История капли живой воды

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, ПОВЕСТВУЮЩАЯ ПРО КОМЕТНОЕ ВЕЩЕСТВО, КОТОРОМУ НАДОЕЛО ЖИТЬ В КОСМОСЕ

Вот о каком человеческом языке донные воды не сказали ни слова!

Да они, наверное, его попросту не слышали. А между тем музыка была по-настоящему волшебной, она, казалось, пронизывала толщу океана и наполняла её солнечным светом.

От этой музыки капле сразу стало тепло, и она ощутила внутри себя удивительную лёгкость. Она была самой лёгкой каплей в океане! И все равно, сколько займёт подъем из глубины – годы или одно мгновение.

Сколько бы времени ни прошло, она снова окажется среди пиршества гривастых волн и порывов морского ветра! Да вот, уже…

С разбегу, ещё неся в себе последние аккорды музыки, капля выскочила на поверхность.

Над морем стоял удивительной красоты рассвет. Прямо над каплей в небе пролетало маленькое молодое облачко, и сразу было видно, что это облако-путешественник, собравшееся в далёкие края. Капле определённо было с ним по пути.

– Фьють!

Океан с его темными безднами остался далеко внизу. Конечно, это был мудрый океан, и капля чувствовала, что узнала от него много важных вещей. Но с этой мудростью было приятно расстаться.

– Привет, ещё одна путешественница! – радостно окликнули её такие же лёгкие капли в кучевом облаке. – Ну что, в новый круговорот?

– Да!

– Прекрасно! Ты откуда, из океана?

– Да, конечно, как все капли.

– Не все, – засмеялись капли. – Представь себе, земная капля, не все!

– Почему?

– Потому что вот мы, два десятка капель вокруг тебя, прилетели из космоса!

– Разве в космосе есть вода?

– Вода есть повсюду во вселенной. И на других планетах, и даже в межзвёздном пространстве. И, конечно же, в кометах, вечных космических странниках, которые иногда пролетают мимо Земли. Вот мы как раз из такой кометы! Она упала на землю сто лет назад.

– А откуда в космосе берутся кометы?

– О, это очень древняя история. Кометы возникли раньше, чем появилась ваша Земля, они одни из самых старых небесных тел в ближайшем к Солнцу космосе. Но мы очень туманно помним, как появилась наша комета, ведь это было почти пять миллиардов лет назад! И все это время мы дремали в огромном куске льда. Правда, порой, когда наша комета приближалась к солнцу, некоторые из нас оттаивали и превращались в газовый шлейф. Это, собственно, и было нашим единственным праздником.

– Я несла шлейф кометы пятьдесят тысяч раз! – с гордостью сказала одна из неземных капель.

– А я всего три тысячи. А потом попала на ту сторону кометы, которая всегда в тени, и замёрзла на миллиард лет… – с грустью добавила другая.

– Да уж, не повезло, так не повезло, – вздохнула третья. – Признаться, жизнь на комете была не слишком разнообразна.

– Что значит «не разнообразна»? – вступила в разговор ещё одна капля, висевшая в воздухе чуть повыше, и выглядевшая очень серьёзной. – Это наша комета, нелепо её обсуждать! Уж точно в ней было больше чистоты, чем на этой ужасной планете. И она древнее. Лучше послушайте сагу, которую я сложила:

«Комета чиркнула по земной атмосфере, как спичка о коробок. Много воды потеряла, но остальная кусками льда упала на землю.

И медленно, медленно тают осколки ядра кометы глубоко под землёй в Подкаменной Тунгуске. Пьют космическую воду деревья, мхи, папоротники и цветы. На торфяном болотце распускаются невиданных размеров кувшинки. И нам, потерянным каплям, хочется попасть туда, к нашим сёстрам…»

– Да ну их к лешему! – возмутилась вдруг одна из капель. – Ну мотались мы с ними по космосу миллиарды лет. И что? Пусть сидят там, если им нравится. Ни капли не жаль!

