Ядовитое кино

Иллюстрация на обложке Алексея Дурасова

© Шарапов В., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Пролог

г. Псков, июль 1950-го…

О том, что в городе будут снимать сцены для нового фильма об осаде Пскова войсками польского короля Стефана Батория^[1], не раз писали в газетах, так что Катя Колесникова прекрасно знала о предстоящих съемках, и это до поры ее особо не интересовало. Однако вчера, когда Кате позвонила ее лучшая подруга Зинуля Резванова и сообщила, что несколько часов назад в город приехал сам Качи́нский и что именно он возглавит съемки, молодая женщина почувствовала, что ее сердце бешено заколотилось. Возможность увидеть легендарного режиссера за работой – это же что-то немыслимое, такое пропустить нельзя!

Зинуля Резванова, придерживающаяся на этот счет аналогичного мнения, откуда-то узнала, что съемки начинаются завтра, и авторитетно заявила, что любая уважающая себя современная женщина просто не вправе пропустить столь значимое событие.

Всеволод Качинский – заслуженный деятель искусств и лауреат Сталинской премии первой степени, сыскавший в мире отечественного кинематографа славу «второго Эйзенштейна», прошедший нелегкий путь от немого кино до современных звуковых полнометражных кинокартин, заслужил не только любовь зрителей, но и стал автором ряда работ по теории современной кинематографии.

Одна только возможность увидеть Качинского за работой заставила Катю тут же забыть о всех прочих делах, уговорить свое начальство на вполне заслуженный отгул и на следующий же день отправиться на место предполагаемых съемок.

Договорившись с Зинулей о предстоящей встрече в районе Троицких ворот Псковского кремля, где должны были начаться съемки, Катя, немного подумав, позвонила мужу и настоятельно попросила выкроить время, чтобы тот составил им компанию.

Как того и следовало ожидать, ее драгоценный супруг старший лейтенант Псковского управления милиции Венечка Костин не выказал ни малейшего желания сопровождать Катю и вместе с ней стать очевидцем столь значимого и масштабного проекта. Выслушав предложение и сославшись на свою обычную занятость, Веня пожелал им с Зинулей хорошего отдыха и самым бессовестным образом повесил трубку. Катя нахмурилась и тоже бросила трубку.

Однако она тут же схватила ее снова, крутанула диск телефона, но, немного поразмыслив, все-таки не стала перезванивать. Катя медленно положила трубку на рычаг и клятвенно пообещала, что заставит мужа горько пожалеть об этом неосмотрительном поступке в самое ближайшее время…

На следующий день у Троицких ворот…

Уже в половине девятого со стороны Довмо́нтова города к кремлю потянулся народ. Мужчины и женщины, дети и старики, надевшие в честь предстоящего события свои самые лучшие наряды, шли сегодня к главным воротам Псковского кремля как на праздник. Прибывшие посмотреть на съемки люди собрались вдоль натянутых по периметру красных лент, бурно обсуждали предстоящее событие, смеялись и махали красными флажками. Часть предназначенного для съемок и поросшего сочной зеленью открытого участка перед городской стеной еще с раннего утра была оцеплена военнослужащими местного пехотного полка. Это была лишь малая часть военных, которым предстояло обеспечивать предстоящее событие.

Одна из подруг Зинули Резвановой, чей муж проходил службу в вышеназванной воинской части, сообщила ей, что по приказу своего командира едва ли не весь личный состав полка сегодня будет играть роль статистов. Так что, по словам Зинули, сегодня им с Катей, как и еще доброй тысяче собравшихся у Кремля зевак, предстоит стать участницами настоящего костюмированного парада.

Когда вдалеке показались первые всадники, гул толпы заметно усилился. Восхищение и почти детская радость переполняли людей, глазевших на гарцующих рысью лошадок и, само собой, на их разряженных во всяческие причудливые одежды всадников.

