Твоя жестокая любовь

– Есть такое.

– И не должен был так себя вести, – продолжил парень. – Нашло что-то. Ты такая красивая, вот я и подумал, что…

– Что я на все согласна, и радостно раздвину перед тобой ноги, да?

– Не так грубо, но суть ты уловила. Обещаю исправиться, больше приставать не буду, пока сама не попросишь, – Кир обаятельно улыбнулся мне – так, что я невольно смягчилась.

Ну и чего я, в самом деле? Не изнасиловал бы он меня, просто распалился, увлекся. Бывает. Почему-то я уверена, что Кирилл не зашел бы далеко против моей воли, не такой он человек, чтобы принуждать к сексу.

Надеюсь.

– Ладно, забудем. Куда идешь?

– Слонялся без дела, лето же, – пожал парень плечами, – учебы нет, подработка у меня на несколько дней в неделю. Антон с Катей твоей зависает, остальные разъехались: на море, в деревню, или с подругами своими гуляют. Я вот один. И ты тоже одна.

– Какое тонкое наблюдение! Браво!

Я стояла, ждала из интереса, что скажет Кирилл, и он моих ожиданий не обманул.

– Может, сходим куда-нибудь? В кино, в бар, или еще куда, – он засмущался, как подросток. – Если ты сейчас свободна, конечно. Я плачу.

– Пошли. Куда сам хочешь, мне неважно, – решила я после секундной мысли, что домой мне не хочется.

Этот день чуть не прикончил меня, хоть ничего страшного и не произошло. Но одной оставаться… нет, так рисковать я не стану. Думала пойти к Кате, но раз она со своим Антоном, лучше не мешать подруге, у которой, в отличие от меня есть личная жизнь.

Да и Кирилл мне нравится. Может, выйдет у нас что-нибудь.

– Давай в бар, – предложил парень, взяв меня за руку. – Выпьем, расслабимся, получше узнаем друг друга. Обещаю, что не стану тебя спаивать, и пользоваться ситуацией.

– Верю, Кир, расслабься, – рассмеялась от этого паникерства.

– Да я все боюсь, что ты думаешь, что я маньяк какой-то.

Нет уж, до маньяка тебе далеко. Просто милый мальчик, который временами пытается казаться плохим, вот только не выходит. Умильное зрелище, сравнимое с тем, как маленький котенок шипит, подражая взрослому, злому коту. Вот и Кирилл иногда так себя ведет, включая «бэдбоя».

– Зайдем? – кивнул он на бар.

– А тебе по карману? Здесь вроде дорого, центр города ведь.

– Гулять, так гулять, – высокомерно произнес Кирилл, и я тихо фыркнула – то, о чем я и думала.

– Ну, как скажешь.

Дурнота начала проходить, хоть до хорошего состояния мне было далеко. Надеюсь, я не заболею снова: раньше обо мне мама заботилась, а сейчас, если я слягу, никто не будет подходить ко мне каждые десять минут, никто не станет мерять температуру, пичкать гадкими лекарствами и варить бульоны.

– Что тебе заказать?

– Не разбираюсь в этом. Закажи на свой вкус, – попросила я Кирилла, вспомнив его «гулять, так гулять». Хоть отвлекусь. Алкоголь, говорят, помогает. Или добивает.

Кирилл подозвал бармена, который перегнулся через стойку, и заказал напитки для нас обоих.

– Как работа? И Влад… он, надеюсь, не подумал ничего плохого про нас?

– Влад про всех думает плохо, забей. Не думай о нем.

– Просто он твой брат, – замялся парень, – и та сцена, то, как он выставил меня… он не запретит нам общаться?

Боже мой!

Запретит? Влад?

Ха!

– Кир, я совершеннолетняя, дееспособная, и Влад мне не опекун. Он может запрещать мне что угодно, вот только я пошлю его к черту, – проговорила с удовольствием, и даже захотела, чтобы Влад мне что-то запретил.

Ах, с каким удовольствием я бы показала ему фак!

Странно у нас с ним складывается. Первая встреча была ужасной, она все соки из меня выжала, а потом он извинился. Затем новый скандал, и снова извинения. Теперь это утро, в которое он с таким наслаждением впитывал болезненные для меня воспоминания… не понимаю ничего.