– А то, что это наша точка круговорота! Капнем в тайге, отметимся, и можете дальше путешествовать.

– Там что, начальник сидит, нас отмечает?

– Там не начальник, там осколок нашей родины!

– Да какая это родина, просто кусок льда!

В облаке назревал скандал.

– В вас, кажется, вообще не осталась ничего кометного! – ругалась серьёзная капля. – Вы совсем разложились! Вы смешались с земным туманом!

– И что с того? Он клёвый! – хором отвечали другие космические капли-пришельцы. – Мы тоже хотим начинать круговорот в океане, а не в каком-то там болоте!

– Это ваш выбор! – сухо заявила серьёзная капля.

И это было её ошибкой. От сухости она с треском исчезла прямо на глазах, будто её и не бывало. Вода ведь не может быть сухой.

– О! Озончиком запахло! – засмеялись другие капли-пришельцы. – Кто тут разложился, ещё большой вопрос.

Но, отсмеявшись, они задумались.

– А может, она в чем-то права? – вдруг сказала одна из них. – Помните кольца Сатурна, Красное пятно Юпитера? Безграничные просторы Вселенной? Мы были пленниками куска льда, но зато предвещали для людей войны и катастрофы, завораживали их своей кометной красотой в ночном небе. А что теперь? Мы просто незаметно крутимся в каком-то бесконечном круговороте воды…

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, В КОТОРОЙ САМОЛЕТ ВЫЗЫВАЕТ ДОЖДЬ

В облаке ещё продолжался спор, надо ли искать болото в Подкаменной Тунгуске, или лучше забыть о космическом заточении как о страшном сне, а капля думала о другом.

– Вот ведь удивительно! Значит, местом начала и конца круговорота не обязательно должен быть океан? А совершает ли круговорот вода в космосе, во вселенной? Ого! Такие вопросы, что голова кружится. Откуда мы все идём, и куда?..

Между тем облако продолжало свой путь, и ветер упорно гнал его на северо-восток.

Внизу проплывали вершины величественных гор с белыми шапками вечных льдов, и капле невольно вспомнилась история о заточении в леднике на миллионы лет. После знакомства с кометными каплями эта история, конечно, уже не казалась такой потрясающей, но все равно капля осторожно огляделась, чтобы проверить, не превращаются ли её попутчицы в снежинки.

К счастью, нет.

Разогретые спором, капли и не думали замерзать, и облако мягко скользило над вершинами гор, отбрасывая на ледники свою невесомую тень.

Наверное, на свете нет ничего красивей, чем вид горных хребтов, особенно если плавно скользишь над ними по воздуху. С утра до вечера горы все время меняются, окрашиваясь под лучами восходящего и заходящего солнца в разные оттенки, покрываясь глубокими морщинами теней и сверкая голубыми льдами. Тонкие верёвочки горных рек украшают их как ниспадающие бусы, а проложенные человеком дороги змейками обегают их талии, балансируя над глубокими обрывами. Горы – лучшее пиршество для любых глаз, тем более что зрителей здесь не много. Горные бараны да орлы – вот все живые существа, которым дано наслаждаться горными пейзажами каждый день. Ну и, разумеется, облака, которые смотрят на горы миллиардами глаз воды.

Капля любовалась горами до самого вечера, а наутро они кончились, и внизу снова раскинулась водная ширь. Это было небольшое море, и его дальний берег тоже украшали горы, только поменьше, уже без ледяных шапок. Они становились все более пологими, и вскоре уступили место равнинам, бесконечным полям, разрезанным полосками лесных насаждений. Поля были разноцветными, как лоскутное одеяло. На одних зрела золотая пшеница, на других жёлтые подсолнухи, на третьих зеленело разнотравье, а были и квадраты незасеянной земли, с которых в небо под лучами солнца поднимался почти невидимый пар. Эту землю, которой земледельцы дают отдохнуть от посевов, они так и называют «земля под паром».

