Шерше ля вамп

– Вероник, – он так и пожирал вампиршу глазами, – ты просто обворожительна!

– Жанна, – польщенно улыбнулась та, – познакомься, это наш волшебник, Эжен.

– Неужель та самая Жанна? – Он только сейчас заметил меня и с любопытством обшарил взглядом черных, как оливки, глаз, комментируя: – Так-так, кожа бледновата, побольше румян и мерцающей пудры на скулы. Глазам не хватает контура. А какие ресницы! Свои? Настоящее богатство, такие сейчас и не встретишь. Ну и помада. Конечно, красная – такое платье само диктует макияж.

Я бросила недоуменный взгляд на Вероник, и та с улыбкой пояснила:

– Эжен – визажист. Он подготовит нас к сегодняшней вечеринке.

Вот это уровень! Личный визажист. Я ведь так и привыкнуть могу.

– Девушки, вы будете самыми ослепительными красотками на этом сборище! – клятвенно заверил Эжен и раздел Вероник взглядом профессионального ловеласа. Подумать только! Глядя на этого дамского угодника, нипочем не угадаешь, что он зарабатывает на жизнь макияжем. – Итак, с кого начнем?

– С меня, – нетерпеливо вскрикнула Вероник. – Ой, Жанна, извини, может, ты хотела…

– Все нормально, – улыбнулась я. – Я пока покрашу ногти.

– Только алый лак, – крикнул мне вслед Эжен. – Непременно матовый и в три слоя!

Эжен и правда оказался волшебником. Он рисовал мое лицо с вдохновением художника, создающего лучший шедевр в своей жизни. Когда он отложил в сторону кисть от пудры, это уже была не я, а другая Жанна – роковая, страстная, демоническая. Глаза, подведенные фиолетовыми тенями, казались космической бездной. Искусно нанесенные румяна выделили скулы и придали лицу что-то кошачье. А в центре пухлых, покрытой алой помадой губ, мерцала капелька блеска, и можно было принять ее за капельку крови, которая еще не высохла на губах.

– Черная кошка, – восхищенно прошептал Эжен, глядя на меня глазами Пигмалиона. – Хищная, опасная, прекрасная.

Вообще-то я ожидала несколько другого эффекта и хотела расположить к себе парижских вампиров, а не напугать их еще больше. Но, вынуждена признать, в этом образе я чувствую себя весьма комфортно. Что ж, если кто вздумает говорить про меня гадости, тот познакомится с моими коготками!

Макияж Вероник, напротив, был подчеркнуто естественным. Лицо казалось загорелым, словно вампирша только что вернулась со Средиземного моря, а губы яркими и будто бы припухшими от поцелуев. Мерцающие бирюзовые тени делали цвет глаз еще более насыщенным, а взгляд – сияющим. Вероник выглядела так цветуще, так по-человечески, что никто бы не заподозрил в ней вампира. Похоже, именно этого она и хотела. Потому что, все время пока Эжен скрупулезно рисовал мое лицо, она не отлипала от зеркала и восклицала, какой он гений.

– Что ж, – получив последнюю порцию похвал, визажист захлопнул чемоданчик. – Считайте меня доброй феей, которая помогла вам собраться на бал. А теперь повеселитесь хорошенько, мои милые Золушки!

– А ты? – удивилась Вероник. – Разве ты не идешь на вечеринку?

Эжен улыбнулся и покачал головой.

– Сегодня день рождения у моей внучки. Мне и так с большим трудом удалось уговорить клоуна, которого моя дочь с зятем позвали на праздник, поменяться местами.

Когда он ушел, я в недоумении спросила:

– Его дочь не хочет с ним знаться, раз ему приходится идти на такую хитрость?

Вероник посмотрела на меня долгим пристальным взглядом и медленно проговорила:

– Ты еще очень молода, Жанна. И тебе еще многое предстоит понять. По-твоему, дед, который выглядит моложе родителей, может появиться на семейном празднике? Эжен уже лет пятнадцать, как официально умер для своих родных. И повидать внучку он теперь может, только переодевшись клоуном и раскрасив лицо до неузнаваемости.

– Значит, девочка даже не узнает его? – потрясенно спросила я.

– Искренне надеюсь, что нет. Иначе это будет катастрофа, – озабоченно сказала вампирша.

– А как, – удивилась я, – ему разрешают жить рядом с родными больше пятнадцати лет?