Его не понимаю. Себя тоже не понимаю – почему сижу в баре с Кириллом, и думаю об этом подонке, который сам с собой не в ладах…, а ведь и правда. Владу трудно с самим собой, вот он и ведет себя как скотина.

– И он мне не брат! – веско сказала я, допивая коктейль – сладкий, и на удивление вкусный.

– Еще?

– Давай, – подмигнула Киру, и он снова сделал заказ.

А затем еще, и еще, и еще. Разговор, наконец, перетек в другую плоскость, и без постоянных упоминаний про Влада стало намного легче и терпимее. Веселее стало – так, как и должно быть молодой девушке в компании симпатичного ей парня.

– И почему мы раньше никуда не выбирались? Ты классная, – Кир сказал это искренне. Не так, как раньше, когда смотрел на меня, ожидая что я ему на шею брошусь, и соглашусь поразвлечься. – Ходила, как монашка, в школе почти не бывала, не гуляла.

– Я болела, Кир. Да и не смотрел ты на меня в школе.

– Смотрел бы чаще, если бы ты приходила на уроки. Подожди, ты болела?

Поморщилась от гадких воспоминаний – о болезнях, и о школе, которая еще хуже была. Учиться я любила, но школа была адом, из-за которого я безропотно принимала мамины лекарства, и позволяла укладывать себя в кровать на недели.

– Здоровье слабое.

– Я думал, ты прогуливала, по тебе не скажешь, что со здоровьем беда.

– Сейчас все хорошо, тьфу-тьфу. А раньше… раньше не очень было.

Раньше было непонятно что. Мучительные головные боли сваливали меня с ног, но рентген не показывал отклонений, желудок отказывался принимать нормальную пищу, и приходилось питаться детскими пюре, а врачи лишь руками разводили.

Хорошо что все это позади, лишь в этом плюс от маминой болезни – что я сама выздоровела, словно она мне последние свои силы отдала. И я бы отдала ей свои.

Если бы могла.

– Главное, что сейчас все хорошо, – Кир незаметно для меня оказался очень близко – так, что его дыхание я почувствовала на своих губах. Миллиметр до поцелуя, доля секунды то того, как я влеплю ему пощечину. – Вера, ты такая красивая… Боже, ты даже не представляешь, какая ты! Всего один поцелуй, прошу.

– Кир…

– Мы в баре, я не трону тебя. Не посреди толпы ведь, – горячо прошептал он, и прикоснулся к моей обнаженной шее. – Все остальное будет, если сама захочешь. Вер, зачем ломаться, ты ведь не девочка, а поцелуй я заслужил…

– Руки убери от нее! – прорычал знакомый голос. – Твою мать, Вера, какого хрена ты творишь?

Вскакиваю от шока – как он здесь оказался? Преследует меня не только на работе, но еще и в иной жизни – той, которая его не касается?

– Ты…

– Ты напилась, – перебил Влад.

Оперлась рукой о барную стойку, а Кирилла уже след простыл. Но я не пьяна! Да, мир немного качается, но это даже весело.

– Иди к черту, Влад, вечно ты все портишь. Иди куда шел, и не мешай мне отдыхать, – бросила я, и крикнула бармену: – Еще коктейль… нет, два коктейля. Три!

– Наследственное, да? Выпивка, а потом по рукам пойдешь?

Лучше бы я этого не слышала.

Какой же он мудак!

Развернулась от барной стойки так резко, что в глазах потемнело от резко навалившейся дурноты, отступившей было после вкусных коктейлей, и наступила чернота.

Глава 7

ВЛАД

Я не должен к ней прикасаться. Это предательством кажется. Предательством по отношению к Веронике. Но когда Вера начала падать, я подхватил ее на руки, и вытащил из бара, в который заглянул, чтобы отвлечься.

И увидел ее с этим мелким, смутно знакомым гандоном. Он свалил почти сразу, ссыкло.

Кожа горела, я сам горел, когда затаскивал Веру в машину, и когда поднимал ее в отель, минуя менеджеров, сделавших вид, что ничего не заметили.

Тоже твари продажные, плати бабки, и твори что хочешь. И плевать им, что девчонка, которую я нес на руках, может не по своей воле со мной быть.

Паскудный, проклятый городишко.

