Czytaj książkę: «Совсем не тихий омут», strona 2
– Так это же и есть Аглая Политова, ведущая передачи «Музыка души» на НТВ, – вдруг шёпотом произнёс журналист, наконец узнав красивое лицо женщины, растиражированное модными журналами и блогами. – Все торчат от её бесед со звёздами классической музыки. Звезда прайм-тайма. Рейтинг зашкаливает. Элегантная, тонкая. Умница. Мечта поэта. А какая стать – и впрямь богиня.
Прозвище Диана показалось ему удачным.
– Не правда ли похожа на богиню охоты Диану? – поделился он своей находкой с приятелем, решив блеснуть эрудицией. – По-любому богиня, ведь Аглая – дочь Зевса и Эвриномы, а Диана – дочь Юпитера и Латоны… Если слышал…
Спортсмен наморщил лоб, будто что-то вспоминая:
– Точно, вспомнил слова поэта про неё: «Дианы грудь»… и ещё чё-то.
Он коротко заржал и, перейдя на шёпот, спросил:
– А что это за хмырь при ней, не знаешь? Неужели хахаль? Или просто так – спонсор?
Коренев, большой спец по отечественному телевидению, напряг свою фотографическую память и сразу вспомнил.
– Если не ошибаюсь, это Аркадий Богун, известный предприниматель, владелец модной сети ресторанов «Только здесь», продюсер нескольких телепрограмм по искусству, меценат. Крутится на ТВ. Любитель и спонсор ряда известных деловых женщин, разумеется, не страшилищ. С ними и светится… в свете.
– Берёт он их, конечно, капустой, ну не душевной же и уж точно не физической красотой, – Льва аж передёрнуло. – Неужели за деньги можно всё?
– Ему ещё нет сорока, он в отличной форме. На вилле у него, как показывали по телику, зал фитнесса, бассейн, тренеры по боевым искусствам, рысаки, породистые собаки и прочая фигня. Этот он в пиджаке выглядит как рохля, а вообще-то – он яхтсмен и вроде боевыми искусствами занимается. И, возможно, даже неплох в искусстве любви. Да, бабла у него немало, но одно другому не мешает. А может, даже дополняет. А Аглаю ты разве никогда не видел по ящику?
– Да не смотрю я такие передачи, потеря времени, сидят, треплются друг с другом, рисуются, ну и в чём кайф? Я спорт смотрю или боевики, жесть какую-нибудь, чтоб не оторваться от текущей жизни. Хотя такую кралю стоило бы посмотреть и послушать…
– Ты не пожалел бы. Классно ведёт, всегда интересно. Думаю, не её ли поджидал тот парнишка, что утром заявился в отель… Как его там… Валерий Локотов?
Дмитрий быстро изложил суть утреннего визита на ресепшн молодого незнакомца и получил категорический ответ.
– Не думаю. Ты сказал с виду паренёк был неказистый, робкий, а она вон – звезда ТВ. Ему такая не по зубам. Вот спонсору в самый раз. А может, они здесь и случайно встретились. Знакомы по тусовкам – и он мылится.
– Вряд ли, – сморщился Коренев, перебирая в голове увиденный список номеров с именами постояльцев.
Вспомнил не всех и, внезапно почувствовав прилив усталости от второго дня «отдыха», распрощался с собеседником. Да и время обеда подошло, а делить с кем-то его не очень хотелось. Ему показалось, что Атлет только этого и ждал.
