Мне все равно

– Я добью эту бутылку сегодня. Просто медленней, если ты и дальше так будешь стараться, – и глядя на то, что еще осталось в бутылке, я начинаю жалеть, что вообще налила ему чай. – Все еще не надумала присоединиться?

– Ну, у меня сегодня на столе никто не умирал, – он мрачнеет и ополовинивает кружку.

– Ему было всего 9 лет. Ты можешь себе представить, каково это умереть, ни разу не поцеловавшись с девчонкой, ни разу не испытав радости от объятьев любимого человека? Я все еще слышу у себя в голове этот долгий писк. Я всего лишь пытаюсь сделать его потише, – он доливает виски в кружку почти до краев и снова ополовинивает ее. – Я много раз видел смерть. И каждый раз она выворачивает меня на изнанку. Многие говорили мне, что однажды я к этому привыкну. И я все жду, и жду, и жду… – затем он замолкает и упирается взглядом в поверхность стола.

Зачем весь этот спектакль? Почему он спасает одни жизни и прекращает другие? Зачем убил ту девушку? «А может, она заслужила?» – неожиданно проносится в голове, и от этой мысли меня топит волна жара. Он резко выбрасывает руку в сторону бутылки с виски и опрокидывает на себя кружку. Темная жидкость проливается на его свитер там, где должно биться сердце. Он наклоняет голову и разглядывает пятно. «Вот здесь, – проводит он пальцами по пятну, – вот здесь оно и встало». Я вытягиваю руку и кладу ладонь на пятно: «Бьется». Он поднимает голову и смотрит удивленно, как будто не понимая, откуда я взялась.

– Пока. Бьется. Но однажды я сбегу отсюда так же, как и все остальные.

– Сбежишь?

– Да. Когда-нибудь. И ты тоже, – и он кладет свою руку поверх моей. Я сглатываю. Эта мысль появляется внезапно. И моментально проходит через все тело, как удар тока. «Мне все равно, что он убил». Прямо здесь и сейчас, мне все равно. И это страшно. Вернее, должно быть страшным. Но я спокойна. И от того, что здесь и сейчас моя рука лежит на его груди, я счастлива.

В этом мире есть таблетки от боли, и для эрекции, и от симптомов гриппа, и от нежелательной беременности, и от депрессии, и для похудения, и от бессонницы. Но нет таблетки от любви. Это было бы здорово. Выпить такую таблетку – и ничего больше не чувствовать. Не любить шлюху, не любить алкоголика, не любить убийцу. Не хотеть убийцу. Не желать убийцу. Каждой клеточкой своего тела. Таблетки нет. Сдох инстинкт самосохранения. Он не сказал: «Ты умрешь». Он сказал: «Когда-нибудь ты сбежишь отсюда. Так же, как и все остальные». Так же, как и он сам.

Я помогаю ему снять куртку, а затем свитер. Я отношу свитер в стиральную машинку и выбираю программу для деликатных тканей. Когда я возвращаюсь на кухню, Рома уже спит на диване, свернувшись в позу зародыша, в куртке на голое тело. На нем те самые джинсы, в которых он был, когда вонзал нож в ту девушку. На ногах нет носков. Я беру плед со спинки дивана и укрываю его.

__________

– А почему вдруг сейчас решили вернуться? Дети с тех пор не изменились.

– Да, я понимаю, – улыбаюсь я. – Но изменилась я. Не знаю, наверное, поняла, что соскучилась. Мне ведь нравилось этим заниматься. Учить детей, рассказывать им о мире, отвечать на вопросы, делиться своим опытом. Все это нравилось.

– А по репликам не в тему, кипам тетрадей с неразборчивым почерком, лени, глупости, крику тоже соскучились? – смеется директор.

– Ничто не идеально в этом мире, – и директор смеется еще пуще.

– Мне нравится ваш подход. Да и рекомендации у вас хорошие. Профильное образование опять же. Но только сразу могу сказать, что не в этом году.

