Czytaj książkę: «Совсем не тихий омут», strona 4

– Какая низость! Просто безобразие!

На лице Веригина застыло выражение глубокого и бесконечного отвращения и презрения. Ничего не объяснив, он резко развернулся и ушёл. О чём это он? Дмитрий оглядел всех сидевших за столом. Борис не спеша пересчитывал свой выигрыш. Бушманов сидел как на иголках, нервно оглядываясь по сторонам, хотя причину его нервозности нетрудно было отгадать – он тоже проиграл. Богун же казался оскорблённым в лучших чувствах, что-то бормотал себе под нос, играя губами, лицо его побледнело, а руки дрожали. Увы, люди, не согласные примириться с проигрышем, встречаются нередко; смотреть на них неприятно. Они воспринимают проигрыш как бесчестие, позор, унижение. Как повод усомниться в их умственных и прочих способностях. Не дожидаясь, когда Спонсор заявит о своём желании сразу отыграться, Коренев заявил, что выходит из игры: разболелась нога.

Четвёртым вызвался быть географ, подоспевший к столу как раз в этот момент. Но игру в покер, несмотря на небольшой выигрыш, неожиданно отказался продолжать Борис. Вместо этого он предложил сыграть в очко. По-видимому, чувствовал себя в этой игре ещё более везучим. Веригин и Богун недоумённо переглянулись, но Магута бурно поддержал идею, и они согласились. Разыграть партию решили в номере географа, чуть позже. Но до того, как игроки удалились, ещё некоторые события произошли в гостиной.

Виктор Бушманов, вице-президент страховой компании и отец юной Музы, медленно поднялся, пересёк зал и строгим, даже сердитым жестом неожиданно выдернул дочь из компании молодых мужчин. Та безоговорочно послушалась, и, наверное, только журналист заметил сигнал, который она взглядом подала Валерию. Коренева, который, хромая, вышел вслед за ним, неприятно поразила нависшая в гостиной давящая тишина, показавшаяся даже зловещей. Все постояльцы разбежались по своим углам, как будто между ними пробежала чёрная кошка и никто не желал больше видеть друг друга. Не только Веригин, застывший в кресле с неизменным журналом. Но и Валерий, не сводящий глаз с внутренней лестницы, и Антон Неринг, который, прислонившись к стене возле бара, с бокалом чего-то в руке изображал непринуждённость, хотя по его блуждающему взору и игре губ было видно, что ему тоже не по себе. Страннее всех выглядел Лев Ружев. Он стоял истуканом на вытяжку перед телеведущей и сердито смотрел на неё. Казалось, он сейчас закричит или бросится на женщину. Но та продолжала неподвижно сидеть в кресле и что-то выговаривала ему, а потом отвернулась и опустила веки. Вся её фигура излучала огромное напряжение.

К счастью, эта непонятная заминка не могла продолжаться вечно. Лев отступил и покинул гостиную, не проронив ни слова. Но через пару минут возле телеведущей на том же месте возник Веригин. Антон тоже оторвался от стены, прощально помахал рукой непонятно кому, галантно поклонился Политовой и направился к выходу, опередив Бориса Рубицкого, преследуемого взглядом финансиста, на лице которого застыла неприязненная маска, оставшаяся после наблюдения за игрой в карты. Поднялся из кресла и Коренев, решивший догнать Атлета, выяснить, что происходит, но передумал, развернулся к окну и принялся созерцать вновь начавшийся дождь. «Вот тебе и отличный прогноз на конец сентября, врут и не краснеют». Голова его быстро наполнялась колкими, неприятными мыслями, подсказывающими, что должно произойти что-то нехорошее, какой-то взрыв, который нарушит приятную атмосферу отдыха… Когда он оторвался от окна и повернулся, то увидел, что гостиная опустела. В своём тёмном углу оставался лишь финансист, как бы окаменевший в кресле.