– Жить в одном городе с родными не запрещено, – пояснила Вероник. – Запрещено жить на одном месте больше десяти лет.

– Значит Эжен – не парижанин?

– И даже не француз. Он из Болгарии. Его дочь вышла замуж за француза и переехала сюда. А он переехал вслед за ними. Чтобы два раза в год, – с грустью добавила вампирша, – нарядившись клоуном или Санта-Клаусом подержать на руках свою внучку.

– Вероник, – тихо спросила я, – а у тебя есть внуки?

– У меня нет даже детей. – На лицо Вероник набежала тень, и она опустила глаза, поправляя золотые часики на запястье. – Ого! Время-то уже сколько! Что же мы сидим-то? Давно ехать пора.

Бернар словно того и ждал: беззвучно возник на пороге комнаты и церемонно объявил:

– Лимузин подан!

– Мы поедем на вечеринку на лимузине? – поразилась я.

– Как и подобает настоящим принцессам, – задорно воскликнула Вероник.

Черные бриллианты, личный визажист, лимузин… Что дальше? Личный самолет, яхта, дворец?

– Шуба! – провозгласила Вероник и потащила меня к шкафу-купе в коридоре. Зеркальная створка скользнула в сторону, и передо мной возник модельный ряд мехов разных цветов – от классического черного до экстравагантного зеленого.

– Я возьму это. – Вероник выхватила вешалку с белым манто. – А тебе, – она на мгновение задумалась, – подойдут соболя. Как и положено русской принцессе!

Черная шубка оказалась мне великовата, но Вероник пояснила, что она понадобится только для того, чтобы пройтись от машины к дому, и я не стала отказываться. Все лучше, чем ехать на бал в демократичном пальто от Zara.

Лимузин обогнул Триумфальную арку, и за окном промелькнули оживленные Елисейские поля с зазывно горящими вывесками ресторанов, наряженная в золотые огни Эйфелева башня, площадь Согласия со впавшими в зимнюю спячку фонтанами и почтительно застывшими статуями, роскошное здание Лувра и мрачный силуэт Нотр Дама де Пари. Казалось, водитель специально выбрал самый длинный маршрут, лежащий через все достопримечательности города.

– Ты ведь впервые в Париже? – сказала Вероник. – Я спрашивала у Александра. Жаль, что он не смог прилететь с тобой. Твой дед показал бы тебе такой Париж, который даже я не знаю. Он ведь вырос здесь, а я переехала всего четыре года назад. Но одно я знаю точно – по Парижу нужно непременно ходить пешком, из окна машины его толком не узнаешь.

За окном проплыли призывно горящие витрины легендарного парижского магазина «Галерея Лафайет», и я прильнула к стеклу, жадно вглядываясь в эту обитель высокой моды и едва не поскуливая от нетерпения. С ума сойти, на деньги Жана я смогу купить себе весь этот магазин! Ну, или хотя бы, его половину.

Вероник, поняв мое состояние, рассмеялась:

– Мы обязательно туда сходим. Хочешь, хоть завтра. Но на сегодня у нас другие планы. Держи!

Я механически взяла фужер на тонкой ножке, наполненный розовой жидкостью с пузырьками. Надо же, я и не заметила, как Вероник колдовала у встроенного бара. По салону распространился аромат игристого вина с примесью какого-то незнакомого запаха.

– Это розовое шампанское? – спросила я, с любопытством разглядывая прозрачное содержимое фужера. Если судить по черным бриллиантам и лимузину, шампанское должно быть самого высшего сорта. – Это «Моет Шандон» или «Вдова Клико»? – проявила осведомленность в винах я.

Эти вина, стоившие по сто долларов за бутыль, всегда были для меня символом роскоши и красивой жизни, но мне никогда раньше не приходилось их попробовать, даже когда я стала бывать на шикарных вампирских вечеринках. Московские вампиры предпочитали кровь и красное вино.

– Смеешься? Я бы не посмела угостить тебя такой дешевкой.

Я в удивлении подняла глаза на Вероник: она шутит?

– Это винтажное «Перрье Жуэ Блан де Блан», – непринужденно сообщила Вероник, отпивая из фужера. Заметив мое недоумение, она пояснила: – Это редкий сорт шампанского.