– Да, я понимаю.

– Давайте так. У нас где-то за 2 недели до 1 сентября начинаются совещания. Обсуждение учебных планов, новых пособий и все такое. Я с вами свяжусь примерно в это время. А вы тогда пока готовьтесь. Я вам вышлю список наших учебников. Почитайте, ознакомьтесь с программой. И я бы хотел увидеть примерный план уроков по нескольким дисциплинам. Можете выслать мне на мэйл. Даже не обязательно приходить еще раз. Хорошо?

– Хорошо. Но мне и зайти будет нетрудно. Я живу в паре домов отсюда.

– Тут дело скорее не в вас, а во мне. Времени мало, знаете ли. Личная встреча займет больше времени. Понимаете?

– Да. Понимаю. Спасибо. Как только ознакомлюсь с литературой, вышлю вам планы.

– Вот и отлично.

Раздается писк таймера. Я встаю с дивана, беру с тумбочки телефон и читаю с экрана: «Поесть». Выходные все еще даются мне с трудом. Слишком мало действий. И не как в будни: одно за другим. А с большими перерывами, в которые я забываю, что вообще надо что-то делать. Если бы не таймер, я бы сидела на диване с раннего утра до позднего вечера, пока сон не приводил бы меня в кровать. Хотя я не уверена, что не отрубалась бы прямо на нем. На кухонном диване. На котором он проспал целую ночь. В кожаной куртке на голое тело и без носков. Под пледом, которым я только что укрывалась.

Я избегаю встреч с ним. Хожу до 17 этажа по лестнице. Высматриваю, стоит ли у дома его машина. Почти всегда он возвращается домой позже меня, и поэтому, подходя к подъезду, его машины я не вижу. По выходным я никогда не включаю в квартире свет. Я даже стараюсь не делать этого в вечера будней. Пару раз кто-то звонил в мою дверь. Наверное, это был он. Хотел забрать свой свитер. Но я не открыла. Я не хочу впускать его в свой дом. Я хочу изгнать его из своих мыслей.

__________

Сегодня утром я открыла дверь и под ноги мне упал сложенный листок бумаги. Я подняла его и развернула. Это была записка: «Уже вечность прошла. Верни мне свитер. Я скучаю по твоему дивану». Я ждала. Несколько минут. Я слышала, как входит в мои легкие и выходит из них воздух. Я поднесла бумагу к носу и вдохнула ее запах. Его запах. «Возьми себя в руки. Возьми себя, пожалуйста, в руки», – повторяла я и стукалась головой о дверь. Потом я остановилась. Открыла дверь. Взяла бинокль и вышла с ним на балкон.

Я не выходила на балкон с прошлого года. С того самого раза. Мне даже показалось, что запахло мандаринами. Потому что ими пахло в тот раз. Я закрыла глаза и открыла их уже смотря в бинокль. Медленно и осторожно, как ступают лапы зверя по еще тонкому первому льду, я двигалась от окна к окну в поисках того самого. И я нашла его. Быстрее, чем ожидала. В окне горел свет.

Ни одной мысли не проносится в моей голове, пока я жду и смотрю на этот свет в окне. Я даже не понимаю, чего именно я жду. Что она воскресла из мертвых и вот-вот войдет в комнату и сядет на диван как ни в чем не бывало? А что если и так? Что если я ошиблась? Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Что если я все не так увидела тогда? Но ведь был нож, была кровь, девушка сползала по стене! И я это видела. Видела так же, как вижу сейчас свет в этой комнате. И его лицо. Я не могу обманывать себя настолько лихо, уверяя, что тогда в этой комнате был не он. Не он бил ножом в живот. Не он убил ту девушку. Но вот убил ли? А что если нет? Он же в конце концов хирург!

Я хочу ходить туда-сюда. Я хочу метаться из стороны в сторону, как запертый в клетке зверь. Но я не могу опустить бинокль. Я должна дождаться. Я обязана увидеть. И я вижу. Его.

