Как мы меняем мир. История развития человеческого разума через творчество, воображение, содружество и обмен идеями

Но затем развитие резко ускорилось. Когда человечество попыталось за очень короткое время наверстать упущенное и использовать то, чем оно пренебрегало веками, около 40 000 лет назад, передовые технологии внезапно возобладали. Тонкие, удобные в обращении каменные ножи и кинжалы теперь появлялись повсюду.

Костяные наконечники и крошечные кремневые острия превращали копья в высокоточное оружие. В обиход вошли лук и стрела. Из костей и рогов люди научились делать рыболовные крючки и гарпуны, обеспечив себя новыми источниками пищи; были изобретены сети и грузило. Первые швейные иглы, вырезанные из кости, упростили пошив одежды. Слоновая кость также стала широко использоваться. В находках все чаще появляются украшения.

Когда Европа переживала свой последний ледниковый период (температура летом на сегодняшнем юге Германии была чуть выше нуля, а северную Германию покрывали ледники), взорвался фейерверк художественного творчества. Люди начали сочинять музыку и создавать скульптуры.

Самые ранние свидетельства того, как люди выражали себя через музыку и изобразительное искусство, найдены в Швабском Альбе, где археологи в 2008 году сделали два впечатляющих открытия. В двух карстовых пещерах они обнаружили самые старые известные музыкальные инструменты человечества: несколько флейт, сделанных почти 40 000 лет назад из костей сипа и бивня мамонта^[42].

В одной из пещер, Холе-Фельс, была найдена фигура, вырезанная из слоновой кости. Скульптура размером с большой палец изображает туловище женщины с полным животом и крупной грудью; вырезанная одновременно с флейтами, она является первым известным изображением человеческого тела.

Чуть позже художники создали колоссальные картины в пещере Шове на юге Франции, точно воспроизводящие более 300 животных. Целые стада оленей, бизонов, зубров и хищных кошек нарисованы с мастерством, как будто создатели тренировались много лет. Тень и свет играют на мускулах львов, украшающих каменную стену. Носороги, кажется, дерутся друг с другом, злобно сцепив рога; табуны лошадей в перспективе скачут мимо зрителя к выходу.

Впечатляющие картины, скульптуры и флейты, новые точные инструменты свидетельствуют о начале новой эры и бурном развитии культуры. В чем же причина этого рывка вперед? Самое простое объяснение заключается в том, что тогда, около 40 000 лет назад, изменился сам человек. Эта теория согласуется с тем фактом, что Европа незадолго до этого пережила большую волну миграции. 50 000 лет назад мигранты из Малой Азии начали двигаться на север через Балканы. Примерно 10 000 лет спустя они поселились во всех незамерзающих частях Европы, где до этого жили только неандертальцы^[43]. Переселенцы выглядели иначе, чем коренное население: они были не такими высокими и крепко сложенными; их лоб поднимался вертикально; у них не было ни удлиненного затылка, вмещавшего большой мозг неандертальцев, ни выпуклых надбровных дуг. Эта группа называлась Homo sapiens, человек разумный. В соответствии со своим названием, Homo sapiens был щедро одарен интеллектуально и благодаря своему разуму после длительной преамбулы начал настоящую историю человечества около 40 000 лет назад. Именно такой рассказ нередко встречается в популярной и даже научной литературе. Невозможно отрицать достоинства этого повествования; оно не только увлекательное и простое, но и лестное для нас, современных Homo sapiens. Однако то, что звучит просто и поднимает самооценку, не всегда оказывается правдой. И, как бы ни было приятно объяснять всемирную историю превосходством Homo sapiens, три факта говорят против этого.