Знаменитые летучие гусары короля Стефана – элитная кавалерия Королевства Польского шла в авангарде разноплеменного европейского войска, открывая этот своеобразный военный парад. Закованные в панцири, с пиками и саблями, гусары гарцевали на мощных конях, плавно покачивая импровизированными орлиными крыльями за спиной. Вслед за польскими гусарами показались венгерские и румынские конники в красных и зеленых кафтанах, в шапках с павлиньими перьями и попонами из леопардовых шкур. За ними тяжелым галопом проскакали едва ли не полностью закованные в доспехи немецкие рейтары. Вслед за немецкой кавалерией под гром барабанов, ревом труб и тамбуринов двигалась многочисленная пехота короля Стефана: литовцы, венгры, валахи, наемники из Франции, Германии и Шотландии – все это разноплеменное войско, которое когда-то сумел собрать под свои знамена амбициозный польский король, решивший во что бы то ни стало захватить и разорить очередную русскую твердыню – древний город Псков.

Несмотря на все великолепие польско-литовского войска, когда на смену «иноземцам-захватчикам» появились менее напыщенные и не такие разукрашенные воины московского царя Ивана Васильевича, зрители вновь воспарили, снова загалдели и заулюлюкали. Кое-где даже прозвучало громогласное русское «Ура!».

Всадники поместной конницы в остроконечных шлемах и кольчугах; царские татары на коротконогих косматых конях со щитами и луками; казаки в стеганых тегиляях, с пистолями и саблями на боку промчались в сторону крепости непринужденной рысью.

Завершало процессию войско царских стрельцов. В красных кафтанах и мохнатых шапках, неся на плечах тяжелые мушкеты и опираясь на бердыши, они шли широким походным шагом, волоча за собой несколько легких бутафорских пушек.

Когда статисты исчезли за городской стеной, толпа на какое-то время приутихла, но после появления двух черных автомобилей «ЗИС» и грузового фургона цвета хаки снова оживилась.

Когда первая машина поравнялась с линией оцепления, кто-то выкрикнул одно-единственное слово: «Качинский!» Зеваки подались вперед и вновь стали размахивать флажками. Немалую радость ощутили присутствующие, когда все три машины не въехали в ворота, а остановились возле них.

Когда из первого автомобиля вышли две хрупкие женщины и круглолицый очкарик в мешковатом костюме, Зиночка, стаявшая справа от Кати, тут же схватила подругу за руку:

– Кто это?

Стоявшая слева от Кати пергидрольная блондинка неопределенного возраста в темно-синем платье и соломенной шляпке тут же пояснила:

– Та, что в очках и берете, – Софья Горшкова, помощник режиссера! Рыженькая с косичками – Анечка Дроздова, его ассистентка…

– Сколько же ей лет? – удивилась Зинуля. – Она на школьницу похожа.

Блондинка в темно-синем усмехнулась:

– Зря вы так! Эта ваша так называемая школьница уже успела окончить ВГИК и смогла кое-чего добиться в кино. Если я не ошибаюсь, она с Качинским уже третью картину снимает.

Когда круглолицый очкарик подошел к помощнику режиссера Софье Горшковой и стал с ней что-то оживленно обсуждать, Катя не выдержала и спросила:

– Ну, а мужчина этот кто? Сложно представить, что это сам Качинский. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь! Фамилия этого деятеля кино – Уточкин… Дмитрий Уточкин! Он оператор, сами посмотрите.

Очкарик тем временем еще что-то сказал Горшковой, потом обошел машину и вынул из багажника массивную камеру.

Тем временем из грузового фургона выскочили трое крепких мужчин в серых халатах и стали выгружать аппаратуру. Уточкин тут же устремился к ним и, неуклюже размахивая руками, принялся руководить процессом. При этом из второго «ЗИСа» вышел высоченный, крепкого вида бородач в коричневом костюме, расправил плечи и закурил.

– А вот это, наверное, и есть Качинский, – тут же сделала вывод Зиночка. – Ничего не скажешь, очень представительный мужчина… сразу видно, настоящее светило.

Женщина в темно-синем платье укоризненно покачала головой:

– Насчет светила вы, милочка, не ошиблись! Этот импозантный здоровяк действительно личность довольно известная. Но только это не Качинский! Да как же так? Посмотрите на него. Неужели вы его не знаете?

– Это Дорохов! Он у Качинского чуть ли не во всех фильмах снимается, – проявила осведомленность Катя.

