Блистательное величие. Истории из жизни великих мастеров медитации старого Тибета

– Вдруг на меня напала эта усиливающаяся боль. Мне стало так плохо, что я не мог стоять на ногах. А потом боль так же внезапно ушла. Скажите на милость, что произошло?

Чокгьюр Лингпа объяснил:

– Старик, который приходил ко мне сегодня, на самом деле злой дух, обладающий довольно большими силами. Он принял человеческий облик. Когда ты дотронулся до его посоха, твои дни были сочтены. Этот дух спросил меня: «Ты что, посланец Падмасамбхавы? Во всех снежных горах Тибета нет ничего, в чём бы я нуждался, ничьи советы мне не нужны. Я очень могуч. Но даже у меня есть одна небольшая помеха: два других духа не оставляют меня в покое. Они докучают мне при любой возможности. Если бы не эти двое, я был бы самым великим духом во всём Тибете. Как мне их покорить? Если ты дашь мне какие-то полезные советы, обещаю не вредить и не мешать никому из твоего рода».

Я ответил: «Согласен ты постоянно представлять на своей голове Лотосорождённого Гуру в образе достославного Нангси Силнона – „Покорителя Всего Явленного и Сущего“ – размером с толщину большого пальца?» Я сказал ему, что дам наставления, если он ответит «да».

Но дух ответил: «Ни за что!»

«Ладно, – сказал я, – в таком случае вот как выглядит достославный Нангси Силнон во всём своём величии!»

Но вы все увидели только то, что я поднял руку. Тогда-то старик издал вопль и исчез без следа. Но, прежде чем устрашить его, я получил от него обещание никогда не трогать моих потомков, держателей линии и их последователей.

* * *

Однажды Чокгьюра Лингпу пригласили в большой монастырь в Самье. Главный двор был богато украшен парчой и знамёнами, и учителя попросили занять место на высоком троне Дхармы. Людей набилось туда столько, что яблоку некуда было упасть. Среди цветного платья преобладали бордовые и жёлтые монашеские одежды, совсем как на знаменитом молитвенном празднике в Лхасе.

Событие было не из рядовых: оно продолжалось почти семь дней и имело большое значение как с мирской, так и с духовной точки зрения. В определённый момент к трону приблизился разодетый старый монах, красовавшийся в многослойных парчовых одеяниях, и вступил в беседу с учителем. Так случилось, что личным поваром у Чокгьюр Лингпу служил человек, который был перевоплощением великого тертона Мингьюра Дордже, – и в том нет ничего необычного, поскольку среди его слуг нередко встречались тулку^[48].

Увидев пышно разодетого монаха, который разговаривает с его учителем, Мингьюр Дордже подумал: «Кто этот гордец, отнимающий время у нашего гуру? Наверное, какой-то сановник – они все такие гордые, но он тут уже долго, и мне пора подать чай». Под тем предлогом, что наливает учителю чай, ученик упёрся рукой в старого монаха, чтобы его оттолкнуть. Однако незнакомец не поддался, но твёрдо оставался на месте. Между ними произошла небольшая стычка.

В конце концов через некоторое время тот человек повернулся и пошёл. Чокгьюр Лингпа тут же велел проводить его через плотную толпу, и он с большим достоинством прошествовал в главный храм.

Вскоре после этого случая Мингьюр Дордже почувствовал острую боль в животе. Боль стала такой невыносимой, что он не мог стоять. Разумеется, к Чокгьюру Лингпе можно было обращаться только по очень важному поводу. Так что Мингьюр Дордже только сказал дроньеру: «Я плохо себя чувствую и прошу о снисхождении. Пожалуйста, спросите учителя, не даст ли он мне благословение?»

Услышав эту просьбу, Чокгьюр Лингпа воскликнул: «А чего он ожидал после того, как пытался бороться с Гьялпо Пехаром! Разве он не слышал, что даже тень не должна упасть на могущественного духа? А он не только накрыл его своей тенью, но ещё и вздумал его пихать – и всё из-за чашки чая! Кто же не знает: тот, кто трогает духа, расстанется с жизнью».