По дороге в свой номер журналист чуть не столкнулся с Валерием, медленно и понуро спускавшимся по лестнице. Вид его мог испугать кого угодно – глаза запали, лицо пунцовое от прилившей крови, волосы взлохмачены. Он проплыл мимо, не заметив или сделав вид, что не заметил журналиста. Двигался неуверенно, глядя прямо перед собой. Коренев тоже не стал его окликать. Уже на выходе в коридор второго этажа он вдруг увидел Анну, практически голую, в одних стрингах. Её точёная фигура однозначно напоминала статую греческой богини, а нагота рождала резкий прилив желания. Но журналист не поддался внезапному порыву и осторожно переждал за входной дверью на этаж, пока прекрасное видение исчезнет. У себя в номере он буквально запрыгнул за стол и лихорадочно начал фиксировать в дневнике увиденное, стараясь прийти к каким-то заключениям. Хотя голова шла кругом, его рассуждения казались ему вполне здравыми, не мешал даже вывих ноги, давший о себе знать новым приливом острой боли. На том закончился четверг, всего третий день его пребывания на побережье.

* * *

Утро пятницы снова встретило Дмитрия ярким солнцем. Он проснулся рано, около 7 часов, но решил опять поваляться в постели, позавтракать в номере печеньем; ещё с полчаса смотрел через окно в ясное синее небо. Около 9 часов он спустился в холл, где на ресепшне ему сообщили, что все постояльцы уже отправились на пляж.

Но, выйдя на террасу, он сразу наткнулся на Антона Неринга. Тот весело погрозил ему пальцем.

– Изволили долго почивать, сударь. Докладывать, в каком номере провели ночь, не обязательно. Я не из любопытных. А как нога?

То есть Артист не пошёл на пляж со всеми и поджидал приятеля, чтобы отвезти его туда на мотороллере. Это трогало. Неринг действительно потребовал показать ногу; щупая её, озабоченно покачивал головой. Если боль стала меньше, то опухоль и синяк не прошли.

– На пляже сделаю тебе массаж, – заключил он. – Надо подольше подержать ногу в холодной воде и осторожно ею подвигать… Ты слышал, что произошло за игрой в очко? Впрочем, откуда тебе знать? К двум часам наш Боречка выиграл тьму бабок, тысяч пятьдесят, половину из которых тут же проиграл Профессору. Магу-та покрыл его семёрку, десятку и короля двумя тузами. Боря страшно рассердился, расстроился, и, похоже, по уровню состояния сравнялся с нами, если не хуже.

Никакого сочувствия проигрыш Рубицкого у Коренева не вызвал. И даже наоборот: если юрыст проигрался в пух, то, может, бог даст, и унесёт его домой. Больно уж он строит из себя крутого и всюду суёт свой нос. Что не способствует установлению атмосферы полного доверия и всеобщей гармонии. Проигрыш – его второй провал. Первый был на любовном фронте – похоже, Анна просто его отшила, потому что, судя по всему, давно знакома с Валерой и, возможно, принадлежит ему не только душой…

В Ближней лагуне приятелей ждал сюрприз. На некотором отдалении от песчаной косы, рядом с тем местом, где постоянно кипели буруны, покачивалось на волнах изящное парусное судёнышко. Яхта с белым парусом под названием «Амариллис», выведенным фиолетовой краской на носу, как выяснилось, принадлежала вице-президенту страховой компании «Стрейт» господину Бушманову, папаше Анечки, а следовательно – всем её друзьям. Во всяком случае так решила молодая часть группы. Лев, Валерий и Борис, сидевшие под тентом, где вчера тосковал раненый Коренев, при виде его с Антоном радостно вскочили и бросились навстречу, галдя, размахивая руками и толкаясь. С чего бы такая радость? Потом, оставив хромоного в тени под тентом, четвёрка рванула в «сектор ВИП» и стала насильно тянуть каждого из расположившихся там в уединении «белых людей» в воду – Аглаю, Анну, Спонсора, Профессора и Папашку, владельца яхты. В общем-то, никто и не сопротивлялся дружественному и мощному набегу. В воде очутились все одновременно – кто прыгнул, кто упал, кого толкнули. Не хватало только финансиста Веригина, чья голубая шапочка виднелась за бурунами, в открытом море, почти на линии горизонта.

