ОПЕР, или В городе нашенском

© Виктор Бондарчук, 2015

© Михаил Кулешов, дизайн обложки, 2015

Редактор Наталья Николаевна Бриз

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

А начиналось всё так…

Я Николай Сидоров, мне двадцать три года. Полгода назад окончил школу милиции и вот теперь прохожу службу оперативником на далекой окраине, в зачуханном отделении милиции своего родного города. Скажу сразу, мне не очень нравится моя фамилия. Она всегда на слуху, сами понимаете: Иванов, Петров, Сидоров. По дворовой логике меня должны прозвать Сидором, ан нет. Для своих пацанов я Никола. Почему – не знаю, а точнее, не вникаю. У всех моих друзей и знакомых есть клички, по уголовному «погонялы». У кого лучше, у кого хуже. Я на этом не циклюсь. Меня уважают, да и делаю всё правильно. Вот только с милицейской службой, кажется, погорячился. А что было делать, если меня с первым разрядом по боксу и совсем не уверенными знаниями по всем предметам брали только в школу милиции. Сам-то я мечтал об универе, хотел поступить на юридический факультет. Вот и думалось, что после окончания милицейской школы продолжу своё образование. Но не получилось. Диплом у меня весь в четверках, а учеба откладывается на долгих три года.

Сегодня я прекрасно понимаю, что мое безволие, неспособность настоять на своём привели меня туда, где я и нахожусь. Опять же, родители есть родители, они хотят лучшей доли для сына, и очень трудно сопротивляться их диктату. Ведь с самого раннего детства тобой руководят, и ты как послушный ребенок подчиняешься воле родителей. Взрослея, я открываю в себе всё новые и новые качества и, в основном, не очень хорошие. Слава Богу, что я это понимаю и стараюсь по мере сил и возможностей от них избавляться. Теперь больше полагаюсь на себя и на свою голову, а это уже неплохо.

В нашей семье главная командирша – мама. Семья, кстати, у нас полная и благополучная. Вот только папочка немного подкачал, по мнению мамы. Он музыкант, преподает музыку в институте искусств. Он всегда спокоен, никогда не ругается с мамой и не кричит на меня. Вот он был категорически против бокса. Мама на его возражения привела веский аргумент – в семье интеллигентов должен вырасти настоящий мужчина. Сказала так, что дебаты по этому вопросу закончились, не начинаясь. Меня, разумеется, никто и не спрашивал. Мама, Оксана Владимировна, гуманитарий, по профессии филолог, чем-то руководит в крайоно. Её слово в нашей семье – главное и решающее. И вот с двенадцати лет я занимаюсь боксом в Центральном Доме Физкультуры. Эти тренировки мне совсем не нравилось ни тогда, ни сейчас. Занимался ни шатко, ни валко в надежде, что с окончанием школы закончатся мои занятия этим зверским видом спорта, но не тут-то было. Когда выяснилось, что со своими знаниями я не попадаю ни в одно более-менее приличное учебное заведение, мама как всегда проявила врожденную решительность и твердость. Она поклялась руководству милицейской школы, что я ее прославлю своими спортивными успехами по части бокса. И я стал курсантом. Большой славы за годы обучения я этому учебному заведению не принес, но мастером спорта стал. И совсем не по собственной инициативе, а из-за наличия в школе талантливого тренера Никанорыча. Тот очень сокрушался после моего выпуска, что уже не сможет влиять на меня, а значит, я не стану чемпионом мира по боксу никогда. Но меня это нисколько не огорчало. Не люблю бить людей, имея к этому талант. За все годы, проведенные в спортзале и на ринге, очень тщательно отрабатывал приёмы защиты. Тренер ругал за тупую инициативу, восхищался моими ударами с обеих рук. А я с удовлетворением отмечал, что нос до сих пор у меня не сломан, и по лицу совсем не видно, что я, в общем-то, профессиональный боец.