Тысяча евро за бутыль, не меньше, потрясенно поняла я, делая крошечный глоточек, который взорвался на языке фонтаном розовых лепестков, апельсинов, меда, ванили, яблок… и крови.

– Смешанный с кровью одного моего доброго друга в пропорции один к трем, – непринужденно пояснила вампирша и кивком указала мне на выдвинутую крышку бара, на которой стояла фарфоровая тарелка с бутербродами, густо намазанными черной икрой. – Закусывай.

– С кровью кого? – сглотнула я.

Вероник мило улыбнулась и назвала имя одного из французских актеров, известного на весь мир. Я с ужасом покосилась на фужер.

– Кровь собрана в тот славный день премьеры, когда слава кружила ему голову, а мой друг чувствовал себя самым талантливым артистом и самым желанным мужчиной на свете. Этот вкус особенный. Привыкай к красивой жизни, – покровительственно сказала Вероник и коснулась своим бокалом моего. – Чин-чин!

Отвлекшись на выпивку, я не заметила, как мы выехали за пределы Парижа и теперь за окном мелькали леса и коттеджные поселки.

– Мы разве едем за город? – насторожилась я.

– А я не сказала? – Вероник прикончила второй бокал шампанского и отставила его. – Вечеринка пройдет в одном из замков.

– Все сходится, – хихикнула я, ловя губами очередную стайку розовых пузырьков. – Сказочные туфельки, добрая фея – визажист, лимузин-карета, дворец, в котором проходит бал. А я типа Золушка.

– И принц на черном коне, – задумчиво сказала Вероник, глядя в заднее стекло салона.

– Что? – не поняла я.

– Ничего. – Мне показалось, что ее глаза цвета моря на миг затопил шторм – такими черными они сделались. Но в следующий миг вампирша тепло улыбнулась, и я мысленно пожурила себя: пить надо меньше, надо меньше пить.

Опьянение шампанским накатило быстро, но также стремительно прошло. Когда лимузин въехал в ажурные ворота, проехал по припорошенным снегом аллеям и остановился перед парадной лестницей старинного замка, ярко освещенного иллюминацией, моя голова уже была трезвой. Разве что настроение было восторженным и все происходящее напоминало ожившую сказку. Для полного соответствия не хватает только принца. Как там сказала Вероник? На черном коне? Почему не на белом?

Дверь лимузина открылась, и я не глядя протянула руку человеку, который помог мне выйти. Только когда каблучки волшебных туфель коснулись асфальта и я выпрямилась, наши взгляды скрестились, и я удивленно ахнула:

– Ты?

Глава пятая
Вампирский корпоратив

– А ты ожидала увидеть кого-то другого? – Глаза Андрея насмешливо сверкнули, рука чуть сильнее сжала мою ладонь.

– Я вообще никого не ожидала увидеть. Я здесь никого не знаю, – сердито возразила я, вырывая руку и подмечая несоответствие его наряда для вечеринки со строго прописанным торжественным дресс-кодом. Вместо подобающего случаю смокинга или, на худой конец, костюма, Андрей был одет в черную косуху, из-под которой виднелась тонкая шерстяная водолазка, и черные кожаные штаны. Дополняли раздолбайский прикид тяжелые громоздкие ботинки и массивный серебряный перстень с изображением черепа.

– Хорошо выглядишь, – мне показалось, что в его голосе скользнула насмешка.

– Может, мне кто-нибудь поможет? – с недовольством воззвала из лимузина Вероник.

Андрей, спохватившись, предложил ей руку и помог выйти.

– Добрый вечер, мадемуазель старейшина.

Каблучок подвернулся, и Вероник чуть не упала, но Андрей удержал ее, обхватив за талию сильным, властным жестом, каким мужчина прижимает свою возлюбленную. Старейшина вспыхнула, Андрей с почтением склонил голову, словно извиняясь за этот интимный жест, и убрал руки. Похоже, эти двое недолюбливают друг друга. Интересно, это обычная неприязнь вампиров к Гончим или нечто другое?

– Пойдем! – Вероник схватила меня за руку и потащила по парадной лестнице вверх. Ее каблучки бешено застучали по ступеням, и мне пришлось ускорить шаг, чтобы поспевать за ней.

Обернувшись, я увидела, что Андрей остался у подножия лестницы, небрежно прислонившись к постаменту мраморного льва.

– А он, – заикнулась я, – не идет?