– Пусти, я сама, – невнятно пробормотала Вера, и через секунду я положил ее на свою кровать. На самый край, чтобы не прикасаться больше, чтобы не чувствовать этот аромат, который даже алкоголь не перебил.

– Какого хрена ты так нажралась?

– Я не так уж много выпила, коктейли не крепкие были… где мы? – Вера перевернулась на бок, я не вижу, но чувствую ее взгляд – острый, жалящий, под кожу проникающий, и глубже.

В самую душу, которую я сказкой для тупиц считал. Но, видимо, она есть, и она ноет, скулит, как избитая собака, просит о том, что я не могу дать.

– У меня.

– Я домой, сейчас…

– Лежи, ты в хлам накидалась. Утром отвезу тебя домой пораньше, а потом на работу. Даже не надейся на выходной.

– Я ни на что не надеюсь, Влад. Уже давно.

И так это прозвучало, что в голос заорать захотелось, чтобы замолчала, чтобы просто уснула. Чтобы убиралась на хер.

Сука, ненавижу!

– Я немного полежу, и уеду, – упрямо повторяет Вера. – И я не пьяна.

– Ты упала посреди бара, как последняя забулдыга. Лежи тихо, Вера, просто заткнись.

Все время забываю, что нужно мягче с ней. План ведь был так прост: подружиться, найти слабое место, и ударить так, чтобы потом всю жизнь себя по кусочкам собирала, но все-равно бы не смогла. Но сейчас она, как все бухие, устроит скандал, или молча обидится еще сильнее за мою грубость.

– Спасибо тебе, – вместо всего того, что я надумал, сказала Вера тихо.

– За что?

– За то, что оказался в баре. Кирилл, – кулаки непроизвольно сжимаются от упоминания этого обсоса, – не самый надежный человек, и всякое могло случиться. Но я правда не…

– Да-да, ты не пьяна. Только коктейли, Вера, те, что девочки пьют – они обманчивы. На вкус сладкая мерзость, градус почти не чувствуется, этим и пользуются. В следующий раз будь умнее, если не хочешь, чтобы тебя набухали, и пустили по кругу в грязном туалете. И лучше пей водку, она честнее.

– Ты меня не слышишь. Впрочем, как обычно.

И снова эта чертова потерянность в голосе бьет под дых противоречивыми эмоциями.

Может… черт, может, Вера не виновата в смерти Ники? Ей ведь шесть было! Шесть! Да, такие дети, как она, растущие как беспризорники, они взрослеют быстрее. И сама Вера шлялась с такими же детьми алкашей и наркоманов – ненужными ни родителям, ни государству. Сейчас многие из них, из друзей ее детства, скололись, или по этапу пошли.

Но вдруг она не виновата? Про свое прошлое она не сказала ни слова лжи, я проверил

– Вера, – оперся руками в кровать, и навис над ней – хрупкой и беззащитной подо мной, – в тот день, когда Ника умерла, что случилось?

– Не знаю, – выдохнула она испуганно.

– Ты была с ней, я видел. Зашла за сестрой, и вы пошли на старую конюшню. Расскажи, что с ней случилось! Прошу, Вера, расскажи мне, я должен знать!

Прошу безмолвно: «Скажи мне правду! Не надо лжи, просто признайся, и я постараюсь понять. Ты ребенком была, но скажи правду!»

Но вместо правды я снова слышу откровенную ложь:

– Ты обознался, меня не было в тот день с Никой. Я ничего не знаю, Влад, клянусь. Меня полиция допрашивала, я им все рассказала: видела я Веронику за день до ее пропажи, и… все.

И все.

И голос испуганный фальшью пропитан, тут и детектор лжи не нужен – любому будет понятно, что Вера врет.

Зря спросил, идиот! Неужели надеялся, что она расскажет, выложит все, как на духу: «Да, Влад, я завидовала твоей сестре черной завистью, мы поругались, я позвала своих дружков, и мы задушили ее. А затем завалили камнями. Прости, что так вышло».

Или что-то в этом духе.

– Ясно, – ответил ей.

Хотя хотелось сказать другое слово.

Сука. Какая же ты сука.

