Три незваных мертвеца на диване

Я поперхнулась:

– А вы на меня думаете?!

– Работа у меня такая, на всех думать, – по-прежнему щурил левый глаз сыщик, чем стал меня порядком раздражать.

– Ну и думайте. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы было на кого вину спихнуть, – перефразировала я пословицу, буркнув себе под нос и пнув от злости ножку стола, потому что с трудом удерживалась от порыва ткнуть пальцем следователю в открытый глаз.

Стол отозвался скрипом, но от удара не подломился.

– Ну зачем же вы так, – глаза представителя власти выровнялись и уставились на меня теперь оба. – Не зря же я вас всех мучаю, мне правду хочется услышать. Истина, она ведь всего дороже.

И с чего это меня, вдруг, внезапно охватило чувство вины?

– Знаете, а вы свой номер телефона оставьте, вспомню что, сразу позвоню. А относительно истины… Я убитого увидела утром впервые, до этого никогда его живым не встречала. Плохого он мне ничего не сделал, да и я ему тоже. Не успели. Так что причин избавляться от него у меня не было. А если не верите, везите детектор лжи, скрывать мне нечего.

Вот здесь я немного слукавила. О ночных голосах и своих размышлениях по этому поводу я предпочла умолчать. Судя по тому, что Сергей Анатольевич и не настаивал на обсуждении этой информации, Ирина с Мариной тоже смолчали. Для чего мы это сделали? Сложно найти объяснение. Если только чисто женской вредностью.

Глава 2

Около восьми вечера уехали Сергей Анатольевич и последний представитель бригады криминалистов, который так усердно марал нам руки черной краской, что, казалось, в этом смысл его жизни. Мы наконец остались одни. Навели порядок на веранде и приготовили ужин. Аппетит зверский нагуляли все без исключения. Через час после отъезда следователя мы уже сидели за столом, работая ложками и почавкивая от удовольствия. Когда же голод был утолен, Алексей, кладя ложку на стол, взял слово:

– Ну а теперь признавайтесь, трогали труп?

– Н-е-е-е-т, – в той же тональности и с теми же честными глазами, что и в прошлый раз, хором ответил весь наш женский коллектив.

– Криминалисты утверждают, что труп трогали за плечи и двигали. На его плечах обнаружили какие-то ворсинки. И вас пытать по этому поводу не стали только по одной причине: вы никак в этом не признавались сами, стараясь всячески умолчать и уйти от темы. Бабская солидарность? Но если просто побоялись признаться следователю, может, скажете мне? Поймите, следствие может пойти по ложному пути.

Мы сидели с опущенными головами, все, кроме Вячеслава. Он же, сволочь этакая, с насмешливой улыбкой нагло пялился на нас, оглядывая поочередно и предвкушая театрализованное представление.

– Ну да, да, Лёх. Трогали мы твой труп, – не вытерпела Марина, и мы с облегчением выдохнули.

Это хорошо, что именно Марина заговорила первой. Она его жена, и они уж как-нибудь меж собой разберутся. А кому-нибудь из нас, непременно, грозила головомойка.

– Но для чего? – взорвался Алексей, а мы от страха втянули головы в плечи.

– Нам было интересно, что у него в карманах, – взяла на себя роль единственной собеседницы Алексея Марина, освободив от этой участи остальных. – И почему одна нога толще другой.

– А плечи здесь при чем? И что за ворс на плечах у покойника? – продолжал недоумевать брат, разведя руки по сторонам.

– Ничего ты, Лёха, не понимаешь, – вошла в раж сноха, а мы с любопытством и уже без страха вслушивались в разговор. – Все же логично. Ворс от пуховых варежек, потому что перчаток на всех не хватило.

– А зачем вам всем перчатки?

– Чтобы отпечатков не оставить, – Марине как будто понравилось издеваться над мужем.

– А почему на плечах у трупа? – голос Алексея становился все тише и тише, а лицо все краснее и краснее.

Меня стало одолевать опасение за самочувствие брата, потому что это противостояние было явно не в его пользу.

– Так мы его за плечи с Людой держали, – как будто не замечала состояния мужа жена.

– А зачем держали? – обалдело обвел взглядом присутствующих брат. – Он что, встать пытался?