Так что, хотя Мингьюр Дордже мучился невыносимой болью, он услышал не слова утешения, а выговор – как и Карпо Сабчу, который шутил с тем духом, который прикинулся стариком-кочевником, – и предсказание скорой смерти!

Дроньер взял на себя роль посредника между Мингьюром Дордже и Чокгьюром Лингпой, прося того сделать всё возможное. Смягчившись, Чокгьюр Лингпа велел взять указанный им текст и повторять нараспев четыре строки о «снятии сети» и «развязывании узлов» и при этом сделать подношение в храме Гьялпо Пехара. Всё сделали, как он велел, – и Мингьюр Дордже действительно выздоровел.

Бабушка рассказала мне эту историю, когда я был ещё ребёнком. Она добавила, что Чокгьюр Лингпа вовсе не имел привычки хвастаться встречами с необычными существами. Напротив, он упоминал об этом только в редких случаях, когда его особенно просили. В самом деле, он редко сам что-либо говорил о своих исключительных способностях, например о ясновидении. Однако немногочисленные исключения всё-таки были, как показывают следующие истории.

* * *

В один прекрасный день тертон и его свита ехали верхом вверх по долине Толу, направляясь в Цурпу. Поскольку моя бабушка ехала позади отца, она слышала, как он рассказывал истории о политической борьбе и столкновениях между двумя возможными преемниками Пятого Далай-ламы: Сангье Гьяцо и Лхабсангом.

Эти двое были настоящими друзьями, и каждый настаивал, чтобы страной стал править его друг, – они не хотели соперничать. В конце концов они договорились, что судьбу власти нужно решить, бросив кости. Сангье Гьяцо, который был силён в астрологии, выбрал для этого события благоприятный день, но вычисления показали, что всё следует провести и завершить за один день. Он сказал Лхабсангу: «Если я выиграю, тебе придётся собраться и уйти со всей своей свитой и всем имуществом. Если ты выиграешь, обещаю, что я немедля сделаю то же самое».

Кости были брошены, и победа выпала Сангье Гьяцо. Лхабсанг пошёл собираться к отъезду, но вскоре вернулся и сказал: «Моя жена беременна и, кажется, скоро родит».

Так Лхабсанг остался, и с тех пор начались политические интриги. Как вы знаете, желание политической власти может безраздельно завладеть человеческим сердцем, и не так-то легко от него освободиться. То, что произошло потом, – история долгая и запутанная, но, как бы там ни было, настал момент, когда новоявленный регент Сангье Гьяцо оказался в одиночестве, пытаясь верхом на коне бежать от воинов Лхабсанга.

«Его схватили прямо на этом повороте, – сказал Чокгьюр Лингпа, к всеобщему изумлению, указывая на обочину дороги. – Теперь только я один знаю, что произошло, потому что это была одна из моих предыдущих жизней. В те времена важных пленников не доставляли обратно, а тут же отрубали голову. Видите этот ряд камней-мани? Здесь упало моё тело. А моя голова скатилась вот сюда».

Поражённая ясновидением своего отца, его знанием о прошлых жизнях, бабушка с широко открытыми глазами проехала мимо того места и продолжила путь в Цурпу.

* * *

Кармей Кхенпо рассказал моей бабушке следующую историю.

«Чокгьюр Лингпа решил отправиться на рыночную площадь в Лхасе. На одной из улиц все мясники разложили свой товар на столах, и кругом были только кровь и кишки. Они разрубали туши и тут же продавали мясо. Среди продавцов выделялась одна женщина со странным выражением в больших глазах. Как мне показалось, цвет её лица был с синеватым оттенком, а в руках её так и мелькал большой нож. С большой ловкостью она отсекала большие куски мяса, которые продавала покупателям, выстроившимся в очередь.

Что произошло потом, поистине меня поразило. Не успели мы ничего сообразить, как тертон не только подошёл к этой женщине, но и склонил перед ней голову, и её большая ладонь легла на его макушку. Такого мы ещё не видели. Что же это творится: Чокгьюр Лингпа просит благословения у женщины, да ещё и у торговки мясом!

«Ну и ну! Как ужасно!» – подумал я. Мы были изумлены. Только когда мы продолжили путь, мне представился случай спросить тертона, кто была та женщина.