Школа милиции закончена. И по спортивному блату я оказался в заштатном отделении милиции, в должности оперативника. Могло всё быть и хуже, не случись этого самого блата, мог бы загреметь по распределению в какую-нибудь тьмутаракань. И тогда прощай, родной город, который люблю, без которого не мыслю своего существования. Сказано высокопарно, но в целом верно. Теперь я валяю дурака, так сказать, стажируюсь. Какой спрос с молодого и неопытного опера, совсем не инициативного, абсолютно не мечтающего ни о какой мало-мальской карьере.

Наше отделение расположено в пристройке обыкновенного жилого дома. С виду выглядит вполне прилично. Открываешь мощную стальную дверь и оказываешься в тамбуре два на два метра. Справа – окошечко дежурного, а за его спиной комната квадратов на тридцать, в которой обычно находятся наши сержанты. Это помещение – их вотчина. Они в ней коротают рабочее время днём – за чашкой кофе, ближе к вечеру и во время ночных дежурств – за рюмкой горячительного. Мне лично кажется, что они «поддаты» всегда. Их у нас семь человек, они самые главные в районе. Крышевание, наезды, разборки и все прочее в таком же ключе происходит под их непосредственным контролем. Я уже пару раз приглашался на рюмку водки и вежливо отказывался. Скорее всего, я представляю интерес, как неплохой боксер. Крутые кулаки для них не лишние, хотя они и сами парни не хилые, все пришли работать в милицию из десанта и морской пехоты. И в этой своей комнате они постоянно «молотят грушу». На мой свежий взгляд, их служба сродни бизнесу. И я совсем не удивлюсь, если парни окажутся очень состоятельными людьми. Но на данный момент они очень скромны. Не козыряют ни стильной одеждой, ни крутыми личными машинами. В общем, сержантский состав нашего отделения, а рядовых-то у нас нет – самое боевое и мобильное подразделение.

Из тамбура проходишь в так называемую прихожую, из которой крутые ступеньки, скопированные, наверное, с корабельного трапа, ведут на второй этаж. И над этим крутым трапом почему-то никогда нет света. Так что пробираешься почти на ощупь. А вот коридор второго этажа и длинный, и широкий, и в меру освещенный. Первая дверь направо – кабинет начальника отделения майора Кизленко. Там у него просторная приёмная, и такой же просторный кабинет. Роскоши особой нет, но на милицейский он тоже не похож. Смахивает на небольшой офис процветающей строительной компании. Довелось мне в своё время в таком побывать. У начальника я был всего один раз, когда представлялся при приёме на работу. За его кабинетом идут апартаменты зама. Сам кабинетик значительно меньше, но обставлен тоже неплохо. А вот приёмная, он называет ее комнатой совещаний, большая и светлая. Оно и понятно, майор Витрук проводит в ней все организационные мероприятия, которых, кстати, совсем не много. С этими двумя я не пересекаюсь, чем конкретно они занимаются, не знаю.

По этой же правой стороне заседает начальник следственно отделения, тучная женщина лет сорока, Надежда Петровна. Она подполковник, но всегда ходит в гражданском. Надежда Петровна – мой непосредственный начальник, хотя я получаю задания от старшего следователя капитана Семёновой. Эта тридцатипятилетняя женщина приятна во всех отношениях. Она – луч света в ментовском царстве. Не красавица, но очень даже симпатичная брюнетка, облаченная всегда в мундир, который откровенно подчеркивает ее роскошную фигуру. Говорят, она верная супруга и добродетельная мать десятилетней дочки. У Надежды Петровны кабинет по-армейски прост. Стол, два стула и жесткий диванчик, на который едва могут пристроиться три человека, допотопный сейф и мощный двустворчатый шкаф от потолка до пола.

