Чёрная вдова

Предисловие

Если кто-нибудь из вас, дорогие читатели, обнаружит в книге персонажи, показавшиеся поразительно схожими с ныне здравствующими или уже ушедшими из жизни личностями, не удивляйтесь – эти персонажи, как жертвы, так и преступники, списаны с конкретных людей, имена которых, а также отдельные эпизоды их жизни, изменены. Это сделано потому, что родным и близким первых было бы больно читать о зеркальном отображении событий и вновь переживать весь ужас минувших дней. Что касается вторых, то их чувства и переживания, даже если они по прошествии времени – с момента совершения преступления – и претерпели эволюцию, то есть появилось раскаяние и жалость к жертвам, меня особо не волнуют. Не потому, что во мне нет сострадания к их нынешнему положению (некоторые из преступников, ставших прототипами персонажей данной книги, осуждены на длительные сроки лишения свободы), просто я исхожу из предпосылки, что каждый сам выбирает свой жизненный путь. Один созидает, другой разрушает.

И если имена созидающих обычно достойны быть названными, то убийц и насильников – разве только в приговорах суда, чтобы у них потом не было основания сказать: «Я – герой книги». Ведь не секрет, что многие из осужденных, замешанные в особо кровавых деяниях, – серийные убийцы, лидеры преступных группировок, наемные киллеры – люди в высшей мере тщеславные, мечтающие о поклонении и известности, желающие внушать страх и воображающие себя кто крестными отцами мафии, кто властителями и вершителями судеб. Им, как правило, глубоко безразличен суд человеческий – не в юридическом, а в общепринятом понимании этого слова. Но зато не чужды самодовольство и гордость, если их страшные деяния удостоились пера журналиста или писателя.

Глава 1

Резкий звонок настольного телефона вырвал Эдварда из тягучего, беспокойного забытья, не давшего ни малейшего отдыха мозгу, уставшему от неприятных, навязчивых мыслей по поводу предстоящего дела. В башке звенело и трещало от выпитого накануне. Стоило резко оторваться от подушки, как накатывала волна легкой тошноты, вызванная резкой головной болью. Скорее механически, чем осознанно, он протянул руку к трубке.

– Да… слушаю…

Глубокий грудной голос спокойно произнес:

– Давай, просыпайся. Время не ждет. Он звонил, сказал, что будет в Лондоне завтра утром. Вылет из Таллина через Ригу на Хитроу. Действуй по плану. И не вздумай финтить! Да, и еще… не засветитесь. Это скорее в твоих, чем в моих, интересах… Кстати, вернешься, я тебе новости сообщу. Сногсшибательные…

Прежде чем Эдвард осознал услышанное, в трубке запикало, означая конец связи.

– Черт побери! Тварь! Чтоб тебя…

Он грязно выругался. Интересно, почему она не звонит на мобильный телефон? Откуда она взяла номер настольного телефона его тетки? Неужели Эдик сам дал? Думать дальше не хотелось. Он развернулся назад, открыл было рот, чтобы разбудить Ивику, спавшую рядом, и с удивлением обнаружил, что ее, любившую понежиться в постели до полудня, не оказалось на месте, хотя часы показывали лишь половину восьмого утра. С кухни послышался легкий шум льющейся воды и хлопок дверцы холодильника. Сунув ноги в шлепанцы, купленные накануне в находившемся поблизости супермаркете, он встал с постели и потянулся.

Ивика, слегка растрепанная после сна, в полупрозрачном, цвета старой розы пеньюаре, лишь слегка прикрывавшем ее длинные стройные ноги и округлые ягодицы, стояла спиной к нему, собираясь засыпать кофе в кофеварку. Механически скользнув взглядом по ее фигуре, Эдвард почувстовал непреодолимое желание заняться с ней сексом прямо здесь, на маленьком кухонном столе тесной теткиной кухоньки. В два шага он стремительно преодолел разделяющее их расстояние и обхватил девушку сзади за плечи. Она тихо ойкнула и попыталась повернуться к нему лицом. Эдвард одной рукой прижал ее к себе чуть сильнее, а второй, резко откинув руками ее роскошные длинные волосы, пригнул лицом к столу и поцеловал в нежный изгиб шеи. Его пальцы скользнули в глубокий вырез пеньюара и обхватили упругую грудь. Ивика не противилась и, уступая его желанию, изящно изогнулась над столом.

