Как мы меняем мир. История развития человеческого разума через творчество, воображение, содружество и обмен идеями

Чтобы разгадать эту загадку, нам нужно вернуться к началу. Производство в Ломекви наводит на мысль: возможно, для извлечения долговременной пользы из наших идей требуется нечто большее, чем творческий интеллект. И, может быть, это «большее» дало нашим предкам решающее преимущество.

Превратить ветку в копье или посох – огромное интеллектуальное достижение, но это можно сделать за считаные минуты. Для такой простой работы по дереву вам не потребуется никаких специальных инструкций или практики: вы можете понять, как это сделать, методом проб и ошибок.

С другой стороны, я по собственному опыту знаю, насколько сложнее сделать нож из твердого камня. После того как мы вернулись с места находки в Ломекви в лагерь исследователей, Соня Арман дала группе студентов и мне куски базальта. Затем она попросила нас сделать некоторые из якобы примитивных первых инструментов. Она показала нам один раз, как нужно обрабатывать камень, а дальше мы сами стали пробовать. Мы полдня стучали по камням. Камни раскалывались, но не так, как нам было нужно. Мы пытались поставить наши заготовки вертикально и положить их, задаваясь вопросом, удастся ли нам добиться большего с помощью броска, или нужно поменять местами молот и наковальню.

Ничто не помогало. Все, что нам удалось сделать, это пара жалких осколков, которыми даже масло не разрежешь. Наши предки, как ни удивительно, оказались толковее нас.

В качестве утешения Арман вечером сообщила нам, что большинству людей приходится практиковаться неделями, прежде чем они овладеют этой техникой обработки. Студенты-археологи мучаются от 150 до 300 часов, прежде чем им удастся создать красивый инструмент – сотни часов, в течение которых они идут по неверному пути, пока, наконец, не приобретут необходимые навыки^[18].

Арман рассказала нам, что как-то отправилась с такими кусками базальта в зоопарк. Там она зашла в обезьяний домик и показала животным, как можно сделать заостренные орудия – именно эту технику она показывала и нам. Она также продемонстрировала человекообразным обезьянам, что можно делать с ножом.

Шимпанзе с большим интересом наблюдали за ней и тут же сами начали бить камни друг о друга. У них отнюдь не было недостатка в навыках, что и следовало ожидать. Даже маленькие обезьяны-капуцины на северо-востоке Бразилии так успешно стучат по камням, хотя и по более мягким, что острые края отламываются^[19]. Но вместо того, чтобы что-то резать ими, эти обезьяны только облизывают осколки, потому что каменная пыль содержит полезные минералы. Многие великие открытия являются результатом случайности, но нужно разглядеть их ценность. На это ума обезьянам-капуцинам не хватило.

А вот шимпанзе быстро осознали преимущества ножа. Они были переполнены идеями. Когда их первые попытки не увенчались успехом, они снова и снова пробовали ударять по камням, проявляя изобретательность. Но у обезьян получалось ничуть не лучше, чем у меня: возможно, они стучали слишком слабо или слишком сильно, или, может быть, они держали заготовки под неправильным углом; во всяком случае, им не удалось расколоть базальтовые камни на острые куски. А потом животные сдались и отбросили камни, потеряв интерес к изготовлению ножей.

Если бы творчество было всего лишь вопросом проницательности и изобретательности, человекообразные обезьяны научились бы изготавливать ножи гораздо раньше, чем наши предки. Возможно, сейчас именно они восхищались бы нами в своих зоопарках, а не наоборот. Но только мифы гласят, что творчество возникло благодаря спонтанной вспышке вдохновения. Даже если речь идет о превращении камня в режущий инструмент, для творческого мышления недостаточно просто идей. Для него необходимы практика и готовность снова и снова терпеть неудачи и преследовать цель, даже если успех не гарантирован^[20]. Каждый, кто хочет создать нечто по-настоящему креативное, вынужден совершить долгое путешествие в неизведанное. Шимпанзе потерпели неудачу из-за недостатка самоконтроля и долгосрочного планирования, а не из-за недостатка интеллекта. И мы тоже, признаться, именно по этой причине нередко терпим неудачу.