– Не веришь мне, да? Нет, не веришь, – зашептала сбивчиво, прерываясь на испуганные всхлипы. И обхватила своими тонкими руками мою шею, калеча-обнимая. – Влад, не спрашивай меня больше о прошлом, не нужно. Мало там хорошего, на самом деле, и… просто не спрашивай.

– Я верю тебе, – ответил я ей той же монетой, что и она мне – солгал.

Забавное у нее имя – Вера, но суть – ложь.

– Хорошо, что веришь. Для всех так будет лучше, – пробормотала она невнятно, и через секунду заснула, и руки ее соскользнули с моей шеи.

Жаль.

***

ВЕРА

Впервые за долгое время я спала спокойно. Меня не мучили дурные сны, воспоминания о прошлом и догадки, от которых холодели кончики пальцев… эти догадки я гнала от себя всю жизнь, но во снах они приходили, и я четко понимала, в какой я западне. Утром гнала от себя все эти мысли, погружаясь в бесконечную беготню по кругу, но ночью все снова становилось на свои места.

Сегодня же я спала сном младенца, который уверен – все будет хорошо.

Обманчивое ощущение, ведь хорошо не будет. Скорее, будет больно.

Проснулась я резко, как и всегда, от чувства бесконтрольного падения, и не сразу поняла, где я нахожусь, а когда поняла, чуть не заорала. Влад лежал на противоположной стороне огромной кровати, отодвинувшись от меня настолько далеко, насколько это возможно. И лишь левая рука была протянута ко мне, почти касаясь груди, до которой всего пара миллиметров оставалась.

Даже во сне он брезговал. Думал, я не пойму, не замечу, как он шарахается от меня, словно я прокаженная?

И сердце оборвалось: Вероника. Он спрашивал про нее, он видел нас, он… знает?

– Куда? Ночь еще, спи, – совсем не сонным голосом остановил меня Влад, когда я тихо встала с кровати.

– Мне бы в душ.

Он промолчал, хотя я вовсе не в душ хотела, а убраться отсюда поскорее. Не место мне рядом с ним, обоим плохо от этого: мне душевно, Владу физически… да его корежит от меня! Наизнанку выворачивает.

Но я, слушая тишину, открываю дверь в ванную, запираюсь, и выдыхаю облегченно – одна! Боже мой, я одна!!!

Нагло, не жалея, пользуюсь мужским гелем для душа, и, подумав, нахожу новую зубную щетку. Длинное, широкое полотенце доходит ниже колен, и на одежду, валяющуюся на полу, даже смотреть неприятно – кажется, она вся пропитана тем мерзким баром, грязная, и испорченная.

– Ладно, позже надену, пусть пока волосы обсохнут, – решаю я, и тихо возвращаюсь в комнату.

– К слову, Вера, ты испортила мой вечер.

Этими словами меня встретил Влад. Снова стоит у окна, мощная фигура напряжена, и бездвижна, и давит беспощадно, чертов сыч.

– Значит, мы квиты. Ты тоже мне много что испортил. Влад, есть ненужная футболка или рубашка?

– Зачем? – он обернулся, и я не увидела, но почувствовала, что он разозлился от того, что я в одном полотенце. – В шкафу возьми любую.

Хватаю первую попавшуюся белую футболку, и возвращаюсь в ванную, откуда выхожу уже относительно прилично одетая – футболка на мне висит, как балахон: широкая и длинная, она скрывает очертания моей фигуры.

– Ложись спать.

– Не хочу, выспалась.

– Странно, – он мягко приблизился к кровати, на которую я села, – обычно похмелье не отпускает так быстро.

– Я же говорила, что не пьяна! Раскачало немного, но не стоит делать из меня алкоголичку.

– Не стоит, да, ты сама с этим справишься.

Так, мы сейчас снова разругаемся! А этого нельзя допустить, раз увольнять Влад меня не собирается. Да и Вероника… Боже, что он знает?

– Хорошо, будь по-твоему, я пошла в родную мать, и через пару лет сопьюсь. На дно опущусь, – послушно тараторю, и быстро меняю тему на более опасную: – Ты про Нику спрашивал. Я правду сказала, не солгала. Ты не мог нас видеть в тот день, потому что этого не было. Столько лет прошло, мы с ней часто виделись, и… да, думаю, ты спутал дни. Ко мне полиция приходила, спрашивали, и спрашивали не один раз, так что если бы я была с ней – узнали бы об этом. Я просто не хочу между нами недопонимания, потому и объясняю: в тот день я не видела ее.