Во-первых, никто точно не знает, кто такие Homo sapiens. Потому что остается неясным, как следует отличать разные версии вида Homo друг от друга. Часто Homo sapiens и неандертальцев называют людьми разных видов. Но в биологии существует по крайней мере полдюжины определений термина «вид». Наиболее распространено мнение, что живые существа принадлежат к одному виду, если они могут скрещиваться между собой. И арабские лошади, и хафлингеры относятся к виду домашних лошадей, потому что их можно скрещивать, а потомство способно к воспроизводству. С другой стороны, домашние лошади и ослы относятся к разным видам, потому что их потомство, мулы или лошаки, бесплодны. Но Homo sapiens, иммигрировавший в Европу около 50 000 лет назад, и неандертальцы, уже жившие там, вместе произвели плодовитое потомство, то есть нас. Сегодня гены мигрантов и неандертальцев смешаны в генах всех европейцев. У каждого из нас есть хотя бы один предок-неандерталец. Неандертальцы не были истреблены Homo sapiens и не вымерли, а слились с мигрировавшим населением. Вклад неандертальца в геном современных европейцев составляет от одного до четырех процентов. Таким образом, из двух наших предков Homo sapiens явно был более успешным, хотя физически уступал неандертальцам. Тот факт, что гены иммигрантов распространялись лучше, вероятно, объясняется тем, что Homo sapiens было больше, чем коренного населения. Итак, Homo sapiens не являлся новым видом. Он отличался лишь несколькими анатомическими особенностями, благодаря которым больше походил на нас, чем другие первобытные люди.

Во-вторых, этот Homo sapiens был совсем не новым видом для мира 40 000 лет назад. Как показывают генетические исследования, уже около 300 000 лет назад от Homo erectus в Африке произошли анатомически современные люди^[44]. Но почему их культура стала так быстро развиваться? Некоторые исследователи, например палеонтолог Ричард Кляйн из Стэндфордского университета в Америке, утверждают, что «изменение нервной системы» сделало человека 50 000 лет назад гораздо умнее. По его словам, «необычайная способность современного человека к инновациям» объясняется случайной генной мутацией, которая внезапно повысила эффективность мозга^[45]. Кляйн, однако, не смог определить, что именно мутировало. Еще в 1989 году он признал, что мутацию, о которой он упоминал, трудно обнаружить, и с тех пор новые подтверждения этой теории не появились. Тем временем удалось восстановить нетронутый генетический материал неандертальца из скелетов и расшифровать его геном. При сравнении его с генетическим составом современных людей не обнаружено никаких доказательств наличия генов, которые могли бы отвечать за особую изобретательность Homo sapiens. Если данные вообще позволяли делать какие-либо выводы об интеллекте, то они свидетельствовали как раз об обратном. У неандертальцев также был ген под названием FOXP2, который играет важную роль в развитии речи и, следовательно, связан с интеллектом. Последний общий предок Homo sapiens и неандертальцев, живший более 300 000 лет назад, обладал этим генетическим составом^[46].

В-третьих, у предшественников европейского Homo sapiens были и ум, и воображение. Как уже упоминалось, они изобрели костяные инструменты, острые ножи, клей и лодки. Тот факт, что культуры развивались медленно, отнюдь не говорит об отсутствии изобретательности. Проблема заключалась скорее в том, что инновации не становились повседневностью. Первобытные люди совершали открытия и забывали о них. Большим достижением иммигрантов было то, что им удалось навсегда закрепить новаторские идеи в обществе (четвертая глава раскроет секрет этого успеха). Традиционная историография зашла в тупик из-за этих фактов. Она пытается объяснить мощное развитие культуры около 40 000 лет назад квантовым скачком в человеческом интеллекте, но никак не может это доказать.

Эта теория представляет духовное развитие человечества как героическую сагу. В соответствии с ней в блестящих умах, которые видят то, что не видят другие, рождаются осмысленные идеи. Мы привыкли к этой точке зрения. Мы знаем, что идеи входят в историю с именами выдающихся людей, которые, как мы считаем, стали их авторами. Еще когда мы были школьниками, первое, что приходило на ум при разговоре о геометрии, – это Фалес и Пифагор. На уроках нам рассказывали, что Сократ, Будда и Иисус учили людей нравственности, а Исаак Ньютон открыл гравитацию. Карл Фридрих Гаусс нам известен как король математики. Мы узнали, что обязаны Томасу Эдисону лампочкой, а Марии Кюри – знаниями о радиоактивности. Позже нам казалось естественным, что iPhone мог быть творением только одного человека, Стива Джобса. Мы отдаем дань уважения нескольким гениям в каждой исторической эпохе за их успехи. Сквозь эту же призму мы смотрим и на далекое прошлое. И поэтому ментальная революция в каменном веке также изображается как достижение избранных людей, чьим выдающимся талантам мы приписываем все открытия той эпохи – отдельным Homo sapiens как эйнштейнам доисторических времен. Обычная историография Homo sapiens небрежно рассказывает нам об отдельных людях, а не о группе людей.