Отменная погода настолько усиливала пляжное настроение, что Коренев не вытерпел и тоже решил воспользоваться прелестями моря и советом Антона. Кое-как доковылял до воды, опустился на колени и осторожно погрузился по плечи, не спуская глаз с яхты, которая уже снялась с места и резво скользила по волнам. Судя по скорости судна, на нём были не только паруса, но и мотор. Уцепившись за корму, сзади плыли двое – Антон и Лев. Коренев узнал их по цвету шапочек – чёрной и красной. Вся остальная компания находилась на борту. Чуть дальше в море виднелся пароход, но, судя по всему, яхта шла не к нему, а к голубой шапочке Веригина, мелькавшей среди волн. Пока журналист раздумывал, плыть ему за остальными или нет и болит ли нога, с моря внезапно налетел вихрь, небо потемнело, а набежавшая откуда-то туча принесла холодный проливной дождь, который не замедлил опрокинуться на купальщиков из неба, ясного ещё пару минут назад.

Яхта развернулась и стала быстро приближаться к берегу. Пассажиры сгрудились на палубе, поближе к мачте, укрываясь чем придётся от холодных струй, падающих с неба. Лев бросил якорь метрах в десяти от опасной гряды бурунов. Ближе было не подойти из-за сильного волнения на море. Сцена была тревожной – девять человек попрыгали в воду и пытались прорваться через набегающие валы и полосу бурунов. Видно было, что продвижение к берегу им даётся нелегко. Раньше всех преодолеть барьер удалось финансисту: видимо, он был лучше других подготовлен к подобным испытаниям. Остальные вплавь пересекали Ближнюю лагуну – кто возле Тихого омута, а кто возле Чёрного, в зависимости от того, кого куда унесло течением. Если бы каждый благородно не помогал тем, кто хуже плавал, Анна, Аглая и три парня Лев, Антон и Борис, вряд ли все они смогли бы поодиночке преодолеть водяной барьер. Антон руководил теми, кого отнесло к Тихому омуту, Лев – отнесёнными к Чёрному.

До берега все добрались благополучно, но в полном изнеможении; не добредя до навеса, рухнули на гальку, чтобы чуточку передохнуть. Тут же, как назло, противный дождь прекратился – и над пляжем снова воцарилось яркое солнце. Лица купальщиков тоже озарились радостными улыбками – и все, как один, заявили, что умирают с голоду. Подходило время обеда. Чуткий Антон опять пригласил Коренева на свой мотороллер, пулей, задевая кусты, пролетел по пешеходной дорожке, ведущей от пляжа, высадил товарища перед отелем и умчался назад забирать пляжные вещи.

В ресторан журналист попал не сразу, пришлось задержаться в холле. В дверях он столкнулся с невесть откуда взявшейся девицей спортивного вида, стройной и улыбчивой, с выдающейся грудью и игривыми аметистовыми очами, которые выглядели озёрами на фоне беспорядочных прядей необычного изумрудного цвета, видимо, по последней моде. На крыле носа у неё блестел камушек, похожий на брильянт, а левое веко было стянуто скобкой пирсинга. Продвинутая барышня.

– Как здорово, что вы появились, – в голос воскликнула та, явно принимая журналиста за кого-то другого, но спохватилась и сразу понизила тон: – Извините ради бога, вы не знаете, когда вернётся профессор Магута… Эдуард Георгиевич?

Коренев озадаченно вытаращил глаза, соображая, что бы такое поязвительнее ответить. «Ну, профессор, жучара, неслабые у тебя подружки!» Вспомнив коренастого географа, его ёжик и залысины, журналист на секунду испытал чисто мужскую ревность, стараясь, конечно, не показать своих чувств девушке.

– Думаю, он сейчас появится… Мы были на пляже, но вроде все уже вернулись… Придётся немного подождать, милая барышня…

«Чисто утопленница с зелёными волосами, русалка», – подумал Коренев.