– Все верно! Это актер Борис Дорохов, он в новом фильме будет играть Василия Шуйского!

– А это еще кто? – тут же уточнила Зиночка.

– Шуйский?.. Это же царский воевода, который руководил обороной Пскова, – назидательно пояснила женщина в темно-синем платье. – Вы, я вижу, милочка, не только про деятелей кино не осведомлены, но и историю совсем не знаете.

– Нечего меня тут «милочкой» называть! – огрызнулась Зиночка и потащила Катю в сторону. – Пошли отсюда! Вот тоже пристала: историю я не знаю… Зато она, смотрю, все знает.

Они протолкнулись вперед и дошли едва ли не до самого ограждения. Здесь тоже все переговаривались, гадали и чего-то ждали.

Катя недовольно поморщилась:

– Зря мы сюда пошли, тут хуже видно. А тетка эта и впрямь – целый кладезь знаний! Если бы ты не раскапризничалась, она бы наверняка нам еще кучу всего интересного рассказала!

В этот момент из того же второго «ЗИСа» наконец-то вышел еще один мужчина, толпа снова загудела.

– А вот и он…

– Качинский…

– Да, это сам Качинский… – слышался шепоток со всех сторон.

Катя встала на носочки, вытянула шею: высокий, статный, в темных волнистых волосах уже вовсю пробивается седина. Катя не раз видела знаменитого режиссера на фотографиях, но чтобы вот так, вживую… Девушка закусила губу.

Густые брови и довольно крупный нос с горбинкой, полные губы и пристальный прямой взгляд. На фото, которые ей довелось видеть, знаменитый режиссер был гораздо моложе. Однако, несмотря на годы, Качинский определенно был все еще в состоянии разбить немало женских сердец. На нем был идеально сшитый и тщательно выглаженный шевиотовый костюм цвета индиго, крепдешиновый серый галстук и начищенные до блеска кофейные туфли-оксфорды.

Спустя примерно минуту, даже не посмотрев в сторону замершей от волнения толпы, Качинский сделал несколько шагов в сторону крепостной стены. Он поманил рукой свою помощницу Софью Горшкову и что-то принялся ей объяснять.

Держа одну руку в кармане брюк, Качинский второй рукой указывал то на высокую стену, то на башни, то на укрывшееся за облаком солнце. Горшкова принялась записывать в блокнот, потом побежала к тому месту, где очкастый оператор по фамилии Уточкин вместе со своими помощниками уже устанавливал и настраивал аппаратуру.

Актер Дорохов, которому предстояло играть псковского воеводу, подошел к Качинскому и, тоже получив необходимые указания, исчез за пологом шатра, который расторопные грузчики уже успели установить в сторонке. Загудел мотор, и со стороны Довмонтова города подкатило целых три автобуса «Аремкуз», из которых высыпало едва ли не полсотни человек.

– То были статисты, а это все – основные актеры, – тут же предположил кто-то.

– А вот и нет! Это тоже статисты! Просто те, что вошли в крепость, покажутся позже, а эти будут играть первые дубли, а позже пойдут общие сцены. Так что не сомневайтесь, все эти, что попрятались в шатрах, тоже статисты. Да вы сами посмотрите, номера-то на этих автобусах псковские! А вот основных артистов из Москвы, что сыграют ключевые роли, прибыло, как я слышала, не больше десятка.

Катя обернулась и увидела каким-то образом снова оказавшуюся рядом ту самую женщину в темно-синем платье, которую так невзлюбила Зинуля.

– Откуда вы это знаете? – тут же усомнившись в достоверности сказанного, поинтересовался пожилой мужчина в серой панаме и в пенсне.

– У меня муж на радио работает! А к ним, как вы сами понимаете, новости раньше всех доходят! Скажу вам больше, мой муж после приезда Качинского самолично брал у него интервью, – заявила пергидрольная красотка, достала из сумочки пудреницу и припудрила нос.

