюду, куда бы ни пошел: в продуктовых магазинах, кинотеатрах и торговых центрах. Один раз даже схватил за руку какую-то девочку, приняв ее за Анну.

Прорыв случился через семь недель после ее исчезновения. Следователи из отдела по борьбе с наркотиками задержали человека, заявившего, что у него есть информация о «хорошенькой девочке с молочного пакета»^[15]. Болдуин его допросил. Задержанный сказал, что девочку продали за границу. Услышав это, Болдуин попросил повторить еще раз, решив, что он не так понял.

– Продали, мужик. Понимаешь, как машину или какую-то другую вещь. Она была просто товаром.

Болдуин схватил его за затылок и ударил лицом в стол. Другому следователю, присутствовавшему на допросе, пришлось оттаскивать его, иначе он сделал бы что-нибудь еще хуже.

В обмен на снятие обвинений в торговле наркотиками задержанный назвал то место, где в последний раз видел Анну Гордон. Склад, сдававший помещения в аренду сутенерам и торговцам людьми, которым требовалось где-то держать свой товар, прежде чем переправить его в Мексику или на Ближний Восток. Болдуин был первым, кто вскрыл ворота, не дожидаясь ордера на обыск; в лицо ему ударило зловоние фекалий и мочи, однако Анны там не оказалось. Торговцы живым товаром успели очистить склад. Позднее Болдуин узнал, что опоздал всего на два часа. Каких-то два жалких часа могли бы спасти Анну от истязаний и рабства…

«Два часа», – подумал Кейсон, глядя на фотографию Хармони.

Он отложил фотографию. Ему нужно было оторваться от прошлого и сосредоточиться на настоящем.

Болдуин вернулся к материалам дела по Сью Эллен Джонс.

В деле имелось всего пять страниц, потому что в нем не было ничего, кроме косвенных улик, притом очень слабых. Школьный ранец Сью Эллен был обнаружен в мусорном контейнере за продуктовым магазином, в двух с половиной кварталах от того места, где жил Такер Фарр. Также там были найдены и другие ее вещи, но не в том же самом контейнере. Начальник полиции Уилсон знал, что Такер живет поблизости, и тотчас же повез Бобби, брата девочки, видевшего похищение, к прицепу Такера. Ни запроса на обыск и задержание, ни должной процедуры опознания: Уилсон просто завел мальчика в дом и, указав на Такера, который уже был в наручниках, спросил: «Это он?» Грубое нарушение Четвертой и Пятой поправок^[16] к конституции, а также накопившихся больше чем за сотню лет прецедентов. Полицейский не может просто указать на человека и спросить «Это он?», потому что в этом случае слишком велика вероятность ложного опознания. И последующее опознание, даже проведенное надлежащим образом, не будет иметь никакой силы, поскольку свидетель уже видел того, кого должен опознать.

Уилсон винил во всем адвоката, однако улики были признаны недействительными вследствие небрежной работы полиции.

Когда Уилсон и два следователя из соседнего города обыскали пикап Такера, они обнаружили на коврике на полу один длинный светлый волос. Экспертиза ДНК смогла установить только то, что этот волос человеческий. Ни пола, ни возраста. Однако волосы именно такой длины были у Сью Эллен на момент ее исчезновения. Никаких других улик найдено не было.

Болдуин прочитал показания Такера на допросе после обыска его пикапа и прицепа. Они состояли из странных фраз «я этого не делал, но если б захотел, то…» Такер словно признавался в том, что мог убить Сью Эллен, но не делал этого, потому как сам подошел бы ко всему иначе. По его словам, он ни за что не стал бы похищать девочку при свете дня на автобусной остановке, а дождался бы, когда она будет где-нибудь одна ночью, и заманил бы ее под каким-нибудь предлогом, сославшись на родителей. Возможно, показал бы ей поддельный полицейский значок.

Это был очень странный способ утверждать о своей невиновности, однако Болдуину уже не раз приходилось сталкиваться с подобным. Вероятно, в тот момент Такер находился под воздействием наркотиков. И сценарий, описанный им, – терпеливо дождаться, чтобы ребенок оказался в уязвимом положении, и воспользоваться тем предлогом, что его родители якобы в беде, заманив к себе в машину, – можно найти в брошюрах, циркулирующих в кругах педофилов. Явно серийный случай: если Такер ознакомился с пособием, это значит, что он выходил на соответствующие форумы педофилов в Даркнете^[17], и, значит, две девочки – не единственные его жертвы.