Ну как тут пойдёшь в ресторан? Разве можно пропустить встречу Профессора с такой шикарной бимбой? Хотя бы из простого любопытства. Дмитрий сосредоточенно посмотрел на часы и сделал вид, что кого-то ждёт, чтобы выиграть время. Он старался не пялиться на стройные ноги и выдающиеся формы незнакомки, чтобы ненароком её не оскорбить. На счастье – Профессор появился в холле раньше всех. Один. Пронёсся мимо Коренева, как угорелый, не заметив весьма и весьма заметную посетительницу, которая, впрочем, тоже не обратила на него внимания и вопросительно посмотрела на журналиста. Тот в этот момент боковым зрением наблюдал через окно, как в отель торопливо входила Анна. Тоже одна. Вошла и, увидев гостью, замерла на месте, сделав удивлённое лицо. Потом обе девушки как бы пришли в себя и двинулись по холлу навстречу друг другу – зелёные волосы на золотистые. Сблизившись, красотки не стали обниматься и не протянули друг другу руки. Первой прорезалась зеленоволосая:

– Ты здесь с Валерой или с папашей? Или с обоими?

– С обоими, представь себе, – холодно ответила Анна.

– Понятно! – многозначительно произнесла Русалка.

– А ты что тут делаешь? – спросила Муза скорее из вежливости.

– Жду профессора Магуту…

– Ну поня-я-ятно! – в свою очередь протянула златовласка, развернулась и гордо прошествовала далее.

Невольный (или вольный) свидетель этой непонятной сцены Коренев озадаченно посмотрел вслед Анне, но сразу же галантно переключился на посетительницу и объяснил ей, что географ вернулся и, должно быть, находится в своём номере. Показав девушке пальцем на лестницу, ведущую на второй этаж, он тоже развернулся и, не попрощавшись, направился в ресторан, где нашёл столик за перегородкой из растений и облегчённо плюхнулся на стул, радуясь, что сможет пообедать в одиночестве. Тем более что позиция столика позволяла вести незаметное наблюдение за остальным залом. Финансист Веригин обедал один. Ему быстро принесли какое-то блюдо и налили бокал красного вина. Анны с отцом не было, вероятно, они заказали обед в номер. Аглая и её «спонсор» сидели за столом как два незнакомых человека, не желающих больше смотреть друг на друга. За всё время они не перекинулись ни одним словом, будто бы рассорились напрочь или просто надоели друг другу.

Примерно через полчаса в ресторан спустился Профессор в сопровождении девушки с зелёными, как у кикиморы, волосами. Они уселись за дальний столик в самом углу; хоть не оживлённо, но о чём-то болтали. Такое впечатление, что все продолжали избегать друг друга. Таился и сам Коренев. Он доел спагетти, поднялся к себе в номер и часа через два освежающей сиесты проснулся в прекрасном расположении духа и полный самых добрых намерений, почти позабыв о больной ноге. А когда спустился в гостиную, то обнаружил там прежнюю компанию в полном сборе. Особняком держался только мямля Валерий с тухлым лицом, но, похоже, на взводе. Остальные мужчины сгрудились вокруг Аглаи, и журналист предпочёл присоединиться к ним. За всё время пустяшных разговоров он не проронил ни слова, но никто особого внимания на него и не обратил. И прежде всего телеведущая, на внимание которой он почему-то особенно хотел рассчитывать, хотя все остальные соревновались перед теледивой в остроумии и тонких комплиментах. Даже дубоватого Бориса прорвало на забавные случаи из практики его родного Минюста, в систему которого якобы входила его юридическая контора. Похоже, никто не хотел упустить свой шанс и добиться расположения охотницы Дианы. А вдруг крепость, как кто-то назвал телеведущую, не так уж и неприступна.

Прекрасная Аглая со снисходительной или лукавой улыбкой слушала всех состязателей, не реагируя даже на явные глупости, иногда задавала встречные вопросы, что-то увлечённо рассказывала сама – и тогда все замирали, внимая. «До чего же она классная… и недосягаемая!», – невольно подумал журналист, мучаясь вопросом, кому достанется эта чувственная красота. И будут ли вообще счастливчики? На ум сразу пришла мысль о Спонсоре. Его-то как раз в числе внимающих не было. Взгляд Коренева поймал предпринимателя возле бара в обществе Бушманова, Анютиного папаши и тоже как бы бизнесмена, только по страховочной линии. Судя по бокалам со льдом, они, скорее всего, прихлёбывали виски и вяло переговаривались. А поскольку Валерий продолжал сидеть один с постным видом – его Дульсинея, по всей вероятности, осталась в номере.