В ходе увлекательного эксперимента исследователи сняли сцены, которые могли происходить среди первых людей более трех миллионов лет назад. Испытуемые – карликовые шимпанзе – очень похожи на наших далеких предков – насколько вообще на них может быть похоже живущее ныне существо: мозг бонобо такой же большой и структурированный, как и у мастеров, которые работали на осыпи озера Туркана. Они также практически не отличаются телосложением и размерами. Геном карликовых шимпанзе не совпадает с геномом человека лишь на 0,3 %^[21].

Два бонобо, участвовавшие в эксперименте, были особыми животными: Канзи и его сводная сестра Панбаниша с рождения жили в американских исследовательских институтах, на момент проведения эксперимента в штате Айова. Приматолог Сьюзен Сэвидж-Рамбо обучала брата и сестру на протяжении всей их жизни по уникальной методике. Так Канзи прославился как «говорящая обезьяна». Сорокалетний самец может выражать свои желания, чувства и мысли с помощью компьютерной клавиатуры с символами; словарь Канзи включает около 500 слов. Он также понимает разговорный английский.

Словарный запас Панбаниши, умершей в 2012 году, был еще больше.

В 1990 году ученые начали обучать двух бонобо обработке камней^[22]. Канзи, которому тогда было девять лет, потребовалось несколько недель регулярных упражнений, вознаграждений и уговоров, прежде чем ему удалось сделать несколько небольших осколков, с помощью которых он перерезал веревку на коробке со сладостями. Воодушевленный своими успехами, он продолжал заниматься, получая в награду лакомства. Итак, исследователи увидели в обезьяньем домике то, что могло произойти более трех миллионов лет назад на холмах Ломекви, когда наши предки научились делать инструменты. Через несколько месяцев Канзи открыл новую технику: когда он бросал камни, высоко подняв руки, на плиточный пол своего жилища, образовывались более полезные осколки, чем после удара камня о камень.

Тогда Сэвидж-Рамбо постелила ковер, чтобы умерить рвение Канзи, но он оторвал ковер. В конце концов ему пришлось переехать в вольер с полом из мульчи; там он снова проявил свое творчество. Теперь он ударял мелкими камнями по камням большего размера и со временем развил такой высокий уровень точности, что у него стали получаться все более острые ножи. Однако еще через несколько месяцев он вернулся к технике нанесения ударов, которой его изначально научили люди. Теперь он настолько овладел своим ремеслом, что мог вскрывать с помощь ножей, которые сам сделал, контейнеры со сладостями и кожаные чехлы кресел в своем вольере.

Панбаниша же не вышла за пределы начальной стадии и сдалась, хотя с интересом наблюдала, как ее сводный брат усовершенствовал инструменты. Но однажды вместо ученых-мужчин Канзи стала обучать женщина-антрополог. И тогда Панбаниша потянулась к давно забытым камням и стала повторять удары, которым научилась у своего брата. Вскоре ее инструменты стали такими же хорошими, как и его – как будто ей нужен был только женский образец для подражания, чтобы достичь определенного мастерства.

Конечно, Канзи и Панбаниша обладали необычным для человекообразных обезьян интеллектом. Другим бонобо и шимпанзе, которых исследователи пытались обучить символическим языкам, не удалось приобрести такой обширный словарный запас. Но самостоятельно брат и сестра не смогли бы создавать каменные орудия. Они научились этому, так как общались с людьми – своими наставниками.

