Золотая империя

– Я же согласился, что между нами больше не будет секретов, – тихо проронил он.

– Отлично. – Нари выпрямилась, собрала инструменты и повернулась к нему с кошачьей грацией – так лев невозмутимо разглядывает пойманную антилопу. – Начнем с того, что «мариды ничего со мной не сделали, Нари», – напомнила она, неумело подражая его голосу. – «Я просто так, без причины колдую водопады в библиотеках и посылаю лодки против течения Нила».

Значит, сразу к делу. Али сосредоточился.

– Мариды что-то со мной сделали.

– Да, пожалуй, это мы уже установили. Что именно сделали?

– Честно говоря, я сам точно не знаю, – приступил он к рассказу. – Могу только сказать, что после того случая на озере я почувствовал в себе такое же сродство с водой, как и с огнем. Я ощущал ее, призывал, управлял ею. В Ам-Гезире это оказалось благословением: я находил подземные источники и водоемы, извлекал их из-под песка и озеленял Бир-Набат. Но вернувшись в Дэвабад… – Али передернуло. – Магии стало слишком много. Она набирала силу, ее становилась все труднее скрывать и контролировать. Я начал слышать голоса, видеть странные сны… Я был в ужасе, что меня поймают.

– Поймают?

– Ты же знаешь, что говорят о маридах. Мол, они демоны, трикстеры. Мать рассказывала, что в Та-Нтри они приманивают джиннов к водоемам, чтобы утопить их и высосать их кровь. Исса готов был отдать меня улемам на растерзание и объявить еретиком только за то, что я задавал о них вопросы.

– Люди часто боятся того, чего не понимают. – К счастью, Нари ничем не выдавала ни отвращения, ни испуга – ее лицо было задумчивым, как будто она пыталась разобраться в проблеме. – Марид, который в тебя вселился, ничего не говорил? Не объяснил, почему тебе дали такую власть?

Али вспомнил ту страшную ночь. Вспомнил, как марид перерыл его воспоминания, дорвавшись до самого дорогого – и самых дорогих – сердцу Али, а затем пытал его, заставляя смотреть на их чудовищные смерти. Как он оплел его своими щупальцами, вонзился зубами и тряс, как шелудивого пса, вырывая из объятий смерти.

Во рту у Али пересохло. Какая ирония!

– Нет, – прошептал он, только сейчас приходя к этому выводу. – Не думаю, что они специально наделили меня этим даром. Честно говоря, не думаю, что они вообще обо мне задумывались. Они увидели во мне инструмент, который могли использовать в своих целях, и сделали из меня то, что им было нужно. – Ему вспомнились рассказы Хацет о демонах, блуждающих в нтарийских водах, и воспоминания Гасана о том, каких усилий им стоило вернуть Али после одержимости маридом. – Я даже не знаю, должен ли был выжить.

Между ними повисло молчание, и когда Нари наконец заговорила снова, ее голос звучал непривычно тихо.

– Ты прости меня, Али. Многое произошло между нами той ночью, многое, за что я до сих пор злюсь. Но я понимаю, что ты не упал бы в воду, если бы не он. – Ей не нужно было произносить имя Дараявахауша – они оба обходили разговоры про Афшина стороной, будто он был горшком с «огнем Руми». – И об этом я сожалею.

– Не стоит, – пробормотал он. – Никто из нас не хотел, чтобы все так повернулось.

Их взгляды встретилась, и Али почувствовал, как сходит на «нет» напряженность между ними, ком невысказанных обид и разбитых надежд. Да, их жизнь перевернули вверх дном и пустили под откос. Но они все еще были живы.

К сожалению, у Али оставались секреты, раскрывать которые было гораздо страшнее.

– Но мне удалось кое-что выяснить уже после одержимости, – продолжал он. – То, что не мешало бы знать и тебе, потому что это поможет пролить свет на роль маридов в этой истории.

– Что?

Силы небесные, как же заставить себя это произнести? Али поправил штурвал, чтобы потянуть время. Тайна, которую он скрыл даже от матери, грозила перевернуть представление его родного племени о своей истории и истории правления его семьи.