Около шести вечера в гостиной снова появился географ Магута, но не со стороны внутренней лестницы, а с улицы. Уже один.

– Наверное, провожал свою Ундину, – тихо произнёс Антон Неринг, наклонившись к Кореневу. – Небось шатались по кабакам, – и тут же добавил уже во весь голос: – Внимание, внимание! В воскресенье всех приглашаю на спектакль в городском театре «Эрмитаж». Никакие отговорки не принимаются. Только клятвенные обещания. Все клянутся быть!

В такт весёлому заявлению все подняли руки и одобрительно зашумели. Артист осенил себя и всех остальных крестом и изобразил аплодисменты. В этот момент Дмитрий ощутил прикосновение чьей-то руки к своей и, обернувшись, с удивлением обнаружил рядом с собой Аглаю. Но та сразу отдёрнула руку и, глядя прямо перед собой, проговорила:

– Дождь прекратился… Что, если мы немного прогуляемся на свежем воздухе?

Журналист, не размышляя, буквально выпрыгнул из кресла, готовый куда угодно последовать за женщиной своей мечты на данный период. Но путь ему перерезал возбуждённый Атлет, который сбивчиво напомнил о каком-то их прерванном ВАЖНОМ разговоре и попросил его подождать, пока ОН ПРОВОДИТ даму. И они вдвоём с Аглаей двинулись к выходу. Возражать, видимо, ей показалось неприличным. Борис тоже привстал, чтобы последовать за ними, но Антон рукой придержал его. Лишь Коренев успел уловить этот жест, равно как и недовольную физиономию Спонсора, хмуро наблюдавшего, как его спутница выходит из гостиной в сопровождении спортсмена.

Через минуту к оставшимся присоединился географ, как всегда жизнерадостный, общительный, немного загадочный. Борис стал саркастически высказывать ему поздравления насчёт изумрудной барышни, но Магута стойко, с улыбкой отпирался и отмахивался, пытаясь рассказать очередной анекдот. Все переключились на анекдоты, причём не первой свежести, но дружно и громко ржали над каждым. Коренев участвовал в ржачке машинально, так как его внимание было поглощено совсем другим. Он заметил, как между деревянными решётками главной лестницы мелькнула голова Анны; сразу вслед за этим Валерий начал мелко суетиться, сорвался с места, подошёл сначала к окну, обогнул вдоль стены всю гостиную и как бы незаметно исчез за стеклянной входной дверью, но было видно, что двигается он в том же направлении, что и Муза, – к лестнице. Не успел он ещё начать подъём, как вслед ему бросился отец Анны. Тут уж Коренев не удержался и последовал за ними, чтобы от входной двери услышать сдавленный голос Бушманова:

– Куда рванул, негодник! Ничтожество! Я тебя сколько раз просил… предупреждал… не суйся к моей дочери. Ещё раз увижу – пожалеешь…

Голос Пьеро звучал неуверенно, испуганно, жалобно:

– Ну, Виктор Адамыч… я не могу… Ну что вы, ей богу…

В ответ раздался звук, похожий на пощёчину.

– Ну этого я вам не прощу… пожалеете…

В шёпоте Валерия прозвучала злость. В голосе Бушманова слышалась угроза.

– Я те тоже не прощу, сопляк… сам увидишь… и очень скоро!

Коренев тихонько ретировался в гостиную. А через несколько минут туда вернулся и Валерий, улыбаясь, как ни в чём не бывало; только приглядевшись, можно было заметить, что одна щека у него краснее другой. Пьеро старался держаться спокойно, не выдавать внутреннего напряжения, но в глазах его то и дело вспыхивали злые огоньки.

– Что-то нажраться хочется… – неожиданно объявил он.