Когда все было кончено, Эдвард, опустошенный утренним сексом, отправился в душ. Колючие струи воды не доставляли, как обычно, удовольствия. Причиной тому был утренний звонок. Если до этого все происходящее воспринималось словно сквозь призму чужих чувств и казалось несколько нереальным – словно происходило с кем-то очень хорошо знакомым, в чьи мысли он мог залезть, прочесть их, проанализировать, разложить по полочкам и даже дать дельный совет, – то теперь окончательно понял, что этот «кто-то» – он сам. И именно ему, а не кому-то эфемерному, живущему в его подсознании и пытающемуся отодвинуться от происходящего, предстоит сделать то, что разработано другим человеком, совершенно чуждым ему как по образу жизни, так и по отношению к ней. Человеком, схватившим его за глотку железной хваткой, не желающему считаться с его, Эдварда, чувствами и точкой зрения.

Утренний звонок как бы провел черту между прошлым и будущим. А настоящего не существовало. Нет, оно, конечно, было. Секунды, минуты, часы продолжали свой спешный бег. Было бы лучше, если бы эти секунды, минуты и часы из настоящего испарились, исчезли, канули в бездну, из которой нет возврата. Или, на худой случай, во что бы то ни стало постарались вместиться в узкий промежуток времени, причем так, чтобы этот промежуток сократился в его сознании до понятия «мгновение». Иначе можно сойти с ума.

Эдвард, налив себе вторую чашку крепкого кофе, мимолетно взглянул на Ивику. Господи, ведь она даже не предполагает, во что она может быть втянута, хотя он приложит все силы, чтобы любимая женщина осталась в стороне от предстоящих событий. А может, и ему отказаться от намеченного? Позвонить этой мерзкой твари, втянувшей его, Эдика, в этот кошмар, и заявить: так, мол, и так, выхожу из дела. И будь что будет! В конце концов, мир велик. Он сможет достать другие документы. В Эстонии – Эдвард знал это наверняка – оставаться опасно. Не дай бог, он попадется на глаза бывшим приятелям! Тогда живым не уйти.

Но главное – Ивика. Его чувства к ней из категории увлечения в последнее время перешли в глубокое, как ему казалось, чувство. Появилась даже мысль жениться на ней. Тем более что Ивика пару недель назад сообщила ему о беременности. Какая задержка, поинтересовался он. И узнал, что почти шесть недель. Значит, Ивика «залетела» буквально в первую их ночь. Эта новость выбила его из колеи, потому что в ближайшее время он не планировал стать отцом.

…Сознание, вернее даже не сознание, а ощущения – зверского, пронизывающего все тело холода и тягучей, непонятно откуда поднимающейся волны боли сквозь пелену красного тумана, – медленно возвращались к лежащему на снегу парню. Он застонал и попытался повернуть голову на звуки голоса, которые с каждым мгновением становились все яснее. В мозгу возникли смутные осколки воспоминаний: он с друзьями в машине, потом друг попросил его выйти на пару минут, перекурить и кое о чем поговорить наедине. Автомобиль остановился на лесной дороге, они вышли. А дальше – темнота, мысль оборвалась. Осталась только боль, и он опять застонал…

Голос показался ему знакомым, но снова напрягать мысль для него было неимоверно трудно, потому что с каждым мгновением боль становилась все сильнее, особенно в виске. Чтобы как-то ослабить ее, парень чисто инстинктивно попытался повернуть голову набок и громко вскрикнул. Сознание оборвалось, обрушив его в мягкую черную пучину небытия. Начались судороги, и через минуту его душа покинула тело, но тем двум молодым людям, которые находились рядом, об этом было неведомо. Один из них, высокий, накачанный, с короткой стрижкой, одетый в тонкую темную спортивную куртку, сильно нервничал:

– Черт, он стонет!.. Напортачил я, пуля через висок вышла, по кривой. Он голову повернул не вовремя, вот и получилось не так… Нужно что-то делать, и побыстрее! Тащи бензин…

– Сам тащи, я на это не подписывался…

Высокий достал пистолет, быстро навинтил на него глушитель, перевернул лежавшего на снегу мужчину на спину, сделал контрольный выстрел в сердце и со злостью сказал:

– Слушай, кончай тут корчить из себя: подписывался – не подписывался… Знаешь не хуже меня, что мы в одной телеге… И хочешь, да не спрыгнешь. Эта тварь все под контролем держит. В случае облома нам несдобровать: и в Америке достанет, и здесь вломит. Одно осталось – ее саму грохнуть. Короче, тащи бензин, и побыстрее, а я тут еще раз карманы осмотрю.