«Что значит кто? – спросил тертон. – Наверное, я самый счастливый из всех нас, потому что одного меня благословила будда Ваджраварахи в человеческом облике. Вы бы тоже могли так легко получить её благословение, но никому даже в голову не пришло попросить».

Кармей Кхенпо был очень строгим монахом и неукоснительно соблюдал свои обеты, в том числе и обет не прикасаться к женщинам. Как позже он сказал моей бабушке: «Ни за что на свете я не попросил бы благословения у женщины!»

Мою прабабушку Дечен Чодрон называли Маюм Дега. Супруга Чокгьюра Лингпы, она была дочерью одного из двадцати одного губернатора королевства Дерге. Маюм Дега считали воплощением Еше Цогьял, ближайшей ученицы Падмасамбхавы.

Я не очень охотно говорю об этом, поскольку может показаться, что я хвастаюсь своим происхождением, но существуют священные тексты, в которых Лотосорождённый предсказал: трое детей Чокгьюра Лингпы будут воплощениями трёх главных бодхисаттв – Авалокитешвары, Манджушри и Ваджрапани. Предполагалось, что воплощение Манджушри – это его сын Вангчог Дордже; воплощение Авалокитешвары – Цеванг Норбу, ещё один его сын от другой супруги; а воплощение Ваджрапани – это моя бабушка.

Маюм Дега могла быть гневной. Бывало, она шла наперекор великому тертону. Не так чтобы это были серьёзные размолвки, но иногда её упрямство приводило к ссоре. Она была своевольна и любила время от времени выпить, что не беспокоило Чокгьюра Лингпу. Однако он не одобрял её обыкновения пить из когтя гаруды, который он нашёл, когда обнаружил одно из терма. Однажды он сказал:

– Отыскивая этот редкий коготь гаруды, я трудился не для того, чтобы ты использовала его вместо рюмки! Я терпеть не могу, что ты наливаешь в него выпивку, – он только для священных вещей!

12. Еше Цогьял – великая дакини, ученица Лотосорождённого

Маюм Дега резко возразила:

– Какая разница: коготь гаруды или рог яка – главное, чтобы выпивку туда можно было наливать! Именно для того я и собираюсь его использовать! – И тут же себе налила.

Чокгьюр Лингпа взорвался:

– Ты думаешь, так легко достать коготь настоящего гаруды? Такая птица живёт только на вершине легендарной горы Сумеру. Падмасамбхава спрятал этот коготь в терма на благо нашего времени. Его истинное назначение – помогать лечить болезни, насылаемые духами-нага. А ты всё время бессовестно пользуешься им, не найдя ничего лучшего, как пить из него вино.

Позднее кто-то сказал, что именно из-за упрямства прабабушки второй её ребёнок был девочкой. Но я всё равно считаю, что своей жизнью моя бабушка – была бы она мальчиком или девочкой – исполнила пророчество Лотосорождённого Гуру: она была воплощением Ваджрапани. Именно благодаря тому, что она родила четырёх сыновей, которые так много сделали для продолжения передачи учений-терма Чокгьюра Лингпы, эти учения широко распространены и сегодня. И всё это потому, что она была бодхисаттвой.

Это поистине удивительно!

* * *

Кармей Кхенпо рассказал Кончог Палдрон ещё такую историю.

«Во время одного путешествия Чокгьюр Лингпа пересекал лежащую между Лхасой и Кхамом местность, известную тем, что её облюбовали разбойники и воры, грабящие путников и паломников. В этом месте ответвляется дорога в Амдо и тоже ведёт в местность, полную грабителей. Главари шаек из каждой местности собрались на сходку, и неспроста.

Один из них предложил: „Есть новости, что сюда приближается большой караван из семи или восьми сотен кхамцев. Среди них – богатеи, у которых множество вьючных животных. Нужно объединить наши силы и хорошенько их обчистить“.

В результате мы увидели шайку разбойников, которые преследовали нас, но не приближались. Каждый день около десятка их появлялись на вершине холма, чтобы следить за нами. Мы чувствовали себя дичью, за которой крадётся леопард. Чокгьюра Лингпу постоянно держали в курсе происходящего.

