– Давай я поеду с тобой? – ещё раз предлагает он. – Опыт переговоров у меня больше, а кроме того, я буду уверен, Эндж, что ты не застынешь и не будешь пялиться на Вику, как на Дне Рождения Ба.

Недовольно фыркаю. Подумаешь, тогда я просто не была готова видеть такую милую, привлекательную женщину, да ещё и ту самую, по которой отец сходил с ума больше четырёх месяцев! Это вообще нонсенс! Ему не отказывают! Ему предлагают себя, изворачиваясь в такие позы, что… Ага, через нас с Пашкой к нему тоже пробовали подкатывать, но для отца это сразу – "нет", поэтому те, кто подходил к делу с головой, подобных ошибок не совершали.

– Жень, там дело не в Вике, она уже готова.

– Правда? И кто же проверял степень готовности? – недоверчиво усмехается он.

– Ну кто-кто? Твои же любимые женщины и проверяли, – недовольно ворчу я, затягивая шнурки на ботинках. – Они проверяли, а мне теперь отдуваться и подчищать за ними хвосты.

Женя одним резким движением скатывается с кровати, вставая передо мной во весь свой рост. Мои ботинки на плоской подошве дают в полной мере прочувствовать разницу между нами, несмотря на мои метр восемьдесят.

– Среди моих женщин нет таких неудачниц, – самодовольно скрещивая руки на груди, выдаёт он.

– Правда? – теперь уже выпрямляюсь я, с вызовом упирая руки в бока и высоко задирая подбородок. – Ну так уж и быть, одну я тебе прощу, её вполне оправдывает частичная потеря мобильности из-за увеличившихся размеров и наличие моего братца-собственника. Но вторая, имея прямой доступ к объекту, не смогла её качественно обработать? Или рыжая грива позволяет избирательно подходить к качеству выполняемой работы? – задаю я основной вопрос, ехидно улыбаясь.

– Мои… любимые… значит? – хмыкает он, не скрывая улыбку, делая особый акцент на "любимых" и рождая во мне не только волну возмущения, но и чертовой жгучей ревности. – У Регины тоже есть уважительная причина.

– Знаю я её уважительную причину и надеюсь, Богдану хватит ума быть с ней более гибким, чем с… – замолкаю.

– Чем с кем? – теперь его очередь выдвигать подбородок вперёд и демонстративно играть желваками.

– Жень, мне, правда, пора, и у меня все получится, – иду на попятную я.

Не даёт увернуться, быстро стискивая в объятьях, целуя по очереди то верхнюю, то нижнюю губу и, завершая эту пытку настоящим охренительным поцелуем, от которого в коленях мгновенно возникает предательская слабость.

– Даже не сомневаюсь. Просто если что не так, ты же помнишь, что нас двое?

Я помню, в ответ захватывая его шею в кольцо своих рук и возвращая не менее жаркий ппоцелуй. В отличие от моих коленей, в Жене проявляется сила, которую я явственно чувствую своим плотно прижатым к нему животом.

– Иди уже и не пугай Вику, – говорит он таким чувственным голосом, что мне приходится с усилием выметаться из комнаты, поскольку желание остаться превышает все нормы допустимого.

– Все быстренько сделаю и вернусь, и никуда ты от меня, Рудов, не денешься! Я что зря с тобой собираюсь встречать Новый год? – бормочу себе под нос и, уже вылетая из дома, на ходу натягивая куртку, сталкиваюсь с отцом.

Напряжен.

– Пап, извини, я немного задержалась, но мы с Матвеем Ильичем уже выезжаем, – оправдываясь, краснею я.

– Все нормально, Энджи, – улыбается так мягко и по-доброму, что я еще сильнее вязну в чувстве стыда.

Притягивает меня к себе, обнимая и поглаживая по волосам.

Ещё чуть-чуть и я разведу настоящую сырость.

– Я вернусь с Викой, – выворачиваюсь из его рук, мысленно прося Вселенную быть на моей стороне.