Высокий лихорадочно прошелся по всем карманам: вроде ничего такого, что помогло бы следствию опознать труп, не осталось. Часы, бумажник, в котором было окоро пары сотен долларов и билет на самолет до Лондона, маленькая записная книжка в кожаном переплете с видом старого Таллина, мобильный телефон, навороченный «паркер» (явно подарок любимой жены) – все перекочевало в карман куртки того, кто осматривал убитого, уже не сомневаясь, что тот уже мертв.

Второй, чуть пониже, в светлой зимней куртке с опушкой по капюшону, внешне был более спокоен и сосредоточен. Но это только внешне. Он старался держать себя в руках, хотя на душе было муторно. Голова кружилась, в горле стоял тугой комок, мешавший нормально дышать.

Для его подельника лежавший на снегу был всего лишь приятелем, с которым он познакомился несколько лет назад, а для него убитый был самым близким другом. Убить друга, которого он знал с детсадовского возраста, – это слишком! Во всем виновата эта страшная баба. Она держит их на очень крепком крючке. Вопрос стоял ребром: либо им не жить, либо избавиться от парня, который лежал сейчас перед ними неподвижно. Ненависть к женщине, заставившей их убить человека, и чувство омерзения к себе захлестнули мужчину в светлой куртке настолько сильно, что он буквально вырвал канистру с бензином из рук своего долговязого подельника:

– Что телепаешься?! Давай веревку.

Тот косо, со злостью, взглянул на мужчину в светлой куртке и дернул плечом, явно показывая, что он и без напарника справится с веревкой. Высокий быстро обрызгал веревку из канистры, стараясь не попасть бензином на себя или на своего напарника. Потом снял перчатки, сунул их в карман, быстро подошел к неподвижно лежащему телу и, нащупав на шее сонную артерию, буркнул себе под нос: «Все. Умер…»

Затем высокий протянул несколько метров веревки от трупа по направлению к обочине проселочной дороги, снова взялся за ручку канистры и, стараясь не расплескать себе на обувь бензин, облил им расплатанного на снегу мужчину. Его подельник в это время стоял метрах в десяти и, не моргая, наблюдал за происходящим. Закончив с бензином, высокий отошел к тому месту, где змеился конец веревки, и достал зажигалку.

Руки у него дрожали, бешено колотилось сердце. В голове четко работала только одна мысль: быстрей… быстрей, надо сматываться! Веревка занялась сразу, синий язычок пламени пополз к распростертому недалеко от молодых елочек телу, но почему-то почти сразу потух. Убийца снова нагнулся над веревкой и замер, услышав звук тормозящей машины и голоса людей. Не сговариваясь, убийцы быстро сели в машину и прислушались. Минут через пять автомобиль, затормозивший у обочины дороги, тронулся с места. Только они собрались выйти из своей машины, как со стороны шоссе снова послышались звуки проезжавших автомобилей. Высокий напрягся: «Мы опоздаем на рейс. Пусть лежит так… Снег заметет наши следы. Да и огонь может привлечь внимание проезжающих… Что скажешь?» Второй лишь молча кивнул в знак согласия. Высокий быстро скрутил веревку, сунул ее в тонкий полиэтиленовый пакетик для продуктов и кинул в багажник. Мужчина в светлой куртке сел за руль и торопливо тронул машину задним ходом, стараясь не выскочить из колеи…

Глава 2

Казалось, что тихая и глубокая зимняя ночь опустила на грешную землю вуаль покоя и умиротворения. Снег на обочине шоссе сверкал от света фар, словно дорогое, усыпанное мелкой бриллиантовой крошкой, покрывало из лебяжьего пуха. Бледно-желтая, слегка обглоданная с одного края крупная луна, изредка омрачаемая быстро наплывающими на нее облаками, с удивлением взирала с небес на управлявшего автомобилем Аллана Риста, сотрудника регионального отделения Центральной криминальной полиции, именуемой в народе ЦеКриПо. Почему он не в теплой постели под боком у тихо посапывающей жены? Что ему надо в такое время, когда только волки рыщут в лесу? Как объяснить глупой луне, что он сегодня на дежурстве и, даже если у него от простуды дерет горло и ломит кости, обязан ехать на вызов. Аллан, конечно, мог бы прибыть на место происшествия вместе со следственной бригадой, вызванной из префектуры полиции, но весь вечер с начала дежурства чувствовал себя настолько отвратительно, что решил отложить документы, с которыми работал, и на пять минут отлучиться домой за аспирином и медом, чтобы в течение ночи хоть как-то сбить простуду. Не успел он добраться до дома, как сообщение: выезд на труп. Рист был уверен, что коллеги из префектуры помогут в раскрытии преступления, но основная тяжесть ляжет на ЦеКриПо, работающую независимо от «обычной» полиции. Пришлось добираться до места происшествия на своем личном автомобиле.