– Гончие не ходят на вечеринки, – зло отчеканила Вероник.

– Тогда зачем он здесь?

Вероник бросила на меня странный взгляд, но ничего не ответила. Два высоких охранника у дверей с почтением посторонились, и мы вошли в замок.

Сбросив шубы на руки швейцара, больше похожего на переодетого стриптизера (так он был хорош и плечист!), мы прошли через стеклянную галерею с окнами от пола до потолка и остановились перед высокими дверьми. На каждой половинке было изображено по огромному крылу. Будучи закрытыми, они соединялись в рисунок летучей мыши.

– Готова? – Вероник ободряюще мне улыбнулась и прислушалась к голосам, доносившимся из-за двери. Казалось, там гудел потревоженный пчелиный улей. – Похоже, все уже в сборе. Что ж, – она глянула на золотые часики на запястье, – мы достаточно всех потомили. Пора бы уже и показаться. Вуаля!

Она толкнула двери, и мы вошли.

Показалось, мы попали на похороны. В ярко освещенном огромном зале было черным-черно от вампиров, которые все как один были одеты в черное. Черные пиджаки, черные смокинги и черные брюки на мужчинах. Платья самых различных моделей на девушках – черные, как ночь. На ком-то черные перчатки до локтей, у кого-то черные ленты в волосах, у кого-то – бархатные повязки на запястьях. На фоне этого торжества черного цвета мы с Вероник казались двумя экзотическими птичками, некстати залетевшими за кладбищенскую ограду и подвергшимися остракизму со стороны местных ворон.

Хм, это дресс-код или траур по случаю моего появления? А может, вампиры до сих пор скорбят по убитому Жану?

В пользу траура говорил и то, что как только мы появились, над залом повисла скорбная, тревожная тишина, и то, что вампиры в буквальном смысле окаменели при виде нас.

– Кажется, мы их убили наповал, – чрезмерно довольная собой, чуть слышно шепнула Вероник. А затем покровительственно обняла меня за плечи и шагнула вперед, увлекая за собой.

В тот же миг остолбеневшие вампиры отмерли и окружили нас. Зал взорвался грохотом приветствий, бэк-вокалом им служили реплики, которыми делились между собой вампиры, обсуждая меня и Вероник. Я расслышала слова «невообразимая выходка», «что она себе позволяет», «вопиющее неуважение к традициям», «натуральное посмешище». Я все поняла и не смогла не восхититься смелостью Вероник. Своим ярким платьем она отважилась бросить вызов всем. Но на этот дерзкий шаг ее толкнула я, вытащив из чемодана свое единственное вечернее платье – рубинового цвета. Похоже, что пафосные вечеринки в обществе парижских вампирах проходили при самом строгом дресс-коде – черное и ничего кроме черного. Поэтому-то Вероник и ахнула в тот момент, когда увидела мое платье. Она понимала, что другого у меня нет, платья из ее гардероба мне окажутся велики, а искать мне наряд в магазине уже нет времени. Уже одним своим появлением в неподобающем наряде я бросала вызов парижским вампирам. Не знаю, чего Вероник хотелось больше – поддержать меня или нарушить вековые правила, но только ей удалось и то, и другое. Причем последнее – просто блестяще. Вон как перекосило того бледного денди в первом ряду, который опирается на трость с громоздким набалдашником в виде земного шара. Даже костяшки пальцев, унизанных старинными перстнями, побелели от напряжения. Однако стоит отдать ему должное – мужик справился с собой, изобразил гримасу любезности и шагнул к нам. Остальные вампиры замерли, словно от реакции этого лицемера зависело, примут ли нас в высшее общество или с позором выставят за дверь.

– Прекрасные дамы, – процедил он с улыбкой и ощупал меня зорким взглядом прозрачно-зеленых глаз. Обычно зеленые глаза красивы, как свежая зелень альпийских лугов, как изумрудные воды тропического острова, как бирюзовая гладь озер. Но глазами незнакомца не возникало желания любоваться, от них хотелось скорее отвести взор и отряхнуться. Как от чего-то грязного, липкого. Это была даже не пожухлая трава, не тусклая топь болота, а что-то еще более мерзкое. – Мы уж вас заждались! – Фальшь в его голосе была такой же броской, как и огромный бриллиант на одном из колец. Притворная любезность и подлинный алмаз размером со сливу – в этом что-то есть. Что-то фантасмагорическое.