Именно эта среда дала им мотивацию и знания, необходимые для того, чтобы пройти долгий путь, полный открытий и неудач. Канзи и Панбаниша хотели получить ободрение и награду, возможно, они также хотели порадовать своих друзей-людей. И если бы Панбаниша не стала подражать женщине-мастеру, Канзи остался бы единственным каменщиком, не являющимся человеком. Творческие достижения двух бонобо в итоге были связаны не столько с их выдающимся талантом, сколько с их отношениями с людьми.

Инструкции, которые им давали, были даже более важными, чем мотивация. В отличие от шимпанзе, которых Соня Арман тщетно пыталась научить изготовлению орудий труда, Канзи и Панбаниша могли понимать своих учителей. Годы языковой подготовки научили их понимать не только язык жестов и разговорный английский, но и идеи и намерения собеседников. Человеческая культура сформировала мышление Канзи и Панбаниши – и позволила им обоим достичь недостижимого иным образом интеллектуального прогресса.

Homo sapiens с его гораздо более крупным мозгом тоже нуждается в культуре, даже если он хочет сделать только самые простые инструменты, которые его предки использовали миллионы лет назад. В тех немногочисленных обществах каменного века, существующих до сих пор, никто не трудится в одиночку. Например, в девственных лесах Папуа – Новой Гвинеи люди собираются вместе, чтобы обрабатывать камни. Начинающим дают советы, опытные мастера обсуждают следующие удары, и все поощряют друг друга. Если член группы успешно откалывает кусок камня, его награждают аплодисментами^[23].

Для творчества требуется образец для подражания, а успех зависит от того, как общаются учителя и ученики. Если молча вложить в руку современного человека материал для каменного топора, он ничего не сумеет с ним сделать, так же как человек каменного века, оказавшийся в кресле пилота реактивного самолета. Когда испанские палеонтологи в 2017 году познакомили новичков с производством доисторических инструментов, они разделили учащихся на три группы: первой группе эксперты просто продемонстрировали эту технику; члены второй группы могли уточнять информацию жестами, храня при этом молчание; и только третьей группе разрешалось общаться со специалистами^[24].

Результат должен вызвать скепсис у тех, кто считает, что учителя не нужны, потому что любой навык можно приобрести благодаря интернету. Инструменты у первой группы, которая только видела правильный способ обработки камней, но не имела возможности пообщаться с учителем, получились гораздо хуже, чем у тех, кто мог пообщаться со специалистом либо жестами, либо вербально. При этом ученики, вынужденные просто наблюдать, были самыми трудолюбивыми из всех, они ударили по заготовкам почти вдвое больше раз, чем их коллеги. Но, как они ни старались, без указаний учителя ножи оставались тупыми. Огромная разница стала очевидна, когда специалисты предоставили возможность ученикам действовать самостоятельно. Когда ученики остались одни, только те, кто заранее пообщался со своими учителями, смогли применить правильную технику. Тем, кому разрешалось лишь смотреть или жестикулировать, очевидно, не удавалось закрепить навык, который они начали приобретать.

Мы никогда не узнаем, когда именно человек начал говорить. Поскольку звук голоса не оставляет следов в археологической летописи, существуют десятки теорий о первых словах человечества. Некоторые ученые утверждают, что язык возник на раннем этапе из бормотания ребенка и матери. Другие предполагают, что язык зародился намного позже, и считают, что источником возникновения речи являются посиделки у костра.

В свете открытий в Ломекви ни одна из этих теорий не кажется правдоподобной. Потому что не может быть никаких сомнений в том, что создатели этих инструментов, которым три миллиона лет, уже умели общаться. Конечно, у них еще не было красноречия более поздних людей; их голосовые связки и рот, возможно, еще не могли произносить слова. Звуки, издаваемые людьми три миллиона лет назад, должно быть, походили на свист, лай и рычащий смех человекообразных обезьян, и они наверняка общались отдельными звуками и жестами, как другие приматы. Но было одно существенное отличие: набор жестов и звуков у человекообразных обезьян врожденный и, следовательно, он практически не меняется^[25]. А вот мастера на озере Туркана должны были изобретать знаки для новых ситуаций. Без способности отвечать друг другу и давать друг другу сложные подсказки они не смогли бы построить индустрию, которая просуществовала тысячелетия.