Когда прибывшие на автобусах актеры разошлись по наскоро образовавшимся шатрам-гримерным, на вновь образовавшейся съемочной площадке все еще продолжалась работа. Оператор Уточкин тут же занял место у камер, кто-то устанавливал переносные светильники, кто-то тащил бутафорию, кто-то сваливал в кучу какие-то щиты с нарисованными на них картинками. Спустя пару минут из главного шатра в сопровождении довольно полной женщины с родинкой на щеке вышел актер Дорохов.

Оказывается, он уже успел сменить свой драп-велюровый коричневый костюм на кованую кольчугу и латный доспех с заклепками. На голове у игравшего воеводу Шуйского актера был шлем с зерцалом. На боку, в черных кожаных ножнах, висела выгнутая дугой сабля.

Теперь чернобородый и статный Дорохов стал не добродушным здоровяком, он превратился в былинного Илью Муромца, способного в сей же час совершить ратный подвиг и сразиться с поганым Идолищем, сокрушить Жидовина или, на худой конец, пленить все того же Соловья-разбойника.

Дорохов расправил плечи, достал из кармана пачку сигарет и закурил от бензиновой зажигалки. Это вызвало у зрителей смех. В ответ актер понимающе помахал публике и приложил руку к воображаемому козырьку своего остроконечного шлема.

Тут же как по волшебству из других шатров стали выходить другие актеры в кольчугах, латах и стеганых кафтанах. Они тоже салютовали публике и с улыбками занимали свои места. Зрители ликовали, хлопали в ладоши и одобрительными криками подбадривали актеров.

Прошло какое-то время. Качинский снял пиджак, уселся в раскладное кресло, в руках у него откуда ни возьмись появился огромный, сияющий начищенной медью рупор.

– Начали! – воскликнул седеющий красавец-режиссер и откинулся назад.

Рыжеволосая ассистентка Качинского Анечка Дроздова щелкнула «хлопушкой», звонким голоском объявив о начале первого дубля. Что-то снова щелкнуло, зажглось, заскрипело. Камера, установленная на импровизированных рельсах, дрогнула и покатилась вдоль крепостной стены. Актеры пришли в движение, Дорохов-«Шуйский» выхватил из ножен саблю и принялся сотрясать ею над головой. Катя снова встала на носочки, сжала кулачки, и в тот же миг вдруг раздался женский визг, который перевернул все с ног на голову…

На миг все как будто замерли, вышли из привычного ритма, потом как-то беспомощно засуетились. Спустя мгновение снова раздались крики. Большинство статистов, еще не понимая, что случилось, бросились к тому самому месту, где только что в кресле сидел Качинский. Режиссера охватили кольцом, спустя мгновение очень громкий женский голос закричал:

– Врача! Скорее позовите врача!

Зрители загудели и хлынули вперед. Солдаты из оцепления, хоть и не без труда, но все же сумели остановить толпу. Все тот же женский голос снова закричал:

– Врача!!! Он же умирает! Немедленно вызывайте врача!

Катя не сразу поняла, что случилось. Кто-то толкнул ее в спину, она обернулась, но тут ей наступили на ногу. Катя ойкнула. Зиночка, которая только что была совсем рядом, вдруг куда-то исчезла. Катя искала подругу глазами и наконец увидела, как ту оттеснили в сторону метров на десять. Толпа снова зашевелилась, бойцы из оцепления требовали отступить назад, и именно в этот момент Катя наконец-то пришла в себя.

– Пропустите! Сейчас же пропустите меня… я врач!

Какой-то мужчина в коричневой кепке букле тут же рванулся к ней.

– Вы в самом деле врач?

– Да!

– Тогда вам нужно пробраться сквозь эту толпу!

– Ну так помогите же мне!

Парень кивнул и зычно рявкнул:

– А ну посторонись! – и, схватив Катю за руку, потащил ее к городской стене. Их поддержали, и вскоре они сумели добраться до ленточных ограждений.

– Пропустите эту девушку, она врач! – крикнул парень молоденькому белобрысому солдатику из оцепления.

Тот испуганно огляделся по сторонам и отступил, пропуская Катю и ее случайного помощника вперед. Спустя несколько мгновений члены съемочной группы и актеры, образовавшие кольцо, расступились, и Катя увидела лежащего на траве и корчившегося в судорогах Качинского.