Аллан остановил машину у поворота, там, где старая заброшенная грунтовая дорога, расположенная недалеко от Йыхви и сочленяющаяся с шоссе Нарва – Таллин, уходила в сторону закрытой мусорной свалки. Следственная бригада была уже на месте. Судмедэксперт Марат Заржанов, невысокий, очень серьезный мужчина, снял резиновые перчатки и, бросив их в сторону, в раздумье запустил руку в свою густую седоватую шевелюру. Потом достал сигарету и обернулся к другим в поисках огонька.

– Что скажет светило медицины? – поинтересовался Аллан, чиркнув зажигалкой.

– Смерть наступила в результате огнестрельного ранения, – ответил после глубокой затяжки судмедэксперт. – Остальное потом, после экспертизы…

Труп молодого человека – внешне не старше двадцати пяти – тридцати лет, высокого, светловолосого, одетого в дорогую фирменную куртку, черные, практически новые джинсы и осенние, не по сезону, но тоже недешевые, известной английской фирмы, туфли, – с пулевыми ранениями в область правого виска и сердца был обнаружен совершенно случайно. Юной паре – девушке и ее спутнику, которым было от силы лет по восемнадцать, – приспичило уединиться, вероятно для того, чтобы заняться любовью. Они не нашли ничего лучшего, как среди ночи свернуть подальше от достаточно оживленной трассы. По словам парня, он вышел из автомобиля, чтобы глотнуть немного свежего воздуха, и сразу заметил слева, за небольшой пушистой елкой, силуэт лежащего на снегу человека.

– Я подумал сначала, что бомж нажрался и уснул… Говорят, что они до сих пор обитают на старой свалке… – Парнишка явно был слегка пьян и очень растерян, но пытался изо всех сил говорить связно. – Ну… я взял фонарик из машины и подошел… чтобы пнуть его… ну, это… разбудить. И тут вижу, что это и не бомж вовсе, а мертвяк. И кровь на снегу…

Другой сотрудник ЦеКриПо – комиссар Виктор Белых, между своими Вик Саныч, высокий сухопарый мужчина, зябко кутавшийся в парку, чертыхался на чем свет стоит.

– Как мое дежурство, так очередной сюрприз… То висельник из политиков, то нож в брюхо известному бизнесмену, а теперь еще и огнестрел! Прямо проклятие какое-то… Но там-то хотя ясно, кто кого, а здесь без бутылки не разобраться.

Вик Саныч был явно не в духе:

– Не знаю, зачем нас вызвали, мне кажется, ребята из «убойного» отдела префектуры полиции прекрасно справились бы с задачей. Смотри, – обернулся он к подошедшему Аллану, – здорово смахивает на убийство с целью ограбления: в карманах куртки ничего – ни денег, ни документов. Но! В потайном кармане куртки лежат свернутые в трубочку ровно сто пятьдесят долларов, две купюры – сотка и полтинник. Вот и объясни мне: если это ограбление, зачем ехать в такую даль, зачем вообще убивать? Стукнул по башке, и лезь в карманы! Значит, не ограбление, а инсценировка… Эй, поверни-ка фары немного влево, гильзы надо поискать! – крикнул он водителю. – М-да, похоже, придется еще раз выезжать на место, в такой темноте ни хрена не найти… Глянь-ка, кольцо не сняли на левом безымянном пальце, серебряное… Похоже на школьное, которое на выпускном вечере в некоторых эстонских гимназиях вручают вместе с аттестатом. Ну хоть какая-то зацепка… Все, я уезжаю, пусть баллисты работают. Зайдешь ко мне утром. Похоже, Аллан, нам придется распутывать это дельце, потому что на бытовуху не похоже.