– Ипполит, – принужденно засмеялась Вероник, – ты же знаешь…

Отчаянно захотелось ему надерзить, и я не успела спохватиться, как с моих губ уже сорвались слова, перебивая оправдания Вероник:

– На выезде из Парижа были пробки.

Вампир не выдал удивления такой чудовищной ложью, но и в долгу не остался:

– А в магазинах Парижа остались только красные платья?

– Почему же, – невинно отозвалась я. – Просто этот цвет мне к лицу. Вы не находите?

Наши взгляды скрестились, как шпаги дуэлянтов. Публика настороженно замерла. По открытой спине скользнул холодок, но я только вздернула подбородок. Вампир был выше, но это еще не повод смотреть на меня сверху вниз.

– Мадемуазель, вы просто обворожительны. – Фальшь в его голосе достигла максимума, как и неприязнь в глазах.

– Жанна. Меня зовут Жанна.

– Несказанно приятно. – Его рука метнулась ко мне, как плеть, и прежде, чем я успела сообразить, он схватил в плен мою ладонь и коснулся ее ледяным светским поцелуем. – Позвольте представиться. Ипполит Сартр.

Тот самый, вспыхнула я, вспомнив слова дворецкого Бернара, и невольно выдернула руку. Впрочем, он меня и не держал. Однако моя реакция не осталась незамеченной: Ипполит метнул на меня настороженный взгляд инквизитора.

Плесень, поняла я, встретившись с ним глазами. Глаза Ипполита Сартра были похожи на старую, мерзкую плесень, которую обнаруживаешь на забытой в хлебнице булке, вернувшись из отпуска, и при виде которой к горлу подступает тошнота.

– Сартр, – сказала я, чтобы хоть что-то сказать, – что-то знакомое. Уж не тот ли самый, что, – я запнулась, пытаясь вспомнить о каком же Сартре я слышала – певце или музыканте?

– Не тот самый, – с достоинством произнес вампир. – А его потомок.

– О! – Я изобразила вежливое удивление. – Я большая поклонница… работ вашего деда.

Заминка в моей речи была секундной, но и она не укрылась от зоркого Ипполита.

– Приятно слышать. И каких же?

Он уставился на меня с видом экзаменатора, собирающегося подловить нерадивого студента.

– Ранних, – с вызовом ответила я, чувствуя, как на меня смотрят все собравшиеся в зале и каждый из них мечтает, чтобы Ипполит посадил меня в лужу. Не дождутся! Кем бы ни был этот неизвестный мне предок, музыкантом ли, художником, артистом, его творчество можно разделить на периоды. Если только он не политик или военный! Но блефовать так блефовать. – В ранних работах есть душа, а в поздних – один профессионализм, – тоном знатока выдала я.

– Интересная трактовка. – Он оценил мой блеф. – Как-нибудь побеседуем об этом поподробнее, если вы не против? А пока не смею отнимать прелестную гостью у жаждущей с вами знакомства публики. Приятного вечера. – Он склонил голову и отступил, оставляя нас с Вероник один на один с толпой черных фраков и черных платьев.

Сколько же их тут! Я с любопытством окинула взглядом парижан. Одетые с иголочки мужчины, затянутые в черный шелк и бархат женщины. Казалось, все черные платья изо всех модных коллекций собрались в зале. Вот строгий черный бархат с узкой юбкой, миниатюрная хозяйка которого похожа на перевернутый бокал для шампанского, а ее прическа и лицо… Неужели Вивьен Ли? Нет, просто похожа. Вот собранный в сложный силуэт черный атлас, придающий хрупкой шатенке сходство с орхидеей. Вот маленькое черное платье на высокой блондинке с ногами до ушей. Такие ноги грех не продемонстрировать! А вот похожая на монашку дама в черном балахоне, которая смотрит на меня с явным осуждением. Ее сутулая соседка – натуральная ворона. Только клюва не хватает. А вон та взъерошенная брюнетка с короткой стрижкой, с накинутым на плечи черным боа и в платье с силуэтом колокольчик, вылитая попугаиха. Вот умопомрачительная брюнетка с эффектным декольте, а вон задрапированная, как мумия в саван, каланча с большим носом. Чуть поодаль – шатенка в платье с модным силуэтом «баллон», который совершенно не идет к ее коренастой фигуре. А вот роковая красавица в платье с высокими разрезами по бокам, которое магнитом притягивает взгляды мужчин.