Он входит в комнату с лейкой в руках. Подходит к окну и начинает поливать цветы. Его губы сложены в трубочку, как будто он что-то насвистывает. Поливает цветы в чужом доме и насвистывает. Поливает цветы в доме убитой и насвистывает! Я опускаю бинокль, открываю окно и выглядываю во двор. Там стоит его машина. Тогда я снова смотрю в бинокль, мгновенно нахожу нужное окно и удостовериваюсь в том, что это он. Чтобы у меня совсем не осталось сомнений, он как будто специально поднимает голову и смотрит через стекло прямо на меня. Да, он немного зарос щетиной. Но это Рома.

Пока я выхожу из дома, надежда шепчет мне: «Да, он ее зашил. Он подлатал ее прохудившееся тело, как порванный носок. И она выжила. И совсем не умерла». И пока она шепчет мне все это, я думаю о том, что легкая небритость делает его еще сексуальнее.

__________

Солнце греет. Снег тает. Я живу. Я уже сказала на работе, что в июле собираюсь уволиться. Мама очень обрадовалась моему решению и на радостях даже нашла мне пару учеников для частных занятий. Директор одобрил планы моих уроков и сказал, что уже в августе меня зачислят в штат. «Только обязательно отдохните перед новой работой», – несколько раз повторил он, разговаривая со мной по телефону. В тот же вечер я купила себе путевку на Бали. Я читала, что в июле на Бали начинается туристический бум. Может, удастся немного попрактиковать английский.

Сегодня я взяла-таки выходной, коих у меня накопилось адское количество. Этой зимой я подменяла всех, кого только могла, порой неделями работая без выходных. Марина уже месяц не слезает с меня, требуя, чтобы я отгуляла все до своего увольнения. «Нам выгоднее днями, чем деньгами. Сама понимаешь». С проведением выходных у меня по-прежнему туго. Но сегодня я весь день расписала чуть ли не по минутам. И это не просто дела-потому-что- так-надо, а дела-потому-что-так-хочется. И эта тотальная распланированность почти что радует меня.

И вот, где-то между «зайти в школу за дополнительной литературой» и «вернуться домой», я вижу Рому. Он стоит на пересечении дорожек. Одна из них ведет от школы к нашему дому, другая – от магазина к дому убитой девушки. Он смеется. И когда челка падает ему на лоб, поправляет ее рукой. Пару раз он как будто задумывается прежде чем что-то сказать и при этом поглаживает рукой заросший щетиной подбородок. Я почти что забыла, насколько он красив. И то ли от этой мысли, то ли от наплыва воспоминаний я чувствую давление на животе чуть повыше пупка. Если бы только метод Хаймлиха мог выбить из меня эту любовь! Как инородный кусок, случайно попавший в дыхательные пути. Я могла бы назвать это и по-другому. Например, влечение. Желание. Ну, простое сексуальное желание. Но: «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Ромео под любым названьем был бы тем верхом совершенств, какой он есть».

Эта строчка Шекспира заставляет меня усмехнуться. И я наконец-то отлепляю взгляд от Ромы и смотрю на ту, с кем он разговаривает. Она стоит ко мне спиной. Темные длинные волосы. Высокая. В ярко-красных сапогах. Она, как и он, тоже часто смеется, и от этого ее волосы слегка подрагивают, и солнечный свет путается в их густоте. Я не знаю, что мне делать дальше. К дому ведет только эта дорожка, а по обеим сторонам – строительные заборы. Правда, можно было бы вернуться обратно к школе и подойти к дому с черного хода. Огромный крюк из-за всей этой стройки, но я не могу встретиться с ним. А стоять здесь и ждать, пока они наговорятся, слишком опасно. К тому же они могут пойти в мою сторону. Или только он. Или только она, а он будет провожать ее взглядом и тут же увидит меня. Все, в обход.