Но чтобы двигаться вперед, нужно разобраться с тем, что пошло наперекосяк в прошлом.

– Когда я очнулся после истории с маридом, со мной сидел отец. – У Али екнуло сердце: это был один из редких в его жизни случаев, когда Гасан вел себя в первую очередь как отец, рьяно оберегающий и непривычно ласковый, когда успокаивал Али и говорил, что все будет хорошо. – Он первым предположил, что это мариды в меня вселились. Я не поверил. Я сказал, что мариды исчезли, что их не видели уже тысячи лет. Он ответил, что я ошибаюсь. Что маридов видели – на стороне сподвижника Зейди аль-Кахтани из Аяанле в ходе вторжения в Дэвабад.

– Зейди действовал сообща с маридами? – удивилась Нари. – Ты уверен? А то я ни о чем подобном ни разу не слышала, а ты даже не представляешь, сколько книг по истории дэвов я проглотила за последние годы.

Али иногда забывал, что, несмотря на свою сообразительность, Нари все еще не до конца освоилась в их мире.

– Это не попало бы ни в один учебник истории, Нари. Сколько бы наши племена ни воевали и ни ссорились, в первую очередь мы остаемся созданиями огненной крови. Предать свою кровь, использовать маридов друг против друга… Это был бы вопиющий скандал. На такое мои предки не решились бы. Зейди аль-Кахтани нарушил порядок, веками царивший в нашем мире. Все должно было выглядеть как можно более… чисто и благообразно.

Нари уставилась на него, и ее дружелюбное выражение померкло.

– Вот как.

Он тут же почувствовал, как старая пропасть – пропасть между их семьями, их народами – разверзается между ними.

– Мне жаль, – сказал он. – Я…

– Замолчи! – В голосе Нари не слышалось злобы, только усталость. – Просто замолчи. Если мы начнем извиняться за все, что натворили друг другу наши семьи, мы навсегда останемся на этой лодке. Может, ты и забыл, но поверь мне, когда я говорю, что знаю, как прежний Совет Нахид относился к шафитам. Как многие дэвы относятся до сих пор.

Этой темы они тоже избегали.

– Твоя мать тогда сказала правду? – рискнул Али. – О том, что ты шафитка?

Ее глаза сузились.

– Да. Но сегодня мы говорим не о моих секретах. Итак, мариды помогли Зейди свергнуть Совет Нахид. Твой отец сказал что-нибудь еще?

– Немногое. Дескать, до той ночи он думал, что это всего лишь легенда, объясняющая предупреждение, которое короли Кахтани передавали своим эмирам.

– Какое предупреждение?

– Не переходить дорогу Аяанле.

– Это предупреждение? Я думала, что ваши племена – дружественные!

– Да… порой, – добавил Али, вспоминая регулярные перевороты, религиозные революции и неуплаты податей, которые учиняли его родственники из Та-Нтри. – Но это и не угроза. Просто тот сподвижник Зейди, Аяанле, якобы заплатил чудовищную цену за свой союз с маридами. И теперь мы никогда не должны предавать их народ.

– Какую цену?

– Не знаю. Когда, после моего возвращения в Дэвабад, мать узнала обо мне и маридах, она уговорила Устада Иссу помочь нам с поиском информации. Никто из них не имел и понятия о том, что мариды были замешаны в войне, и я тоже решил ничего не говорить. Так что Исса просто изучал нашу родословную в поисках связи с маридами, в которую верила моя мать.

Нари медленно кивнула:

– Точно… Говорят, много веков назад Аяанле поклонялись маридам, верно?

– Это ложь, – ответил Али, стараясь, чтобы голос не звучал так, будто он оправдывается. – Исса рассказывал, что давным-давно мариды обманным путем заключали с джиннами коварные пакты, вынуждая тех в обмен на богатства убивать невинных и отдавать маридам их кровь.

– Да уж, подходящие существа на роль военных союзников. – Нари снова откинулась на подушку. – Одного я не понимаю: зачем? Зачем стае могущественных водяных демонов так настойчиво нас преследовать? Обманывать джиннов в Та-Нтри, свергать Совет Нахид, убивать Дару?