– Ага, – загоготал Вячеслав, откинувшись назад. – Он от них убежать пытался, да куда там. Вцепились клещами, не оторвать.

– Нет, – обойдя реплику юмориста вниманием, продолжила Марина. – Мы сапог снимали.

– С плеч? – до обморока брата оставалось совсем чуть-чуть.

Спор настолько захватил нас, что мы, раскрыв рты, едва успевали поворачивать головы в сторону говорящего. А они, Марина и Алексей, как специально, сели напротив друг друга, чтобы довести нашу дискомфортность до максимума.

– Нет. Не с плеч, конечно, с ноги, – добивала Алексея его шутница-жена.

– А плечи при чем? – брат, очевидно, пообещал Сергею Анатольевичу все выяснить, поэтому держался, проявляя недюжинную стойкость и целеустремленность к достижению поставленной перед собой задачи.

– Держали.

– Кого?

– Покойника.

– Зачем?

– Сапог снимали.

– С плеч?

– Нет. С ноги.

– А плечи при чем?

Казалось, этот диалог не закончится никогда. И едва он вернулся к точке отсчета, совершив очередной виток, я решилась на вмешательство:

– Ну достаточно. Всех прошу принять исходное положение. Лёш, – голова моя, в силу выработавшейся привычки, самопроизвольно повернулась к брату, – мы сняли сапог, чтобы посмотреть, что у него с ногой. Надеть обратно вдвоем с Наташей не смогли. Поэтому попросили помощи у девчонок и одного паренька, – метнула я взглядом невидимые стрелы в Вячеслава. – Но паренек оказался зловредным гоблином, а девчонки подключились к работе. Но так как перчаток на всех не хватило, воспользовались пуховыми варежками. Марина и Люда толкали покойника со стороны головы, держа его за плечи, поэтому там и остались ворсинки. Мы с Наташей натягивали сапог, а Ирина поддерживала ногу и всего покойника в целом, чтобы он не свалился. Мы же не думали, что будет так трудно просто надеть обувь.

– Дурдом на выезде, – выдохнул Алексей, обтирая лоб салфеткой. – А сразу все рассказать не судьба? Больше, надеюсь, ничего не делали?

– В макушку его поцеловали, – громко высказалась Марина, хлопнув при этом в ладоши.

– Зачем? – подпрыгнул брат на месте и, надо сказать, не он один.

– Температуру у него проверяли. Подумали, вдруг мужику всего лишь плохо стало, грипп у него, поэтому и лежит без сознания, – разошлась не на шутку Марина, а я, ерзая на стуле, устроилась удобней, подготовившись к продолжению диалога.

– И что? – растерялся Алексей и руки его соскользнули со стола, бессильно обвиснув вдоль тела.

– Ничего, – вдруг, совершенно спокойно и даже как-то равнодушно, словно проходила мимо, ответила Марина, пожав плечами. – Градусник, который из шеи торчал, показал, что температуры нет. Мы и успокоились.

Повисло молчание. Все смотрели на Алексея и ждали: понял он или не понял, что его супруга хохмит. Рассмеяться было неудобно, брат мог обидеться, но и сидеть, сдерживая из последних сил, рвущееся наружу, веселье, не удалось никому. Поэтому губы наши самопроизвольно растянулись в улыбке. Алексей, заметив наши оскалы, которые мы всячески пытались скрыть, прикрывая их ладонями или маскируя под кашель, произнес:

– Шутите, да?

– Ну конечно, шучу, – засмеялась Марина, чем разрядила напряженную обстановку, которую сама и нагнала. – Сколько с тобой живу, ты так и не научился понимать, когда я шучу, а когда говорю серьезно.

Сдерживать смех стало не под силу, поэтому в дружном порыве мы от души расхохотались. Задорно и заливисто засмеялся и Алексей, сняв с моего сердца тревогу за его здоровье.