А вот комнату, где заседает старшая следовательша с ещё пятью сотрудницами, стоит отметить особо. Когда я захожу в этот кабинет, мне сразу вспоминаются первые фильмы «Ментов». Неустроенность, теснотища, конторские полумягкие стулья с продавленными сидениями. Как умудрились разместить здесь шесть столов – уму непостижимо. Но практика показывает: захочешь – сделаешь. Стол капитана Семёновой на самом комфортном месте – у зарешеченного окна. Для полутёмного помещения, выходящего окном на северную сторону, преимущество неоспоримое. Единственная вещь в этом убогом помещении, которая радует глаза своим иностранным происхождением и дизайном – магнитофон «Шарп». Но я никогда не видел работающим это чудо японской техники. Есть ещё кабинет оперативников, похожий на этот, в котором я имею только полку в настенном шкафу. Личный стол и стул мне пока, видно, не положены. Есть кабинеты участковых, прокурора, криминалиста. Но я там не бываю, и, скорее всего, это точные копии кабинетов младшего милицейского начальства. Всё никак не могу пересечься с участковыми, пообщаться. Их работа меня привлекает, прежде всего, почти полной независимостью. Как говорится, сам себе велосипед. Не зря многие участковые ходят в майорах, годами не меняют работу, совсем не желая повышения ни в должностях, ни в званиях. Попробую со временем перебраться на участок.

Вот, в принципе, и всё, что представляет наше отделение милиции внешне и изнутри. Ещё забыл про два помещения для задержанных. Одно – на втором этаже в конце коридора, оно обычно пустует, а другое – на первом, напротив дежурки. Небольшие комнатки: три на три, отгороженные от внешнего мира стальными мощными дверями.

Первое дело, на которое я выехал стажёром в составе опергруппы, – угон древней иномарки из кооперативного гаража. Мы подъехали к гаражу вместе с потерпевшим, мужиком лет сорока, который был очень расстроен и возлагал на нас большие надежды. Но, собственно, зря. Криминалист вяло осмотрел замки. Попытался, а может, даже и снял отпечатки с очков, выброшенных из угнанной машины. Затем профессионально и быстро снял отпечатки пальцев потерпевшего, мол, ему надо знать, где и чьи на месте преступления. Оперативник Дима, слегка смахивающий фигурой на артиста Нилова, прошёлся по боксам. Не знаю, кого он смог опросить за двадцать минут, тем более в то время, когда народа в гараже практически не было. По-моему разумению, надо бы этим заниматься после шести вечера, в конце рабочего дня. Но это предположение я оставил при себе, нечего лезть с советами к профессионалам. В общем и целом, мы были на месте преступления минут тридцать. Затем благополучно отбыли в отделение, где прокурор составил протокол и передал дело следователю Шиманович – симпатичной молодой женщине, очень похожую на мою постоянную любовницу и соседку Галочку Зотову. Лицо у этой Шиманович красивое, но выражение его всегда недовольное, с гримаской брезгливости. Подходить и обращаться к ней не очень хочется. Её, кстати, сейчас нет, она в отпуске, и вернется только через месяц, если, конечно, еще не прихватит месячишко за свой счёт по семейным обстоятельствам. Женщина она не только красивая, но и умная. А вот в профессиональном плане – полный ноль. И не потому, что не может – просто не хочет. Живет она недалеко от отделения, и поговаривают, что обеды варит любимому мужу в рабочее время. Застать её в кабинете очень сложно. Выходит, дело об угоне не стоящее, так как его скинули самому последнему следаку. Когда я вышел из отделения, то столкнулся с потерпевшим, который принял меня за крутого опера и попытался выяснить, сможем ли мы найти его машину. Я, конечно, говорил, что положено в таких случаях, убеждал мужика, что всё будет в порядке. Знал бы он, что его машина совсем никого не интересует. Хотя допускаю мысль, что он догадывался: ведь спросил, почему отдали дело следователю, которая в отпуске. Что я мог на это ответить?.. Пообещал бедолаге всё разузнать через пару дней, выяснить, как говорится, детали. А ещё я узнал от него шокирующую новость: оказывается, это пятый угон из гаражного кооператива «Вымпел». Позже я слегка прокачал этот вопрос. Прокурор Константиныч, молодой мордатый парень, склонный к полноте, многозначительно повздыхал, изобразил на лице озабоченность, уверил, что всё вертится, крутится и будет тип-топ. Мужик приходил еще пару раз и даже встретился с красоткой Шиманович. О чём они беседовали, я не знаю, но, говорят, обозвал ее тупой бездельницей. Та, проявив врожденную истеричность, срочно вызвала наряд из дежурки, и два сержанта проводили бывшего автовладельца на улицу. Правда, не отреагировали на просьбу оскорбленной поддать ему как следует. Отреагировать не отреагировали, но что-то мужику посоветовали. Он больше в отделении не появлялся. Дело, можно сказать, благополучно закрыли. Через полгода этот кооператив снова замелькал в оперативных сводках. И всё было бы не так страшно, но потерпевшим оказался сотрудник ФСБ, который сам провёл расследование и указал на возможного исполнителя – члена этого же кооператива, торгующего запчастями. А заодно сбросил в Управу докладную о полной профнепригодности сотрудников нашего отделения. Начальство отреагировало, двум операм дали по строгому выговору, а следователя Шиманович уволили. Все дела по этому кооперативу оказались у неё в производстве. Не помогла ей ни красота, ни сексапильность. Своя-то рубашка у начальства оказалась ближе к телу. Подозреваемого взяли, трое суток трясли конкретно. Применяли, кажется, меры физического воздействия, но всё безрезультатно. Парень молчал, как партизан, а с воли бомбил его адвокат. Самое интересное, что в этих мерах физического воздействия не принимали участия сержанты. Как я понимаю, им нет никакого резона ссориться с низовым криминалом района. Машину фээсбэшника так и не нашли. По жалобе теперь уже подозреваемого-потерпевшего, наши ряды покинул замначальника. За методы, которые просто позорят доблестную милицию. Но система своих не сдает, перевели бедолагу в ГУИН, там такие кадры в цене.