* * *
В ресторане на первом этаже Дмитрий нашёл укромное местечко в дальнем углу, но не в поисках уединения, а потому, что рассмотрел там «человека дождя», парня по имени Валерий, который утром искал кого-то в холле отеля. Тот сидел за столом, повернувшись лицом к входной двери, словно ждал или караулил кого-то. Коренев решил расположиться рядом с ним ещё и потому, что через два стола от них разместились теледива и её мрачный спутник. Трудно сказать, обрадовался ли Валерий, увидев журналиста, или смутился. В его улыбке было что-то искусственное, но плавным жестом руки он пригласил Коренева присесть; предугадывая вопрос, он сообщил, что работает в крупной и успешной страховой компании «Стрейт» в Москве, и вот решил на недельку выбраться на море в счёт накопившихся переработанных часов: шеф у него классный профи, хотя слишком строг и не всегда справедлив. Дальше беседа не шибко развивалась, потому что стали разносить блюда, указанные в обеденном меню на этот день. Выглядело всё аппетитно – и голод дал себя знать обоим. Дмитрий уловил неохоту собеседника заниматься беседой и желание сосредоточиться на своей роли караульного или дозорного. Явно кого-то высматривал. Кореневу и самому не очень интересно было вести очередную банальную беседу, так как ему больше хотелось подслушать разговор мужчины и женщины, сидящих через два столика. Для чего нужно было превратить свои уши в локаторы и здорово напрячься.
Боже, какую же чушь ему удалось расслышать, хоть и с большим трудом. Спонсор занудно сетовал на погоду, на дождь, который шёл с утра, на серое небо. Аглая же вяло соглашалась, однозначно повторяя «да» и «жаль». Сомнений не было – особо нежных чувств и даже большого интереса к собеседнику она не испытывала. Тот либо был болваном, если не понимал этого, или изображал такового, преследуя определённую цель. В какой-то момент Коренев осторожно, как бы случайно, повернул голову, их взгляды с телеведущей встретились, от чего он испытал некоторую неловкость и почувствовал, как кровь прилила к его щекам. Волнение удалось скрыть за фигурой официантки, принёсшей ароматно пахнущий суп и подобострастно склонившейся над столом. Видимо, с подачи директора, персонал ресторана проникся к скромному журналисту большим почтением. Пьеро вполоборота наблюдал за церемонией с насмешливой обезоруживающей улыбкой мальчишки, но взгляда от входной двери не отрывал и почти не притронулся к еде. Кого же он всё-таки караулил?
Обед был по-домашнему вкусным и сытным, особенно куриные котлетки с жареной картошкой. Такие здорово умела готовить мама Димы. Встав из-за стола, он не сразу вышел из зала, нарочито медленно побрёл к выходу, искоса наблюдая за теледивой и её спонсором. Тот, нацепив очки, пристально изучал счёт, то есть, видимо, они с Аглаей снимали отель без питания, предпочитая выбирать еду по меню. На ум сразу пришла пошлая фраза: «Кто её ест, тот её и танцует». Разочарование и неприязнь к Меценату усилились, когда Коренев увидел, как тот по-барски небрежно кидает официанту кредитную карточку. «Наверняка платиновую, – невольно подумал он и сам себя одёрнул, мол, завидовать нехорошо. Губы невольно сложились в презрительную трубочку. Музыковед заметила эту гримасу и наклонила голову, подавляя улыбку. То есть на него обратили внимание. Журналист с благодарностью принял улыбку Дианы в подарок, повернулся к ней спиной и бодро направился к выходу, стараясь не улыбаться во весь рот.
Уже выходя, он заметил в ресторане ещё одно уже знакомое лицо, похожее на маску, – немолодой молчаливый господин из гостиной. Веригин, что ли. Коренев уже придумал ему прозвище Гарпократ, бог молчания у древних греков. По увиденному на ресепшне паспорту вспомнились имя и сложное отчество – Веригин Глеб Аристархович, финансист, 53 года. На сей раз его глаза были широко открыты и излучали непонятный свет – тревоги, азарта или восторга? Взгляд финансиста неотрывно сопровождал красавицу-музыковеда, тоже двинувшуюся к выходу, и буквально впитывал каждый её шаг. Заметив взгляд журналиста, Веригин опустил глаза, довольно наигранно изобразив на лице апатию и безразличие к происходящему. Поднявшись к себе в номер, Коренев снова, как подкошенный, повалился на кровать и моментально забылся тяжёлым сном. Снилось что-то мерзкое: какие-то жуки, ящерицы, склизкая трава, грязные лужи и густой лес, сквозь который он с трудом продирался, причём не один. Кто-то тянул его сзади за руку…
* * *
Послеобеденный сон, именуемый сиестой, был глубоким, но непродолжительным. Когда Дмитрий снова спустился в гостиную, чтобы выпить кофе, то опять застал там Веригина в кресле с полузакрытыми глазами. Если тот спал, то, судя по лицу, ему тоже снилось что-то неприятное. Гримасы спящего менялись – от крайнего испуга до блаженства. Впрочем, оказалось, что финансист не спал, а дремал – его пальцы незаметно выстукивали на подлокотнике какой-то ритм, возможно, сопровождавший смену эмоций на его лице или ход мыслей. В другом углу гостиной на диванчике восседал и Пьеро со своей словно приклеенной улыбкой блаженного юноши. Рядом с ним пристроился Атлет, который что-то возбуждённо вещал, помогая себе движениями рук по-итальянски. «Небось сыплет про свои спортивные подвиги, не исключено, что его задело моё равнодушие к этой теме. Надо бы исправить», – подумал Коренев.