Обладали ли люди, чьи идеи изменили мир, особыми мозгами? Мы не можем заглянуть в головы наших предков 40 000 лет назад. Но мы можем проверить, существовали ли анатомические аномалии у людей, которые выдвинули новаторские идеи в нашу эпоху. Чтобы узнать, например, как Альберт Эйнштейн смог создать новое представление о мире, ему вскрыли череп через семь часов после его смерти 18 апреля 1955 года. Анатом извлек мозг Эйнштейна, сфотографировал его, законсервировал и разрезал на 240 блоков, которые затем были отлиты в синтетической смоле для дальнейшего изучения. На этих препаратах провели добрый десяток тестов. Эксперты пытались посчитать нейроны, изучили нервные волокна, соединяющие полушария головного мозга, проследили на фотографиях рисунок борозд в коре головного мозга. Ни одно исследование не дало результата, который указывал бы на необычайные способности Эйнштейна^[47]. Кстати, это было не первое измерение мозга, который считался гениальным. После смерти математика Карла Фридриха Гаусса в 1855 году амбициозный анатом из Геттингенского университета вынул и законсервировал содержимое черепа знаменитого профессора.

Когда в 2013 году сотрудница Геттингенского института биофизической химии им. Макса Планка изучила препарат с помощью современных методов, она установила, что он «не имеет анатомических особенностей»^[48]. Под микроскоп был помещен и мозг Ленина – подробности исследования советские ученые не раскрыли, вероятно, по веским причинам.

Достижения вышеназванных личностей никто не ставит под сомнение. Немногие физики внесли в свою науку такой же вклад, как Альберт Эйнштейн, то же самое можно сказать и о Карле Фридрихе Гауссе в математике. Ленин был блестящим организатором революции, что бы ни говорили о ее результатах. Историография, пытающаяся свести развитие человечества к идеям особо одаренных людей, должна обосновать свой тезис. Она должна объяснить, что отличает людей, ставших движущей силой культуры, и как у них возникли новаторские идеи. На этот вопрос есть два ответа. Один, появившийся в незапамятные времена, учитывает тот факт, что люди не могут понять, где находится источник их собственного творческого мышления: творчество возникает благодаря сверхъестественному вдохновению. Платон, отец античной философии, писал, что «не человеческое искусство, а божественная сила делает возможным творчество». На примере поэтов, которых он особенно почитал, он объяснил, что «это сам бог говорит с нами через них»^[49].

Второй ответ, появившийся в XVIII веке, звучит немного менее мистически. В эпоху «Бури и натиска» поэты и мыслители ввели понятие «оригинальный гений» для объяснения творчества. Для них оригинальный гений был идеалом того, кто своими идеями изменяет мир. Он не нуждается ни в образцах для подражания, ни в культуре – он черпает идеи из себя и из природы благодаря особому таланту интуиции, которым обладают очень немногие. В чем именно состоит этот дар и по каким причинам он достается тому или иному гению, осталось неразгаданным. Поиск особых структур в мозге – это современная попытка найти ответ на такие вопросы. Выражение «оригинальный гений» сегодня забыто. Но точка зрения, которую он олицетворяет, стала общепринятой: идеи зарождаются в головах отдельных людей. Вера в то, что творчество требует особого таланта, по сей день формирует наш образ истории и самих себя. Этот миф заставляет многих людей сомневаться в своей способности к творчеству. Он приводит нас к мысли, что только благодаря внезапному изменению в мозге наших предков могла начаться культурная революция каменного века. И это подпитывает страх, что искусственный интеллект скоро захватит нас. Ни одно из этих предположений не соответствует действительности. Нам нужно более достоверное объяснение истории, реалистичное представление о самих себе.