– Могу только догадываться, но думаю, что они передали свое священное озеро в пользование Анахид менее охотно, чем гласит легенда.

– И совершили возмездие, передав священное озеро другой группе огненных джиннов? – Нари застонала и ущипнула себя за переносицу. – Создатель… Каждый раз, когда мне кажется, что я докопалась до дна, я получаю очередную историю об убийствах и мести. – Она вздохнула, откидывая назад полуночно-черные локоны, упавшие ей на лицо. – Остались еще какие-нибудь жуткие семейные тайны?

Она спросила это с насмешкой, как будто не думала, что у Али припасено что-то еще столь же ужасное, а он так старательно не следил за движением ее пальцев по волосам, что вопрос застал его врасплох.

– Нет. То есть да. Там… в общем, там, под дворцом, есть склеп…

– Склеп?

– Да.

Нари уставилась на него:

– Кто в этом склепе, Али?

– Твои родственники, – тихо сказал он. – Все Нахиды, что умерли после войны.

Неподдельный шок отразился на ее лице.

– Этого не может быть. Их прах хранится в наших святилищах.

– Не знаю, чей прах сейчас находится в ваших святилищах, но я сам видел их тела.

– Силы Создателя… но зачем? Зачем твоя семья хранит тела моих предков в каком-то подземном склепе?

– Не знаю, – ответил Али. – Мне показалось, этим давно никто не занимается. Склеп выглядит древним, а о ранних Нахидах ходят самые разные слухи. Легенды гласят, что они могут воскрешать мертвых, переселяться в другие тела. Может… – От стыда ему стало жарко. – Может, моим предкам так было спокойнее.

Нари сердито зыркнула на него:

– Ах, как я за них рада.

Али опустил взгляд. Сейчас все станет намного хуже.

– Нари, это не все, что было в склепе. Не знаю откуда. Не знаю зачем… Но реликт Дараявахауша тоже находится там.

Она села так быстро, что лодка закачалась.

– Повтори!

– Его реликт, – послушно повторил Али, чувствуя тошноту. – Мы считаем, что это его реликт, потому что он древний. Если это действительно так, то, вероятно, этот реликт был на нем, когда его убили во время войны.

– Ты имеешь в виду, когда его поработили ифриты, – холодно поправила она. – Значит ли это, что его выдали Кахтани?

Он беспомощно посмотрел на нее.

– Я не знаю. Это было за много веков до того, как мы родились. Отец ничего не знал. Дед мой, скорее всего, не знал. Я никому не ищу оправданий, просто я не могу дать тебе объяснений, которых у меня нет.

Нари в гневе рухнула обратно на подушку.

– Ты знаешь, как долго он пробыл в рабстве, Али? Хоть представляешь, как отреагирует Манижа, если узнает, что ее брат и ее родители гниют в подземельях дворца?

Али попытался хоть как-то ее обнадежить:

– Склеп хорошо спрятан. Может, они его не найдут?

– Хорошо спрятан… – Она раздраженно застонала. – Али… что, если это выше наших сил?

– О чем ты?

– О том, что Дара и Зейди аль-Кахтани были опытными военачальниками. Манижа считается самой могущественной Нахидой за последние столетия. Мои предки, твой отец, они царствовали над десятками тысяч и руководили правительствами. И все равно им не удалось исправить… вот это все. Что бы они ни делали, это лишь приводило к еще большему насилию. Если они не смогли установить, то как, во имя всего святого, сможем мы с тобой?

Али пожалел, что у него нет для нее ответа.

– Не знаю, Нари. Не думаю, что исправить это будет легко. Возможно, это займет всю жизнь. Возможно, мы даже не доживем до этого мирного времени.

– Это и есть твоя вдохновляющая речь? – Али не ответил, и Нари помрачнела. – Тогда сделай мне одолжение.

– Какое?

– Научись лгать к тому времени, как мы доберемся до Та-Нтри.

13
Дара

Обещание, данное Маниже насчет Иртемиды, не продержалось и дня.