– Отойдите!.. Отойдите сейчас же!

Катя упала на колени. Качинского трясло. Катя пощупала пульс, потом оттянула больному веко.

– Ярко выраженная геморрагия сетчатки! Пульс учащенный! Судороги… – она не успела договорить – Качинский дернулся, и его вырвало.

– Живот! Как будто ножом режет, – прохрипел режиссер, продолжая трястись и корчиться от боли.

– Срочно принесите воды! А лучше чего-нибудь вязкого…

– Что вы имеете в виду?

Катя увидела рядом с собой Горшкову.

– В идеале – льняной раствор, можно кисель!

– Да где же я вам сейчас киселя возьму? – чуть не плача простонала Горшкова.

– Тогда просто принесите воды… много воды!

Горшкова тут же исчезла, и в этот момент послышался вой санитарной сирены.

Спустя несколько секунд карета «Скорой помощи» остановилась метрах в десяти от места происшествия. Сухощавый врач в потрепанном халате и в толстых роговых очках тут же подбежал к больному.

– Так! Кто вы такая? Вы врач?

Катя кивнула и нехотя отступила.

– Это определенно отравление сильным токсином! Ему срочно нужно сделать промывание желудка и не помешает переливание крови!

– Я вас понял! – сухо ответил врач и повернулся к прибывшим с ним санитарам: – Носилки! И побыстрее…

Спустя несколько минут, все так же воя сиреной, машина «Скорой помощи» сорвалась с места, увозя с собой все еще стонущего от боли московского режиссера Всеволода Качинского.

Часть первая
Киношники

Глава первая

Неделя была бешеной, но они неплохо поработали, раскрыв две квартирные кражи и взяв с поличным банду спекулянтов, орудовавших в Завеличье и в Крестах.

Сегодня наконец-то выдался спокойный денек. Начальник оперативного отдела псковской милиции Павел Зверев и трое его оперативников, благополучно разобравшись со всеми рапортами и отчетами, сидели у себя в отделе и изнывали от жары и скуки. Нисколько не смущаясь присутствием своего непосредственного начальника, Дима Евсеев и Шура Горохов играли в шахматы. Веня Костин от скуки читал новый Дисциплинарный устав, сам же Зверев, показывая своим подчиненным дурной пример, бесцеремонно закинул ноги на рабочий стол и чистил ногти заостренной спичкой.

На прошлой неделе, как и в прежние добрые времена, Павел Васильевич наконец-то выкроил время и посетил довольно приличную закусочную на Троицкой, где сумел познакомиться с хорошенькой шатенкой Сонечкой Мосиной.

Сонечка работала пекарем-кондитером на местном хлебозаводе, однако, вопреки устоявшимся стереотипам, не отличалась пышной фигурой, напротив, – была очень подвижна и стройна.

Около тридцати… Начитанна и не особо эмоциональна… С чувством юмора и без лишних комплексов…

Тем не менее Зверев потратил неделю, водя Сонечку в кино. Они посетили драмтеатр, где показывали «Касатку» режиссера Григорьева. Вчера же Павел Васильевич рискнул пригласить приглянувшую ему красавицу в ресторан. Та, немного поломавшись, согласилась.

Результатом этого стало то, что Сонечка наконец-то решилась посетить «логово Зверя» (именно так Павел Васильевич частенько называл свою холостяцкую квартиру). Они слушали патефон, пили не самый дешевый коньяк, и в итоге Сонечка осталась у Зверева до утра. Именно по этой причине начальник оперативного отдела псковской милиции Паша Зверев сейчас жутко хотел спать и то и дело время от времени зевал.

В дверь постучали.

– Кто там еще? Входите, не заперто! – крикнул Зверев, даже не подумав при этом снять ноги со стола.

Дверь открылась, и в кабинет вошел невысокий паренек в сереньком костюмчике и с комсомольским значком на груди. В руке он держал потрепанный кожаный портфель.

– Здравия желаю! Мне к майору Звереву. Разрешите войти?

Зверев сурово оглядел незваного гостя. Прищуренный взгляд, зачесанная назад пышная шевелюра, округлые щечки с ямочками, пухлые губы – эдакий маменькин сынок.