Ветер нёс облако неспешно, едва подталкивая вперёд, и день за днём было видно, как на земле наступает золотая осень. Золотая – не только потому что листья на деревьях становились красными и жёлтыми, смешиваясь в золотой оттенок, но и оттого что воздух медленно наполнялся торжественным космическим холодом, становился гулким и богатым, как в храме или во дворце. Споры в облаке давно затихли, и капли висели в нем почти неподвижно, задумавшись о чем-то своём.

И неудивительно, что когда однажды утром к облаку подлетел огромный пассажирский самолёт, капли заметили его лишь в самое последнее мгновение. Казалось, самолёт взялся из ниоткуда: только что его не было, и вдруг все завибрировало от рёва реактивных двигателей. Крыло задело край облака, и в какую-то долю секунды можно было разглядеть лица людей в иллюминаторах. Кто-то читал газету, кто-то мирно спал, а лётчики в кабине пили кофе, убрав руки со штурвалов и лишь искоса поглядывая на приборы автопилота.

Самолёт мелькнул и исчез, его шум постепенно стихал, но в облаке начался настоящий переполох. Воздушные вихри бросали капли вверх, вниз и друг на друга, превращали в маленькие водяные шарики, и те устремлялись навстречу земле. Повсюду раздавались взволнованные крики:

– Дождь! Начинаем первый осенний дождь!

– А не рано?

– В самый раз! Дни становятся короче, пора, пора!

– Это что, средняя полоса?

– Лес какой-то. Опять в лес?

– А там родник! Тот самый, про который все говорят, что…

Но что говорят про родник, капля уже не услышала. Она вывалилась из облака, и вокруг тихонечко запел воздух. Начался первый, совсем ещё короткий сентябрьский дождь, который часто пробегает по земле как предвестник осенней непогоды. И его капли упали в воду лесного родника.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. РАЗГОВОРЫ В РОДНИКЕ ЖИВОЙ ВОДЫ

С разгону затормозив в синеватой от холода воде, капля сразу почувствовала, что попала в особенное место. Такой прозрачности и чистоты она не ощущала до сих пор нигде. И это была не тоскливая больничная чистота, и не чинная чистота, как внутри того колодца, в котором она однажды побывала, а мягкая и светлая свежесть. Дно родника казалось живым, оно было словно устлано мягким течением пульсирующих ключей.

Ключей… Почему эти родники называются ключами? Какие тайные двери они отпирают?

Всем своим прозрачным телом капля ощущала, будто погружается в какое-то очень древнее знание, и слышала множество голосов, которые шептали странные слова.

– Где я? – наконец спросила она.

– Привет тебе, капля-путешественница! – ответил чей-то голос, и казалось, что он звучит со всех сторон. – Ты добралась туда, где однажды суждено побывать любой капле воды.

– Я ведь сюда случайно капнула.

– Случайностей не существует. Вся вода в мире рано или поздно проходит через наш родник.

– А как он называется?

– Люди называют это место истоком живой воды. Говорят, мы исцеляем болезни, и даже можем воскресить мёртвых.

– Это правда?

– Не знаю, – ответила вода. – Все зависит от того, насколько сами люди в это верят. Раньше верили, и с ними действительно происходили чудеса. А теперь сюда уже давно никто не ходит.

– Значит, чудеса кончились?

– Ну нет, совсем не обязательно. Люди придумали лекарства от болезней, полетели в космос… Для тех, кто жил раньше и ходил сюда за водой, это несомненные чудеса.

Словно в подтверждение этих слов, послышалось тихое постукивание далёкой железной дороги, и по поверхности родника пробежали почти незаметные волны.

– Значит, люди изменились? Стали другими? – спросила капля.

– Конечно. Но все меняется. И ты тоже. Ты ведь совсем не та, что день или даже час назад.

– Почему?