Куллиг. Инуиты используют эти масляные лампы для освещения, отопления и в качестве печей

3
Коллективный мозг

«Досье белого первооткрывателя» – так американский антрополог Джозеф Хенрич назвал свой сборник историй о людях, которые оказались вдали от цивилизации. Большинство из них потерпели кораблекрушение и очутились в чужих краях без всякой надежды на спасение. Некоторые были вынуждены выживать в одиночку, другие – в компании товарищей по несчастью. Но на помощь рассчитывать не приходилось. Их выживание зависело только от удачи – и от хороших идей^[50]. Борьба пропавших без вести за выживание показывает, чего может достичь разум, когда ему приходится справляться с неизвестной ситуацией без какой-либо внешней поддержки или стимулирования. Сборник Хенрича описывает, какие интеллектуальные способности являются врожденными, а какие развиваются только благодаря культуре. Истории рассказывают о творческих талантах, а также дают ответы на вопрос о том, что спровоцировало интеллектуальную революцию, заложившую основы нашей цивилизации около 50 000 лет назад.

Даниэль Дефо описывает такое вымышленное происшествие в своем известном приключенческом романе «Робинзон Крузо». После кораблекрушения герой попал на необитаемый остров. Предоставленный самому себе, Робинзон Крузо научился выращивать рис и ячмень, охотиться и шить одежду из меха диких коз. Он даже освоил гончарное дело. Так он создавал собственную культуру, пока много лет спустя не обзавелся другом и помощником – туземцем по имени Пятница. В конце концов, Крузо удалось спастись.

Подлинные истории, которые антрополог Хенрич собрал в своем «Досье белого первооткрывателя», более печальны. Британский адмирал сэр Джон Франклин, например, узнал в ходе своей экспедиции, каково приходится настоящим робинзонам. Это была крупная экспедиция: на двух современных пароходах с тщательно отобранной командой из 133 человек Франклин в 1845 году отправился на поиски Северо-Западного прохода между Ньюфаундлендом и Тихим океаном. На борту находились запасы продовольствия на три года, 4200 литров лимонного сока для предотвращения цинги, лучшие навигационные устройства того времени и даже шарманка для развлечения моряков. Франклин тоже был не просто командиром. Во время двух исследовательских экспедиций, продолжавшихся несколько лет, он приобрел репутацию человека, знающего Арктику лучше, чем кто-либо. Поскольку поиски Северо-Западного прохода вряд ли можно было завершить за один сезон, Франклин планировал провести зиму в паковых льдах на двух кораблях, HMS^[51] Erebus и HMS Terror. Если кто и мог достичь успеха в столь непростом предприятии, так это Франклин и его команда.

Как и планировалось, первую зиму моряки пережили в паковых льдах. Однако следующим летом HMS Erebus и HMS Terror не вышли в открытое море, а достигли только острова Кинг-Уильям у северного побережья Канады, так что осенью они снова застряли во льдах. Следующая весна была холодной; когда в апреле 1848 года стало очевидно, что паковые льды не отступят, а запасы продовольствия на исходе, капитан приказал бросить корабли и летом двинуться пешком на юг. Франклин считал, что он может рискнуть самостоятельно выжить в Арктике. Экипаж был сплоченным и выносливым. У них было много полярной одежды, винтовок и инструментов. Что произошло дальше, неизвестно. Когда весной того же 1848 года от Франклина не поступило вестей, Адмиралтейство решило провести первую спасательную операцию. Два корпуса морской пехоты вышли в море, а третий – на сушу. Все они потерпели неудачу. В течение следующих нескольких лет Англия послала не менее 14 кораблей, чтобы спасти пропавших без вести из паковых льдов. Некоторые из этих экспедиций попали в беду.