Остатки ужина доедали холодными. Когда с трапезой было покончено, темой обсуждения стал наш отъезд по домам. Обычно в воскресенье мы уезжали с утра, едва продрав спросонья глаза. И причиной возникновения такой привычки стало не само желание гостей во что бы то ни стало уехать, а то, что мой хозяйственный брат демонстративно брал в руки пылесос и начинал уборку, тем самым намекая, что выходные закончились и гостям пора и честь знать. Причем пылесосить он мог и в девять, и в восемь, и в семь утра. Точкой отсчета ему служило время его подъема. Но это было не самым примечательным поступком Алексея. Марина как-то рассказывала, что, проведя весь отпуск на даче вдвоем, на следующий день они планировали уезжать. Время отъезда заранее меж ними не обговаривалось, так как особенно домой они не спешили. Утром, когда часы показали что-то около шести, Марина вышла, как говорят, до ветру. Вернувшись в дом минут через десять, она обнаружила, что постель уже застелена, а ее муж самозабвенно занимается уборкой, вцепившисьмертвой хваткой в любимый пылесос. Не найдя слов, чтобы выразить негодование, сноха сдалась и начала собирать вещи. Выехали они в тот день в семь утра. С тех пор мы иногда подшучиваем над Алексеем, когда, выходя на улицу, громко просим кого-нибудь последить за кроватью, чтобы брат не успел ее заправить.

– Я не могу оставить дом, – отвлек меня от воспоминаний Алексей. – Я остаюсь. У меня еще неделя отпуска, хотя бы ее проведу здесь.

– Но как же ты один-то? – возразила Марина, испугавшись за мужа.

– Почему один? Я могу остаться, – поддержала я предложение брата.

У меня была иная ситуация. Я временно числилась безработной (меняла место работы и ждала звонка от работодателя), поэтому оснований уезжать не было, а вот оснований остаться хватало с лихвой. Уж очень мне хотелось лично поучаствовать в расследовании и окунуться в атмосферу героев детективных историй, коих я перечиталаи пересмотрела немыслимую кучу.

– И я могу, – донёсся до нас глас Ирины, которую мы не слышали с тех пор, как она дала обет молчания.

Все невольно обернулись на ее голос .

– Я тоже в отпуске, поэтому никуда не спешу, – как бы извиняясь, проговорила она.

– Ну хорошо, – после некоторой паузы согласилась Марина, изучив наши внутренности, попеременно просвечивая тела рентгеновским взглядом. – Я решу с отгулами и сразу к вам. Еды вам на пару дней должно хватить, а не хватит – рядом имеется магазин, с голоду не умрете. Машину я заберу, чтобы было на чем вернуться. Вам же она не нужна?

– Нет, – ответили я и брат хором, переглянувшись. – Обойдемся. За водой и на квадроцикле съездим.

– Но… – Ирина попыталась донести какую-то мысль, но замешкалась и смолкла, уставившись на меня.

– Что «но»? – прикрикнула на нее я, предчувствуя недоброе.

– Я тут подумала, – снова пробубнила Ирина и опять замолчала.

– Да говори ты уже, – не удержала я децибелы в узде, выплеснув их мощь на нее.

– Я не хочу никого пугать. Но.... – и вновь эта проклятая пауза.

– Что же это такое? – не выдержала и Наталья. – Никаких нервов на нее не хватает. Скажешь ты или нет?

– Вдруг нам придется срочно удирать, а удирать будет не на чем, – на одном дыхании выпалила Ирина.

Краем глаза я заметила, как округлились глаза Марины:

– Удирать? От кого?

– Мало ли, – к Ирине вернулась невозмутимость. – Все может случиться.

Как ни странно, но я тоже подумала об этом, но озвучивать не спешила. Ирина же, проговорив мои мысли вслух, поставила под удар итог операции по выявлению и задержанию преступника или целой группировки преступников.

Марина безмолвствовала, что-то просчитывая в уме. Я испугалась, что она поменяет план и поставит жирный крест на расследовании, выбрав в общении с нами приказной тон строгой воспитательницы детского сада, взирающей на своих воспитанников сверху вниз.

– А что может случиться? – стараясь снизить накал, внимательно следила я за выражением лица Марины. – Сама подумай. Нас трое. По одному мы никуда выходить не будем. Телефон и номер следователя под рукой. Если малейшее недоразумение, сразу будем ему звонить. Не волнуйся.