Собравшиеся в основном европейцы – белокожие и смуглолицые, но почти все брюнеты. Наверное, среди них много итальянцев и испанцев. Я уже успела заметить, что парижане похожи на своих соседей со Средиземного моря. В сравнении с многонациональной московской тусовкой, здесь экзотических лиц единицы – парочка афроамериканцев держится особняком, статный араб – по гордому виду, шейх, не меньше! – обнимает за плечи миловидную голубоглазую блондинку, прехорошенькая азиатка смотрит на меня во все глаза, так что ее узкие от природы глаза сделались похожи на очи мультяшек из аниме. Знаменитостей меньше, чем в Москве. Я опознала французского писателя, недавно приезжавшего в Россию, забытую солистку русской поп-группы, итальянскую актрису, пик славы которой пришелся на конец девяностых. А это неужели… Я взволнованно зарделась при виде испанского певца, песнями которого заслушивалась в школе. Знойный мачо с тех пор совсем не изменился. Интересно, в мою честь запланирован концерт, как тогда, в Москве? Я бы не отказалась послушать кумира моей юности вживую. Интересно, он все так же страстно трясет бедрами? Заметив мой взгляд, горячий испанец игриво повел бровями, а на его подбородке образовалась ямочка, которую я до дыр зацеловала на плакате, когда-то давно висевшем в моей комнате. Смешавшись, я отвела глаза. Еще несколько лиц показались знакомыми, но я так и не вспомнила имен. Возможно, звезд здесь не меньше, просто я не знаю тех, кто пользуется известностью здесь.

– Что ж, господа, – Вероник хлопнула в ладоши, – вы, наверное, проголодались?

Я встревоженно покосилась на нее. Надеюсь, в мою честь не запланировано никакое жертвоприношение с дальнейшим распитием свежей крови?

– Давайте пройдем к столу, – Вероник двинулась через зал к арке, уводящей в соседнее помещение.

Вампиры словно только и ждали этой команды – загудели и хлынули следом за нами. Не удержавшись, я бросила взгляд через плечо. Черная волна фраков и платьев – то ли стая ворон, то ли траурная процессия, то ли свита черной королевы.

Если первый зал был бальным, то здесь располагался банкетный с уже накрытым длинным столом. Мы с Вероник сели в самом центре, а места по бокам от нас заняли двое мужчин – добродушного вида толстячок с щеточкой усов на круглом лице и серьезный брюнет с колючим взглядом, похожий на крестного отца в исполнении Аль Пачино. Он и оказался моим соседом.

– Как вам нравится Париж, Жанна? – светски обратился ко мне он.

– Очень нравится, – искренне сказала я. – Хотя я его еще толком не видела. Только то, что показала мне Вероник из окна лимузина.

– А мы, пока ждали вас, думали, что вы застряли в очереди к Эйфелевой башне, – сострил толстячок.

– Хотите я стану вашим гидом на завтра? – неожиданно предложил «мафиози», чинно расправляя на коленях белоснежную салфетку.

Не хочу, испугалась я. Но и отказать такому страшно. Сразу видно – к отказам он не привык.

– Прекрати, Пьер! – спасла меня Вероник. – Я сама покажу Жанне город.

– О, нет, – с насмешкой возразил он. – Ты покажешь Жанне магазины, а это совсем другое.

– Вот поэтому моя экскурсия будет более полной, – не осталась в долгу Вероник. – А ты ограничишься одним Лувром и не выпустишь оттуда Жанну, пока вы не обойдете все этажи.

– В музее хорошо, а в бутике лучше, – вставила свое слово я.

Вероник звонко расхохоталась, а Пьер шутливо воздел ладони:

– Ладно-ладно, я умываю руки!

– Наша прелестная гостья уже взяла тебя в плен? – Ипполит со светской улыбкой опустился на стул напротив меня. – Будешь вторым в очереди после меня.

– Ну вот, вся верхушка в сборе, – провозгласила Вероник. – Жанна, знакомься, это другие наши старейшины – Эмиль, – она кивнула на толстячка. – Пьер. А Ипполита ты уже знаешь.