Лишь в 1854 году шотландский полярный исследователь случайно обнаружил серебряные столовые приборы и другое оборудование экспедиции Франклина у местных коренных жителей, инуитов. По словам инуитов, исхудавшие от голода белые люди бродили по льду и умирали один за другим. Позже они нашли различные вещи на телах погибших. Рассказы инуитов подтвердились, когда последняя экспедиция наконец обнаружила скелеты людей Франклина. Члены команды покинули корабли, но, по-видимому, не смогли выжить в Арктике. На острове Кинг-Уильям, где Франклин бросил свои суда, обитает множество тюленей, а также северные олени. Инуиты называют свой главный город Уксуктуук – «много жира». Но люди Франклина не знали, как строить иглу, как ловить оленей и как охотиться на тюленей. И коллективного разума сотни людей, имевших опыт полярных экспедиций, было недостаточно, чтобы вовремя выработать нужные идеи. Европейцам не хватало знаний, которые инуиты, жившие на острове Кинг-Уильям, приобрели за тысячелетия.

При охоте на тюленей – а это важнейшая пища инуитов – первое, что нужно сделать, – найти продушины во льду. Имеет смысл ждать тюленя только рядом с еще используемыми продушинами (их можно определить по запаху), вокруг которых лежит толстый слой снега, потому что в ином случае тюлень услышит охотников и уплывет. Затем нужно погрузить в отверстие поплавок, который инуиты мастерят из загнутого конца рога северного оленя, и ждать – иногда несколько часов. Когда поплавок задергается, сигнализируя о появлении тюленя, инуиты, используя всю массу своего тела, вонзают в продушину гарпун, сделанный из очень твердой кости белого медведя и снабженный съемным наконечником. После длительной схватки побежденного тюленя поднимают на поверхность льда.

Но это еще не все сложности: мясо тюленя можно есть только приготовленным, а дров на острове нет. Вот почему инуиты сжигают оставшийся жир от ранее убитых тюленей в специальных печах – куллигах, которые они делают из талькохлорита, с фитилями из мха^[52]. Все эти особые хитрости, необходимые для выживания, не смогли изобрести участники полярной экспедиции. Даже передвижение по Арктике требует умений и навыков, которых у них не было. Они тащили свое оборудование и припасы по льду на шлюпках брошенных кораблей. Инуиты же используют сани, которые они делают из выброшенных на берег веток деревьев, и впрягают в них собак. Но чтобы смастерить такие сани и управлять ими, нужно не меньше знаний и умений, чем для охоты на тюленей.

Один-единственный мозг – каким бы изобретательным он ни был – не справится с этими задачами. Даже небольшая группа из 61 человека не может воплотить в жизнь все идеи, от которых зависит выживание. В «Досье европейского первооткрывателя» Хенрич описывает людей, оказавшихся в затруднительном положении на всех континентах, во всех климатических зонах, во всех ландшафтах, и делает вывод: шанс не погибнуть был только у тех потерпевших кораблекрушение, кто вступил в контакт с местным населением и учился у него. Чтобы просто выжить, каждому человеку необходимо использовать идеи и знания культуры – своей или чужой.

Антрополог Хенрич говорит о «коллективном мозге», которому люди обязаны своим существованием. Творческое мышление возникает благодаря коллективному мозгу. Человек, пытающийся, например, повысить свои шансы на выживание в Арктике, потерпит неудачу, если он будет думать, согласно теории оригинального гения, что он может черпать все идеи из себя. Только те, кто изучил опыт, накопленный в культуре других людей, и опирается на него, имеют шанс на успех. Знания, хранящиеся в коллективном мозге, – это материал, из которого формируются идеи. Даже в самом начале творческое мышление и действия основывались на культурной среде, как показывает история каменных орудий труда. Как и бонобо, людям нужен коллективный мозг, чтобы правильно заострить куски камня – они терпят неудачу без знаний, которые им может передать учитель. Только на основе этой информации они способны разработать новые, более совершенные методы.