Дара осмотрел свой сундук с оружием, выбрал оттуда ножи и меч и надежно закрепил их на поясе. За ними последовал лук и колчан стрел. Дара всегда мог наколдовать дополнительное оружие, но, памятуя, что собирается сигануть прямо в ловушку, предназначенную для того, чтобы убить его, он решил принять дополнительные меры предосторожности.

Да, не отказывать же Маниже в удовольствии прикончить тебя самой, когда она узнает, что ты ослушался ее прямого приказа.

Но он не бросит Иртемиду один на один со своими врагами. Только не Иртемиду, бойкую деревенскую девушку, из которой он воспитал талантливую лучницу – девушку, так напоминавшую ему о младшей сестре, которую он так и не смог спасти. Но у Дары был припасен в рукаве один козырь, о котором не знала даже Манижа, не говоря уже о каких-то жалких пескоплавах и грязнокровках.

Старая магия дэвов – магия ветра.

Дара не прибегал к ней с ночи накануне Навасатема, когда, став бесплотным, он летал над ледяными горами и холодными озерами северного Дэвастана. Во-первых, у него не было ни одной свободной минуты с тех пор, как они захватили дворец – революция, как выяснилось, отнимала много времени. Но, более того, Дара боялся соблазна. Магия ветра опьяняла, дарила восхитительное избавление от окружающего безумия, и это избавление влекло почти так же сильно, как и его долг перед своим народом.

Но сегодня с ее помощью он убьет сразу двух зайцев.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, как вызывать магию, а затем он исчез: испарился с балкона своей маленькой комнаты, оставив после себя вихрь сухих листьев. В следующее мгновение весь город уже простирался под ним, вокруг него, стал частью его самого.

И будь у него легкие, Дара задохнулся бы от миазмов гнили, которыми напитался остров. Все вокруг потускнело, словно он нырнул в грязный омут. Это было совсем не похоже на его предыдущий полет, когда он ощущал токи воздуха, плавкую энергию теплой земли и жизнь в манящих, таинственных водах.

Он летел дальше, по темному и неподвижному Дэвабаду. Его ночная жизнь запомнилась Даре более оживленной, но, видимо, там, где царят междоусобицы, улицы пустеют в тот момент, когда по городу начинают ползти тени, если кто-то вообще отваживается выходить из домов. Вдалеке виднелась сверкающая пустыня по ту сторону завесы, яркая от звездного света и жизни.

«Дэвабад болен», – осознал он, и страх еще глубже проник в его душу. Остров с озером выделялись на местности, как нарыв, разбитые и умирающие, будто они лишились жизненно важного органа и теперь обречены на смерть. Печати Сулеймана – как иначе.

Силы Создателя, Нари, пожалуйста, будь жива. Пожалуйста, верни кольцо. Дара не мог представить, как Нари и нынешний владелец печати Сулеймана могут вернуться в Дэвабад, чтобы это не закончилось смертью одного из них, но внезапно ему стала кристально ясна истинная цена их победы. Они разрушили этот мир, и теперь их дом, дом десятков тысяч джиннов, умирал.

Как ни ужасна была эта мысль, этой ночью Дара не мог спасти Дэвабад. Но он мог спасти жизнь той, кто доверял ему.

Воссоздав в памяти образ больницы, Дара очутился там мгновение спустя и, покружив, приземлился на крышу, легкий, как птица. Неуловимо ощущая камень там, где должны были быть его стопы, он взглянул вниз, но не увидел своих ног. Это дезориентировало. Вернувшись в материальную оболочку, он укрылся в тени и подполз к краю крыши.

Его охватила ностальгия. Больница выглядела совсем по-другому, но скелет старого учреждения узнавался до сих пор. В юности Дара, как и большинство кадетов, проводил здесь немало времени, и его захлестнули воспоминания о Нахидах-целителях в масках и фартуках, которые вливали ему в глотку мерзкие на вкус зелья и сращивали сломанные кости.

Но сегодня здесь было тихо, только ветер шелестел в кронах деревьев. Сад окружала сводчатая галерея, в восточном углу которой он заметил мерцание огня за светлыми кирпичами.

Это ловушка. Об этом кричала каждая провокационная, издевательская фраза, звучавшая из уст гезирки. Джинны хотели его смерти. Умный Афшин не пошел бы на такой риск – нельзя жертвовать всем ради спасения одной-единственной жизни. До недавнего времени Дара и сам проявил бы такое же хладнокровие в своих расчетах.