Вот черт! Под его заплесневевшим взглядом у меня весь аппетит пропадет. Надеюсь, он не вздумает расспрашивать меня о своем славном родственнике. Ведь я так и не улучила момент, чтобы уточнить у Вероник, кто же такой этот Сартр. Однако Ипполит был безупречно вежлив, не позволил себе ни единой колкости, галантно подкладывал мне угощения, если его не опережали официант или Пьер. И только его заплесневевший взгляд, который я то и дело ловила на себе, омрачал застолье.

А уж на столе чего только не было! Стоило мне с любопытством окинуть ближайшее блюдо, как Пьер, Эмиль и Ипполит бросались за мной ухаживать.

– Не желаете ли салат по-ниццеански, Жанна? – чинно спрашивал Ипполит.

– Я смотрю, вас заинтересовало эскарго по-бургундски? – живо откликался Эмиль. – Осторожно, его готовят на чесночном масле! Шучу, шучу! Если только вы не собираетесь ни с кем целоваться, оно вам ничем не повредит… Впрочем, если вы соберетесь поцеловаться со мной, я готов все мужественно стерпеть!

– Жанна, вы обязательно должны отведать лягушачьи лапки по-провансальски, – наклонившись ко мне, убеждал Пьер. – Наш повар готовит их лучше всех в Париже! Пришлось сделать его вампиром, чтобы он услаждал наш вкус своими шедеврами долгие годы…

– Пьер, отстань ты со своими лягушками! – перебивал его Эмиль. – Вот утиная грудка в персиках – это шарман. А к ней изумительно подойдет розовое анжуйское… Позвольте ваш бокал, мадемуазель!

– А это любимое блюдо Вероник – устрицы, – искушал Пьер.

– Даже не соблазняй ее моими устрицами! – весело восклицала Вероник. – Я съем все блюдо! Где мое белое «Шабли»? Благодарю, месье Эмиль.

Вопреки моим опасениям, к застолью не прилагался неутомимый ведущий, без конца вовлекающий гостей в игры и конкурсы. Все было чинно и благородно, как при королевском дворе. Услужливые официанты, светские разговоры, изысканные блюда, взгляды из-под ресниц. Здесь никто открыто не разглядывал меня, как на моей дебютной вечеринке в Москве. И хотя я постоянно, каждым сантиметром кожи ощущала цепкие изучающие взгляды, стоило мне скользнуть глазами по сидящим, как те мгновенно делали вид, что увлечены созерцанием соседа или содержимым тарелки, а до меня им нет никакого дела.

– Вероник, – прошептала я, когда наши соседи отвлеклись на бурное обсуждение премьеры в Гранд Опера, – как ты тут живешь?

В глазах вампирши промелькнула грусть.

– Ко всему привыкаешь, Жанна.

– Мне кажется, это не люди, а тени.

– Это западная сдержанность, – пояснила Вероник. – Мы с тобой похожи, наши народы близки по духу. А французы предпочитают маску вежливости открытому проявлению чувств. Даже те, кто приехал сюда из других стран, со временем перенимают такое поведение.

– Должно быть, тебе здесь тяжело, – посочувствовала я.

– Знаешь, если бы меня не выбрали в старейшины, я бы сбежала к вам, в Москву, – поделилась Вероник. – Александр звал меня, после того, как переехал. Я уже наполовину собрала чемодан, как вдруг это назначение! Сама понимаешь, такое выпадает раз в жизни, и то не всем, – она грустно улыбнулась, словно сожалея о своем решении.

– Никогда не поздно переехать, – утешила ее я.

– Да. Но к тому времени там уже не будет Александра…

Совсем рядом зазвенела знакомая надрывная мелодия из какой-то телевизионной рекламы. Бросив короткий взгляд на экран мобильного, Ипполит с грохотом отодвинул стул и, опираясь на трость, вышел из зала, на ходу отвечая на звонок.

– Секретные переговоры, – хмыкнула я, глядя ему вслед. – Кстати, Вероник, – убедившись, что наши соседи перешли к обсуждению арманьяка, я тихо спросила: – Этот Сартр – он кто? Художник или актер?

Та звонко расхохоталась.

– Ну ты даешь! Ты понятия не имеешь о том, кто этот славный предок? О, – передразнила она меня, – я так люблю его ранние работы! Совсем не то, что поздние!

Я сконфуженно потупила глаза.

– Не бойся. Я не выдам твой страшный секрет, – торжественно поклялась Вероник. – Жан-Поль Сартр – писатель и философ.

Хорошо, что не военный!