Болдуин перебрал различные варианты: или Такер Фарр и есть Палач, который хочет, чтобы его поймали, и считает, что избрал для этого лучший путь, или же он слишком туп и не отдает себе отчета в том, что убийство жены и дочери полностью сосредоточат расследование на нем. А может быть, тот таинственный мужчина, которого отправили за решетку благодаря показаниям Хармони, действительно вышел на свободу и решил навестить семейство Фарров… Хотя это никак не объясняет, каким боком здесь оказалась замешана Энджела Ривер.

– Как же я устал от этих долбаных психопатов! – вздохнув, пробормотал Болдуин.

Он отключал телефон для того, чтобы лучше сосредоточиться, и теперь включил его снова. Телефон тотчас же запищал, предупреждая о пришедшем сообщении. От Скарлетт.

– Твою мать! – выругался Болдуин. Начисто забыл, что они договорились поужинать вместе у нее дома… Торопливо собрав мусор, он открыл сообщение.

Поскольку, похоже, ты не собираешься озаботиться тем, чтобы прийти, наверное, мне лучше просто написать: я беременна.

Болдуин застыл с грязной посудой в руках.

– Твою мать! – пробормотал он снова.

Глава 19

Ярдли не была в Маленьком Сохо уже много лет. Получивший название в честь богемного района в Нью-Йорке лас-вегасский Маленький Сохо изобиловал барами, художественными салонами, студиями йоги и даже магазинами товаров для взрослых.

Художественная студия находилась там же, где была и двадцать лет назад. Она переместилась сюда, когда Маленький Сохо еще был запущенным кварталом наркоманов, откуда не успели бежать приличные люди. Джилл Перри, владелица студии, в какой-то момент проведала о том, что район ждут серьезные перемены к лучшему, и купила здание за гроши. Здесь она устраивала выставки работ подающих надежды художников, привлекших ее внимание. Сейчас салон казался пустынным, и Ярдли подумала, что вскоре здесь обоснуется «Старбакс» или «Бургер-кинг».

В последний раз Джессика заходила в здание, держа за руку Эдди Кэла, и они поцеловались перед тем, как войти внутрь.

Ей показалось, что сердце застряло у нее в горле. С трудом сглотнув комок, она закрыла глаза, мысленно представляя себе мирный ручей, освещенный лучами солнца, проникающими сквозь зелень деревьев по берегам, лениво плывущую по воде бамбуковую палку. Сосчитав до десяти, открыла глаза и вошла внутрь.

Студия закрылась полчаса назад, посетителей здесь не было. Входная дверь осталась не заперта. Залы были просторные: паркетные полы и белые стены. Картины висели с равными промежутками, перемежаясь со скульптурами. Внимание Ярдли привлекло одно полотно. Молодая девушка тянулась к солнцу, ее лицо было сосредоточенным. Однако за другую руку ее держало что-то, торчащее из-под земли, не позволяя ей схватить солнце.

– Замечательная работа, – произнес за спиной у Ярдли женский голос.

Обернувшись, она увидела появившуюся из своего кабинета Перри. Скрестив руки на груди, та остановилась рядом с ней.

– Художница страдала шизофренией. Она говорила, что чувствует себя вот так. Полностью сознает, как ей нужно себя вести, понимает, какие поступки опасны и продиктованы ложными убеждениями, но не имеет сил себя остановить. Словно что-то ее удерживает. Пленница в собственном сознании.

Ярдли снова повернулась к картине.

– Очень красиво… и трагично.

– Вам не кажется, что этими же словами можно описать всю нашу жизнь?

Теперь Джессика смотрела женщине прямо в лицо.

– А вы почти не изменились.

– Нет стресса в лице мужа или детей. Я слышала, у вас есть дочь…

– Есть. Ей уже семнадцать.

Перри кивнула.

– Странно, но я начинаю забывать, как выглядел мой отец. Он превращается в неясное расплывчатое пятно. Зато я прекрасно помню последнюю нашу с вами встречу. Эдвард обнимал вас, а вы говорили ему, как гордитесь им. Странно, что сознание предпочитает помнить, а что забывает, не правда ли?

До ареста Эдди Кэла его картины и скульптуры часто выставлялись в студии Перри. В обозрении в «Лас-Вегас сан» она как-то назвала его гением, которому нет равных, и предсказала, что он войдет в историю как американский Пикассо. У них с Эдди были близкие отношения, и Ярдли всегда тревожилась, что имеет место роман. Теперь ей было странно думать, что именно этот секрет беспокоил ее в муже.

