Волнообразие стихий

Ненужное выходит в строки

 
Ненужное выходит в строки,
А все слова уносит дым.
Росою разродятся смоги,
И остаешься чистый Ты.
 

Новогодний перешеек мандаринового рая

 
Новогодний перешеек мандаринового рая
Заблестит на женских шейках разноцветной мишурой.
И бенгальских тигров глазки, в искрах холода сгорая,
Не успев взлететь, ужалят, как шальной пчелиный рой.
 

 
Пять минут досадной боли заглушат шампанским пшиком,
Дольки солнца мандаринов препроводят в летний сад,
На мгновенье мир наступит где-то с первым детским криком,
Как с рождественским молчаньем, не вернувшихся назад.
 

Ночь укрылась плюшем

 
Ночь укрылась плюшем
Лунного ворса,
Вся такая душка,
Вся такая кошка.
 

 
Звезды расставляя,
Спутала все карты,
Как сама призналась:
Лихо, на азарте.
 

 
Блесток на сугробы
Распылила уйму.
Лишь одно коробит,
Что в тиши так шумно.
 

Метель за околицей ленточку треплет

 
Метель за околицей ленточку треплет,
Отчаянно будит твой дремлющий сад.
Нелепо, бессмысленно выстрелом в небо
Уходят и, нет, не вернутся назад.
 

Нео

 
Неопределенность,
Акцент на нео,
Неоповседневность,
Как пить не дать.
Мысли в голове – песок каленый,
Обдают шипением, как вода.
 

Марианское

 
Я разлюбила твои картины,
Твою палитру и два в одном,
Как сухоцветы, они застыли,
Не пахнут мятой и толокном.
 

 
Расплавлен в лаву весь этот космос
И грязным сгустком ползет во вне,
Лишь оставляя бороздкой оспы
Гигантский желоб на Тихом дне.
 

Сползешь по стене и окажешься в Новой Зеландии

 
Сползешь по стене и окажешься в Новой Зеландии
И точно не модный застанешь себе приговор.
Ведь даже в звезде перекрестья земной хиромантии
Бескрылое киви тебя будет ставить в укор.
 

Метель, похожая на шаль

 
Метель, похожая на шаль,
Коснувшись плеч едва,
Накинет дремы на февраль,
Навяжет кружева.
 

 
Пусть вымерзнет сквозной озноб,
Волнения и грусть.
Детоксикация весной
Пусть будет, будет пусть.
 

За окном стемнело вроде

 
За окном стемнело вроде,
Унеся все тени прочь.
Над землей веками бродит
То ли космос, то ли ночь.
 

Ты докуривай шкурку своей некубинской сигары

 
Ты докуривай шкурку своей некубинской сигары
И купайся в бассейнах пентхаусов, хаос неволь.
Все ожоги мои затушила уже Ниагара,
Не тревожит твоя очевидно-фантомная боль.
 

 
Не играй Дебюсси на подлунной романтике крыши,
Не корми в звездопад с моих рук озорных голубей.
Я утратила навык твое славословие слышать.
И назад кинопленку бездушно прокрутит купе.
 

Парад планет

 
Звезды бесспорно
Знают ответ.
Точка опоры —
Парад планет.
 

 
Мы лишь гадаем,
Проще идти,
Соединяя
Наши пути.
 

 
Ходим где-то между
Богом, бесами
У крылатой бездны
И экспрессии.
 

 
В тонком смелом стержне
Смут поэзии
Чувствуем и держим
Равновесие.
 

 
Звезды не могут
Пошелестеть
С точкой блокнота
На тет-а-тет.
 

 
За семимостьем
Брезжит рассвет.
Мы с тобой гости
На краткий век.
 

 
Только залижешь
Свежий порез,
Стопит гаишник
За дальний свет.
 

 
Простенький виджет,
Памятки нет.
Линия жизни —
Парад планет.
 

На дне стихов уже не ты

 
На дне стихов уже не ты,
А истина.
С окна глядят твои цветы
Так пристально,
 

 
Листают радужные дни
Ресницами,
А по ночам, поля затмив,
Им снятся мы.
 

 
Вино, вина и тишина,
Оборванная нить.
Ты запятую ставишь в спам,
Забыть нельзя любить.
 