– Под твоей «кожей», под плёночкой поверхностного натяжения, которая придаёт капле форму шара (или вытянутой груши, когда она собирается капнуть) уже совсем другие частички воды. Ты получила их вместе с паром, ты смешивалась с другими каплями. А сейчас, когда ты смешалась с водой в роднике, ты вообще потеряла своё тело – и обретёшь новое лишь когда покинешь нас. Ты вновь изменишься.

Капля задумалась.

– Меня ведь и правда нет, я смешалась с другими каплями в источнике. Почему же я остаюсь собой? Почему я говорю и слышу?

Понять это было очень трудно.

– Если во мне все меняется, если я исчезаю и возрождаюсь, почему же я – это я?

– На самом деле все в мире меняется, – уклончиво ответила вода. – Один умный человек сказал: «Нельзя войти в одну реку дважды». Он имел в виду, что это будет уже другая река, другие частички воды, которые ежесекундно приносит течением. И так во всем. Даже солнце, которое мы видим, каждое мгновение другое. Оно теряет частички света, по нему кочуют тёмные пятна, оно пульсирует и преображается. В мире нет никаких постоянных «я».

– А люди? Они ведь все время говорят «я»? Они не меняются?

– Ещё как меняются. В каждом человеческом теле за семь лет все старые клетки умирают, и рождаются новые. Так что можно сказать, что через семь лет и человек тоже становится совсем другим.

– Но почему мне кажется, что я – это именно я? Именно та капля, которая пережила все свои приключения? И другие капли, которые я встречаю – у них тоже свои истории, свои приключения? У каждой из них – своё «я»!

– Все дело в памяти. Ты это ты, пока помнишь. И не важно, что изменилось в твоём теле, если ты хранишь свои чувства и воспоминания.

Капля задумалась.

– Да, понятно… Но иногда мне кажется, что я помню гораздо больше. Не только то, что было со мной, но и с другими каплями. Со всей водой на свете....

– Вот это и есть память океана. Мы говорим «океана», но это вообще память всей воды. Рек, озёр, облаков. Чем дольше ты в круговороте, тем больше приобщаешься к этой памяти. Мы перемешиваем её, делим между собой, и именно из этого рождается жизнь на нашей планете. Потому что жить значит помнить.

– А если про что-нибудь забывают, это умирает?

– Пока существует вода, ничто не будет забыто. Жизнь на этой планете когда-то вышла из воды. Поэтому и ты, капля, так её ценишь. Жизни всего живого. И каждую человеческую жизнь. Конечно, время идёт, и умирает все – и камни, и горы, и люди. Даже солнца со временем гаснут. Но пока есть память о горах, людях и звёздах, все это остаётся. Все, что было, есть и будет – живёт, и у времени нет власти что-либо изменить.

– Получается, я и моя память – частичка вечной жизни?

– Наша память. Память живой, свободной воды. И ты тоже отныне можешь называть себя так. А теперь тебе пора в путь. Давай, становись снова каплей-путешественницей!

Ключевая вода подбросила каплю на поверхность, и кто-то нежно подхватил её, увлекая вверх, к веткам осенних деревьев. Мир вокруг завертелся и закружился, отражаясь в её новом сверкающем теле.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ, В КОТОРОЙ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЗНАКОМЫЙ КАПЛЕ МАЛЬЧИК. ТОЛЬКО ОН ГРУСТИТ. ЭТО ВООБЩЕ ГРУСТНАЯ ГЛАВА

Полет на лапке перелётной утки, на минуту спустившейся к роднику и вновь припустившей в небо догонять свою стаю, продлился лишь несколько мгновений. «Ф-р-р!» – зашуршали крылья, и капля едва успела увидеть, что облако улетело куда-то на север, а стая уток тонким клином устремилась на юг. Соскользнув с утиной лапы, она вновь падала на землю.

Прямо на шляпку большого белого гриба.

Гриб стремительно приближался. Он казался огромным, как целая планета.

Планета по имени «гриб».