…Около полудня судмедэксперт позвонил Аллану:

– Загляни ко мне, результаты вскрытия возьмешь…

По данным Заржанова, обе раны, имеющиеся на трупе, были смертельными. Один из выстрелов являлся, вероятно, контрольным. Признаков борьбы, свидетельствующих о сопротивлении жертвы убийце или убийцам, обнаружено не было.

– Так… – многозначительно протянул судмедэксперт, потом аккуратно достал из пачки сигарету и закурил. – Ты будешь? – предложил он Аллану и, услышав отказ, лишь пожал плечами. – Погибший был застрелен хорошо знакомым ему человеком. С момента смерти прошло не более двух часов. Ах, да… Баллисты сказали, что стреляли с близкого расстояния – не далее метра, выходные отверстия разворочены, калибр оружия 7,62 миллиметра. Вероятнее всего, был задействован пистолет ТТ. Труп пытались сжечь, облили бензином, но по какой-то причине не сожгли. Передумали или что-то помешало осуществить этот план. Инсценировали ограбление, однако это была неумелая инсценировка, не более того. Все остальное – в этой бумажке. – Он слегка подтолкнул двумя пальцами результаты вскрытия к краю стола.

Виктор Белых, которому Аллан передал результаты вскрытия, дополнил картину убийства:

– Приехали, конечно, на машине. Но с позапрошлой ночи почти до полудня сегодняшнего дня валил снег, так что рисунок протекторов уже не определить, да и те, звонившие, затоптали порядком все вокруг… Парня убили здесь же, в лесу, похоже, как только вышли из машины. От шоссе съехали на проселочную дорогу метров на сто, не более, до первого поворота в лес, прямо за свалкой. В лесок углубились максимум метров на десять. Может, и хотели бы проехать дальше, но снег довольно глубокий, хотя, судя по всему, дорогу недавно чистили грейдером. Побоялись застрять в снегу. От места убийства тело парня тащили под елку почти пять метров. Почему скинули труп так близко, непонятно. Или что-то их спугнуло, или торопились. А может, рассчитывали, что место безлюдное, раньше весны вряд ли кто появится здесь… – И, помолчав, задумчиво произнес: – Значит, так… В полицию пока с заявлением о пропаже человека никто не обращался. Придется публиковать фотографию в прессе. Кто-нибудь да откликнется. Есть у нас еще одна зацепка – перстень. На нем выгравированы год и название гимназии, похоже таллинской. Надо, Аллан, собрать информацию: что за гимназия, кто заказывал на память кольца, имена выпускников, где они сейчас. В общем, работы уйма. Давай, действуй.

Через три дня все необходимые для выяснения личности убитого сведения были собраны. Им оказался двадцатишестилетний Томас Кирс, покинувший Эстонию в поисках лучшей жизни почти три года назад и проживавший последние полтора года в Америке. По фотографии в газете его опознали знакомые и родные. В тот вечер, когда было совершено убийство, погибший собирался, по словам его бабушки из Нарвы, улетать в Калифорнию, к свой жене Джейн.

– Он погостил-то всего два денька, и все говорил, что жена ждет, скучает… – Она вытерла нахлынушие слезы и всхлипнула. – Любили они друг друга очень…

…Похороны состоялись в Таллине. Сначала Томаса Кирса отпевали в церкви, потом процессия отправилась на кладбище. Вдова убитого – Джейн Кирс – выделялась из остальной толпы родственников и знакомых погибшего. Она была в великолепной шубе из голубой норки, в белых сапожках, на руках красовались ослепительно-белые лайковые перчатки. Признаком скорби была только черная кружевная шаль, свободно накинутая на стянутые сзади в конский хвост светлые волосы. Виктор немного удивился, заметив помаду на губах и тщательно подкрашенные глаза, но про себя решил, что это ни о чем не свидетельствует, вероятно Джейн привыкла выглядеть хорошо при любых обстоятельствах. Она вообще создавала впечатление выдержанной, владеющей эмоциями женщины. Если мать, бабушка и сестра Томаса Кирса рыдали, то вдова стояла со скорбным выражением лица и, лишь когда гроб стали опускать в могилу, она не выдержала, бессильно опустилась на колени, и по ее лицу безудержно потекли слезы.