«Ну пожалуйста, – вопил и умолял во мне внутренний голос. – Не гони нас домой. Я так хочу поучаствовать и, может, даже самой поймать убийцу».

– Хорошо, – сдалась Марина, резко выдохнув из легких весь воздух, который втягивала все это время мелкими порциями. – Я уеду с Наташей и Славой. Машина пусть останется у вас. Мне так будет спокойнее. Но обещайте: при первых знаках опасности вы все бросаете и уезжаете. Лёха, ты все уяснил?

– Конечно-конечно, – растягивая слова до отдельных букв, улыбнулся Алексей. – При первых же признаках, сразу. А если не сразу, то при вторых уж точно.

– Лёха! – прикрикнула на него Марина. – Вот сейчас совершенно не до шуток.

– А тогда прям до шуток было! – парировал брат, имея в виду историю с варежками.

– Я бы тоже осталась, – прервала их беседу, грозящую перерасти в ссору, Люда. – Но мне домой надо. Там Аня.

То, что ее дочь, а моя племянница Аня была на последнем месяце беременности и ждала первенца, знали все. С капризами женщины в положении ее муж один не справлялся, поэтому без мамы Люды в доме царил Армагеддон. Материнский долг Людмилы звал ее домой, а Вячеславу остаться не позволяли иные обстоятельства. Он не так давно сменил место работы и готов был ходить даже больным, лишь бы не упустить его. Поэтому две кандидатуры отпали сами собой. Но догадываясь об авантюристском складе ума Натальи, я видела, что она не прочь примкнуть к нашим рядам будущих героев, но цветочный бизнес не позволял бросать его надолго и требовал к себе такого же внимания, как и моя племянница Аня. В общем, оказалось, что у всех были заботы, кроме нас троих.

На том и порешили. Алексей, я и Ирина остаемся, но каждый день отчитываемся и отзваниваемся абсолютно всем. Марине же докладываем в любом случае и в любом состоянии, даже неживом.

Спать легли рано, сказалась нервная усталость. Я уснула, едва коснувшись головой подушки. Утро вновь оказалось громким и недобрым, потому что в реальность меня вернул визг Ирины. И опять без носков и тапочек мы выскочили на веранду. Краем глаза, на бегу, я отметила, что оба дивана пусты, Ирина же, широко расставив ноги и вцепившись в перила, стоит на верхней ступеньке крыльца, уставившись на что-то внизу.

Следуя больше инстинкту, чем разуму, мы столпились у нее за спиной, стараясь отпихнуть друг друга и пытаясь разглядеть причину всеобщей тревоги. Перед крыльцом на земле лежал, конечно же, труп. Труп собаки.

Марина и Алексей прикормили этого пса, и он всегда прибегал, едва дача оживала, и столовался до тех пор, пока на дверях дома не появлялись замки. После же исчезал в неизвестном направлении. Вполне возможно, что этот хитрюга на время просто менял хозяев и обитал под другим кровом, что подтверждало наличие незаурядного ума у четвероногого. Веселый и жизнерадостный при жизни, с соответствующей кличкой Бродяга, сейчас он лежал перед нами в луже собственных испражнений.

Вид у собаки был неприятный. Морда пса была искаженна гримасой до неузнаваемости, а застывшая пена в уголках рта служила свидетельством отравления. Лапы и туловище, при жизни отличающиеся белым окрасом, теперь приобрели серый оттенок и были удлинены так, как будто их специально вытягивали. Смерть животного, по всем признакам, была мучительной.

– Ну началось утро в колхозе, – заговорила я первой. – Иди, Лёш, звони в полицию, у нас еще один труп.

Никто даже не улыбнулся, но я твердо решила перевести все в шутку, иначе либо все останутся, либо Марина настоит на том, чтобы дом покинули тоже все. А мне уезжать, ой как не хотелось. Кровь из носа мне хотелось дознаться, что же тут происходит. И само собой без этой толпы, которая, пребывая в шоковом состоянии, пока безмолвствовала.

– Лёш, неси нож. Вонзим в тело, перенесем его на диван, и вот тебе, пожалуйста, серия, – не теряла я надежды развеселить друзей.

Но в тесных рядах плотно сомкнувших плечи шевеления не случилось.