Среди обнаруженных Чокгьюром Лингпой терма была одна практика – сохранившаяся с его прошлой жизни, когда он был главным учеником Сангье Еше из Нуба, – особый способ приглашения охранителей Дхармы. И вот Чокгьюр Лингпа позвал меня в свой шатёр и сказал: „Нам нужно проучить этих разбойников раз и навсегда! Возьми перо и записывай всё, что я скажу!“ Затем Чокгьюр Лингпа продиктовал полную практику, которую в своей прошлой жизни получил от Сангье Еше. В ней есть строки о том, как великий учитель Нубчен повелевал охранителями Дхармы, а также указания, как особым образом трубить в рожки из кости. Когда я закончил записывать эту практику, Чокгьюр Лингпа предложил нам выполнить этот ритуал, включив в него подношение торма.

В эту ночь разбойники предприняли нападение, но оказалось, что лагерь окружён стаей голодных волков! Хищники и жертвы вдруг поменялись ролями, и злодеям пришлось удирать от жадно разинутых пастей. Поговаривали, что волки задрали двух-трёх не самых прытких разбойников.

Но несколько грабителей всё-таки остались и решили попытать счастья на следующую ночь. Ночью мы снова стали выполнять тот ритуал и едва его закончили, успев только пару раз протрубить в костяные рожки, как разбойники начали окружать лагерь. Один из них закричал: „Да тут нечего бояться!“

Но тут разбойники вдруг увидели, как трезубец Чокгьюра Лингпы загорелся, а за ним вспыхнул и его шатёр. К их изумлению, пламя разрасталось, и весь лагерь оказался охваченным морем бушующего огня.

Ни один из злодеев не отважился вступить в это пекло. Они уселись и стали ждать. Потом они объясняли, что огонь свирепствовал всю ночь. Большинство из них легли спать, а когда утром проснулись, не поверили своим глазам: лагерь был цел и невредим, а его обитатели сновали, упаковывая поклажу.

Главарь разбойников сказал своему подручному: „С этими кхамскими ламами нам не справиться! Отдай приказ не трогать их, чтобы они вернулись, откуда пришли, – и чем скорей, тем лучше!“ Команда была выполнена, и караван больше не сталкивался с грабителями на всём оставшемся пути до Лхасы».

«Пока мы были в Лхасе, – добавил Кармей Кхенпо, – туда стали доходить рассказы о том, что пришлось пережить грабителям: как некоторых съели волки, а другие сгорели в огне. Так в разбойниках зародилась вера, и один за другим они стали приходить за благословением к Чокгьюру Лингпе».

* * *

В пророчествах, содержавшихся в терма, было сказано, чтобы после смерти Чокгьюра Лингпы его останки поместили в золотую ступу, и Кхьенце Старший лично прибыл, чтобы надзирать за этой церемонией. Ступу позолотили, использовав то самое золото, которое великий тертон обнаружил в своих терма. Это была очень большая ступа. Помню, что она была необычайно высока, примерно с три этажа. Тело Чокгьюра Лингпы поместили внутрь как главную святыню.

6
Два несравненных учителя

Кхьенце

Давайте я расскажу вам о двух выдающихся учителях, чья роль в «Новых сокровищах» неразрывно связана с деятельностью моего прадеда Чокгьюра Лингпы. Их связь началась тысячу лет тому назад, в те времена, когда в Тибет пришла Дхарма Будды. Когда строился величественный Самье, первый крупный монастырь Тибета, из Индии пригласили великих учителей: Падмасамбхаву, Вималамитру, Буддагухью и других. Их главными учениками из числа тибетцев были переводчик Вайроцана и Юдра Нингпо. Все эти учителя, ученики и переводчики способствовали тому, что учение Будды воссияло над Тибетом, словно восходящее солнце.