Первое дело, первый успех

Время идет, а новому я не обучился, не настажировался. И вот, молодой и слегка обученный, я получил своё первое самостоятельное дело – квартирная кража. Как бы в назидание подкинули: покрутись, порасследуй, а то больно много вопросов задаёшь, умник.

Двери квартиры вскрыли ключами, забрали много ценного. Хозяева занимались небольшим бизнесом. Кража в этом доме третья по счету. И в предыдущих случаях двери вскрывали ключами, не взламывали. А замки-то стояли во всех дверях фирменные. Два даже израильских, которые абы как не вскрыть. У всех потерпевших были дети, пацаны от двенадцати лет и старше. Скорее всего, кто-то из друзей снял слепки ключей. Я записал всех приходящих в гости к потерпевшим за последние три месяца, поднял протоколы по предыдущим кражам. Определилась компания дворовых пацанов, друзей. Сами-то они не способны на кражу, молоды ещё. А вот слепки ключей кому-то перепродать им вполне по силам.

Первым делом навестил участкового, пожилого старлея, который совсем не зря ел свой хлеб. Он знал об этом доме всё: кто из пацанов «дурью» балуется, кто этой самой «дурью» приторговывает по мелочевке. Он тоже был уверен, что кто-то из малышни работает на домушников. В доме криминала такого уровня нет, в этом он на сто процентов уверен. Надо выйти на эту мелочь пузатую и пообщаться плотно. Ещё участковый сообщил, что тусуются они в подвале многоэтажного дома, приспособленном под спортзал-качалку. Всё легально, всё разрешено. Этот спортзал, скорее всего, ширма для мелких уголовных дел. Придётся навестить этот клуб по интересам, а вот под каким соусом – надо подумать. И через день, взяв в напарники бывшего гребца, а ныне тренера спортшколы Саню Егорова, с виду настоящего бойца в боях без правил, я появился в этой самой «качалке». Довольно просторное помещение, правда, темноватое. Горят всего две лампочки из восьми. Посредине – теннисный стол, в углу – помост с небольшой штангой и пирамидой гантелей. В другом углу – боксерский мешок, почти новый, то ли недавно купили, то ли работают на нём не часто. По периметру – лавки. Теннисный стол уставлен бутылками из-под пива. В помещении накурено конкретно. Когда глаза привыкли к полумраку, разглядел и детали. Гриф штанги ржавый, боксерский мешок подвешен на проволоке. В помещении человек двенадцать, включая двух совсем юных особ. Да и сами пацаны не старше семнадцати. Настороженность сразу прошла, когда мы представились менеджерами боксерского клуба «Буревестник». Ищем спортивных ребят, которые хотели бы выступить в боях без правил за очень хорошие деньги. Питание и тренировки мы обеспечим. Иногда в таких вот «качалках» попадаются настоящие самородки. Трое ребят, фактически с улицы, сделали себе и имя, и деньги. Пацаны верят, а почему бы и нет. Я показал им «корочки» мастера спорта, а вид Санька сам за себя говорил. В общем, познакомились, пацаны угостили нас пивом. Я продемонстрировал пару ударов, чем привел пацанов просто в щенячий восторг. Да, ещё мешок от