– Эй, папарацци, – нарочито небрежно окликнул журналиста Ружев. – Присоединяйся, поведай нам что-нибудь интересненькое из вашей необычной жизни.
«Это уже сарказм, значит, обиделся», – заключил Дмитрий. Без особого желания он приземлился на пуфик возле диванчика и сразу отметил, что Лёва выглядит настоящим франтом: теперь на нём были тонкие сандалии, белые джинсы и салатовая тенниска с крокодилом, выгодно подчёркивавшая его бицепсы. Но про себя Коренев ехидно решил, что это вряд ли повысило IQ спортсмена. Парень нёс какую-то пургу про свои отношения в команде, «с этими дебилами», и с девушками, «этими лахудрами», буквально сходившими от него с ума. При этом он то повышал голос, то презрительно играл губами, не забывая вставлять словечки, прерываемые на телевидении характерным запрещающим сигналом. Казалось, что, сменив наряд, спортсмен решил показать высокосветский стиль беседы на сложные житейские темы, чтобы утереть нос этому журналюге. Но, конечно, соблюдая приличия.
– Наша жизнь нам не принадлежит, – провозгласил Атлет, – кто-то невидимый, но вездесущий и властный держит в своих руках ниточки к нашим жизням и дёргает их по своему усмотрению. Этот невидимка всё про нас знает, следит за нами и не прощает ничего. Разве не так?
В этом месте Валерий потупился и стал смотреть исподлобья, то ли принял сказанное на веру и испугался, то ли просто подыгрывал оратору. Коренева вообще всегда мутило от деланной высокопарности, и он с трудом скрывал улыбку.
– Не все осознают могущество невидимки, – продолжал философ, – силу его рук, дёргающих за нитки. Вот, к примеру, Аглаин спутник – за какие ниточки дёргает? Почему такая конфетка тусуется с этим уродом? Только за башли? На невидимку он, конечно, не похож, но на чёрта точно. Типичное производное доктора Франкенштейна. Одни глаза чего стоят. Может, нам заняться этим и выяснить, за что и как он дёргает? А что, если мы втроём за дамой немного приударим? Нас ведь тоже не на помойке нашли – журналист, спортсмен, страховщик. Атос, Портос и Арамис – один за всех, все за одного. Крутые пацаны… красавцы… хоть и без платиновых кредиток. Зато возраст более выигрышный… в известном смысле. По-моему, ей это должно понравиться.
Коренев, пожав плечами, изобразил согласие: будет чем заняться на досуге, отчего не порисоваться перед теледивой. Но Валерий совсем сник, пробормотал извинения и слинял. Может, даже кстати, так как на лестнице началось какое-то движение. Теледива грациозно спускалась одна, держа в руке зонтик. Похоже, собралась прогуляться под дождём. Дима и Лев опередили её и на самом выходе преградили дорогу, учтиво улыбаясь. Посетовали на погоду, выразили удивление и сожаление, что такая известная особа намерена покинуть уютную гостиную, а не остаться в компании двух приличных и начитанных ребят для содержательной беседы о том и о сём. Аглая дружелюбно улыбнулась в ответ, оценила иронию молодых шевалье и их искренний порыв познакомиться (почему бы нет?) и, стараясь попасть в их иронический тон, игриво ответила, что о том и о сём она рада будет поболтать с симпатичными, судя по всему, решительными ребятами, но не в гостиной, а на террасе.