Машина выезжает из ворот, и через тридцать минут я стою на проходной Викиного комплекса, охраняемого наравне с нашим собственным особняком.

Меня что ещё и обыскивать будут?

Глава 7

Виктория

Последние мелкие детали и наш новогодний стол сервирован.

Инга отступает от него на пару шагов, с восторгом осматривая плоды нашего совместного дизайнерского мастерства. Затем резко разворачивается, и в который раз за вечер крепко меня обнимает.

– Мамочка, мы такие молодцы! – закидывает голову, покачивая завитыми локонами из стороны в сторону.

От своих я избавилась месяц назад, несмотря на нежную к ним любовь. Новое дело, новые обстоятельства и регулярный приступ тошноты при воспоминании, что обвиняемый творил с жертвой. Вздрагиваю, стараясь избавиться от мерзкого воспоминания, теперь мне потребуется несколько минут, чтобы восстановить душевное равновесие, но они у меня есть и спасительные дыхательные техники из йоги, позволяющие брать под контроль своё эмоциональное состояние. Не будь их, я бы недолго протянула на работе своей мечты.

– Да, молодцы! – соглашаюсь с Ингой. – Но ты самая большая умничка, зайка! Чем хочешь заняться?

– Давай доделаем зимнюю карту! – сверкает она своими глазенками и расплывается в счастливой улыбке.

– Согласна, но форма одежды рабочая, – с усмешкой напоминаю я, уже заранее представляя нас за праздничным столом в образах настоящих фей – с ног до головы сверкающих разноцветными блестками. С другой стороны, мы у себя дома, почему бы не посверкать?

Инга быстро разворачивает мобильную мастерскую у себя в комнате и даже повязывает косынку на волосы. Сказывается опыт работы с красками, которые мы отмываем даже из ушей, когда на юного художника находит настоящее вдохновение.

Я выключаю основной свет, оставляя лишь освещение над рабочим столом, а дочь щелкает кнопкой гирлянды, и мы переносимся в настоящую сказку.

Господи, спасибо, тебе за моё маленькое… родное чудо… Обнимаю Ингу за худенькие плечики. Заглядываю поверх её головы в расположившийся перед нами холст. Он уже натянут на подрамник и наполовину заполнен делами и планами дочери на две трети оставшейся зимы. Рисунки, надписи, фотографии, наклейки и центральное место отведено специально под "Новый год". Именно эту надпись Инга сейчас тщательно выводит ярким красным фломастером. Берусь за лист бумаги, чтобы внести свою лепту и… возвращаю взгляд к фотографиям.

С одной из них мне очаровательно улыбается Света, снятая Ингой, судя по всему, на собственный телефон без предупреждения. Инга такое любит. Их занятия со Светой носят непринужденный, дружеский характер, поэтому ничего странного.

Странно другое. Позади Светы в кресле я вижу комфортно расположившегося Верова. И что же это, Иван Сергеевич, вы забыли на сеансе психотерапии у несовершеннолетней, тут же услужливо подбрасывает память наиболее подходящую формулировку для обвинительной речи.

И Света? Как она согласилась? Это же… Рой мыслей заполняет голову с такой скоростью, что я упираюсь в стол, чтобы удержаться на ногах. Страх за ребёнка, бьёт прямо под дых, перетягивая внимание на себя и не позволяя принять доводы разума.

– Инга, – чувствую себя, как на чертовой работе, когда нужно отбросить эмоции и просто провести допрос. Руки начинают мелко подрагивать. – Ты знакома с Иваном Сергеевичем?

– Кто это? – нейтрально интересуется она и, сосредоточенно высунув кончик языка, пытается дотянуться им до носа.

– Он, – демонстрирую фото на своей ладони.

– А-а-а… – тянет она. – Это Иван, да.

Молчание.

Да что ж это такое? Голову сдавливает так, словно меня без предупреждения мгновенно закинули на глубину в двести метров.