– Ну, я Зверев, а ты кто такой?

– Курсант Горьковской школы милиции Комарик, прибыл к вам в отдел на стажировку. – Паренек достал из кармана очки и водрузил их на нос.

– На стажировку? К нам? А Корнев в курсе?

– Так точно, товарищ майор! Он меня к вам и направил.

Зверев хмыкнул:

– Горьковская школа, говоришь?

– Там база для обучения очень хорошая, – пояснил Комарик.

– И чему же вас там учат, в вашей школе милиции?

– Обучение включает в себя: административное право, криминалистику, партийно-политическую работу, историю государства и права, государственное право, уголовное право, уголовный процесс. Ну и, разумеется, общеобразовательные дисциплины – русский язык, литературу, математику, логику и психологию.

– Вот психологов нам как раз и не хватало, – ухмыльнулся Шура Горохов. – А Комарик – это фамилия?

Парень явно смутился:

– Фамилия… Что с того?

Шура негромко гыкнул.

– Да так… ничего! А как звать?

– Игорь… Игорь Евгеньевич.

– Игорек, значит.

Гость пожал плечами:

– Ну можно и так.

Горохов продолжил свои расспросы:

– Если ты из Горького приехал, то где жить собираешься? В нашем общежитии, я слышал, мест сейчас нет.

Парень принялся объяснять:

– Я ведь в Горьком только учусь, а сам я местный. Вот в Горьком я в общежитии живу, а сейчас остановился у себя дома, на улице Ленина.

– Наверное, с папой и мамой, – снова усмехнулся Шура.

Комарик снова замялся:

– Ну да… Живу с родителями.

Шура прыснул в кулак. Зверев строго посмотрел на подчиненного, тот тут же затих.

– Ну, что ж, добро, как говорится, пожаловать! Садись пока здесь, устраивайся.

Зверев указал на свободный стул, где раньше сидел переведенный еще полгода назад старший оперуполномоченный Александр, Саня, Зорин.

– Спасибо, – ответил стажер, положил на стол свой портфель, достал из него авторучку, химический карандаш, несколько общих тетрадок и положил на стол.

– Что это у тебя за макулатура? – указав на тетради, поинтересовался Горохов.

– Конспекты. Тут, конечно, не все, а только самое важное. Остальное завтра принесу.

Горохов снова прыснул в кулак, но ничего больше не сказал.

Стажер, поправив очки, поинтересовался:

– Итак, чем порекомендуете мне заняться?

– А тебе поработать хочется? – наконец-то сняв со стола ноги, спросил Зверев.

– Разумеется!

– Веня, дай ему свою книжонку, пусть изучает!

Костин, не вставая со стула, бросил на стол новичку устав, тот повертел его в руках и, не открывая, отложил в сторону.

– Знакомая книжица. «Дисциплинарный устав милиции», введен приказом министра внутренних дел СССР в июле сорок восьмого. Может, я лучше чем-нибудь полезным займусь?

– Хочешь сказать, что эту, как ты сказал, книжицу, ты знаешь назубок? – ухмыльнулся Веня.

– Довольно близко к тексту!

– Ого! – Веня встал, взял у стажера устав и открыл его на первой попавшейся странице: – Тогда давай тебя проэкзаменуем! О чем сказано, ну скажем, в десятой главе?

– О поощрениях, применяемых к лицам рядового и младшего начальствующего состава милиции, – без запинки ответил стажер.

– И какие же это поощрения?

– Благодарность, снятие ранее наложенного взыскания, награждение похвальными листами и занесение на доску почета. – Игорек снова поправил очки.

– Так, что еще?

– Награждение ценными подарками и деньгами, а также повышение в звании.

– Во дает студент! – ухмыльнулся Горохов, которому только что был объявлен шах.

– Вам лучше не трогать ладью, а то через два хода вам поставят мат, – непринужденно посоветовал Шуре стажер.

– Как мат? – удивился Шура, но ладью при этом все-таки взял в руки.

– Раз коснулся, значит, ходи! – тут же засуетился Евсеев.