– Джилл, мне требуется ваша помощь, – сказала она.

Перри скрестила руки на груди.

– Я слушаю.

– Сарпонг. Его серия «Ночные твари». Мне нужно узнать про нее больше. И я имею в виду не только то, что можно прочитать в «Википедии» и блогах, посвященных искусству. Мне нужно понять, что означают эти картины.

– Зачем?

– Я теперь работаю в прокуратуре. В настоящий момент веду расследование дела, в котором преступник копирует «Ночные твари» настоящими жертвами.

– Сделать это непросто, – Перри подняла брови.

– Мы можем пройти в ваш кабинет?

Маленький кабинет Перри был оформлен со вкусом: белые стены и одна-единственная картина за стеклом. Ярдли достала телефон и показала фотографии Кейти Фарр с места преступления, затем зарисовки того, в каком виде была обнаружена Энджела Ривер.

– Вторая жертва осталась жива.

Перри подолгу изучала каждое изображение. Закончив, она тихо промолвила:

– Невероятно!

Кровавое творчество маньяка произвело на нее впечатление, и от этого Ярдли стало тошно, хотя она постаралась сохранить лицо безучастным.

– Сарпонг был женоненавистником, – сказала Джессика. – Это очевидно. Возможно, именно это и делает убийца – идентифицирует себя с родственной душой, оживляя произведения искусства. Однако мне кажется, что тут дело в другом. В этих картинах есть что-то, что задевает его за душу, и мне требуется помощь, чтобы понять, о чем именно идет речь.

Перри еще раз взглянула на фотографии и рисунки, затем откинулась на высокую спинку кожаного кресла.

– Сарпонг – непростая личность. Он не давал интервью, ни одна из его четырех жен не давала интервью, никто из его любовниц тоже ничего не говорил, и близких друзей у него не было. Нам известно только то, что написали о нем его соперники. Такое впечатление, будто Сарпонг сказал истории: «Никаких комментариев!» Все, что вы читали о нем в интернете, – сплошные догадки. Мы просто не знаем о его жизни достаточно, для того чтобы понять, что означают его работы.

– Вы защитили докторскую диссертацию по истории искусства и среди тех, кого я знаю, разбираетесь в живописи лучше всех. У вас должны быть какие-нибудь мысли.

– Среди ваших знакомых есть тот, кто разбирается в живописи лучше меня, – усмехнувшись, сказала Перри.

Внезапно Ярдли ощутила прилив тошноты. То же самое ощущение возникает, когда пытаешься читать в быстро едущей машине. Практически головокружение.

Перри права. У Эдди Кэла было такое понимание работ других художников, какого Ярдли больше ни у кого не встречала. Казалось, картины были окнами, позволяющими ему заглянуть в сознание автора.

– Не может быть и речи о том, чтобы узнать его мнение на этот счет.

Шумно выдохнув носом, Перри какое-то мгновение внимательно изучала Ярдли.

– Вы вся словно сияете. У вас в душе есть боль, это очевидно, но она только добавляет вам привлекательности. Мне хотелось бы как-нибудь вас изваять…

– Помогите мне поймать этого извращенца, и тогда можете ваять меня сколько душе угодно.

– Боюсь, тут я мало чем смогу вам помочь, – усмехнулась Перри. – Для меня картины Сарпонга – потемки. Я вижу только мучения и смерть. На мой взгляд, эти сцены никак не связаны между собой, если не считать того, что все жертвы одеты в черное и обмотаны бинтами. Если б вы спросили мое мнение как эксперта – скажем, для обозрения в журнале, – я бы сказала, что художник передает на холсте образы, похищенные из кошмарных снов, жутких, чарующе-таинственных и одновременно парадоксальным образом знакомых и привычных. Это позволяет предположить, что художник выражает не только свой собственный кошмар, но коллективный кошмар всех людей как биологического вида. Свидетельством чего является тот факт, что многие психотерапевты вешают копии этих картин в своих кабинетах.

– Ну, а ваше настоящее мнение?

– Мое настоящее мнение – Сарпонг был сумасшедшим, и его картины – бред безумца. В них нет никакого смысла. Извините, но вы не найдете того, кто совершил эти преступления, пытаясь увидеть какой-то скрытый смысл в этих картинах. То, что в них видит преступник, он сам создал в своем воображении.