Культура началась с демонстрации умений. Но чем дальше развивались технологии наших предков, тем больше им приходилось общаться. Отдельные люди и группы, которые могли точнее выразить свою мысль, чем другие, имели преимущество, потому что им было легче учиться друг у друга.

В результате структура их мозга развивалась. Умением разговаривать и понимать язык и жесты мы обязаны той области мозга, которая в голове современных людей имеет размер с персиковую косточку. У большинства из нас она находится в левой части, у почти 10 % людей – в правой половине головного мозга. Французский хирург Поль Брока открыл ее еще в 1861 году; он обнаружил, что при повреждении этой области люди не могут произносить слова, даже если их голосовые связки функционируют нормально. Однако только недавно установлено, что зона Брока обеспечивает тесную связь между речью, жестами и имитацией. Она регулирует не только речь, но и общение с помощью указательных жестов пальцев и рук, и других сигналов тела. И это в значительной степени способствует тому, что люди отлично умеют имитировать деятельность других людей^[26].

По пути к Homo sapiens зона Брока надулась, как воздушный шар. У современных людей размеры этой области более чем в шесть раз превышают ее размеры у шимпанзе, хотя объем их мозга всего на 30 % меньше, чем у человека^[27]. Так как наша зона Брока намного больше и эффективнее, чем у наших ближайших родственников, мы, во-первых, умеем разговаривать, и, во-вторых, умеем имитировать действия гораздо точнее, чем они. Даже маленькие дети копируют показываемые им жесты и действия с большей точностью, настойчивостью и удовольствием, чем любая человекообразная обезьяна. Мы несправедливо заявляем, что другие приматы «обезьянничают»; на самом деле это слово подходит к нашему поведению гораздо больше.

Тот факт, что люди активно подражают друг другу, заслуживает высочайшего признания, а не презрения. Потому что именно нашему дару подражания мы обязаны своим существованием. Без него наши предки не смогли бы создавать все более совершенные инструменты. И Homo sapiens никогда не появился бы.

Таково послание камней Ломекви: первая революция в мышлении состояла в том, что люди научились учиться друг у друга. И чем тщательнее они копировали чужие изобретения, тем более изобретательными становились сами. Потому что что-то новое возникает при общении между людьми, а не в одном мозге. Никто не придумывает идеи в одиночку.

Костяная флейта из Холе-Фельс около Ульма, 40 000 лет до н. э.

2
Взрыв творчества

Наша изобретательность проявляется не только в произведениях искусства, музыке и художественной литературе, но и в обычных вещах, которые нас окружают. Нам посчастливилось жить в развитой стране в ХХI веке, и, само собой разумеется, дома у нас хранятся тысячи различных предметов.

На большинство этих вещей мы практически не обращаем внимания. Мы храним их в каком-нибудь уголке и вспоминаем о них только в особых случаях. Например, на одной из полок в подвале моего дома стоит невзрачная оранжевая пластиковая коробка с инструментами. Я не слишком-то люблю заниматься ремонтными работами и что-то мастерить своими руками, поэтому вытаскиваю ее раз в несколько недель, при необходимости что-нибудь починить. Но какое богатство накопилось в скромной коробке для инструментов! Представьте, целых шесть видов различных плоскогубцев! У меня есть плоскогубцы для выдергивания гвоздей, два трубных ключа, плоскогубцы прямые и изогнутые. Есть инструменты для зачистки проводов и кусачки для замены электрического кабеля, а также плоскогубцы для регулировки ремней. Я мог бы составить аналогичные списки насадок для аккумуляторных отверток, сверл, клея, щеток, гаечных ключей и зажимов. Однажды я разложил и рассортировал содержимое оранжевой коробки, посчитав разные предметы: их оказалось 103. Каждое незаметное шило, каждая крестообразная отвертка обязаны своим возникновением вспышке вдохновения: моя коробка с инструментами – памятник творческому интеллекту. В современном мире, куда ни взглянешь, везде встретишь такое проявление творчества. Очевидно, что люди обладают врожденным стремлением делать жизнь проще и интереснее с помощью фантазии.