третьего удара правым боковым лопнул и совсем не от силы удара, просто нитки сгнили. Не пользуются ребятки снарядом. Заглотив неимоверное количество пива, через два часа мы стали своими. Я почти не пил, финансировал это мероприятие. Малолетка-шустрик только и успевал бегать за пивом. Пора было уходить, ничего интересного для себя я не нарыл, пустой пьяный базар. Хотя один экземплярчик интересный был, он смотрел на меня с восхищением, видно мечтал стать крутым бойцом. Вот только с виду он – дохляк дохляком. Подсовываю ему пиво бутылку за бутылкой, рассказываю про бои, в которых якобы участвовал и, конечно, побеждал. У пацана рот не закрывался от восхищения. Ему тоже захотелось чем-нибудь погордиться, чем-то удивить меня. Пиво сделало своё дело. Он заявил, что у него есть улётные «тёлки». Тёлки так тёлки, уходим вместе. У киоска малец еще догоняется пивом. И тут выясняется, что «тёлки» настолько улётные, что с пивом к ним соваться нечего. Они по «кайфу» встревают. По кайфу так по кайфу. Деньгам моим конец, но интуиция подсказывает, что я на правильном пути.

Обыкновенная квартира, условный стук и два «косячка» у меня в кармане. Без этого ни любви, ни ласки у козырных дам. Подруги оказались малолетками, тусующимися в грязном до ужаса подвале со сборищем разномастного люда. Есть и очень зрелые экземпляры. Кто-то уходит, кто-то приходит, большая часть народа в движении, меньшая в отключке, витает где-то в своих наркотических грёзах. Олежка меняет свою дозу на порцию подвальной очень быстрой любви и уже через пять минут свободен. Но свобода его удручает, как всякого русского, ему уже жалко своей дозы, использованной так бездарно быстро.

– На фиг нужна мне эта случка, и без неё хорошо бы обошёлся, – пожаловался он мне. Взгляд у пацана тоскливый. Он очень надеется на мой неиспользованный «косячок». Для гарантии я показываю ему эту райскую вещь и предлагаю раскумариться где-нибудь на свежем воздухе. От этого подвала меня затошнило. На лавочке в сквере мальчонка употребил кайф с опытностью наркомана со стажем. И тут его понесло от огромного количества вогнанных в организм кайфовых штукенций. Говорил он без умолку минут тридцать. А наводящие вопросы неотвратимо вели его к полной вербовке. Совсем не зря я выкинул приличную сумму своих кровных денег (завтра придется опять клянчить у родителей на бензин), но зато у меня в кармане такой кадр! Я просто уверен в своей удаче. Чтобы закрепить успех, встречаюсь с Олежкой ещё два раза. В активе три места, где торгуют наркотой, а также условные стуки и контрольные слова. Сдаю эти точки городским оперативникам по борьбе с наркотиками и предупреждаю, что эти «хаты» – одно из звеньев серьезного дела, которое курирует большое начальство. Парни, конечно, не верят, но не отреагировать боятся. Чем черт не шутит. Я их предупредил, чтобы накладок не вышло. Слышал мимоходом, что все нарко-точки контролируют сами борцы с этим зельем. Через день все три квартиры были разгромлены, а хозяева взяты с поличным.