– Ну хватит. Я устала клоунадничать. Может, Бродягу случайно отравили. Может, он у кого кур таскал, – выдвинула я на авось версию гибели пса.

– А если нет? – отмерла и Марина. – Если эти две смерти связаны между собой? Если это знак?

Я незаметно пнула Алексея по лодыжке. Надо отдать должное брату, он не закричал от боли, а лишь на мгновение плотно сжал губы. Да так, что они посинели. Но намёк мой брат истолковал верно и ласковым голосом, чем шокировал не меня одну, промурлыкал, словно кот:

– Ну что ты, Мариночка, ну какой знак? Не бери ты в голову и не обращай внимания. Сейчас я обойду двор, осмотрю машины. Если все в порядке, значит, просто совпадение. Вспомни, как тот дед не раз грозился отравить нашего Бродягу. А он, бедненький, к нам умирать пришел. Мы ему нравились. Надо похоронить его со всеми почестями.

– Ой, не знаю, – готова была уже согласиться Марина, но еще колебалась. – Мне это все не нравится.

И тут прорвало всех. Мы принялись выкрикивать: «Что так оно и есть», «Это, естественно, дед. Кто же еще?», «Как собака может быть связана с убийством?», «Дед, гад, и как его рука поднялась на беззащитное животное», «Такого доброго и верного пса еще поискать», «И чтоб ему, гаду, в аду гореть». И все в таком духе, повторяясь и перебивая друг друга. Не прерывая разговорный хаос, напоминавший беспричинное тявканье, людская свора комком покатилась в комнату.

В дорогу собирались долго. Наблюдая за друзьями, я уже было подумала, что отъезд отменяется.

– Так, – дала последнее указание Марина, нарисовав при повороте пятками на полу круг, чтобы охватить взглядом всю комнату. – Никому не открывать и в дом посторонних и незнакомых людей не пускать. Ясно?

Я хмыкнула, потому что на языке юлой завертелся очевидный ответ. Но так как с Мариной в этой ситуации шутить не рекомендовалось, я проговорила его про себя: «Ой, можно подумать, что мы покойника силком в дом затащили!»

– Да, – кивнул ей супруг, готовый, как я подозреваю, сейчас во всем ей потакать. – Закроемся и никого не запустим. Обещаем.

На этом долгие проводы закончились, и мы, стоя у калитки, помахали вслед машине, на которой покинули нас друзья и родственники. Я, направляясь к дому, ступила на тропу, ведущую к крыльцу. «Ох, и высплюсь же я сегодня»,– прокатилась волной по телу радость от одной только мысли.

Глава 3

– Что думаешь? – спросила я Алексея, когда мы, усевшись за столом, безмятежно пили чай, прихлюпывая и прихлебывая (это уж кто на что был горазд).

– О чем? – сделал он вид, что не понимает.

– Обо всем, – начала злиться я, отставив кружку с чаем в сторону . – Ты же был там, когда криминалисты работали. Что они обсуждали?

– Да так, ничего особенного: труп, нож и так далее и тому подобное.

– Лёш, не крути. Посетителей ночью было как минимум двое…

– Откуда знаешь? – не дал договорить мне брат, подскочив на месте.

– О господи! Это же элементарно, Ватсон. Чтобы убить одного, нужен второй, – закатила я глаза, давая тем самым понять, насколько это элементарно.

– А-а-а, – добралась истина до разума Алексея. – Ну, да. Ты права.

– Не помню, был ты или уже ушел, когда я рассказывала, как проснулась ночью от голосов на веранде? – откинулась я назад.

– Ты следователю об этом сказала? – сразу напрягся и заерзал на стуле брат.

– Нет, – не стала я скрывать своих намерений.

– Почему? – зрачки его глаз расширились, и мне подумалось, что еще немного, и они (зрачки) выкатятся и шлепнутся прямо на пол. Я даже машинально взглянула вниз, чтобы определиться с местом их падения.

– Я под-у-у-у-мала, – затянула я с ответом, ожидая курьеза с глазами. – Может, мы сами справимся.... разберемся… попробуем.