Но история ставит под сомнение эту гипотезу. Конечно, мы восхищаемся гениальными вещами, которые люди изобретали в прошлые века. Мы посещаем зеркальные залы замков и водные объекты Версаля; знаем, что в древнеримских банях уже было центральное отопление; любуемся хирургическими инструментами времен фараонов в музее. При этом мы не задумываемся о том, насколько молоды почти все достижения, которые сегодня нас восхищают – или приводят в ужас. Настоящее мешает нам увидеть всю историю человечества. Нам трудно представить себе мир без повсеместного Интернета, хотя такая реальность существовала всего двадцать лет назад.

На протяжении многих тысяч лет у людей было крайне мало вещей. На рис. 1 время показано по горизонтальной оси, длительный период изобретения древнейших каменных орудий до 700 000 лет назад сжат в семь раз по сравнению с более поздним масштабом. Вертикальная ось измеряет количество различных вещей, которыми люди владели в соответствующую эпоху, согласно археологическим находкам. Кривая показывает мучительную медлительность, с которой наши предки изобретали новые объекты на протяжении миллионов лет. Лишь в относительно короткий период идеи множились очень быстро. Фактически рост за последние несколько столетий был даже более значительным, чем показано на графике. Масштаб соответствует логарифмической шкале, то есть каждая отметка шкалы по вертикали соответствует десятикратному увеличению.

Рис. 1. За всю историю человечества количество различных предметов, изобретенных людьми, выросло в геометрической прогрессии

Мерой богатства культуры, однако, является не только количество используемых предметов, но и доступ к информации. Второй график показывает, сколько людей могли общаться друг с другом. В доисторические времена каждый человек мог заимствовать идеи и знания только путем общения с семьей и соплеменниками. Когда во времена античности возникла письменность, умеющие читать стали обмениваться идеями с отсутствующими людьми и даже узнавать мысли умерших. Накапливалась информация, выдержавшая испытание временем. Изобретение в начале Нового времени печатного станка, с помощью которого можно было воспроизводить информацию в больших объемах, заставило кривую резко пойти вверх. С конца ХХ века почти все знания и идеи человечества хранятся в электронном виде и доступны через Интернет.

Рис. 2. Объем информации, передаваемой людьми, также увеличивался в геометрической прогрессии

Увеличение количества изобретенных вещей и информации отражает деятельность человеческого разума. Обе кривые растут экспоненциально. Многие процессы в природе и обществе следуют экспоненциальному закону роста – например, неконтролируемое распространение патогенов во время пандемии или увеличение благосостояния за счет сложных процентов по вкладу. Любой экспоненциальный рост характеризуется постоянным ускорением.

Если рассматривать эти два графика как кривые изменения культуры, то мы живем во времена необычайного расцвета творчества. Сегодня человечество порождает на порядок больше идей, чем в эпоху Возрождения, которую мы благодаря таким мастерам, как Леонардо да Винчи и Микеланджело, считаем золотой эрой творческой мысли. И все говорит о том, что рост будет продолжаться, что инновации станут появляться чаще и быстрее. При экспоненциальном росте ускорение ускоряется. Таким образом, не только скорость самого изменения постоянно увеличивается, но и скорость роста этой скорости. В следующие несколько десятилетий мы испытаем более радикальные потрясения, чем наши предки за миллионы лет.

Как возникло это ускорение? Миллионы лет жизнь наших предков практически не изменялась. Камни из Ломекви – самое раннее свидетельство того, что люди владели предметами. Предположительно, первые мастера так же обтачивали палки для шампуров, как это делают шимпанзе в некоторых лесах Африки сегодня. В целом имущество первобытных людей состояло всего из нескольких десятков разных вещей^[28].