(А ведь может быть грибы так и думают. Они не похожи ни на животных, ни на растения, их даже выделяют в особое царство живой природы, которое ни то, ни се. И грибы, которые мы можем увидеть – вовсе не отдельные существа, а части огромной подземной грибницы, опутывающей целый лес. А ещё разные виды грибов, такие как плесень, живут в человеческих жилищах, селятся на голых скалах, и вообще обосновались во всех уголках Земли миллиард лет назад, задолго до животных и растений. Возможно, когда-нибудь они заявят о своих исключительных правах на нашу планету. Но пока грибы, к счастью, молчат.)

Капля, падая на шляпку гриба, разумеется, думала совсем о другом.

– Как удивительно! «Я» – это не я. А «Не я» – это целый мир, и я в нем растворяюсь.

Но почему тут так скользко? Фу! Это слизь!

И правда, на шляпке гриба долго не пофилософствуешь. Издали она кажется блестящей и красивой, но вблизи покрыта чем-то липким, как плохой клей. Гриб специально выделяет слизь, чтобы легче выходить из земли и не засохнуть, если вдруг станет жарко. Иногда, особенно у поганок, эта слизь бывает ядовита, но белый гриб не из таких. Он абсолютно съедобен.

– Очень вкусно! – заявил маленький бледный червяк, с хрустом прогрызший шляпку с той стороны и вылезший на поверхность рядом с каплей. – Достойный гриб.

– А ты понимаешь, что ты уже не ты? Что каждую секунду ты меняешься, становишься другим? – спросила у червяка капля.

– Разумеется. Я толстею.

– Да нет же, в философском смысле…

– Я не очень умный, – честно ответил червяк. – Я лучше ещё поем гриб. Ой! Нет! Кажется, грибники идут. Пока, я пополз.

Со стороны червяка это была совсем не глупая мысль. Не прошло и минуты, как гриб кто-то срезал старым ржавым ножом и бросил в корзину, на дне которой уже лежало несколько грибов с ярко-красными шапками – подосиновиков. Они пахли так сильно, что в корзину не умещался ни один другой запах.

Корзина качалась, её куда-то несли. Капля, от сотрясения переехавшая на ножку гриба, чувствовала мерное покачивание в такт человеческой походке, а вокруг неё происходила настоящая паника. По всей корзине метались мелкие жучки, ругаясь и выпрыгивая сквозь прутья.

– Ну что же такое, только сели поесть как следует, и опять эти грибники! – ворчали они.

В конце концов почти все жуки из корзины высыпались, и когда через пол-часа послышался скрип досок крыльца, в ней остались только самые объевшиеся и нерасторопные, забившиеся между прутиков до лучших времён. Где-то наверху над каплей послышался удивлённый мальчишеский голос:

– Ну, бабушка, ничего себе! Когда ты успела столько набрать?

– Кто рано встаёт, тому Бог даёт!

Корзина перевернулась, и грибы с мягким стуком высыпались на кухонный стол. Это была кухня уютного деревенского домика, в котором пахло печным теплом и старой бумагой. Рядом с каплей сновали сухие старушечьи руки, хватавшие грибы один за другим и чистившие их от налипшей грязи.

– Давай лучше, помоги мне!

Капля почувствовала, как к ней прикоснулась рука мальчика. Что-то в ней было знакомое.

Ну конечно!

Она уже когда-то чувствовала эту ладонь – правда, всего одну секунду, и сквозь толстую вязаную варежку, но узнала её безошибочно.

Это был тот самый мальчик, к которому она слетела с ёлки снежинкой на площади! Тот, да не совсем тот.

Прошло ведь немало времени с тех пор, и мальчик вырос, ему на вид было лет двенадцать, а может и побольше.