Во времена, когда жили Кхьенце, Конгтрул и Чокгьюр Лингпа, все те двадцать пять выдающихся учеников Лотосорождённого, которые за тысячу лет до этого собрались вокруг него в Самье, одновременно вернулись в разных воплощениях. Вот как выразился Дзонгсар Кхьенце, один из моих учителей: «Двадцать пять учеников Лотосорождённого возвратились так дружно, как гурт овец и коз выбегает из хлева. Эти ученики вновь явили себя учителями, обладающими невероятным духовным опытом и постижением, знаниями и свершениями. Столь же удивительными были и их ученики, и ученики их учеников».

Действительно, повсюду в Кхаме и остальном Тибете находили и узнавали тулку всех двадцати пяти учеников. Парадоксально, но этот расцвет был предвестием того, что эпоха, когда Тибет был оплотом духовных деяний на благо существ, близится к закату.

Существовало предсказание Падмасамбхавы относительно этих двух учителей: «Вы обладаете кармической связью отца и сына». Отец – это великий Кхьенце, а сын – Чокгьюр Лингпа. Ещё в предсказании говорилось: «Их умы сольются в одно целое, как полноводные реки» – это подразумевало, что у них будет одинаковый уровень духовного переживания и постижения. Образ сливающихся потоков подразумевает их встречу, обмен глубинными наставлениями и пробуждение своего кармического потенциала.

Кхьенце и Чоклинг возвели Конгтрула Великого на трон как подлинное воплощение, или сознательное перерождение, тибетского переводчика Вайроцаны. Если сравнивать этих учителей – Чокгьюра, Кхьенце и Конгтрула, – то Чокгьюр Лингпа считал и Великого Кхьенце, и Конгтрула своими учителями. Однако Кхьенце получил полную передачу «Новых сокровищ» от Чокгьюра Лингпы, которого с этой точки зрения можно назвать одним из его учителей. Несомненно, что Конгтрул Великий почитал Кхьенце своим учителем – здесь не возникает никаких вопросов, – точно так же, как Чокгьюра Лингпу. Так что на самом деле все трое были друг другу и учителями и учениками. Они были связаны друг с другом как «слитый ум». Тем самым эти три учителя помогали друг другу. То благо, которое они принесли учениям Будды и всем существам, можно сравнить с ещё одним восходом солнца Дхармы.

* * *

В юности Чокгьюр Лингпа совершил путешествие в королевство Дерге. Там он встретился с Конгтрулом, который выказал большую симпатию к молодому тертону и его записям терма. Об этом упоминается в одном из писем Конгтрула: «Когда вы видите учения-терма этого человека, который даже не знает грамматики, это поражает! Поистине удивительно, что такие великолепные учения вышли из-под руки человека, не знакомого с орфографией!»

В те времена, чтобы получить аудиенцию у ламы, занимающего высокое положение, требовалось рекомендательное письмо, и поэтому Чокгьюр Лингпа обратился к Конгтрулу за таким письмом, сказав: «Я хочу видеть Джамьянга Кхьенце Вангпо; дайте мне, пожалуйста, рекомендацию». Тогда великого Кхьенце называли Досточтимый Шабдрунг. Шабдрунг – это звание, соответствующее уровню дордже лобпона, лица, ответственного за проведение тантрийских ритуалов. Это звание лишь на две ступени ниже звания высшего иерарха школы сакья.

Конгтрул ответил: «Разумеется, я напишу рекомендательное письмо, чтобы представить тебя Досточтимому Шабдрунгу!» С этим письмом в руках Чокгьюр Лингпа пошёл в резиденцию Кхьенце.

Перед этим Кхьенце записал терма ума, содержащее полные учения знаменитого сокровища Тугдруб барче кунсел. Теперь же Чокгьюр Лингпа принёс с собой один из вариантов Тугдруб, который он обнаружил в священном месте Кала Ронг-го. Он держал его в тайне восемь лет.

Чокгьюр Лингпа рассказал Кхьенце историю своего открытия, в частности, когда и где он обнаружил это учение-терма, а также его содержание. Сравнив два варианта терма, они обнаружили их полную тождественность – расхождений не было ни в одном слове. После тщательного исследования двух вариантов Кхьенце сжёг свой со словами:

«Поскольку слова и смысл одинаковы, зачем нужны два терма? Твоё терма – это терма земли (то есть материальный предмет, обнаруживаемый тертоном), а потому оно более глубоко и будет более действенным, чем моё терма ума (терма, обнаруживающееся в уме тертона)».