Боже, прости мне мою ложь. Но лучше она, чем та правда, которая больше на бред похожа, что снится мне ночами столько лет.

– Наверное, ты права. Я перепутал, – Влад опускается на пол рядом с моими ногами. Я не вижу его взгляд из-за черной, как вороново крыло, ночи, но чувствую, как жжет этот лед. – Вы близко общались, и я подумал, что мало ли…, но спасибо, что объяснила.

Он мягок. Снова дружелюбен, приветлив, но кажется, что лучше бы, как и раньше жалил меня словами, чем окутывал этой пыльцой.

Пылью.

Наверное, кажется, и я снова придумываю то, чего нет. Влад поверил, иначе бы не сидел так спокойно рядом со мной, а придушил бы.

На миг, на краткий, проклятый миг я очаровываюсь – этой ночью, тишиной и разлившимся спокойным смирением. И Владом, чья светловолосая голова совсем рядом, стоит лишь дотронуться… должно быть, это алкоголь, что еще отравляет мою кровь, но я так и сделала.

Протянула руку, прикоснулась, сходя с ума от его горячей кожи под моей ладонью. Провела пальцами по его скуле, по виску, по жестким волосам…

– Вера, убери… хватит!

Он дышит тяжело, чувствую, как сглатывает от… от отвращения! И былое спокойствие, былое дружелюбие испаряются. Да как Влад может, будь он проклят!

– Ненавижу тебя, понял? Ты… ты трус, ты сноб. Что, пачкаю тебя да? Такое отребье не достойно одним воздухом дышать с таким, как ты – золотым мальчиком, которому все по жизни должны?

Уже сама руку отдергиваю – током бьет, и иглами в сердце. Столько таких было, которые припоминали мне детдом и мать, опустившуюся на дно? Не счесть. И говорили… всякое говорили: вшивая, заразная, даже что СПИДом болею, ведь не может такая, как я быть обычным человеком.

И я почти забыла, но Влад напоминает постоянно, что я грязь под его ногами.

– Истеричка. Ты сама не понимаешь, о чем говоришь…

– О, я понимаю! Еще как понимаю, – вскочила с кровати, не желая больше ни минуты оставаться здесь. – Пошел ты к черту, достали меня эти качели. И в твой дурацкий офис я больше не приду, ясно?

– А я отменю перелет ТВОЕЙ мамочки в Израиль. Сделаю возврат тех денег, что перевел на ее лечение, – Влад приблизился ко мне так близко, что я не успела заметить его шагов. Застыл напротив, а я к стене прижалась. Он снова не прикасается, но будто в тисках сжимает – так, что ни пошевелиться, ни вздохнуть.

– Отменяй. И пусть это будет на твоей совести! Если она есть!

– Бешеная сучка, – прошипел он, уперся кулаками в стену, по обеим сторонам от меня. Зажал в капкан, а я от ужаса задыхаюсь. – Ты меня достала! Так не терпится, чтобы я тебя полапал? К этому привыкла, да? Так мне не жалко.

Краткий миг головокружения, наполненного ненавистью и гневом, и я чувствую не пустоту, а его руки на моей коже.

И медленно умираю.

– Влад, не нужно, я… я не то имела…

– Поздно, – отрезал он, и я пожалела, что не додумалась держать язык за зубами, и не унесла отсюда ноги. – Ты такая дура. Вздумала играть со мной?

Его сильные руки клеймят меня, сжимают талию, и мне дико страшно от того, что Влад задумал. Но эта черная ночь, эта черная близость ненавистного, по сути, человека – они что-то делают со мной. И я не пытаюсь вырваться.

– Так тяжело дышишь, – прошептал, обжигая дыханием мою щеку. – Боишься? Правильно, Вера.

– Пожалуйста, отойди, не трогай меня.

– Ты ведь сама хотела. Просила, скандалила, – Влад как в бреду, он настоящий маньяк, который поймал свою жертву, и мучает медленной пыткой, что страшнее смерти. – Мне надоело тебе отказывать. И себе.