– И этот Ипполит ему кто – сын, внук? – уточнила я.

– О, я даже толком не знаю. Никто не знает. Ходят слухи, что он даже не прямой потомок, но никто не рискует высказать свои сомнения. В конце концов, кому какая разница? А ты, – она виновато замялась, – на меня не сердишься? За платье?

Ну как на нее сердиться? Вся так и сияет торжеством. А это болото снобов давно было пора встряхнуть. И мне лестно, что я имею к этому самое непосредственное отношение.

– Зачем ты это сделала? – спросила я.

– Давно мечтала. Вот только случая не было.

– Случая или смелости?

– И этого тоже, – призналась Вероник. – Строгий дресс-код соблюдается уже несколько веков, а я все-таки старейшина.

– Ты все правильно сделала, – я сжала ее руку. – Вот увидишь, на следующем таком сборище будет уже больше ярких платьев!

– Да уж, – хмыкнула она, – мы порядком встряхнули этот улей.

Мы заговорщически перемигнулись и стукнулись бокалами, в которых плескалось кроваво-красное мерло урожая 1985-го – года моего рождения. Своеобразный знак уважения парижских вампиров залетной гостье.

Вернулся Ипполит, с чрезвычайно озабоченным видом что-то сказал Эмилю с Пьером. Мужчины поднялись, Ипполит повернулся к Вероник:

– Есть дело.

Та без лишних расспросов отставила бокал и встала из-за стола, бросив мне:

– Извини, Жанна. Я скоро.

Четверо старейшин прошли мимо почтительно примолкших вампиров и скрылись за аркой. А потом взгляды присутствующих ударили по мне пулеметной очередью, а в оживленных разговорах, казалось, чаще зазвучало мое имя. Стараясь сохранить независимый вид, я сделала большой глоток вина и отправила в рот ломтик пармской ветчины, совершенно не почувствовав вкуса. Оставшись без Вероник и без соседей по столу, я остро почувствовала свое одиночество и чужеродность этой тусовке, где мне никто не был рад.

Никто не подсаживался ко мне, как на дебютной вечеринке в Москве, не заводил знакомства, не оставлял визитки. А я еще побаивалась, что меня, как наследницу баснословного состояния, изведут знакомствами и приглашениями. Меня изучали со стороны, как нового обитателя в террариуме, и все мои попытки поймать чей-нибудь взгляд заканчивались провалом.

Хоть бы Андрей что ли ко мне подсел! Вспомнив о нем, я окинула взглядом собравшихся. Гончего за столом не было, и мне вдруг сделалось жаль его – оставшегося на пронизывающем ветру, не приглашенного к праздничному столу, а может он и сам не захотел присоединиться.

От внезапной мысли вино комом стало в горле. А что, если они знают? Знают, кто на самом деле убил Жана? Но пресловутое воспитание не позволяет им выставить меня вон, а наследство, которое мне полагается по завещанию, вынуждает мириться с моим присутствием?

А может, они просто ждут от меня первого шага? Может, никто не осмеливается так запросто присесть на место старейшин и завести со мной беседу? Я ободряюще улыбнулась двум черноволосым вампирам – элегантно одетым мужчине и женщине, которые сидели ко мне ближе остальных. Они были так похожи, что их можно было принять за брата и сестру. Или за супругов, проживших вместе долгие годы. Но осмелиться высказать это вслух я не решилась. Мужчина заметил мой взгляд в тот момент, когда подкладывал в тарелку своей спутницы сыр Дор-Блю. Он светски улыбнулся мне и протянул руку за моей тарелкой, расценив мой взгляд за гастрономический интерес. Отказываться было неудобно, и я стала счастливой обладательницей щедрой горки сыра с плесенью, которого я и прежде-то терпеть не могла, а сейчас и вовсе возненавидела. Черноволосая вампирша бросила на меня ревнивый взгляд – мол, что же я не ем, коль напросилась? – и с вызовом отправила в рот сырный кубик. Пришлось последовать ее примеру. Зря, потому что от специфического вкуса меня замутило, и под прицелом сотни пар глаз я выбралась из-за стола. Я нашла в себе сил с гордо выпрямленной спиной прошествовать через зал, но, нырнув в арку, ускорила шаг, пробежала пустую бальную залу и буквально вывалилась в двери, на половинках которых были нарисованы крылья летучей мыши.