Так благословения двух линий – терма земли и терма ума – слились в единый поток. Это примечательное совпадение было основной причиной взаимного доверия двух тертонов. После своей первой встречи оба пережили благоприятные сны и видения. Великий Кхьенце принял Чокгьюра Лингпу в ученики, даровав ему несколько важных посвящений.

Затем Чокгьюр Лингпа вернулся навестить Конгтрула в его резиденции, расположенной на знаменитой Подобной Цари Драгоценной Горе, что над монастырём Палпунг в Кхаме. Конгтрул был тяжело болен и потерял зрение. Чокгьюр Лингпа дал ему посвящение Ваджрапани из своего терма «Ваджрная палица Владыки Тайн» и посоветовал повторять мантру. Такова была их первая связь в Дхарме.

Чокгьюр Лингпа настоятельно просил: «Вы должны делать эту практику – ничто другое не поможет вам вернуть зрение!». После того как Конгтрул завершил затворничество, посвящённое повторению этой мантры, он полностью оправился от болезни.

Когда Конгтрул рассказал историю своего выздоровления, Чокгьюр Лингпа ответил: «Конечно же, вы выздоровели. В своей прошлой жизни, когда вы были великим переводчиком Вайроцаной, вы наложили проклятие на недостойную царицу Маргьенму, злокозненную супругу царя Трисонга Дэуцена^[49]. Теперь вам пришлось страдать от созревания этого кармического деяния. Созревший кармический плод соразмерен жестокости совершённого вами в прошлом проступка и вылился в тяжкую болезнь, поразившую ваши глаза. Эта болезнь наслана духами-нага. Падмасамбхава предназначил эту особую садхану Ваджрапани для вашего исцеления. Вот почему я даю вам именно это посвящение».

С тех пор Конгтрул и Чокгьюр Лингпа обрели ещё более крепкую веру друг в друга, которая потом подкреплялась несколькими благоприятными снами и видениями.

Кхьенце, Конгтрул и Чокгьюр Лингпа совершили несколько совместных путешествий, во время которых обнаружили много учений-терма. Самое знаменитое из них – «Свет мудрости», которое позже сыграло важную роль в моём собственном образовании^[50].

* * *

Кхьенце родился в королевстве Дерге в Кхаме. Название Дерге означает «добродетель и счастье». Это место традиционно было плодородной почвой для практики учения Будды, благословенной для Дхармы землёй, которой короли правили в согласии с духовными принципами. На протяжении столетий эти короли создали наиболее благоприятные условия для учений Будды. Например, они заботились об изготовлении резных досок для печатания всего обширного свода буддийского канона, который состоит из многих сотен томов переведённых на тибетский язык слов Будды, то есть Кангьюра, и переведённых трактатов, то есть Тэнгьюра. А такая задача до тех пор была не по силам даже правительству в Центральном Тибете.

Вот как начался этот титанический труд. Однажды, когда король Дерге Тенпа Церинг шёл к своей купальне, у него внезапно возникла мысль:

«Возможно, мне удалось бы получить резные доски для печати всего свода учений Будды».

Позднее, когда его посетил гуру Ситу Чокьи Джунгнэ, он решил поделиться с ним этой мыслью. Поэтому он сказал:

– Сегодня у меня появилась одна мысль.

– О чём же? – спросил учитель.

– У меня есть желание изготовить доски для Кангьюра и Тэнгьюра. Что думаете? Это получится?

– Ни за что не отказывайтесь от этого замысла, – ответил Ситу Чокьи Джунгнэ.

– Очень хорошо. Если я обеспечу изготовление досок, вы сможете их проверить?

– Я позабочусь об этом, – обещал великий Ситу.

Больше это не обсуждали. Король действительно добился того, что весь буддийский канон был напечатан. Ситу, который был знаменитым учёным, проверил резные доски тринадцать раз – что само по себе гигантская работа. Вот почему и поныне мы считаем издание, выполненное в Дерге, образцовым.

Вот в такой духовной среде родился великий Кхьенце.

