– А как же я узнаю, когда тыкву подставлять?
– Ты почувствуешь, – уверила Иру мама.
Дорога в логово видьмы показалась бесконечной. Ира с опаской переступила порог комнаты – на удивление ясной даже в наступивших сумраках. Лучи заходящего солнца пробивались через дыру в крыше, тускло освещая постель. Жутко воняло тухлятиной и едким потом.
Завидев её, видьма тихо, но твердо приказала:
– Сымай крестик.
Ира кивнула и проделала всё, как велела мама. Приблизившись к кровати, она всмотрелась в сморщенное неприятное лицо. Видьма взглядом указала на табурет, блеклые, почти белые глаза остановились на сумке в руках Ириши.
– Чего это у тэбэ? – её голос дрожал и хрипел, прерываясь кашлем.
– Хлеб. Я из магазина шла, – она с опасением опустилась на шаткий табурет.
Видьма жутко ухмыльнулась, тяжело вздохнула и принялась сказывать о своей жизни. До глубокой ночи она заговаривала Иришу, нагоняя сон нудным шепотом. В полночь старуха прикрыла глаза и настойчиво приказала:
– Наклонись ко мне, я тоби кое-что скажу.
Ира, словно во сне, приблизилась к лицу видьмы и вдруг вспомнила о наставлении мамы. Незаметно достала из сумки тыкву и поднесла к потрескавшимся губам колдуньи. Старуха глубоко вдохнула, струя смрадного воздуха с присвистом вырвалась из её глотки. Сразу после этого её тело опало, словно сдулось, кожа посерела, обтянув голову, аки труп натуральный, руки повисли плетьми. Ледяной вихрь пронесся по комнате и, сделав круг над мёртвым телом, нехотя всосался в горлышко тыквы.
Ира плотно закрыла крышку и выбежала из дома, сжимая жуткую ношу в вытянутых руках. На крыльце она столкнулась с мамой. Та взяла тыкву, с трудом удерживая на весу. То, что было внутри, шевелилось, стучалось в стенки, как что-то живое и явно лютое.
– Дальше я сама управлюсь. Поди в дом.
Утром Ира узнала, что тыкву зарыли где-то во дворе, и забыла о ней, как о дурном сне.