– С ума сошла, – перешел на крик Алексей, приложившись о стол кулаками. – Какие «сами»? Кто «сами»? Это убийство, понимаешь, у-бийст-во.

«Бу-ра-ти-но», – почему-то прозвучало в моих ушах.

– Чего тогда остался? – обиделась я на брата. – Ехал бы себе домой. В теплую уютную квартиру.

Встав из-за стола, я легла на кровать и, взяв пульт, добавила звук телевизора. Молчание затянулось. Алексей продолжил пить чай. Ирина, не вмешиваясь в спор, обдумывала что-то свое.

– Ну ладно, извини, – успокоившись, проговорил Алексей. – Что там с этими голосами? Расскажи.

– А ты скажешь, что нашли криминалисты? – воспользовалась я приемом шантажа.

– Что знаю, скажу. Но не забывай: я такой же подозреваемый, как и все, и многого при мне не обсуждали.

Я быстро поднялась с кровати, чтобы снова вернуться за стол. Ирина по-прежнему на нас не реагировала, и мне стало любопытно, что она там такое обдумывает. Но, выбирая, с кого начать, я решила, что первым пусть будет брат.

– В общем, так, – придвинулась я к столешнице, сложив на нее руки калачиком. – Я проснулась от одного голоса, громкого. Второго человека, если уж быть до конца честной, я почти не слышала. И вот какой вывод напрашивается. Тот, который говорил громко, судя по всему, не знал, что в доме кто-то есть, а тот, который говорил чуть слышно, знал. Значит, они были не вместе. Не сообща влезли к нам. Иначе бы оба вели себя тихо.

– Точно! – вдруг закричала Ирина, и у меня от неожиданности по спине промчалась как минимум дивизия мурашек, – Точно. Точно, – бушевала она. – Они были по отдельности. Я даже думаю, что второй пришел позже первого. И вот тут они чего-то не поделили, и второй убил первого.

– Почему второй первого, а не наоборот? – задала я вполне резонный вопрос.

– Да какая теперь разница, – понесло Ирину. – Второй первого или первый второго, главное, хоть что-то стало понятно.

И она с надменным взглядом задрала указательный палец, указывая им на потолок. После ее такого жеста у меня сложилось мнение, что именно в этот момент Ирина стала обладательницей всех разгадок тайн Вселенной.

Мы с Алексеем застыли в одинаковых позах, распахнув рты (хорошо, что для мух уже была нелетная погода), а Ирина, словно ее выключили, вновь, не предупредив, ушла в себя. «Странная она, – подумала я, не в силах отвести от нее глаз. – Мы же уже обсуждали это с девчонками. Где она тогда была? Ах да. Она же в это время находилась у следователя», – вспомнила я и выдохнула с облегчением, едва сдержавшись, чтобы не шлепнуть себя по лбу.

– Тьфу, ненормальная, – сплюнул Алексей, расслабившись. – Напугала. Хотя вынужден согласиться, доля истины в этом есть.

– А криминалисты что обнаружили? – отвлекла я его и отвлеклась от Ирины сама.

– Да ничего необычного. Следов борьбы особых не наблюдается. Убивали вроде как здесь, у нас. Еще и эти голоса, которые ты слышала… – брат задумался. – А может, все-таки труп подбросили?

– Исключено, – помотала я головой, отрицая версию Алексея. – Тогда два варианта развития: либо громко разговаривали бы двое, потому что вдвоем несли труп, либо вообще все прошло бы тихо, потому что труп принес один, а разговаривать ему не с кем. Если труп принесли двое, то и говорить они должны были в одной тональности. А один из говоривших явно не стеснялся. Не мог же один из них знать, что в доме находятся люди, а другой нет?

– Но, может, второй глухонемой? Или простывший? Поэтому его голос и звучал приглушенно? – включился в работу мозг брата. – Тут вариаций много.

– Ой, конечно, все может быть, – устало вздохнула я. – Но голосов было два. В этом я уверена и могу поклясться на Библии.

– Так. Давай еще раз. Если бы убитого тащил один, – продолжал размышлять брат, зачем-то загибая пальцы, – тогда зачем ему разговаривать. Так? А если двое, то либо два громких голоса, либо в полном молчании, потому что либо оба знали, что мы в доме, либо оба не знали. Ты же слышала четко только один голос.