Профессор Магута как будто только и ждал этого заявления и вскочил, как ужаленный:

– Друзья! У меня в номере затерялась бутылка отличного французского коньяка… Подарок друзей. Есть ли желающие пойти со мной её поискать? А заодно и в картишки сразимся? Ну как?

Наиболее горячо на это предложение отреагировал Борис Рубицкий, но географ сразу же охладил его пыл, сказав, что у него есть принцип – пить только с теми, с кем пил и в прошлый раз, и подмигнул Кореневу, мол, шучу. Журналист откликнулся вяло – ни пить, ни играть в карты ему совсем не хотелось. Подмывало подняться к себе в номер и поскорее записать свои наблюдения в дневник. Но отказывать Профессору было как-то неудобно. В эту минуту в гостиную вернулся Лев, один, без Аглаи. Профессор захватил и его, хотя, судя по всему, Атлет тоже не горел сейчас куда-то идти. Он выглядел так, как будто у него что-то стряслось. Валерий молча, безучастно последовал за Профессором. А Борис занудно бубнил, повторяя, что настоящий картёжник, если он благородный игрок, всегда даёт возможность отыграться проигравшему. Признаться, позицию географа без стакана понять было трудно – почему бы не дать отыграться бедняге юрисконсульту. Коренев пообещал назавтра переговорить с Магутой, но Борис отреагировал сердито:

– Да ну его к чёрту! Жлоб хренов! Завтра смоется куда-нибудь, небось рванёт за своей утопленницей, так что не доведётся отыграться…

Но Коренев его уже не слушал. Ему было не до стенаний Жердяка. В проёме входной двери он увидел несравненную Аглаю. Она бочком прошла к лестнице и стала медленно подниматься, опустив голову, как будто плакала. Не последовать за ней – было невозможно. Посередине лестничного пролёта она остановилась, и журналист, продолжая подниматься по ступенькам, оказался совсем рядом. Отступать было поздно и позорно – он прижался к щеке своей Дианы и двумя рукам обвил её талию. Она не оттолкнула его, но и не прильнула. Просто нежно провела ладонью ему по щеке, медленно отстранилась и продолжила путь наверх. И все дела. Играть в карты и пить коньяк в номере Профессора расхотелось окончательно.

Юркнув в свой номер, журналист поймал себя на желании снова ощутить прикосновение руки и щеки восхитительной женщины. Чтобы унять волнение, хлебнул большой глоток из своей заветной бутылочки виски. Не помогло. Часа полтора провёл за ноутбуком, а потом долго не мог уснуть от мысли: «Хорошо, что пятница не 13-е. Ещё один бессмысленный, пустой день без сенсаций. Будет мне нагоняй от шефа, если вообще не уволят». Спал скверно.

* * *

Проснулся разбитым и сразу подумал: «Суббота, наверное, тоже ничего интересного не обещает». Решил не спускаться вниз. Заказал завтрак в номер, но снова разочаровал горничную, потому что совершенно не хотелось её ни о чём расспрашивать и вообще с ней разговаривать, даже из вежливости. Буркнул спасибо – и всё, хотя, судя по её откровенной улыбке, барышня была по-прежнему настроена на продолжение разговора.

В половине девятого он всё же спустился в холл, никого там не обнаружил и с удивлением принял от портье записку без конверта. Неизвестным, но разборчивым, школярским почерком было исписано полстраницы: «Прости, что бросили тебя, френд. Решили с утра втроём пораньше прошвырнуться по побережью, заглянуть на рынок, туда-сюда. Хотим записаться на экскурсию, осмотреть местные достопримечательности. Может быть, смотаемся в Олимпийскую деревню или в Дагомыс. Если за полночь не вернёмся, не ищи нас в моргах или в обезьянниках – значит, тусуемся. Не скучай. Береги ногу, Дима! И Анюту не трогай. Валера возражает. Но если всё-таки невтерпёж – вперёд! Жми на все педали! Покажи класс! Но не вздумай спрашивать разрешения у ейного папаши. Больно нервный тип… ненароком врежет. Диану тоже обходи за километр. Спортсмен кивает в знак согласия, говорит, что ладонь у неё железная. И сердце тоже. Едем на такси, сложили последние сантимы. Удачи! Лихая троица сильных духом, хоть и без денег!».