 
Бутоны чувств цвели весной
В обилии,
Купались в ласке наших слов
И лилии.
 

 
Перемело наш рай зимой,
Остыли мы.
И на губах твоих другой.
Бессилие.
 

В середине марта капли

 
В середине марта капли
Сбитой шпилькой застучали.
Эх, опять дорог не будет…
Но, надеюсь, будет наст.
 

 
Ведь весна еще засоня,
С боку на бок повернулась.
Вы пока коньки не прячьте,
Наш апрель на все горазд.
 

 
Серо-белое молчанье.
Многослойный снег пропитан
Испаряющимся чувством,
Пудрой сладких дифирамб.
 

 
Пролетевшая случайно
Птаха, схожая с пингвином,
Подчеркнув эффект отсутствий,
Обронила призрак-вамп.
 

 
И сейчас он колобродит
На душе в обличье вепря,
Танцы с бубнами танцует
И раскручивает ось.
 

 
Но молчит сугроб напротив
Под раскидистою вербой.
Не развившееся буйство
Ожидалось, не сбылось.
 

Ген Белогорья

 
Трагичность ушедших историй
Навеки впитал перезвон.
Ну, здравствуй, мое Белогорье,
Таежный уральский Афон.
 

 
Прабабушку помнишь, ходила
За сто изнуряющих верст.
Какая выносливость, сила,
Какой вдохновляющий пост!
 

 
Теперь вот и правнучки видят,
Дорог серпантин покорив,
Души православной эпитет —
Жемчужину Белой горы.
 

 
Магнитом манило, не скрою,
Мятежную грусть в монастырь.
Раскрылся мой ген Белогорья,
Смиренно-затейливый мир.
 

 
Израненный храм восстановлен,
Вся горечь ушла в родники.
Торжественный, тихий, безмолвный,
Спаси, сохрани, помоги.
 

Любить по-русски

 
Любить по-русски – любить одну,
Страну и женщину одну.
Соблазнов много – нельзя пройти
В свои шальные до двадцати.
 

 
Тебе под тридцать – ты все познал
И Сивку-бурку обуздал,
Умел, уверен и всемогущ,
Но неизменно ты верный муж.
 

 
Когда же скверно, а бес в ребро,
Свистят за дверью семь ветров —
Не допускаешь и мысль гульнуть,
Навеки любишь ее одну.
 

Где пыльцевая пяльцевая кромка

 
Где пыльцевая пяльцевая кромка
озерную очерчивает взвесь,
шумит надрывно-древне-звонко-громко
на все лады аукающий лес,
 

 
где воздух упоительный и пряный
вживляется в восьмую ноту русь…
Листом березы, клавишей баяна
туда я обязательно вернусь.
 

Небо расцарапано закатом…

 
Небо расцарапано закатом,
Закипают смолы в янтаре.
Пылко, отстраненно, непредвзято
Песни догорают на костре.
 

 
Торжествуя, ухает за речкой
То ли филин, то ли берендей.
Крохотная ласковая вечность,
Заостряйся, но не охладей.
 

Кадр за кадром летят поезда

 
Кадр за кадром летят поезда
Кинолентами воспоминаний.
От рутинных оков подустав,
Сядь в вагон белокрылых желаний,
 

 
Где тебя не страшит се ля ви
И отслойка сыча поздней ночью.
Не нашедший собратьев дельфин,
Растерявший случайных и прочих,
 

 
Ты себе на недельку позволь
Стать собой и фонтаном-шутихой,
Сладко-сливочно смажется боль
Русским вальсом, свободой и вихрем.
 

 
Скоростное на настежь окно
Распахни и глотай мирозданье.
Кадр за кадром ты смотришь кино
Из несбывшихся воспоминаний.
 

Небо – солончак Уюни

 
Ночь разбрызгалась лучами
Ежевичного стекла,
Под совиные бурчанья
По деревьям растеклась.
 

 
Небо – солончак Уюни,
Мир лоскутного шитья,
Соты-пригоршни июня,
Зазеркальная ладья.
 

 
Для Сережки и Виолки
Небо выгнуло зарю,
Пристегнулось на футболки
И раскрылось в парашют.
 

 
Вдох любви – глоток бесценный,
Высь – мурлыкающий кот.
Бриз гармонии вселенной
Легким легкость придает.
 