Но была и другая часть уравнения, заслуживающая внимания:

Им никогда не удавалось его обставить.

Дара бывал убит лишь дважды: ифритами, поработившими его, а затем Ализейдом и его хозяевами, маридами, – демонами, которые сейчас не имели над ним власти. И это произошло до того, как в нем пробудились невероятные способности настоящего дэва. Внизу не было никого, кроме обычных джиннов-солдат и слуг-шафитов. Ловушка или нет, им не под силу тягаться с Дарой.

Дара снова исчез, принимая нематериальную форму, но удерживать ее становилось тяжело – несвоевременное напоминание о том, что его магия и сила были исчерпаемы, как бы ему ни хотелось верить в обратное. Соскользнув с крыши, он юркнул в темноту больницы. Он не мог оставаться полностью незамеченным: несмотря на его невидимость, занавески дрожали, когда он проносился мимо, а факелы в его присутствии вспыхивали ярким диким цветком. Вскоре стало ясно, что больница не спит. По коридору прошла, зевая, служанка-шафитка с охапкой белья в руках, а за дверями слышались приглушенные голоса. Еще дальше кто-то стонал от боли, хныкал ребенок.

Он облетел следующий угол и застыл. Двое Гезири стояли навытяжку у закрытой двери, из-под которой сочился свет. На привратниках не было формы, и один из них, казалось, едва вышел из детского возраста, но старший мужчина имел при себе зульфикар, а младший – обычный меч, и их выправка указывала на военную подготовку.

Дара прикинул свои шансы. В трех направлениях отсюда расходились коридоры, по которым любой вскрик разнесется в момент, оповещая остальную часть больницы. Но он не был уверен, что сможет проскользнуть мимо в таком виде. Джинны могли не знать пределов его способностей, но о его огненной форме и озере, восставшем, подобно чудовищу, наверняка успели разлететься самые дикие сплетни. Вероятно, они насторожатся из-за малейшего намека на магию, поэтому он не хотел, чтобы настенные факелы рядом с охранниками полыхнули полымем и выдали его с головой.

Он потянулся к двери, изучая ее. Древесина была старой и сухой и не представляла преграды. За ней Дара ощутил пустоту воздуха, чье-то горячее присутствие и бьющееся сердце. Действуя по наитию, Дара перенесся внутрь.

Он споткнулся, падая на колени, и резко материализовался – к счастью, уже внутри темной комнаты. Он задыхался и выбился из сил, его магия почти иссякла – едва хватило на то, чтобы принять свой смертный облик, скрывающий огненную кожу. Может, все-таки следовало чаще допрашивать ифритов на предмет их древних способностей? Судя по рассказам, у Дары сложилось впечатление, что они могли оставаться бесформенными в течение многих лет подряд и не валиться с ног от истощения, едва вернувшись на землю.

Но это в другой раз.

Стараясь по возможности не делать лишних движений, Дара проверил, материализовалось ли вместе с ним его оружие, а затем выпрямился.

Он выдохнул с облегчением. Иртемида.

Молодая лучница спала на соломенном тюфяке, мерно дыша, в лучах лунного света, льющегося из зарешеченного окна под потолком. Рядом с ней лежал бурдюк с водой, и у нее был неопрятный вид – черные волосы спутаны и всклокочены, одежда изношена, – но ей, по крайней мере, оказывали первую помощь. Левая рука и нога были в лангетах, тело испещрено застарелыми синяками. Правую лодыжку сковала железная цепь, которая крепилась к трубе, идущей от пола до потолка.

Дара приуныл. С оковами он еще мог справиться, а вот как бесшумно сбежать из охраняемой комнаты с тяжело раненной женщиной – это уже другой вопрос.

Он осторожно подкрался ближе и наклонился к ее уху.

– Иртемида, – прошептал он.

Она распахнула глаза, но, благодаря отличной выучке, не закричала. Иртемида встретилась с ним взглядом, в котором не читалось облегчения.