Письмо порадовало журналиста. По крайней мере ребята не забыли его предупредить. Наверняка сочинял Антон, он же и подписал за всех. Судя по улыбке портье, тот был в курсе содержания письма.

– А остальные тоже куда-то уехали? – с деланным безразличием спросил Коренев.

– Остальные? – портье на секунду задумался. – Господин Богун ещё не спускался, но просил заказать ему такси на девять. Госпожа с телевидения… вышла с полчаса назад. Господин Бушманов… тот спозаранку сорвался… часов в семь, тоже на машине, кажется, в Олимпийскую деревню поехал купаться… Сказал, там вода чище… И барышня при нём, в смысле дочка. Господина Магуту не видел, он даже не сказал, когда его будить… А вот господин финансист… ну вы сами знаете… большой любитель раннего купания. Когда погода хоть чуть-чуть позволяет, он ещё до семи уже в море.

Коренев поблагодарил за информацию и вышел на площадку перед отелем – посмотреть, сколь быстро на утреннее солнце надвигаются тёмные тучки, обещая дождь или вообще грозу. Его размышления прервал голос портье.

– Да, забыл сказать. Вместе с господином Бушмановым отбыл и молодой человек, как его… Борис… юрист. На переднее сиденье уселся рядом с шофёром. А девушка поехала с лицом… мрачнее тучи… что вот сейчас на небе. Чем-то была расстроена…

Девушка? Ах да, Анюта, папина дочка. Коренев невесело усмехнулся, вспомнив вчерашнее мальчишество, и двинулся на пляж короткой дорогой, через заросли олеандра. Больная нога сразу же напомнила о себе, шаг пришлось умерить – и через пару минут он присел на невысокую каменную ограду колодца, который раньше не замечал, и сразу сморщил нос от шедшего изнутри резкого запаха стоячей тухлой воды. Пришлось встать, прошагать десяток метров и снова присесть прямо на землю: нога заныла не на шутку. Что было делать дальше – не ясно: вернуться в отель или продолжать идти на пляж к Ближней лагуне, до которой оставалось ещё примерно полпути? Там, наверное, женщина, которая так его волнует и притягивает. Но для этого ли его прислала сюда редакция? К чёрту редакционное задание! И он потащился дальше, кривясь и ковыляя, и даже удивился тому, как быстро оказался у лагуны, под навесом, из-под которого хорошо был виден изящный силуэт яхты «Амариллис», покачивающейся на волнах, а чуть дальше, в открытом море, голубая шапочка финансиста, то и дело выныривавшая из пенистых волн. А вот белой шапочки как раз не было видно совсем. Нигде.

Морщась от боли, Коренев допрыгал на одной ноге до воды, прошёл чуть глубже и поплыл на спине. В горизонтальном положении боль уменьшалась, да и прохладная морская вода приятно омывала тело. Но продвижение в море не помогло – белой шапочки по-прежнему было не видать, и журналист, опасаясь судороги в больной ноге, вернулся на берег и уселся под навесом. Отличный наблюдательный пункт. Томительное ожидание грозило затянуться, но минут через сорок из моря вышел подтянутый и бодрый финансист Веригин, стащил свою голубую шапочку, смешно взъерошил влажные волосы и улёгся на соломенную подстилку под солнцем метрах в пяти от болящего, и оба сделали вид, что не замечают друг друга. Первым не выдержал играть в молчанку журналист.

– Может, перекинемся в картишки после обеда?

– Да не хочется что-то, – сухо откликнулся финансист и отвернулся.

Ничего другого делать на пляже не оставалось, и Коренев потащился назад в отель, куда с муками доплёлся через полчаса. Но в холле и в гостиной, к своему разочарованию, по-прежнему НИКОГО не встретил. В добавок нога разболелась ещё сильнее. Что за чёртов день. Куда все разбежались? И почему вдруг?