Поддел длинную футболку, заставляя ее задраться, и теперь все по-честному, без иллюзий, без слабой защиты ткани. Всхлипываю, наслаждаясь и страдая от болезненно-острых прикосновений его шершавых ладоней к моему животу, и, наконец…

– Нет, – выдохнула, и сжала ноги от прострелившего меня насквозь проклятого наслаждения.

– Да, – задыхается Влад, заставляет меня поднять безвольные руки, и снимает с меня футболку.

Пытаюсь прикрыть грудь руками, но он легко ломает сопротивление, отводит мои ладони, словно я не имею права к себе прикасаться, и, как зачарованный, снова оглаживает набухшие соски. Зажимает их между пальцами, трет, уничтожает и меня, и себя.

Почему я не бегу? Почему не кричу? Мне ведь невыносимо плохо рядом с Владом, меня трясет от его жадных прикосновений, я чертовски боюсь этого психа.

А еще мне смертельно хорошо. В венах не кровь, а кипящая лава, и в глубине сознания бьется мысль, как птица в клетке, что это должно было произойти.

К этому все и шло: он и я.

– Расставь ноги. Вера, – шепчет жарко, с нажимом, как помешанный, ведет ладонью вниз по животу, подцепляет резинку трусиков, и накрывает лобок, – расставь, я сказал. Шире.

– Нет…

– Мне надоел этот ответ. «Нет, не надо, не делай этого», – Влад прижал меня к стене своим телом – дрожащим, возбужденным и сильным, и теперь выхода нет. Не смогу убежать, не смогу закричать. – Ладно, можно и так…

Воздух искрил, он раскален до предела в той плоскости, где лишь он и я, и когда Влад силой вклинился пальцами между моих бедер, я сдалась.

– Что ты хочешь от меня? Это ошибка, неправильно все это, – простонала от скользнувших в меня пальцев, сжавших клитор, и стиснула зубы.

Чтобы больше не стонать. Не всхлипывать. Не поддаваться этому безумию, хотя все это обман – я сдалась еще тогда, когда прикоснулась к Владу.

– Я хочу тебя трахать, Вера. И ты этого хочешь, девочка, ты вся мокрая. За этим пришла в бар? Чтобы тебе вставили? – я не улавливаю сути того, что говорит Влад. Он безумен, я безумна, я дико наслаждаюсь его на удивление нежными пальцами, сжимающими, трущими мой клитор, и вскрикиваю, когда один из них оказывается внутри меня. – Боже, какая узкая. Тугая… черт, Вера, хочу, чтобы ты также сжимала мой член.

– Нет, – прорыдала я от противоречивых эмоций, и случилось то, что казалось невозможным: Влад меня поцеловал.

Накрыл сухими, жестковатыми губами мои, и замер, будто сам не ожидал от себя. И в этот момент я поняла, что сегодня я больше не смогу сказать «нет». Не смогу, и не захочу.

И вообще никогда. Лимит исчерпан.

Приоткрыла рот совсем немного, и сама обхватила его нижнюю губу, но Влад дернулся, как от удара. Отодвинулся, словно начал приходить в себя, уходя с этой грани, на которой мы оба застыли в ожидании неминуемого.

– А что ТЫ хочешь, Вера? – вдруг спросил он почти нормально, и я ответила.

Просто и честно.

– Любви.

Сразу стало холодно – Влад отодвинулся от меня, перестал терзать тело, и я, было, потянулась к нему, чтобы дал мне то, о чем я попросила – хоть тень, хоть мимолетное наслаждение. Чтобы погасил огонь, требующий выхода, он бьется внизу живота, мешает думать, я почти скулю.

Я с ума схожу, или уже сошла.

– Оденься. Оденься, Вера, – хрипло приказал он, – и я отвезу тебя домой.

Влад называл меня истеричкой? Он был прав, ведь именно сейчас она подступает, глаза разъедают соленые, не пролившиеся слезы, и я сделала шаг к нему, чтобы дать пощечину.

Чтобы в лицо плюнуть.

Чтобы убить за это унижение.

Но я каким-то чудом собрала остатки небольшой своей гордости, и сказала хрипло:

– Больше никогда ко мне не прикасайся.

Зачем-то подняла с пола его футболку, что Влад содрал с меня, надела, и сбежала в ванную.

Подальше от него.