На кладбище Виктор Белых и Аллан Рист устроились поодаль от родных и близких. Виктор молча наблюдал за происходящим, Аллан вел видеосъемку. Снимать похороны на видеокамеру – удовольствие малоприятное, но что поделать – работа. Джейн, жену убитого, Аллан видел до похорон на фотографиях, которые показала мать Томаса Кирса, считавшая брак сына удачным. На цветных снимках Джейн выглядела эффектно: тонкий, удлиненный, почти правильной формы нос, крупные зеленоватые глаза, выразительные губы и золотистые, полудлинные, ниспадающие на плечи красивыми локонами волосы. Бывают такие женщины – ухоженные, холеные – без возраста. Именно к таким относилась и Джейн: ей было явно не двадцать лет, и даже не двадцать пять, но сколько точно, по фотографии было не определить. Аллан не стал об этом спрашивать мать Томаса, решив не гадать, а посмотреть позже по документам.

Никого постороннего среди пришедших проводить убитого в последний путь Виктор с Алланом ни в церкви, ни на кладбище не заметили, так что последняя надежда связать гибель Томаса Кирса с тем или с теми, в чьей машине он ехал незадолго до смерти и кто убил его, умышленно инсценировав ограбление, не оправдалась.

Когда родственники и знакомые стали покидать кладбище, Виктор Белых догнал Джейн.

– Извините, пожалуйста… – Он назвал себя и продолжил: – Мне сказали, что вы говорите по-русски. Примите мои соболезнования и скажите, когда мы могли бы с вами поговорить.

Она резко повернула голову и несколько мгновений в упор, не мигая, рассматривала его. Затем ответила чуть хриплым голосом:

– Прямо сейчас, если желаете.

– Думаю, здесь не получится. Понимаете, некоторые формальности… Протокол допроса и

прочее. Словом, надо проехать к нам в ЦеКриПо или встретиться в другом, удобном для допроса месте.

– Тогда вечером, потому что сейчас поминки…

Ровно в семь часов вечера Виктор, несмотря на то, что его рабочий день давно закончился, подъехал к условленному месту – отелю «Виру» в центре Таллина. Открывая Джейн дверцу машины, он обратил внимание на то, что она изменила прическу и наложила на лицо другую, соответствующую вечернему времени косметику. Это поразило его. Надо бы, решил Виктор, дать Аллану задание не только собрать о Джейн всю информацию, но и установить за женщиной наружное наблюдение до тех пор, пока она не покинет Эстонию.

Что его подтолкнуло к этому решению, он сказать не мог. Никаких подозрений лично в отношении Джейн быть не могло, во время убийства она находилась в Америке, однако она могла быть связана с убийством косвенно или напрямую. Многое в ее поведении казалось Виктору странным. Может быть, было непривычным то спокойствие, с которым она хоронила мужа. Или изысканность ее траурного одеяния и макияжа…

Виктор Белых предупредил Джейн, что она будет допрошена в качестве свидетеля и весь допрос будет записан на диктофон. Женщина лишь равнодушно пожала плечами. Ее ответы ничего не прояснили. Джейн сообщила о том, что Виктору уже было известно: они с Томасом познакомились, когда он работал таксистом в Чикаго. Через полгода, чувствуя, что не могут жить друг без друга, официально оформили отношения. Брак, по словам Джейн, был счастливый, хотя, судя по документам, разница в возрасте между ними составляла пятнадцать лет, но внешне это не бросалось в глаза. Говоря о своих отношениях с погибшим, женщина сделала паузу и, вытащив из элегантной сумочки носовой платок, приложила его к глазам.

– Извините, до сих пор не могу поверить, что Томаса нет в живых. Вы, наверное, думаете, глядя на меня, что я – бездушный сухарь, потому что не рыдала на кладбище, как другие. Одному Богу известно, сколько таблеток я выпила, чтобы держать себя в руках. – От внимания Джейн не укрылся мимолетный взгляд Виктора на шубу, лежащую на стуле рядом: – Не считайте, что я специально вырядилась на похороны так, чтобы продемонстрировать свою шубу… Вовсе нет. Я очень далека от всякого рода показухи. Просто шубу подарил мне Томас. Я ему так нравилась в ней… Он говорил, что в этой шубе я похожа на снежную королеву из сказки Андерсена… Он настоял и на том, чтобы я купила к шубе белые перчатки и сапожки…

Женщина всхлипнула и вновь приложила платочек к глазам.