– Бабуль, смотри, это белый? – мальчик поднял гриб с каплей повыше, и она смогла хорошенько его разглядеть. Густые тёмные волосы, внимательные голубые глаза, тонкая улыбка на губах…

– Похоже, вырастет красавцем! – подумала капля. – Но почему он тут, в деревне, а не в городе? Не в школе? Ведь осень, все дети должны учиться…

– Да, белый! – услышала она голос бабушки. – У вас там, наверное, таких не будет. Ну ничего, будет что-то другое…

– Не хочу я туда уезжать! – с грустью сказал вдруг мальчик. – Зачем? Почему мама и папа улетели в эту Америку?

– Наверное для них так лучше. Наступает время, когда люди ищут перемен, что-то их срывает с места. Расселяет по свету, как семена деревьев. Это только грибы веками в одном месте растут.

– Но ты ведь почему-то не едешь?

– Я старая, кому я там нужна. Да и хозяйство не хочу бросать.

– А ты все продай, как они квартиру продали, и поезжай с нами!

– Нет, – печально ответила бабушка. – Мне не судьба. Я где родилась, там пригодилась, тут и умру.

– Ну почему же так?

– Я из другой жизни. Раньше все так и было заведено: рождались в деревне, женились, работали, рожали детей, и тут же на кладбище покой свой находили. Такой вот был круговорот. А теперь, видишь сам, от того круговорота полтора дома осталось. Молодые в город перебрались, а из города им целый мир открывается. И тебе он откроется ещё шире. Это, наверное, хорошо.

– Но мне так нравится у тебя, в деревне!

– И это тоже хорошо. Здесь наше с тобой начало. Но мир изменился, и жить в нем надо по-другому. Только о своей родине забывать нельзя.

– Я никогда не забуду! – прошептал мальчик. – Я обязательно к тебе вернусь.

– Может и вернёшься, а может и нет. Кто знает. Ты главное запомни, откуда ты, кто ты. Вот этот лес запомни, этот дом, эти запахи. Птичьи голоса запомни, грибочек этот белый. Пока помнишь, ты здесь. Сколько бы времени ни прошло, пока помнишь, ты тут, со мной. И никакие годы и расстояния нам не страшны…

Капля, слушая этот разговор, чувствовала, что снова становится горькой как слеза. «Время идёт лишь для тех, кто в темнице!» – повторяла она про себя, но все равно ей было грустно. Да и старинные часы-ходики на кухонной стене, шевеля усами-стрелками, со стуком маятника отмеряли не что-нибудь, а время. Человеческое время.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ, ВНУТРИ КОТОРОЙ ОБНАРУЖИВАЕТСЯ ГЛИСТ

Ну и что, что она оказалась вместе с грибными очистками на дне мусорного ведра?

Подумаешь.

Видала она места и погрязнее.

Правда, вокруг опять суетились мелкие грибные жуки и червячки.

– Пируем! Пируем! – кричали они. – Эй! Человек! Ещё нам хлебного мякиша! И молочка! И заварочки!

Казалось, эти глупые и алчные существа представляют какую-то карикатуру на человеческую жизнь, издеваются над нею с грязного дна старого железного ведёрка. Вот что было гадко и невыносимо. К счастью, вскоре в кухне выключили свет, и через некоторое время в ведре наступила тишина. Но ощущение, что как-то все здесь не так, не оставляло каплю до глубокой ночи.

– Полететь, что ли, тоже в Америку? – печально подумала вслух она.

– Да! Да! В Америку! – воскликнул вдруг маленький длинный червячок рядом с ней. Он один, кажется, не собирался засыпать во всем помойном ведре. – Америка – страна больших возможностей! Биг-маки, хот-доги! Техасские рейнджеры!

– Ты кто?

– Я глист.

Капля на минуту замешкалась. Ведь обычно при знакомстве, если кто-то тебе представляется, надо говорить «очень приятно!», но когда ты знакомишься с глистом – какое уж тут удовольствие?