Накрахмаленная пена

 
Накрахмаленная пена
Обрамляет синеву,
Снисходительно и ленно
Погружается в Неву.
 

 
Гладит ветреных барашков,
Дразнит солнечных зайчат,
Пристает к кусту ромашек,
На влюбленных погадать.
 

 
Ловит стайку желтогрудых,
Успевает селфи снять.
У заката две причуды:
Тронуть душу и распять.
 

Песнь рассыпавшихся бусин

 
На камницу горячей головы
Сданули два небесные ковша,
Поразметались кошки, соловьи,
По крайней мере больше не пищат.
 

 
Подачи осени нацелены в костры,
Простыть от них приучена вода.
Но греют мысли, что хоть там храбры,
Где маскостюм готовит горностай.
 

 
Скатились с веток бусины рябин,
Эритроциты развернулись вспять.
Люпин защелкнулся на карабин:
Нектара нет, пыльца не для тебя.
 

 
Позарастали петельками мха
Лесные тропы и цепочки чувств,
Не слышно Ласта, как и Пастуха,
Но слышат связки, как я в них кричу.
 

С немыслимой ранее бешеной скоростью

 
С немыслимой ранее бешеной скоростью
Уносит вдаль песок.
Поставленным степью, прокриканным голосом
Прицельно рвет висок.
 

 
Забиты скрижали протекторов гальками,
Сахара между строк.
Не только сыры, но и дырки прокарканы,
На шанс контракт истек.
 

 
В котомке бубнят мандрагоры и мандалы,
Пробирка с духом тантр,
Все три сохраненные перышки ангелов
И красок густота.
 

 
Все чаще пейзаж разбавляют оазисы
Взаимной нелюбви,
Наглее нутро разрывает катарсис
На нотах се ля ви.
 

Осень пахнет грусть-печалью

 
Лето склевано жар-птицей
до сухой изнанки.
Облетевший лист ложится
пластырем на ранку.
 

 
Осень пахнет грусть-печалью,
ворохом историй,
от которых, видно, стало
столь соленым море.
 

 
Утомленные прибои
разом накатили,
отрезвлений и запоев
смесь течет по жилам.
 

 
Ароматика безумства
переспела. Горечь.
Рыжегривая, красуйся,
ты ведь краше в клочьях!
 

 
Пахнет сладким нектарином,
что в любовь добавлен,
и туманом растворимым
с ложечкой обмана.
 

 
Запах травных виноделен
источает осень,
чтобы в шелковой постели
опьянить и бросить.
 

Ночь – паутина

 
Ночь – паутина,
Рядом плетется,
Путая губы
В чьих-то губах.
 

 
Долей же львиной
В недрах колодца
Бабочкой будет
Биться в словах.
 

 
Став человеком
Витрувианским,
Сбросится в зорбе
В волны Лох-Несс.
 

 
Как ни кумекай,
Ни расплетайся,
Выползет снова
Внутренний бес.
 

Расплакалась осень, признав, что бессильна

 
Расплакалась осень, признав, что бессильна,
сняв крылья,
прикрыла серебряной пылью
травинки,
развилки.
Разбились
бокалы шампанского с терпким игристым.
Монисто
иссушено в зерна горчицы.
Плечисты,
речисты —
как листья…
 

Если из осени выжать сок

 
Если из осени выжать сок
И утолить им жажду,
То будет счастлив каждый
На испытательный срок.
 

 
Если оставшийся рыжий жмых
В полночь пустить по ветру,
То поцелуи лета
В снах запорхают цветным.
 

 
Если подавленный сплино-ябрь
Щедро приправить дзеном
Пси-гипоаллергенным,
Будет отличный кебаб.
 

 
Если же осень столкнет с орбит,
То возрождайся птицей,
Той, что нельзя напиться
И невозможно забыть.
 

Золотая рыбка уплыла

 
Золотая рыбка уплыла
прямо в лапы белого медведя.
Растворились в небе купола,
млечным убаюканные пледом.
 

 
Проржавела осень до прорех,
что зияют густо в звездном тире,
разменяла летний яркий смех
на желанье слиться с кашемиром.
 

 
Отключились птичьи голоса,
синеглазку солнце не целует.
Все переменилось колосса…
даже бесконе… в одну восьмую.