Шура махнул рукой и, как и планировал, прикрыл своего короля ладьей. Евсеев тут же перенес ферзя на белое поле и через пару ходов и в самом деле поставил сопернику мат. Шура чертыхнулся и стал складывать шахматы в коробку.

В этот момент зазвонил телефон. Веня подошел к столу и снял трубку:

– Оперуполномоченный Костин. Слушаю. – Нахмурился, потом сказал: – Да подожди ты… – Спустя еще примерно десять минут произнес лишь одно слово: «ладно» – и повесил трубку.

– С кем это ты так? – поинтересовался Горохов.

– Скорее всего, вы разговаривали с женой! – тут же вместо Вени ответил Игорек.

– И как ты догадался? – не без ехидства поинтересовался Веня.

– Вы разговаривали почти пятнадцать минут, при этом сказали лишь несколько слов, на вашем лице было недовольство. Вы несколько раз набирали воздуха в грудь, но так и не решились перебить собеседника. Это навело меня на мысль, что вы говорили либо с начальником, либо с женщиной. Майор Зверев, ваш непосредственный начальник, сидит здесь, и если бы в отдел позвонил, скажем, ваш начальник управления полковник Корнев, то он наверняка не стал бы так долго тиранить вас, а пригласил бы к телефону Павла Васильевича. Выходит, что версия с начальником отпадает. Судя по тому, что собеседник говорил без умолку, вполне резонно предположить, что версия с женщиной более вероятна. У вас на пальце кольцо, значит, вы женаты. Таким образом…

– Все! Хватит тараторить! – огрызнулся Костин. – Ты хоть и не женщина, но тоже болтаешь без продыху!

Веня подошел к распахнутому окну, достал из кармана пачку «Явы» и закурил.

– Что Катя сказала? – со своим обычным беззвучным смешком спросил Зверев.

– Да чего она может сказать? Сказала, что ходила на съемки и там какому-то Качинскому стало плохо…

– Что? Качинскому? Режиссеру? – тут же воскликнул Горохов.

– Может, и режиссеру, почем мне знать. Сказала, что вроде как отравили его…

– И сильно отравили? – тут же стерев с лица ухмылку, спросил Зверев.

– Не знаю! Говорит, что сильно!

– Так он хотя бы живой?

– Когда его на «Скорой» увозили, был живой.

Зверев покачал головой:

– Качинский – известный режиссер из Москвы. Светило современной кинематографии. Если его действительно отравили, тем более если он умер, наверняка уже началась такая шумиха, что никому мало не покажется.

В этот момент снова зазвонил телефон. Зверев подошел к аппарату и, не снимая трубки, с ухмылкой спросил молодого стажера:

– Ну что, Игорек? Хочешь еще раз продемонстрировать нам свою проницательность?

Комарик оживился:

– Конечно, хочу.

– Можешь сказать, кто звонит на этот раз?

– Думаю, что на этот раз звонит уже начальник управления. Раз случилось такое, значит, с шахматами и изучением устава нужно завязывать, потому что у нас у всех появится работа!

– Молодец, Игорек… хвалю!

– Ну что вы, ту несложно же было догадаться, любой бы на моем месте…

– Умный, но скромный! Дерзости вот только тебе не хватает, но это мы исправим! Так что, думаю, мы сработаемся. – Зверев наконец-то снял трубку: – Здравия желаю! Слушаю вас, товарищ полковник!

* * *

В кабинете начальника псковской милиции Степана Ефимовича Корнева, помимо самого полковника, сидел довольно грузный, можно даже сказать, толстый, темноволосый мужчина в строгом костюме и в галстуке.

Зверев вошел в кабинет и тут же самым бессовестным образом спросил:

– Степан Ефимыч! Ты зачем это без моего ведома мне стажера прислал?

– Что значит «зачем»? – удивился Корнев. – Сам же говорил, что у тебя работы – по уши!

– Хм… – вспомнив, чем он сам и его подопечные занимались последние несколько часов, Зверев не нашел что возразить.

– Раз работы много, значит, тебе люди нужны! А этот Комарик – парень толковый, знаешь, какие у него характеристики! Неужели он тебе не приглянулся?