– Иван?

– Ну да, мам, ты его знаешь, он же… – запинается, – дедушка… Мам, ну какой он дедушка? – тут же возмущенно добавляет она, оборачиваясь и широко распахивая глаза.

– Так чей дедушка, Инга? – возвращаю я её к деталям.

– Пети и Феди, чей же ещё? – выдаёт она непреложную истину.

– И часто… Иван приходил на ваши занятия со Светой? – говорю и сжимаю челюсть чуть ли не до хруста.

– Нет, один раз, мам. Он такой же, как ты, у него очень много работы.

Меня слегка отпускает.

– Ну и какой дедушка у близнецов?

– Иван? – игнорирует мой акцент его социальной роли. – Он… красивый… сильный… смешной… – сообщает так буднично, как будто описывает персонажа понравившегося мультика.

Ну, красивый Иван Сергеевич, держитесь…

Вызов по внутренней связи.

С трудом сдерживаюсь, чтобы сразу же не набрать номер Светы и не потребовать объяснений по поводу нарушения правил проведения индивидуальных сеансов.

Ко мне кто?

Госпожа Верова?

Впадаю в ступор, не понимая о ком идёт речь. Вереница женщин Ивана мелькает перед моим взором, но он же не был женат, или был? Мать? Умерла много лет назад, Ольга Викторовна, его тёща, да и то чисто номинально, её дочь, мать Паши, никогда не была замужем за Веровым.

– Верова Анжела, – уточняет охранник, возвращая меня из размышлений о навороченных связях семейства Веровых.

– Анжела? Я не…

– Верова Анжела Ивановна.

– Энджи? – наконец-то, доходит до меня.

– А я сразу что сказала? Протокол-протокол, – слышу возмущенные возгласы Энджи.

– Одна. Цель визита: вручение новогодних подарков. Время визита: "как пойдет" отклонено. Ваше подтверждение, Виктория Юрьевна?

Переговорщик? Странный выбор.

Но дочь – это хорошо. Дочь – это та, кто с собственной позиции отлично поймет, что чувствует Инга. Что чувствую я… в её положении навряд ли. Это не тот случай, когда можно взывать к материнским чувствам. Хотя Ольга Викторовна упоминала, что прогресс внучки в её отношениях с сыновьями очевиден.

– Подтверждаю. Время визита – 40 минут.

– Принято.

Выключаю селектор и захожу обратно в комнату к дочери.

– Инга, ко мне ненадолго заглянет подруга, нам нужно обсудить дела.

– Регина? – вскидывается она.

– Нет, моя хорошая, другая, вы незнакомы. Побудешь у себя, пока мы поговорим?

– Опять работа… – разочарованно дует губы она. – Хорошо, мамочка.

– Спасибо, милая, – выхожу в прихожую, направляясь к двери, в которую уже несколько раз требовательно звонят.

А вы, Веровы, настойчивые!

Открываю дверь.

Поднимаю глаза, потому что Энджи на двадцать сантиметров выше меня. Вижу, как напряженное лицо светлеет, и по губам расползается искренняя, очаровательная улыбка.

– Здравствуй, Энджи, проходи, – приглашаю её в квартиру, но она, словно приклеенная, остаётся на месте. – Энджи… – повторяю я.

Склоняет голову набок, немного нервно закусывая губу.

– Можно? – слегка разводит руки в стороны, спрашивая разрешение обнять.

Я привыкшая. Моя внешность располагает. Мы не настолько близко знакомы, да и разговор нам предстоит совсем недружеский, но этот искренний блеск в глазах и желание поделиться теплом…

– Можно, – киваю я, и через миг меня обхватывают с виду такие тонкие, а в реальности же очень сильные руки дочери Верова.

– Вы невероятная, Вика! Спасибо! – говорит она громким шепотом, который внезапно прерывает возмущенный вопль:

– Это моя ма-а-ама! Отпусти ее!