Не затягивая, провел с Олежкой задушевную беседу, по ходу которой он уяснил, что сдал оперативнику, то есть мне, три «хаты», люди из которых арестованы, и шухер идёт по всему району. Заодно навёл и на домушников, которые, правда, еще на свободе, но будут взяты со дня на день. «Леплю» внаглую, всё равно наркоман ничего не помнит. Парнишка чуть в обморок не упал, плачет и стонет, видно представляет, что натворил, и что ему за это будет. Я успокаиваю бедолагу, клянусь, что это всё между нами, я его самый надежный друг.

– Да я за тебя любого по стенке размажу!

Небольшой «косячок» успокоил и расслабил парнишку, ничего страшного не произошло. Он безвольно подписал приготовленную бумагу, проштамповал на ней свои отпечатки пальцев. (Это уже моя самодеятельность, так сказать, для полной гарантии). Я дал первое задание новоиспеченному агенту сыска:

– Ты должен выяснить все детали по квартирным кражам. Узнай, кому передаются слепки ключей. В общем, чем больше информации, тем легче твоя жизнь. В виде бонуса получишь «дури» немерено. Думаю, что у тебя получится, ты ведь, Олежка, свой среди них. А среди своих какие могут быть секреты!

Моё первое дело обрело, наконец, кое-какие очертания. Но я об этом пока молчу.

Везение просто нечеловеческое, так бывает только в кино. Всего три дня понадобилось Олежке, чтобы проявить свои шпионские способности. (А может, мечта о бонусе подстегнула секретного сотрудника уголовки). Как бы то ни было, в среду парень мне доложил, что это Лёха. С ним толковали Оспа и Кобзя (Оспа в переводе на обычный язык – Саша Корниенко, лицо которого в крупных оспинах, а Кобзя – Женя Кобзев). Их фамилии мелькали во всех эпизодах. Они были частыми гостями в ограбленных квартирах. Лёха проживал раньше в этом доме, он был неформальным лидером местной шпаны. Квартиру родители обменяли на меньшую на другом конце города, и ему пришлось переехать. Как раз после каждого появления Лёхи случались грабежи квартир, а у пацанов сразу появлялись деньги. Ещё Олежка вспомнил, что зимой они ездили отдыхать на турбазу. Лёхина подружка Зинуля Карпова вырядилась в норковую шубку явно не её размера. Больше она в ней никогда не появлялась. А самое главное – эти пацаны были совсем недавно в квартире Кирюши Завьялова. Они сами рассказывали, мол, хотели у него мопед купить. Выходит, на прицеле квартира Завьяловых? Семья из четырех человек, вполне благополучная. Папа у них какой-то большой военный начальник. Машины каждый год меняет. Значит, в квартире есть, чем поживиться.

В четверг, в восемь утра я занял позицию метрах в тридцати от нужного подъезда. До девяти в основном все уходят на работу, на учёбу, по делам, входящих почти нет. Два часа ничего интересного, а вот в полдвенадцатого появились очень интересные личности на микроавтобусе. В кепочках, надвинутых на самые глаза так, что лиц не рассмотреть, быстро прошли в подъезд. Думаю, что прямо сейчас они не займутся опасной работой. Сегодня, скорее всего, пристрелка, осмотр. На дело лучше идти пораньше, где-то с девяти утра. Парни действительно появились через полчаса, спокойно сели в свой микрик и уехали. Был большой соблазн проследить за ними, но я не уверен, домушники ли это. На всякий случай записал номер машины. Больше за день ничего интересного не произошло.

После шести я возвратился в отделение и попросил Надежду Петровну выделить мне на завтра группу захвата из трёх человек и машину. Не стал вдаваться в подробности, просто пояснил:

– Надо проверить один вариант, возможна квартирная кража. Я там проторчал полных два дня. Есть намётки.