– Ты не должен был приходить, Афшин, – сказала она едва слышно. – Тебя ждут. Они хотят убить тебя.

– Многие хотели и потерпели неудачу, – ответил он, попытавшись ободряюще улыбнуться. Он кивнул на ее ногу: – Ты можешь идти?

В ее лице сквозило отчаяние.

– Нет. Не могу даже встать на нее. Волна отшвырнула меня на руины Цитадели. Их врач говорит, что кость раздроблена. – Ее голос задрожал. – Рука тоже. Наверное, я никогда больше не смогу держать лук. Я бесполезна, а ты – нет. Тебе нужно уходить отсюда.

– Ты не бесполезна, – в сердцах возразил Дара. – И я не собираюсь тебя бросать, так что лучше помоги мне. – Он жестом указал на комнату: – Отсюда есть какой-нибудь другой выход?

– Не знаю. Когда меня куда-то перемещали, то всегда завязывали глаза, а между собой они говорят только на человеческих языках. С ними был пациент дэв, который мог переводить, но я не видела его уже несколько дней.

Приняв это к сведению, Дара пораскинул мозгами. Изначально он планировал улететь, но теперь их было двое, а его магия еще не восстановилась до конца. Сможет ли он прорваться через эти двери, лабиринтом коридоров вернуться назад и подняться в воздух, не убив их?

Он снова взглянул на окно. Оно было маленьким… но, возможно, этого хватит. Тихонько пододвинув деревянный табурет, он забрался повыше, чтобы все там осмотреть. Металлические прутья были совсем новыми и все еще блестели в местах сварки. Конструкция выглядела хлипкой – возможно, решетки и удержали бы Иртемиду, но не Дару. За окном манило полуночное небо. Будет тесновато, но, во всяком случае, это надежнее, чем идти через дверь.

Дара спустился вниз.

– Мне придется принять другую форму, – предупредил он. – Я помогу тебе пролезть через окно, но это может быть больно.

Вид у нее был неуверенный, но она робко кивнула.

Он стряхнул с себя смертный облик, и его конечности охватило огнем. Облегчение пришло мгновенно. Магия вернулась к нему не сразу в полном объеме, но Даре дышалось уже свободнее. Он взмахнул рукой, и тюфяк с Иртемидой сам собой оторвался от земли.

– Подожди минутку. – Он снова залез на табурет и пламенеющими ладонями ухватился за прутья. Без особых усилий он выдернул металлическую раму целиком и замешкался, ища место, куда бы ее пристроить.

Малокровные дураки. Если бы их строители умели нормально колдовать, то каменные маги слепили бы им оконные решетки из самого кирпича, а потом кузнецы закалили бы их огненными руками. Каве сказал, что над больницей работали шафиты – немудрено, что им пришлось прибегать к низкопробным человеческим технологиям.

Внимание Дары привлекло какое-то движение. Тонкий шнурок, который, видимо, удерживался на месте рамой, внезапно исчез из поля зрения. Странно.

Только он собрался сделать шаг, как за окном раздался взрыв.

Дара оступился, прикрывая глаза от резкого всполоха света, табурет из-за неосторожного движения накренился и упал, и Дара неуклюже грохнулся на землю. В воздухе разлился едкий запах пороха.

А-а. Ловушка.

Снова взрыв, и в окно, через которое Дара рассчитывал упорхнуть, влетел металлический шар размером с кулак и врезался в стену напротив. С потолка посыпалась пыль. Иртемида вскрикнула и прикрылась здоровой рукой.

Дверь распахнулась. За ней стояли двое гезирских привратников, ярко очерченных на фоне пламени факелов из коридора.

Дара испытал краткую вспышку сожаления, глядя в их обреченные лица. Он сам был солдатом и понимал это ужасное чувство, когда тебя отправляют в неравный бой, а ты ничего не можешь с этим поделать.

Однако они пленили его воина и заманили в ловушку самого Дару. Так что сожаление его было недолгим.

Он рванулся вперед, выхватив ножи прежде, чем Гезири успели опомниться. В следующее мгновение оба упали замертво, хватаясь за вспоротые им горла. Бесполезно: крики и топот уже приближались.