И такая ситуация сохранялась очень долго. После великого открытия, что камни можно использовать в качестве инструмента для обработки почти любого материала в природе, технология долгое время не развивалась. Камни превращали в ножи, скребки и лопаты, отрубая кромку или несколько граней твердого куска только с одной стороны. С другой стороны камень оставался необработанным. Люди пользовались такими односторонними орудиями полтора миллиона лет.

Более 50 000 поколений родились и умерли, пока не стало окончательно ясно, что камни можно обтесывать и с двух сторон. В результате появилось грушевидное ручное рубило с заостренным концом, благодаря которому 1,8 миллиона лет назад началась следующая эра. Новый инструмент подходил для повседневной работы не очень-то лучше, чем старые, и был более сложным в изготовлении, но имел неоценимое преимущество: хорошее ручное рубило служило ножом, скребком и лопатой, топором и молотком одновременно. Владелец такого инструмента мог заменить им целый арсенал других камней и не тащить с собой разнообразные орудия труда в походы на дальние расстояния^[29].

Рубило было орудием людей нового типа. Homo erectus, «прямоходящий человек», произошел от гоминидов^[30]. Самые ранние окаменелости этого вида – несколько черепов и полный скелет – найдены в озере Туркана, всего в нескольких километрах от холма, где Соня Арман обнаружила свои каменные орудия. Хотя этим костям от 1,9 до 1,6 миллиона лет, по ним можно предположить, что Homo erectus имел, как ни удивительно, современное телосложение. Он достиг размеров современного человека; объем его мозга более чем в два раза превышал объем мозга прежних гоминидов, но ему было еще далеко до нынешних размеров. Тело стало крупнее, а мозг непропорционально вырос по отношению к росту тела благодаря улучшению питания за счет использования инструментов.

Homo erectus покорил огонь и весь мир. Племена этого вида эмигрировали из Восточной Африки, 1,8 миллиона лет назад достигли Кавказа, а затем перебрались в Китай и Индонезию. И они распространились по Европе, где Homo erectus в итоге стал неандертальцем.

Этот отважный завоеватель оставил свой след на трех континентах. Он был более предприимчивым, чем его предшественники, и явно превосходил их как умственно, так и технически. Но насколько творческим был человек, овладевший всем старым миром? Археологические находки свидетельствуют о том, что еще 50 000 поколений пользовались в основном одним предметом – рубилом. Квалифицированные мастера изготавливали рубила, стараясь сделать края как можно острее. Порезы на костях хищных животных показывают, что охотники также использовали рубила для снятия шкур с животных. Судя по всему, шкурам они нашли применение. Теперь имело смысл использовать кости и твердые рога пойманной добычи и вырезать из них крючки, наконечники и другие полезные предметы. Для этого как раз отлично подходило рубило. Но никто не понял этого. Более полутора миллионов лет мастера оставляли после себя только клиновидные камни, как если бы какая-то сила внутри их мозга мешала появлению новых идей.

Homo erectus вовсе не был примитивным. Впервые в истории ему захотелось создать нечто красивое. Но даже эту потребность он пытался удовлетворить с помощью универсального предмета эпохи. В Надауи, на краю впадины в сирийской пустыне, археологи нашли тысячи чрезвычайно тонко обработанных рубил, сделанных 500 000 лет назад. Предметы в форме треугольников, капель, миндаля и сердечек были идеально симметричными, поверхности – гладкими и отполированными до блеска. Эта сложная обработка вряд ли имеет практическое применение^[31]. Видимо, людям понравилась эстетическая изысканность. Их чувство прекрасного было выражено в инструменте, который определил их культуру и жизнь.