Обговариваю связь с сержантами. У них задача очень простая: сидеть с восьми утра в машине, ждать вызова и никаких отговорок про УАЗик, который может не завестись в самый ответственный момент.

На следующий день в восемь утра я уже был на рубеже атаки. Жду. Весь в мандраже, по моим подсчётам всё должно произойти сегодня. Суббота и воскресенье – дни, совсем не подходящие для квартирных краж. Да и в милиции работают тоже люди, не будут сильно рыть в выходные. Ждать не долго, они тянуть резину не будут, заявятся, самое позднее, до одиннадцати часов, в самое малолюдное время (так и произошло). Нужная семейка уже на работе. Квартира готова к экспроприации. Главная опасность для домушников – младший из Завьяловых, учащийся техникума: могут отменить занятия, а может и сам паренек просто-напросто прогулять и заявиться домой в самое неподходящее время. Но и этот вариант у домушников предусмотрен. У подъезда трётся знакомая личность из «качалки». Явно парнишу поднапрягли на «шухер». Сегодня я припарковался подальше, не стоит светиться вблизи объекта. У меня мощный бинокль, взял в аренду у любовницы. У неё муж штурман.

К девяти часам многие жильцы разошлись по своим делам, а остальные ещё нежатся в постельках, не спеша, завтракают, смотрят новости. Если не сегодня, то, значит, через два дня, после выходных. А чего, спрашивается, тянуть, денежки-то нужны всегда.

И снова мне везет, всё идет прямо как по учебнику. Знакомый микрик подъехал около девяти и встал напротив подъезда. Минут через десять из него вышли двое, вчерашние знакомые. Не суетясь, опустив головы как можно ниже, прошли в дом. В машине остался ещё один. Малец на «шухере» отошёл к соседнему подъезду, осмотрелся по сторонам. Надо учесть, он в деле по полной.

Управились ребятки за час с небольшим. Споро загрузили в боковую дверь четыре большие сумки и телевизор. Удивительно, но во время погрузки на улице не было ни души, везет же бандюкам. Я решил рискнуть, проводить их до места выгрузки. Вот только сумею ли «выпасти», надеюсь на мощный бинокль и белый цвет автобуса. Не спешу, держусь как можно дальше. Микроавтобус тяжелый, я его легко догоню. На моё не профессиональное счастье, «пасти» долго не пришлось. База у воришек не на квартире, а в громадном гаражном кооперативе, которых по городу больше сотни. Вызываю своих, обещают подъехать ровно через десять минут. Остановил машину недалеко от общих дверей гаража, за которыми скрылся микрик. Открыл капот, пытаясь изобразить озадаченного водителя, пистолет переложил в карман брюк, предварительно загнав в ствол патрон. Осторожно осматриваю стальную дверь, за которой больше двадцати боксов. Замок хороший, но створки не зафиксированы стальными штырями. Пока не подъехала группа, я

решил приспособить стальной буксирный тросик к мощной скобе-ручке, останется дверь только дернуть. А вот и наш УАЗик. С ходу цепляю к нему трос. Машина ползет на первой скорости очень медленно, мы вчетвером с пистолетами в руках ждём. Главное, чтобы трос, толщина которого всего-то двенадцать миллиметров, выдержал. Водитель понимает задачу, машину ведет по миллиметру, тянет без рывков. Двери выгнулись дугой и распахнулись. Если бы домушники зафиксировали одну створку, так легко бы не получилось. Вот тебе и если бы да кабы, поздно рассуждать об этом, мы врываемся внутрь.