Второй снаряд влетел в окно, отнимая последнюю надежду на побег этим путем. Дара резко повернулся к Иртемиде и бросил ей нож.

– Беги, – взмолилась она. – Прошу тебя, оставь меня.

– Даже не думай, девочка. Держись крепче. – С ножом в одной руке и топором в другой, он выскочил за дверь, взмахом руки увлекая парящий в воздухе тюфяк за собой.

Стрелы и дротики встретили его появление градом, но Дара ожидал атаки и заморозил их в воздухе.

Более дюжины воинов преградили им путь, рассредоточившись по всем трем коридорам. Большинство из них были Гезири, на некоторых до сих пор красовались рваные мундиры Королевской гвардии.

– Ифрит! – закричал один из солдат, целясь в него из арбалета.

Один мужчина в возрасте оскалился. Страшная рана, которая, вероятно, уже никогда не заживет, рассекала его лицо.

– Это не ифрит, – сказал он. – Это чертов Бич. Теперь он принял обличие демона.

Дара смотрел на них почти умоляюще. Он не хотел убивать еще больше джиннов. Видит Создатель, он хотел перестать быть Бичом, отнимающим жизни, ненавистным врагом в сердцах вечно растущего числа детей убитых им отцов.

– Дайте нам уйти. Я не хочу никого убивать.

– Перебить наших собратьев в Цитадели тебе ничего не помешало.

– Вам меня не победить, – констатировал Дара. – Вы все умрете напрасной смертью.

Джинн занес зульфикар, медный клинок которого казался невзрачным без пламени.

– Никто тебя не отпустит, и ты убедишься на собственной шкуре, что у нас в рукаве тоже припасены свои хитрости.

У Дары упало сердце. Их лица были полны решимости, а потрясение от встречи с чудовищем из легенд переросло в желание отомстить весьма реальному виновнику гибели стольких их друзей.

– Как вам будет угодно, – тихо произнес Дара.

Он щелкнул пальцами.

Их стрелы и дротики, так и повисшие в воздухе, полетели в обратную сторону.

Большинство приготовились к этому, успев поднять щиты или пригнуться, но некоторые упали, сраженные выстрелами. Дара, не медля, бросился на остальных, с легкостью прорвав их строй. Они были не такими быстрыми, не такими сильными, вот и весь сказ. Хорошие, подготовленные и храбрые воины.

Но они – не он, и поэтому он убил их.

Дара вернулся к Иртемиде, перешагивая через окровавленные трупы. Он уже слышал, как приближаются другие.

– Идем, – сказал он, запрыгивая на край тюфяка-самолета, как на облучок конной повозки. – Держись за меня. Мне нужны свободные руки.

Тюфяк взмыл в воздух. Они мчались по коридорам, огибая углы и проносясь над головами воинов. Полет и управление тюфяком требовали полной концентрации магических сил, и Дара не успевал тормозить летевшие в них стрелы, поэтому он вытащил свой лук, стреляя во всех, кто попадался на глаза.

Наконец он завидел квадрат деревьев и темного неба в ночном саду. Дара разогнал тюфяк еще быстрее, рассекая воздух.

Едва они вырвались из тесного коридора, послышался окрик и скрежет металла.

Повинуясь инстинкту, Дара накрыл собой Иртемиду, вызывая у раненой лучницы болезненный вздох. Мгновение спустя на обоих опустилась тяжелая сеть, и настала его очередь кричать. Сеть была оснащена железными шипами – сломанными гвоздями, обрезками проволоки и бритвенными лезвиями: обжигающий металл вонзался в кожу и гасил его огонь.

Они упали на землю, и Иртемида застонала, когда ее израненное тело приняло на себя этот удар. Дара попытался высвободиться, но каждое движение лишь глубже вгоняло под кожу железные шипы.

Одна стрела просвистела у его плеча, другая едва не задела голову Иртемиды. Раздался выстрел из ружья, а затем взрыв – снаряд раскрошил плитку у его ног.

В ловушке. Он в настоящей ловушке. И теперь эти воины налетят на него и станут палить изо всех орудий, надеясь сразить его раньше, чем он убьет их всех.