– Твой Комарик – не красная девица, чтобы мне приглянуться… В принципе, мы его тут порасспрашивали, парень вроде бы толковый…

– Ну а я что говорю!

– Ладно, будем считать, что с этим разобрались! Говори, чего звал.

Корнев представил Звереву своего грузного гостя:

– Познакомься, Павел Васильевич, это – Арсений Иванович Головин из Москвы. Ты знаешь, что у нас в городе идут съемки нового фильма об осаде Пскова?

Зверев прошел к стене и плюхнулся на свой любимый диван.

– Что-то такое слышал.

Корнев сжал кулаки, поежился и продолжил:

– Так вот, Арсений Иванович отвечает за съемку данного фильма…

– Я слышал, что фильм снимает Качинский.

– Качинский – режиссер, а я директор картины. Я работаю на «Мосфильме» и отвечаю за работу всей съемочной группы, кроме того, занимаюсь финансовыми вопросами, – тут же принялся пояснять Головин.

– А теперь кто-то отравил вашего режиссера.

– Откуда ты это знаешь? – тут же поинтересовался Корнев.

– Газеты надо читать!

– Не ври! В газетах писали про фильм, но не про Качинского!

Зверев отмахнулся:

– Ну не писали, а я вот, тем не менее, про это знаю! Так что там с Качинским? Надеюсь, жив?

Корнев походил на вскипевший самовар, а Головин тяжело вдохнул, достал из кармана носовой платок и вытер им вспотевший лоб.

– Всеволод Михайлович в местной больнице. Он без сознания. Врачи борются за его жизнь, но боюсь, что дело плохо.

– И вы полагаете, что это покушение?

– Разумеется! Кто-то решил помешать съемкам. А ведь о скорейшем завершении и показе фильма настаивает сам Верховный. – Головин при этом поежился. – Так что, возможно, это диверсия.

– Все ясно. Что еще?

– Фильм уже практически снят, хотя мы до сих пор еще не определились с названием. Сюда мы прибыли, чтобы отснять основную часть батальных сцен, используя в качестве декораций местный кремль, чтобы придать киноленте, так сказать, более натуральный вид. Это грандиозный проект, в котором задействованы статисты из местных, в Псков доставлены несколько сот специально изготовленных костюмов, оружие и доспехи того времени. Также сюда прибыли часть съемочной группы и несколько актеров. Но это лишь малая часть творческой группы, основная масса должна была прибыть позже, а тут такое…

– А те, кто уже прибыл, их сколько?

– Что касается творческой группы, то если считать меня и Качинского, то нас восемь.

– А актеры?

– Пока что здесь, как я уже сказал, лишь несколько человек. Если не ошибаюсь, то всего их семь.

– И где же вы все остановились?

– Всех нас поселили в общежитии, в котором, как выяснилось, когда-то был монастырь. Это место находится в непосредственной близости от крепостных стен, где должна была проводиться съемка. Видимо, именно поэтому ваше городское начальство отвело это общежитие для нашего проживания.

– Вы кого-то подозреваете?

– Что вы, боже упаси!

– Я уже отдал приказ выписать ордера, сейчас наша дежурная группа обыскивает комнаты, в которых проживают актеры и съемочная группа, – слегка успокоившись, сообщил Корнев.

– И что же они ищут?

– Яд, разумеется.

Зверев снова покачал головой:

– Ну что ж, посмотрим, что дадут эти поиски. Итак, товарищ из «Мосфильма», что же вы хотите от меня?

Головин запыхтел и быстро-быстро заговорил:

– Если Качинский не придет в себя, мне придется уехать в Москву искать ему замену. По решению руководства киностудии прибытие в Псков остальной части творческой группы и актеров пока приостановлено. Те же, кто уже прибыл, находятся в шоковом состоянии, а это может сорвать съемки. Для того чтобы хорошо играть, актерам нужно погружаться в роль, а как они это сделают, если будут бояться, что их жизни что-то угрожает. Мне сказали, что вы – лучший сыщик в этом городе. Прошу вас в самые кратчайшие сроки разобраться в этом деле, и если Качинского действительно хотели убить, то нужно в кратчайшие сроки найти злоумышленника и обеспечить всем нам нормальные условия работы.