13. Лонгченпа – великий учитель дзогчен

* * *

Кхьенце Старший сочетал в себе воплощения Вималамитры, царя Трисонга Дэуцена, Лонгченпы и всеведущего Джигме Лингпы – всё это в одном теле. Как и Чокгьюра Лингпу, его называли владыкой семи передач. Однако Кхьенце начинал не как глава большого монастыря, а как простой монах в одном из монастырей школы сакья в Дерге^[51].

В свои ранние годы Кхьенце отправился в Центральный Тибет, где получил огромное число учений от множества учителей. Благодаря своим талантам он сначала стал учителем, потом дордже лобпоном, затем шабдрунгом и наконец настоятелем. Во время своего второго посещения Центрального Тибета он передал большинство из этих учений другим. Так что о нём говорили: «Раньше он был учеником, а теперь он учитель!»

Как-то раз Кхьенце получил глубокое духовное переживание: видение великого учителя Чецуна Сенге Вангчука. После этого он записал драгоценное учение, которое называется «Сердечная сущность Чецуна». В главном монастыре школы сакья в Центральном Тибете он выполнил затворничество по практике Манджушри и получил переживание растворения в сердце своего йидама, благодаря чему в его состоянии постижения забил через край «источник великого сокровища бесстрашного красноречия». Так Кхьенце стал царём всех сведущих и совершенных учителей.

Кхьенце Старший развил в себе безграничное ясновидение. Одним из его главных учеников был Таши Осер, великий учёный из монастыря Палпунг, он-то и рассказал одному из моих учителей много историй о великом Кхьенце. Вот одна из них.

«Однажды, – рассказывал Таши Осер, – Кхьенце воскликнул, обращаясь ко мне: „Ну и ну, Кхенпо, сколько у тебя забот! С утра до ночи ты всё время трудишься“. Он начал перечислять всевозможные дела, которые мне приходилось выполнять. Он знал всё до малейших подробностей, в том числе и то, что мог знать только я и никто другой. „Да на тебя просто навалили непосильную ношу, у тебя совсем нет свободного времени“. Это была правда: я был занят с утра до вечера».

В другой раз Кхьенце Вангпо, как его тогда называли, вдруг закричал: «О, какой ужас!» Я спросил его, что случилось? «Далеко отсюда лысый монах только что упал со скалы. Я услышал, как, падая, он выкрикнул моё имя. Теперь он каким-то образом застрял в ветках дерева. А сейчас другие монахи пытаются вытащить его верёвками. Да-да… вот они уже его достали».

На следующее утро лысый монах пришёл повидать Кхьенце. «Вчера вечером со мной произошёл странный случай», – сказал он и начал рассказывать, как шёл с посохом и поклажей и вдруг сорвался в пропасть. Тут он закричал: «Кхьенце Вангпо! Кхьенце Вангпо!». Потом он зацепился за какие-то ветки, и его вытащили верёвкой.

Однажды ночью мне захотелось посмотреть, как спит Кхьенце Старший. Поэтому я стал бродить у его двери, всю ночь время от времени заглядывая внутрь. Казалось, что Кхьенце совсем не собирался спать. Но поздно ночью он распустил пояс, расслабился на своём сиденье и сделал выдох. Потом он просто сидел с широко открытыми глазами, продолжая глубоко дышать. Спал он или нет, но целый час он не двигался, и глаза у него были открыты. Затем он громко прочистил горло и снова задышал как обычно. Этого звука было достаточно, чтобы слуга понял, что пора готовить утренний чай. Вот так Кхьенце Старший проводил ночи.

* * *

Поблизости от того места, где жил Кхьенце, находился монастырь школы сакья, и случилось, что один из тамошних лам скончался. Монахи монастыря верили, что Кхьенце действительно может видеть прошлое, настоящее и будущее так же ясно, как то, что лежит у него на ладони, – совершенно безошибочно и точно. Его спросили о будущем рождении этого ламы.

– Мы должны его найти! Любой ценой нам нужно найти его тулку! – настаивали монахи.

– Вам бы лучше совсем забыть об этом, – ответил Кхьенце. – Уверяю, вам ни к чему это знать.