Дело в том, что большинство идей возникает из сочетания знакомых вещей. Прежде чем додуматься до собачьих упряжек, жители Арктики должны были понять принцип скольжения, освоить обработку дерева и производство кожаных ремешков из шкур и, наконец, приручить арктических волков. Только после этого они могли изобрести новые транспортные средства. Собачьи упряжки не требовали совершенно новой концепции, скорее, творческое достижение состояло в осмысленном сочетании того, что уже имелось. С момента своего создания культура была конструктором, который может увеличиваться: люди комбинируют существующие концепты для создания новых. И чем дальше развивается культура, чем больше знаний, опыта и идей накапливается в коллективном мозге, тем больше открывается возможностей для новых идей.

Согласно общепринятой теории, творческое мышление – это не что иное, как искусство комбинирования^[53].

«Творчество заключается просто в соединении вещей», – заявил Стив Джобс, который, по-видимому, и сам не мог точно сказать, действительно ли он оригинальный гений, которым его все считали^[54]. Однако радикализм, с которым эту теорию защищал Джобс, ничем не оправдан. Как мы увидим в следующих главах, далеко не все идеи являются совокупностью ранее известных изобретений. На самом деле комбинирование – это не единственная, но, вероятно, самая простая и удобная форма творчества.

Наиболее яркий пример революционной силы сложных комбинаций – это iPhone, созданный Джобсом. Как рассказал Джобс в интервью незадолго до своей смерти в 2011 году, в начале этого тысячелетия ему пришла в голову идея создать гибрид компьютера и обычных в то время электронных записных книжек, на сенсорном экране которых писали стилусом^[55]. Что будет, если подключить этих так называемых персональных цифровых помощников к полноценному компьютеру и позволить экрану реагировать на нажатие пальца? Тогда вы получите компьютер, к которому можете прикоснуться, который уже не станет казаться высокотехничным предметом, а будет больше похож на живое существо.

Джобс поручил этот секретный проект целой тысяче сотрудников, но в тот момент, когда инженеры представили ему первый прототип, ему пришла в голову другая идея: устройство также могло бы служить телефоном. Тогда он отложил разработку планшетного компьютера, и дальнейший успех подтвердил его правоту. В ночь перед выпуском iPhone в июне 2007 года люди разбили палаточный лагерь на улицах американских мегаполисов, чтобы первыми завладеть новой технологией. Десять лет спустя Apple продала более миллиарда iPhone.

Подобным образом прослеживается история почти всех значительных изобретений. Только миф утверждает, что печатный станок, паровой двигатель, автомобиль, лампочка или самолет появились благодаря вдохновению гениального человека. Фактически все эти предметы постепенно возникли из нескольких более старых изобретений. Современные технологии развивались по тому же принципу, по которому инуиты изобрели первые собачьи упряжки тысячи лет назад: принципу комбинирования.

Искусство и наука также знают множество примеров того, как новые вещи создавались путем умелого монтажа. В своем знаменитом монологе шекспировский принц Гамлет иллюстрирует собственные сомнения мотивами из совершенно другого контекста, а именно, впечатлениями от битвы:

 
To be, or not to be, that is the question:
Whether ’tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles
And by opposing end them^[56].
 

«To take arms against a sea of troubles» – буквально переводится как «вступить в сражение с морем несчастий». В своем 18-м сонете Шекспир поэтически противопоставляет жизнь любимого человека, которая будет вечной в стихах поэта, изменчивой природе, недолговечному лету, когда «the eye of heaven» (буквально «небесный глаз») то ярко светит, то исчезает за тучами^[57].^[58]

Такая поэзия – триумф интеллектуального арбитража. На языке фондовой биржи арбитраж – это сделка, направленная на извлечение прибыли из разницы в ценах. Например, трейдер дешево покупает акцию на Франкфуртской фондовой бирже и сразу же продает ее в Шанхае, где она стоит дороже. Шекспир, мастер метафор, делает то же самое. Он использует термины и образы из областей, которые не имеют ничего общего с тем, что было сказано, и помещает их в новый контекст; его выгода в том, что легче говорить о схватке и о коротком лете, чем о чувствах, – и это производит сильное впечатление на читателя. Некоторые из наиболее важных открытий в науке также связаны с интеллектуальным арбитражем. Анекдот о том, что Исаак Ньютон сформулировал законы гравитации, когда яблоко упало ему на голову, может быть правдой, а может и не быть – в любом случае, сам Ньютон рассказал своему биографу, что ключевая мысль пришла ему в голову, когда он увидел, как плоды падают с дерева теплым летним вечером^[59]. Достижением Ньютона было перенесение хорошо известной связи (яблоко притягивается к земле под действием силы тяжести) в совершенно другую область (движение планет вокруг Солнца). Благодаря этой комбинации он открыл универсальный закон тяготения.