– Ты же сам предположил, что один из убийц мог оказаться глухонемым или с больным горлом, – усмехнулась я.

– Блин, совсем ты меня запутала, – ругнулся в отчаянии Алексей.

– Слушай, Лёш, а как они во двор попали? Мы же калитку закрыли, – осенило меня.

– Со стороны леса доски у забора оторваны, и трава сухая примята, как будто сначала какое-то время лежали и наблюдали, а уже после влезли.

– А место наблюдения широкое? Как думаешь, один человек наблюдал или двое?

– М-м-м, – задумался брат. – Дай подумать. Вроде как небольшая площадь, на одного. А что?

– Как что? – оживилась я. – Тогда получается, что если труп тащили двое и не думали, что дом жилой, какой смысл наблюдать и валяться под нашим забором? Сразу бы и занесли. Если же, предположим, они просто караулили нас, ожидая, когда мы уляжемся спать, во-первых, примятая площадка должна быть шире. Во-вторых, опять же, не горлопанить, когда затаскивали труп, потому что знали, что тут есть мы.

– А если убили раньше, бросили под забором и ушли, чтобы вернуться, когда все стихнет? – разродился новой версией Алексей.

– Вернуться только ради того, чтобы подкинуть? Не вижу в этом смысла. Так рисковать? Ради чего? Ну и пусть бы себе труп полеживал у нас под забором, им-то что? Убийцам это только на руку. Обнаружили бы неизвестно когда, есть время скрыться, – пробудилось во мне чувство противоречия (или вредности, это уж как кому угодно).

– Возможно, им все равно, обнаружат труп или нет, – не растерялся брат.

– Это риск. А вдруг кто-нибудь из нас вышел бы? Это же лишний свидетель, – начала я выходить из себя, проявляя недовольство.

– Но убийцы могли и не знать, что в доме люди, – словно не замечая моей нервозности, не сдавал позиций Алексей (не удивлюсь, если тоже из вредности).

– Тогда зачем им вообще наблюдать?

– На всякий случай.

– На какой всякий? Мы так праздновали, что звери в лесу слышали, а убийцы нет?

– Согласен, – смилостивился наконец надо мной брат, сдавшись. – Но труп мог и один притащить. Сам убил, сам доставил.

– Если даже ему нужны были такие сложности, ну предположим, любитель он сложных путей, то места наблюдения либо не должно быть, занес сразу, не ожидая, либо, опять же, шире. Покойника-то тоже куда-то класть надо. Теперь, допустим, как рассуждаю я. Первый зашел один. Для чего, пока непонятно, этот факт временно опустим. Он старался действовать бесшумно. И вот тут у меня два варианта: либо второй лежал и следил за первым, либо он сразу зашел за первым, а под забором находился еще один, сообщник второго. Он ждал или просто был на шухере, как говорят, – выдала я на одном дыхании, боясь упустить мельчайшую деталь своих измышлений.

– Может быть, может быть, – почесал затылок Алексей. – Тогда получается, убитый – это номер первый? Иначе было бы два трупа. Если исходить из последнего твоего варианта. Первый бы по-любому грохнул и сообщника второго или тот его, но трупов все равно было бы два.

– Да. Нелегкое это дело, запутанное, – сдалась и я.

– Ладно. Пойду позвоню Сергею Анатольевичу, доложу про голоса, что ты слышала. Надо мозгу передохнуть, а то совсем запутаемся, кто с кем и на ком лежал, – встал со стула брат.

– А я не одна слышала,– негромко произнесла я, предугадывая бурю.

– Кто еще? – опешил Алексей, застопорившись на полпути.

Я рукой показала в сторону нашей безгласной соседки, снимая с себя половину вины.

– Ирина? – удивился он. – И она ничего не сказала следователю? Да вы, девки, совсем с катушек съехали? Это же наиважнейшая улика для следствия.

– А я ведь слышала, о чем тот тихий голос говорил, – неожиданно выпала из амнезии Ирина и начала собирать в кучу посуду на столе.

Я и Алексей на миг замерли, следя заее руками.