Около 350 000 лет назад постепенно появилось множество вещей. Были созданы каменные ножи и сверла. Теперь мастера владели сложной техникой, благодаря которой одним прицельным ударом они получали из заготовки нужный инструмент; они могли сделать еще более тонкие и, следовательно, более острые режущие кромки. В эпоху рубила люди постоянно создавали одно и то же орудие, а теперь они научились комбинировать разные предметы. Установив кремневый наконечник на копье, они создали первые сложные орудия.

Археологическая традиция следующих 300 000 лет воспринимается как история освобождения, хотя и очень медленного. Предыдущие поколения цеплялись за идеи, благодаря которым их предки добились успеха в далеком прошлом, на протяжении двух с половиной миллионов лет. Теперь люди научились думать о том, о чем их предки и помыслить не могли. Они изобрели жировые лампы, чтобы освещать свои пещеры, шили одежду, добывали красители из минералов и растений^[32] и хоронили мертвецов. В Европе неандертальцы, потомки Homo erectus, 200 000 лет назад приготовили клей из березовой смолы для прикрепления каменных лезвий к деревянным ручкам^[33]. В Азии Homo erectus построил плавучие средства и добрался до Австралии.

Развитию креативности людей того времени способствовал рост мозга. С момента появления Homo erectus объем черепа постоянно увеличивался. Самые старые окаменелости этого типа имели объем 850 кубических сантиметров, у мужчин-неандертальцев – до 1700 кубических сантиметров, а это значит, что их мозг занимал значительно больше места, чем у современного человека. Но ведь больше – не обязательно лучше. По объему и весу мозг слона намного превосходит наш. Однако, если сравнивать размер мозга с размером тела, получится очень надежная мера интеллекта. И именно это соотношение возросло у наших предков. Их рост мало изменился с тех пор, как около 1,8 миллиона лет назад появился Homo erectus, а вот размер мозга увеличился вдвое^[34].

Кроме того, постепенно менялась структура мозга. От этого выиграли различные функции разума. Таким образом, в височной зоне развилась зона Брока, которая используется для вопроизведения речи, для общения взглядами и жестами, а также для имитации, как описано в предыдущей главе. Это изменение произошло более 1,8 миллиона лет назад^[35]. Позже в головном мозге развилась другая область, которая напрямую связана с творчеством^[36].

Так называемая область 10^[37], расположенная за лбом, обеспечивает в том числе объединение чувственных впечатлений с намерениями, планирование действий и вызов соответствующих воспоминаний. Если эта область повреждена, например после инсульта, изобретательность исчезает^[38]. Очевидно, область 10 помогает нам мыслить ассоциативно и комплексно^[39].

Мысли текли, но все еще очень медленно, как полузамерзшие. Для изменения предметов, созданных людьми, потребовались десятки тысяч лет. Но в большинстве случаев они не менялись, и отнюдь не потому, что людям 150 000 лет назад не хватало идей. Археологические находки свидетельствуют о хороших, даже смелых идеях, которые вскоре были забыты, потому что никто не перенял их. Например, люди научились создавать тонкие каменные лезвия и ножи, которые были намного острее и легче в обращении, чем старые рубила. Но новая технология не получила широкого распространения. Тонкие каменные лезвия того периода были найдены лишь в нескольких удаленных друг от друга местах в Марокко, Танзании и Южной Африке, а в остальном продолжали попадаться только устаревшие рубила^[40].

Почему люди так долго не использовали кости или бивни в качестве материала? И тех, и других было много, и работать с ними гораздо легче, чем с кремнем. Тем не менее, самые ранние известные инструменты, сделанные из костей, были изготовлены примерно 80 000 лет назад. Это резцы и наконечники копий, которые обнаружили в нескольких пещерах Южной и Центральной Африки – и более нигде^[41]. К тому времени люди давно заселили полмира – от мыса Доброй Надежды до Англии, от Гибралтара до Индонезии. Потребовалось еще 50 000 лет и 1500 поколений, прежде чем костяные орудия стали использоваться повсюду.