Интеллектуальный арбитраж также позволяет использовать знания одной дисциплины в рамках другой. Когда два американских экономиста, Фишер Блэк и Майрон Шоулз, в 1973 году составили уравнение для определения цен опционов, они открыли новую эру на фондовых рынках. Математика формулы была сложной, но Блэк и Шоулз пришли к удивительному решению: они переписали свое уравнение, чтобы оно соответствовало физической формуле теплопроводности. Таким образом, стоимость опционов на фондовом рынке подчиняется тому же закону, согласно которому горячая печь излучает тепло; а физики на протяжении многих десятилетий знали, как решать уравнение теплопроводности. Действительно, найденная Блэком и Шоулзом комбинация принесла фондовым биржам невероятную прибыль. В 2018 году по всему миру были проданы опционы на сумму более 500 триллионов евро^[60].

Таким образом, использующее принцип комбинирования креативное мышление не только может объяснить, как рождаются идеи, но и является ключом к пониманию развития культуры.

Культуры меняются, когда со временем люди создают постоянно пополняющуюся сокровищницу знаний и опыта, концепций и мифов, техник и произведений искусства. Такие процессы нельзя связать с выдающимся вкладом отдельных людей, как бы нас ни впечатляли достижения таких личностей, как Леонардо да Винчи, Иоганн Себастьян Бах, Мария Кюри или Альберт Эйнштейн. Скорее, двигатель – это коллективный мозг. Потому что только сотрудничество всего сообщества создает духовную питательную среду, на которой зарождаются идеи. Люди могут войти в историю, если первыми поймут суть мыслей, меняющих мир. Но этот шаг – обычно последний на длинном пути, проложенном другими. Блестящие умы больше, чем другие, зависят от коллективного мозга. Сообщества различаются по тому, сколько идей они генерируют и закрепляют навсегда в коллективном мозгу. В культурах охотников-собирателей, которые по-прежнему существуют в отдаленных регионах Африки, Азии, Австралии и Южной Америки, у людей гораздо меньше различных предметов, чем в обществе, которое занимается сельским хозяйством или даже создало промышленность. Соответственно, у них меньше материала для развития новых идей.

Помимо материальных изобретений, культура предоставляет концепты – инструменты мышления. Умение определять правое и левое, знание чисел и умение различать цвета кажутся нам настолько естественными, что мы считаем их врожденными. Фактически мы изучили все эти концепты. Мы в долгу перед коллективным мозгом нашего общества. Многие языки охотников-собирателей не знают цифр больше трех. Те, кто принадлежит к такой культуре, неспособны отличить 28 от 29^[61]. Мы можем понять, что это такое, если попытаемся различить оттенки, для которых в нашем языке существует только одно слово. Например, blau/blue – это один цвет на немецком или английском языках, для него используется одно слово; а в русском языке для обозначения оттенков синего цвета существуют два совершенно разных слова: «голубой», например, обозначает нежные тона неба, «синий» – глубокую синеву моря. Участвовавшие в экспериментах люди, для которых русский является родным языком, могли легко воспринимать оттенки, которые носители английского языка находили полностью идентичными^[62]. А вот в таких языках, как валлийский или тибетский, используется одно слово для обозначения цветов неба и травы, что-то вроде «сине-зеленого»^[63]. И хотя нам кажется естественным, что объект находится справа или слева от нас, у представителей нескольких австралийских культур отсутствуют соответствующие слова. Если эти аборигены хотят указать место, они используют стороны света. Когда вы смотрите на юг, ваше сердце бьется в груди на востоке, а когда поворачиваетесь – на западе^[64].