Автобус стоит у бокса с открытой дверью, перегруз краденого почти закончен. Трое парней не успели даже испугаться, как оказались лицом на бетонном полу. Ни малейшего намёка на сопротивление, да и физически они против нас слабоваты. Кстати, оружия никакого у них не обнаружили, не было даже газовика примитивного. Я запретил их бить, что обычно практикуется при задержании, но с бетонного пола не поднял, пусть в таком положении осознают свой проигрыш, весьма тяжеловесный. Сразу же позвонил следователю (прокурору, поговорить с автором) Константинычу. Он мне нужен для дальнейшей разработки этой банды. Тот прямо почувствовал запах навара, не стал отнекиваться и пообещал, что скоро будет. Обычно на такие подвиги он не способен, предпочитает работу в кабинете. Пока следователь (прокурор) не прибыл, допрашиваю задержанных по одному, в салоне УАЗика.

Задавал ничего не значащие вопросы, инсценировал допрос: мне надо переговорить с каждым наедине, чтобы отвести подозрения от своего агента, пусть потом выясняют, кто Лёху с Зинулей сдал. Олежка для меня ценный кадр, его надо беречь, ведь в нашем районе по вечерам очень даже неспокойно.

Подъехавшему Константинычу передал задержанных и попросил выписать ордер на обыск квартиры Зинули (она живет там, где и прописана). А вот адрес Лёхи я так и не узнал. Вернее, не знаю где он постоянно обитает – дома у родителей, как выяснилось, не живет. Следователь вяло отбрыкивался, мямлил, что оснований пока нет, надо допросить домушников и вот только тогда… Но наконец согласился, заручившись моим словом, что в случае неудачи я всё возьму на себя. Может, повезет, и Лёха окажется у подружки.

В дальнейших мероприятиях я не участвую, на фиг мне лишний раз светиться. Могут опознать и связать моё появление с нагрянувшими крупными неприятностями. Да и детали мне уже неинтересны. Кстати, в квартире у девушки обнаружили три шубки и одну уже раскроенную на кусочки. В рапорте я написал: «… Выехал по анонимному звонку проверить гараж, в котором, якобы собираются преступники. Информация оказалась верной, я вызвал группу захвата и арестовал бандитов. Оказалось, что они только что ограбили квартиру. В ходе допроса задержанные указали имя главаря и адрес квартиры его любовницы, в которой хранятся украденные вещи. Получил санкцию на осмотр жилища и произвел обыск. Сведения подтвердились».

Надежда Петровна ни одному моему слову не поверила, но и не настаивала на деталях. Только усмехнулась ядовито, мол, если что, не обессудь. Раз раскрыл случайно, по анонимному звонку, то и твоей заслуги здесь нет. Случайность и есть случайность. Её ухмылку я понял чуток позже, когда за это дело объявили благодарность начальнику, поощрили денежной премией Надежду Петровну и следователя (прокурора). Группе захвата добавили по одной лычке, двое стали старшинами. Я попытался намекнуть на свои оперативные расходы, но был в упор не понят. В активе у меня потраченные личные деньги, долг перед агентом. Ведь я ему обещал в награду «дури» немерено. А в душе осталась обида: ну могли бы хоть слово доброе сказать. Вот и очередной минус мой выплыл. Обижаюсь по пустякам, как пацан сопливый. Сколько ещё у меня таких вот минусов наберется-выплывет. Осадок на душе от того, что произошедшее воспринялось в отделении с показным равнодушием, типа, что такого, подумаешь, великое дело сделал. Порядочней отнеслись сержанты, на очередном суточном дежурстве они накрыли роскошный стол с коньяком, сухой колбасой и балыком. А на молчаливый вопрос, который читался в моих глазах, сказали: «Не переживай, не грузись по мелочам. До тебя таких громких дел не раскручивали с нуля. Было, конечно, что-то подобное, но всё по случайности, по звонкам анонимных свидетелей». И порекомендовали мне сыскарские таланты сильно не выпячивать, кому, мол, охота отсвечивать на твоём фоне элементарной серостью. В общем, научили уму-разуму. Посидел с ними и выпил с большим удовольствием. Оказывается, я очень неравнодушен к коньяку. Видно, гены дедушки, маминого отца, во мне присутствуют. Слышал, что сельский плотник любил погулять-покуролесить. Пока не знаю, то ли его гены мне в плюс, то ли в минус. Скорее всего, второе.