Ярдли убрала телефон.

– Благодарю, что уделили время.

Когда она уже встала и собралась уходить, Перри сказала:

– Возможно, оно того стоит.

Ярдли обернулась.

– Джессика, возможно, вам стоит его навестить.

– Уже навещала. Два года назад, по другому делу. И это едва не окончилось моей смертью.

Кивнув, Перри закинула ноги на стол, звякнув белыми каблуками о стекло.

– Вы ведь хотите спросить, был ли у нас роман, так? Я знаю, что вы еще тогда хотели это знать.

– По-моему, теперь это уже не имеет значения.

– Вот как? – усмехнулась Перри.

Какое-то время они молчали.

– Не было. Я этого хотела. Как-то раз даже попробовала. Эдди отказался. Он был верен вам. Для мужчины большая редкость – отказать той, которая так связана с ним сердцем и душой. Вы знаете, что такое души-близнецы? Существует теория, согласно которой у каждого человека есть душа-близнец, душа, абсолютно идентичная его собственной, с которой он встречается на жизненном пути, когда к этому готов. Это очень глубокая связь на физическом, эмоциональном и духовном уровне, однако душа-близнец не имеет ничего общего с сексом. Секс – это грубо. Примитивно. Душа-близнец значительно глубже, и длинная череда разрушенных браков – это следствие того, что люди пытаются установить романтические отношения со своей душой-близнецом, вместо того чтобы признать, что на самом деле всё гораздо глубже. Родственная душа, с кем человеку следует установить романтические отношения, и душа-близнец, с кем нужно установить отношения духовные, – не одно и то же. Но когда человек встречает свою душу-близнеца, весь остальной мир словно исчезает, и он не хочет ничего другого, кроме как быть рядом с ней. – Она помолчала, погруженная в размышления. – Я была душой-близнецом Эдварда. А вы, должно быть, действительно имели над ним власть, раз он даже не попытался заняться со мной любовью.

– Вы говорите с гордостью, что он ваша душа-близнец. Неужели вы по-прежнему им восхищаетесь?

– Что сказать? – Перри подняла брови. – Я падка на ненормальных художников. Караваджо был убийцей. Челлини убил многих людей, и жители его родного города позволяли ему оставаться безнаказанным только потому, что восхищались его искусством. Сегодня все восторгаются Бэнкси^[18], однако на самом деле он преступник.

– Если вы не видите никакой разницы между разрисованной стеной здания и кровавыми убийствами целых семей, то, значит, ушли куда-то туда, куда я не смогу за вами последовать.

– Я просто хочу сказать, что великое искусство иногда рождается великим безумием. Не могу винить Эдварда в том, что он сделал помимо своей воли. Сомневаюсь, что в его силах было остановиться – точно так же мы не можем перестать дышать.

Она улыбнулась, и Ярдли почувствовала, что эта улыбка вызвана наслаждением той болью, которую, как прекрасно сознавала Перри, она ей причиняет.

Перри сняла ноги со стола.

– Во всем мире мы двое были ближе всех к Эдварду. Его родственная душа и душа-близнец. И вам, и мне известна правда: мы знали, что он собой представляет. Наверное, вам было нелегко разыгрывать роль изумленной жены, когда его схватили. – Она щелкнула языком. – Жалость какая… Он ведь просто неотразим и бесподобен. Как думаете, свидания разрешают только официальным партнерам?

Смерив ее взглядом, Ярдли усмехнулась.

– Знаете, прежде я вам завидовала. Завидовала вашей уверенности в себе, тому, что у вас успешный бизнес, в то время как я была начинающим фотографом. Завидовала вашей образованности и уму. Но теперь, окидывая взглядом вашу галерею, куда, наверное, больше никто не приходит, и все эти дорогущие подтяжки, после которых ваше лицо кажется безжизненным пластиком, знаете, что я вижу? Я вижу женщину, которая с ужасом смотрит на окружающий мир и прячется здесь, притворяясь, будто у нее всё в порядке. Я вам завидовала, тогда как на самом деле мне следовало бы испытывать к вам жалость.

Глаза Перри превратились в узкие щелки.

– Прощайте, Джилл. Надеюсь, ваш бизнес оживет.

Джессика была уже в дверях, когда Перри крикнула ей вслед:

– Если хотите поймать своего извращенца, вам следует встретиться с Эдвардом! Передайте ему от меня привет.

Постояв мгновение, Ярдли вышла в ночную темноту и направилась к своей машине.