– Это значит я крайним оказался? – возмутился медведь, – Я просил квартиру внизу? Просил. Кто меня уговаривал: «Мишенька, наверху спится лучше, воздух чище, над головой никто не ходит, не топает»? Я хотел пристрой сделать, а вы земли пожалели. Кто кричал, что дешевле вверх расширяться, что налог за землю вырос?
– Так ведь и вправду вырос, – пискнул зайчик, выглянув на секундочку из-за дерева.
– Мы как лучше хотели, чтобы всем удобно было, – начала оправдываться лягушка. – Мы же для тебя старались, вон ты какой у нас крупненький, тебе и помещение под стать нужно. Для того тебе весь второй этаж и предложили. А у нас на первом не развернуться – потолки низкие, квартирки крохотные, тёмные.
– Всем удобно? Уверены? – рассвирепел медведь, – Одной первый этаж нужен, чтобы выход к воде был, второй – квартиру с погребом и чёрным ходом подавай, третий – по причине косоглазия, боится мимо ступеньки прыгнуть, четвёртому – наверху луна в глаза светит, от этого выть хочется. Это мне с вами уже выть хочется. Всё, надоели, уйду я от вас. Найду себе берлогу какую-нибудь и как звать вас забуду.
Махнул лапой медведь, ушёл на край полянки и уселся там, повернувшись ко всем спиной. Сидит, думы невесёлые думает. Да тяжелы те думы оказались, придавили они медведя к земле так, что даже лечь пришлось. А тут ещё темнеть начало, вечер незаметно подкрался и уснул медведь, сам не понял как.
Проснулся – утро уже. Солнышко в глаза светит, птички поют, с озера прохладой тянет, а ему и не холодно. С одного бока его волк греет, прижался, клубком свернулся, с другого – лиса. В ногах зайчик посапывает, посвистывает, только ушки дрожат. На груди мышь пристроилась, в шерсть зарылась, а в ухе лягушка прикорнула. И так хорошо медведю стало от тепла этого, как в далёком детстве у мамы под боком, что лежал он и пошевелиться боялся, чтоб воспоминания не спугнуть. Зевнул медведь во всю пасть, а тут, как на беду, дятел клюв поточить решил. Звонкой дрелью в дерево вгрызся, и полетела крошка древесная прямёхонько медведю в глотку.
– Тьфу ты, пропасть, – закашлялся, заплевался медведь, – Чтоб тебя разорвало, отбойник пернатый. Весь мозг себе уже выдолбил, теперь за нас взялся. Такой мелкий, а такой шумный. Выспался, блин.
От хорошего настроения не осталось и следа, вспомнились вчерашние неприятности и день потускнел, а соседи начали раздражать ещё больше.
– Подъём! – взревел медведь, стряхивая с себя зайца, лису, волка и мышь. Лягушка плотно застряла в ухе и не хотела покидать тёплое местечко. – Вот ведь, ведьма пупырчатая, – выругался медведь, подцепив её когтем, – Объявляю общее собрание бывших собственников жилья. Что делать-то будем?
– Считаю, что перво-наперво завалы надобно разобрать, – сказал волк, – Чтобы прикинуть, значиться, что у нас уцелело.
Все остальные хмуро молчали.
– Принято единогласно, – подытожил медведь, – Вперёд, на баррикады!
Брёвна были тяжёлыми, но медведь справлялся, волк и лиса отдирали доски, мышь и лягушка вытаскивали гвозди. Гвозди поддавались плохо, доски занозились, брёвна всё чаще норовили выпрыгнуть из подуставших медвежьих лап, будто чувствовали желание медведя кого-нибудь прибить и были с ним солидарны. Завалы разбирались медленно, вызывая у работников множество красочных эпитетов. Но всё рано или поздно заканчивается, даже самое плохое и неприятное не может длиться вечно, а избушка была не такая уж и большая. Так что, вскоре, лиса своим когда-то пушистым хвостом, смела последние щепки с полянки и, обессиленно упав в траву, простонала:
– Всё! Сил моих больше нет.