– Не смущайтесь, мадам! – вывел её из замешательства глист. – Мне не привыкать, на глистов все смотрят сверху вниз. Но я необычный глист, я весёлый! Знаете, наверное, такую песенку:

«У Пегги был забавный глист,

Он вылезать умел на свист –

Ах, до чего весёлый глист!

Спляшем, Пегги, спляшем!».

(Песенку эту капля раньше не слышала, но сразу решила поскорее забыть).

– Ну это не совсем про меня, конечно, никакой Пегги я знать не знал, – как ни в чем ни бывало продолжал глист. – Зато я знал Беню! Какой человек был Беня! Тёплый и хороший. Мы там, в желудке Бени, так и говорили: где Беня, там и родина. Но увы, нам пришлось расстаться – как говорится, по независимым от нас гигиеническим причинам. И тогда, после долгих приключений, я поселился на яблоке – и встретил свою Еву. Да! Я искушал её этим яблоком, как змей… Но, впрочем, не знаю, понимаете ли вы, о чем я говорю, может и не читали этих книг? А я читал многое. О, благословенны те страны, где в туалетах используют бумагу! Я, можно сказать, книжный глист! Я…

– И как же ты собираешься попасть в Америку? – с подозрением перебила его капля, которой уже изрядно надоел хвастливый рассказ глиста, длинный как он сам. – Может, ты в мальчике хотел поселиться?

– Ну да, хотел, – неохотно признался глист. – Но он моет руки. Ну и пусть. Я возьму журавля дальнего следования. Они сейчас, осенью, довольно дёшевы. Хотя бы до Испании, а там разберёмся.

– Перелётные птицы? – с сомнением спросила капля. – Лично я на утке и ста метров не пролетела.

– Так надо не на птице, а внутри! С комфортом! С этими очистками и шелухой! Сейчас ведро выбросят на помойку, и, надеюсь, какая-нибудь прекрасная птица на них польстится, и проглотит меня!..

– По-моему, ты путаешь перелётных птиц с воронами, – возразила капля. – Они никогда не шастают по помойкам.

– Сейчас такое время, что все шастают.

В любом случае, становиться попутчиком глиста капле не хотелось. Да и про Америку она сказала всего лишь с досады. Но на утро все случилось именно так, как предполагал весёлый глист: едва ведро вынесли на помойку, как в небе появилась стая журавлей. Длинноногие птицы были так истощены, что охотно накинулись на отбросы, и не прошло даже минуты, как одна из них поддела яичную скорлупу, на которой висела капля, подбросила её в воздух и с лёгкостью поймала длинным клювом.

– Ну, что я говорил? – торжествуя, воскликнул глист, который не отставал от капли ни на минуту. – Смотри, мы уже на борту!

Удивительное дело, но прямо под клювом журавля обнаружился довольно просторный зоб, отделанный кожей как салон шикарного самолёта, где дремало несколько десятков мух, два земляных червяка и старый потрёпанный комар. В зобу у птицы, конечно, летать довольно опасно – тебя ведь могут окончательно проглотить! К тому же, здесь сильно укачивает. Но в некоторых обстоятельствах мухам, червякам и каплям воды выбирать не приходится.

– Это наверняка президентский стерх! – восхищался глист. – Вы читаете газеты? Это он! Смотри, какая кожаная отделка!

– Да ладно, не видели вы стерхов! Обычный серый журавль, и довольно потрёпанный, – сварливо пропищал ему комар.

Едва капля и глист устроились рядом с ним, как на середину салона вылезла пожёванная жужелица-стюардесса.

– В течении полёта, – хрипло объявила она – запрещается курить и распивать спиртные напитки. Нельзя раздражать журавля, щекотать ему горло, выделять токсины и перемещаться по птице без крайней необходимости. Аварийный выход находится за вашей спиной. Журавль проследует до Израиля без остановок.

– У-У-У! – взвизгнул глист, – Проклятье! Опять…

– Что «опять»?

– Да нет. Ничего.

И, к великому облегчению капли, глист наконец погрузился в долгое мрачное молчание.