– Томас очень хотел повидать родных, тем более что в последний раз, когда он звонил домой, мать сказала ему, что бабушка сильно сдала, постоянно болеет. Поэтому он и приехал на несколько дней в Эстонию. Восемнадцатого декабря он позвонил мне и сказал, что через два дня вылетает вечерним рейсом в Лондон, где мы договорились провести с ним рождественские каникулы.

Однако в условленный день Томас Кирс не прибыл в Лондон, и обеспокоенная Джейн позвонила его матери Рийне в Таллин. Та сказала, что два дня перед отъездом сын провел у бабушки в Нарве и обещал заехать попрощаться только в том случае, если позволит время. Но не заехал… Бабушка, после того, как Томас уехал, звонила дочери, чтобы сообщить, что внук уже отправился в аэропорт. По прибытии туда он должен был связаться с бабушкой, но, видимо, не смог. Мало ли что случилось, может, закрутился с оформлением документов… Старушка не стала нервничать, потому что, зная характер внука, твердо была уверена: как только он сможет – не забудет про свое обещание позвонить.

От матери убитого Виктор узнал, что Джейн действительно звонила в Таллин, спрашивала, когда вылетел Томас. Но ни мать, ни бабушка не знали точного времени вылета и номера рейса, которым Томас должен был покинуть Эстонию. После разговора с невесткой обуреваемая беспокойством мать позвонила в аэропорт и после долгих выяснений на разных инстанциях узнала, что Томас Кирс должен был вылететь в половине десятого вечера, но регистрацию пассажир с таким именем не проходил. Женщина, не откладывая в долгий ящик, отправилась в полицию, но там отказались принимать заявление об объявлении сына в розыск на том основании, что прошло слишком мало времени. Мало ли, объяснил расстроенной женщине дежурный констебль, где мог загулять молодой человек. Может быть, зашел в ресторан и выпил лишнего или с кем-то познакомился, вот и опоздал на рейс. А звонить, улыбнулся полицейский, сами знаете – вроде неудобно… Как скажешь матери, что напился или еще что, дело-то молодое… Ей посоветовали прийти через пару дней.

Но через два дня мать Томаса Кирса явилась в полицию уже по другому поводу: приятельница принесла ей газету, в которой она увидела фото убитого на лесной дороге молодого человека. В нем она сразу опознала пропавшего сына…

Наружное наблюдение, установленное за вдовой Томаса Кирса, не только ничего не прояснило, но, напротив, еще больше усложнило и без того запутанное дело. Наутро после похорон женщина спустилась в бар отеля, выпила кофе и вызвала такси. Аллан, зная от Виктора, что сегодня вечером вдова улетает обратно, решил, что она собирается попрощаться с родными – матерью и сестрой мужа. Но он глубоко заблуждался: Джейн отправилась по магазинам. Она побывала почти во всех дорогих бутиках – вероятно, маршрут ей подсказывал таксист, – накупила ворох вещей, упакованных в коробки и пакеты, и вернулась в отель. Внизу она позвонила кому-то из телефона-автомата и поднялась к себе в номер, который не покидала вплоть до отбытия в аэропорт.

Пока Джейн отдыхала в своем люксовом номере, Аллан позвонил Виктору Белых и попросил выяснить, кому звонила вдова. Оказалось – матери Томаса. Мобильный телефон Джейн был отключен, и Белых позвонил Рийне. Он не стал говорить женщине, что уже знает, в каком отеле остановилась ее невестка, и спросил лишь: есть ли у Джейн другой номер мобильного телефона и нельзя ли в течение часа встретиться с Джейн? Убитая горем Рийна ответила:

– Другого мобильника у нее нет. Джейн остановилась в «Виру», в каком номере, я не знаю. Думаю, там есть настольный, звоните на него. Насчет встречи с ней – сомневаюсь. Нам – мне и ей – сейчас не до вопросов. Скажите, Джейн сообщила вам, что отменила свою поездку в Лондон и собирается домой, в Америку? Она сегодня улетает в Калифорнию… Мы должны были с ней встретиться – Джейн обещала приехать к нам сама, чтобы попрощаться, но недавно она позвонила и сообщила, что чувствует себя так плохо, что целый день не выходила из номера. Даже завтракать не стала. Сказала, что нет необходимости провожать ее, и обещала приехать на сорок дней. Мне так жалко Джейн…

Виктор ничего не сказал Рийне о том, как невестка провела день. Зачем лишний раз расстраивать убитую горем женщину?