Ребята – Лев, Антон и Валерий – к обеду явились с опозданием, около половины второго. Журналист встретил их, уже выходя из ресторана, и сразу определил, что они чем-то расстроены. Хотя, казалось, после прогулки…

– Шофёр, собака, наглый попался, – объяснил Артист, – договаривались об одной сумме, а он затребовал добавку. Мол, пробки, дольше мотались, он, видите ли, много времени потерял… Не драться же с ним, он здесь – своя мафия, ещё на подмогу позовёт. Раздел под чистую, гад…

– Надеюсь, это поубавило у вас желание разъезжать по экскурсиям на тачках, сели бы на автобус…

– Придётся так или иначе на автобус, – ответил Лев, – бюджет больше не позволяет… Олимпийскую деревню посетили, занятное место. Хотели ещё смотаться в Дагомыс, где предки наши отрывались…

– Правильное направление, – с улыбкой поддержал Коренев, – возможно, и прелестная Анчутка тоже куда-то туда направилась с двумя охранниками – папашей и юрыстом.

Он не стал уточнять, что анчутками в славянской мифологии именовали маленьких злых духов, шаловливых бесенят. Но ребята этого, конечно, не ведали. Он заметил, как лицо Валерия вздрогнуло и напряглось.

– Ну и поедем, а что?! – сквозь зубы произнёс Пьеро.

Антон и Лев с удивлением посмотрели на приятеля, потом перевели недоумённый взгляд на Коренева. При этом Антон ему подмигнул.

– Страдает мужик, не видите, что ли? – изображая суровость, сказал Лев и добавил, обращаясь к Валерию: – Не кисни, чувак, пока она при папаше, никто не умыкнёт твою ветреную пассию. А если ты боишься Бориски, то тут есть над чем задуматься… шанс на успех у него есть… Так что ты особо не парься, понаблюдай пока со стороны… Но опасайся Папашки.

Коренев дивился наивности Валерия. «Чёрт бы его побрал! – досадовал он. – Неужели вчерашний вечер его ничему не научил? Далась ему эта Анюта. Мало ли других забот… Меня вон Спонсор хренов ест своими глазищами, дырку в башке просверлит…»

Богун действительно приближался к журналисту.

– Можно вас кое о чём попросить, молодой человек, – с подчёркнутой вежливостью начал он, сквозь зубы.

Почувствовав высоковольтное напряжение в мужчине, журналист невольно сжал кулаки и приготовился к оскорблению и даже к драке. И отозвался с известной долей сарказма:

– Я весь внимание, спрашивайте…

– Прошу меня правильно понять, – выдавил предприниматель, – к вам это прямо не относится… Вы приличный молодой человек… А вот молодые люди… кажется, ваши приятели… из соседнего пансионата, не очень-то соблюдают приличия, принятые в обществе… Ведут себя довольно развязно, что, представьте себе, оскорбляет определённых лиц. Аглая Политова – моя… невеста, даже если в данный момент мы проходим в какой-то степени через зону турбулентности… то есть через определённые трудности, как это бывает у всех людей, это не повод для… В общем, я вас прошу, как интеллигент интеллигента… всё-таки вы журналист… надеюсь, вы меня поймёте…

Что тут было не понять. Но Коренева покоробило это обращение со стороны малознакомого и не очень приятного человека. За его высокопарными словами скрывались унижение и беспомощность. Впрочем, цель его захода была журналисту не совсем ясна, может, это такой приём – чтоб рикошетом намекнуть, чтобы он лично тоже не строил планов в отношении его невесты и «отвалил» от женщины мечты. Или и впрямь считал, что кто-то из трёх пацанов претендует на внимание Дианы, угрожая их помолвке?

– Я не очень понимаю, о чём речь… – промямлил Коренев, – и что, собственно, происходит… И при чём здесь я?

– Мне хотелось бы избежать серьёзного конфликта! – сказал Богун, повышая голос. – Речь идёт о моей чести… или о чести известного лица, и я готов употребить все средства, чтобы его, то есть её, в смысле честь, защитить. Прошу передать это вашим приятелям. Надеюсь на их понимание…

Спонсор выглядел вполне серьёзно. В его голосе звучала сталь, лицо соответствовало речи. Было видно, что он действительно полон решимости.