Дару встретил испуганный взгляд Иртемиды. Как-то он уже подвел ее и ее товарищей, послав их одних в бой во время наспех организованного вторжения.

Он не подведет ее снова. Он отстранился от Иртемиды, откатившись в сторону. Сеть опутала его конечности, и новые шипы впились в кожу. Дара в отчаянии воззвал к своей магии, повелевая тюфяку с Иртемидой подняться в воздух. Во дворец. К Маниже.

– Афшин, нет! – закричала Иртемида, но тюфяк уже мчал прочь, унося ее с собой.

Дара не мог терять времени, и его это устраивало. Иртемида была спасена.

И замечательно, потому что все остальные здесь скоро умрут.

Дара разорвал сеть голыми руками. Звенья плавились и лопались, терзая плоть и кровь, и он взревел от натуги: Создатель, как же это больно! Но в момент, когда сеть упала, наступило облегчение. Лук снова оказался у него в руке, и он стал метать стрелы с такой скоростью, что уследить было невозможно. Мышечная память смазала все движения в одно: достать стрелу, натянуть тетиву, выстрелить.

Он избавился от глупцов, стрелявших с верхнего яруса – и в первую очередь от джинна с ружьем, – когда на него бросились их товарищи, размахивая булавами, зульфикарами и обломками труб. Среди них были и шафиты, что казалось закономерным. Сородичи всех его жертв вышли против Дары, чтобы наконец покарать его.

Но у них ничего не получится. Он вонзил меч в горло ближайшего к нему пескоплава, выдернул и тут же обезглавил грязнокровку рядом с ним.

– НУ ЖЕ! – взревел он.

Все помыслы о милосердии вылетели у него из головы. Гезири и шафиты замыслили убить его здесь – здесь, в той самой больнице, где их предки убивали его Нахид, приступая к варварскому захвату его города, который закончился смертью его матери и младшей сестры.

Дара все здесь омоет их кровью.

Он кромсал их, и багрово-черная кровавая жижа стекала по его рукам, по ладоням, по лицу. Он снова был оружием и действовал соответственно, не слыша их криков, хрипов, предсмертного плача о своих матерях. Какое облегчение – стать тем, кем он должен быть.

– Акиса, нет!

Женский голос застал его врасплох, и жажда крови отступила… А потом он увидел воина – Акису, ту самую гезирку, что передала ему слова Зейнаб аль-Кахтани. Она занесла зульфикар над его шеей в движении, которое оставило бы без головы более медлительного противника, но Дара вовремя отскочил назад. Он оттеснил ее к фонтану и взмахнул мечом.

– Стой! – Из темной галереи выбежала еще одна женщина. Она тоже была вооружена, но внимание Дары привлекло кое-что другое.

Ее серо-золотистые глаза и черты лица, которые ни с кем нельзя было спутать.

Принцесса. Глаза и поразительное сходство с Ализейдом выдавали ее безошибочно. Противница Манижи, ключ, необходимый его бану Нахиде, чтобы подчинить Аяанле и Гезири.

Дара не колебался ни секунды.

– Никому не двигаться! – прикрикнул он на солдат, бросаясь к принцессе и хватая ее за руку. – Бросайте оружие или…

Что-то с размаху впилось ему в плечо, оборвав на полуслове. Резко пахнуло порохом и железом.

А затем тело прошило вспышкой ослепительной боли, острее которой он не испытывал ничего в своей жизни.

Дара вскрикнул и оступился, опуская меч. Акиса выдернула Зейнаб из его хватки, пока он пытался прийти в себя: ощущения были такими, будто кто-то впрыснул яд в открытую рану и поджег все это. Перед глазами поплыли пятна, и Дара с силой прикусил язык, чувствуя во рту привкус крови.

Порох. Запах железа, опаляющего его плоть. Его подстрелили. Какой-то ничтожный грязнокровка стрелял в него из этого треклятого человеческого оружия.

Видит Создатель, они за это поплатятся. Вспышка магии расщепила меч на дюжину колючих хвостов, эфес в его руке трансформировался…

В плеть. Дара сделал замах и обернулся. Он готов был порвать на лоскуты того, кто посмел…