– Мы никогда не откажемся от поисков его! – возразил представитель монастыря, который не признавал «нет» в качестве ответа. – Наш учитель драгоценен; пожалуйста, укажите нам какие-нибудь точные подробности относительно его местонахождения.

– Ладно! – сказал Кхьенце. – Идите в такое-то место около Дерге, где живёт богатая семья, у которой большое количество скота. Встаньте поблизости от их дома и громко зовите своего ламу по имени. Тогда вам станет ясно, где ваш «тулку».

Группа монахов отправилась в указанном направлении и пришла к усадьбе богатого человека. Там они принялись изо всех сил кричать имя своего ламы. Когда они так кричали, телёнок крупной помеси яка и коровы оторвался от материнского вымени и с рёвом «му-у-у!» побежал к ним. Он бродил среди них и не собирался уходить. Растерянные монахи не знали, что делать. На обратном пути они снова зашли к великому Кхьенце.

– Ну, что я вам говорил? Не сказал ли я, что это бесполезно? Тем не менее вы нашли своего «тулку».

* * *

У Кхьенце Старшего был обычай задавать каждому посетителю свой любимый вопрос. Я знаю это от стариков из Нангчена, потому что там все без исключения, кто находил время совершить паломничество в Дерге, обязательно навещали Кхьенце, чтобы засвидетельствовать своё почтение. Дядя моей матери, лама, который был уже довольно стар, когда я был ребёнком, рассказал мне эту историю об одном из своих посещений.

– Ну-ну, вы откуда? – обычно спрашивал Кхьенце сначала. – Зачем пришли?

– Я пришёл повидать вас, Ринпоче, – отвечал старый лама.

– Нет ничего интересного в том, чтобы смотреть на меня, – сказал Кхьенце. – А вы видели Джово в Лхасе?

– Нет, не видел.

– Какая жалость! Какая пустая трата человеческой жизни! Ну ладно, скажите, вы получали передачу-лунг Кангьюра?

– Нет, Ринпоче, не получал.

– Ай-ай-ай! Какой стыд! В наше время, в наш век Будду представляет статуя Джово и Кангьюр. Именно это он оставил после себя. Если человек умирает, не встретившись ни с тем, ни с другим, это, по моему мнению, всё равно что с пустыми руками вернуться с острова сокровищ. Если большой грешник, пусть даже он убил восемнадцать человек, получает передачу-лунг Кангьюра Будды – послушай старика, – я ручаюсь, что он не попадёт в низшие миры.

Кхьенце говорил это почти каждому своему посетителю.

* * *

Однажды, на закате своей жизни, Кхьенце отравился ядом, который подмешал ему в простоквашу один недобрый старик из Восточного Тибета. Кхьенце принял чашку и тут же её выпил. Когда тот человек уходил, Кхьенце окликнул его: «Эй! Теперь ты доволен, что я выпил твой смертельный напиток?»

Старик перепугался и в раскаянии закричал.

– Пожалуйста, вызови рвоту немедленно! – вопил он. – Я не знаю, какой злой дух в меня вселился, но вдруг мне пришла мысль отравить твою еду, и я не смог с ней справиться. Едва ты выпил эту чашку, я будто пробудился ото сна. Прошу, очистись от этого яда!

– Нет, – сказал Кхьенце. – Я отдал тебе кармический долг, поэтому не буду вызывать рвоту. Этого яда недостаточно, чтобы меня убить. Я выпил его, чтобы тебе помочь.

До этого случая Кхьенце был очень красив и крепок. Говорили, что он похож на Лонгченпу. Но вскоре после отравления он заболел и полностью уже не выздоровел. У него немного потемнела кожа. Яд повредил ему горло, и ему приходилось очень часто громко его прочищать, даже когда он давал учения. «Это из-за того, что меня отравили, но яд меня не убил», – объяснял он любопытным.

* * *

Бабушка, которая в детстве встречалась с этими двумя великими учителями, однажды сказала мне: «Конгтрул Великий не был ни высоким, ни толстым, но у него был большой нос, очень прямой и массивный. Кхьенце Старший, напротив, был очень крупным человеком с большими глазами».