– Ириночка, – ожил первым брат и вновь ласково замурлыкал, поразив меня вторично. – Ириночка, ну поведай нам, что ты слышала?

Алексей вынужден был вернуться на стул, чтобы, как я подозреваю, выразить свой восторг, с обожанием заглядывая подруге в глаза.

– Слышала вот, – как будто издеваясь над нами, изрекла Ирина, абсолютно не ведясь на уловки брата.

– Что? – нетерпеливо вскрикнули я и Алексей одновременно, покинув насиженные места и застыв в позах двух орангутангов, приготовившихся к прыжку.

Меня же в дополнение к этому резко посетило желание ударить Ирину. Прямо со всего размаха и по голове, чтобы ее мыслительный процесс потек в ускоренном темпе.

– Я попить встала, и только-только поднесла кружку ко рту, слышу голоса…

Я и брат, боясь спугнуть рассказчицу и носителя ценной информации, не шевелились. Она же спокойно принялась мыть посуду, налив воду в таз.

– Я ведь утром этого не помнила. Заспала, наверное. А тут вы с Таней, когда говорили про то, что эти двое отдельно друг от друга пришли, меня прям как молнией ударило, как вспышка. И я все вспомнила. Тот, который громко говорил, называл того, кто тихо, как-то, но не по имени.

– Кличка, – догадался Алексей.

– Пожалуй, – кивнула Ирина, немного подумав.

– Какая? – не мог сдержать эмоций брат.

– Не помню, но вроде название какого-то помещения.

– Помещения? – переспросила я на всякий случай и принялась перебирать в уме все варианты.

– Не перебивайте, – грозно и дерзко прицыкнула на нас рассказчица.

Я почувствовала, как заныла затекшая спина. С трудом распрямившись, я рухнула на стул. Алексей же после упрека подруги на стул опустился медленно. На Ирину мы смотрели с обожанием теперь оба.

– Так вот, – продолжила она. – Этот, который громкий, все время говорил с тихим, а тот больше помалкивал. А-а-а, вспомнила! – внезапно, заверещала Ирина. – Гроб, Гробом он его называл!

Мы с Алексеем переглянулись. «Ничего себе помещение», – захотелось мне возмутиться, но я пресекла в себе это желание на корню, потому как Ирина предстала сейчас перед нами в роли очень важного свидетеля, которого не то что пальцем, словом тронуть было нельзя. «Ну Гроб, так Гроб. Какая разница? У каждого свое понятие помещения», – только и успела я подумать.

– Громкий говорил, мол, ты, Гроб, ответишь за все. И за карты в том числе. Не захотел ты, Гроб, все по-хорошему порешать, значит, отдашь все. А Гроб ему в ответ, мол, ты, Бешеный, не кипешуй, все уладим, ты же меня знаешь. А тот ему: знаю, на собственной шкуре испытал. Я тебя за твою подставу живьем закопать должен. И закопаю. Собственными руками удавлю гаденыша.

Ирина стихла. Мы с братом не сводили с нее глаз в надежде, что она продолжит. Но она опять впала в анабиоз, уже в который раз натирая намыленной губкой чайную чашку.

– Дальше-то что? – устала я наблюдать картину «Девочка общается со своими тараканами в голове» и толкнула Ирину под локоть.

– А дальше ты зашевелилась, ну я и прыгнула на свое место. Я видела, как ты села в кровати, и подумала, что сейчас выйдешь и разберешься там с этими бешеными гробами. Но ты так долго соображала, что я уснула.

– Подожди, – вспомнилась мне былая обида. – Если ты меня видела в комнате, почему утром решила, что это я сплю на веранде?

– Да кто тебя знает? Жарко стало, вышла подышать или к ребятам подалась, а потом там и улеглась.

То ли разыгрывая саму невинность, то ли действительно будучи таким человеком, Ирина своей речью произвела на меня неизгладимое впечатление.

– К каким ребятам? – поперхнулась я, представив себе этих «ребят».

– Ну к тем, на веранде. Я же не знала, что они настолько плохие.

– А ничего, что они по кличкам друг к другу обращались? Удавить и закопать грозились?

– Может, это игра какая. Я же их не спрашивала, – пожала она плечами, вытирая насухо посуду полотенцем.