– Там больше воздуха, хочется подышать, а дождь туда не залетает, – уже без кривляния пояснила она.
На террасе, откуда открывался потрясный вид на море, слегка подпорченный дождём, они разместились вокруг низкого столика на деревянных жестковатых креслах. Тотчас же на террасу выскочил официант и принял заказ – кофе и коньяк для мужчин, мартини со льдом и лимоном для дамы. Неутомимый шармёр Лёва сразу включил шестую скорость, затараторил и понёсся, по своей методе, покорять охотницу Диану рассказом о своих достижениях в спорте и в общественной жизни. Кореневу оставалось только внимать, созерцать молодую женщину, глупо улыбаться и лишь изредка, дабы напомнить о своём присутствии, вставлять комплименты в адрес своего «потрясающего друга», заговорщицки при этом ему подмигивая. От бахвальства, наглости и прямоты пятиборца его корёжило, но приходилось держать марку учтивой беседы, чтобы не спугнуть телеведущую. Но та, казалось, на полном серьёзе слушала Лёвушкин трёп. «Неужели она дура, несмотря на внешность и телепередачу», – с ужасом подумал Дмитрий. Но сразу догадался: «Просто вежливая, воспитанная, не хабалка, добросердечная, уверенная в себе, владеющая собой. Шикарная женщина, необыкновенно красивая и желанная, смотреть на неё можно бесконечно». Судя по обилию эпитетов, закрутившихся в голове, журналист почувствовал, что втюрился как последний пацан. И, как бывало в ранней юности, испытал парализующее оцепенение от робости перед объектом своей нежданной влюблённости. Так случалось всегда: чем больше ему нравилась девушка, тем больше обуревала застенчивость. Именно это отличало его от напористого Атлета, который лез напролом. «Вряд ли такая женщина клюнет на бицепсы», – в самоутешение подумал журналист.
Его мучительные размышления прервало появление Аркадия Богуна, предпринимателя, спонсора и законного спутника телеведущей. Надо ли объяснять, почему густые брови медиума поползли вверх, а глаза бешено сверкнули при виде двух явных ухажёров рядом со своей подругой. Разумеется, не от удивления, а ещё меньше – от расположения к незнакомцам. Однако, соблюдая приличия, собаковед и яхтсмен, как джентльмен, подавил свой гнев, рывком придвинув соседнее кресло, присел к троице и вполне любезно предложил всем выпить. Молодые люди не отказались от виски. Аглая попросила повторить мартини.
– Принесите всю бутылку, – шикарно и веско потребовал бизнесмен. – …Односолодового, лучшего… Немножко льда и орешков… Мы тут покалякаем… и разберёмся – ху есть кто…
Разговор невольно перешёл со спорта на телевидение. И здесь на первые роли вышел журналист: ТВ было его коньком, и он чувствовал, что в этом он может дать фору противному спутнику Аглаи и нахальноватому спортсмену. Так и случилось. Прошлись по всем последним кровавым сериалам, нудным и тревожным новостям, неубедительным заключениям политологов, убогим ток-шоу и кошмарным концертам одних и тех же королей попсы. Но, похоже, Богун, продюсер и меценат, как ни странно, был не совсем в теме ТВ, потому что реагировал слабо на шутки и подначки журналиста и не владел фактологией. Возможно, кроме своих денег и тела телеведущей, его ничего больше не интересовало. В конце концов беседа вернулась к спорту, когда совсем невпопад предприниматель сообщил, что больше всего на свете он любит воду, обожает плавать, гонять на катере или ходить под парусом и погружаться с аквалангом. Особенно на далёких морях, где под водой можно увидеть массу красивых рыб. Плавно перешли на рыб – кто какие видел и ловил. Спонсор и здесь вырвался вперёд, рассказав, как с баркаса ловил на гарпун огромных тунцов в Индийском океане, между Маврикием и Мадагаскаром. Тему собаководства Коренев решил не затрагивать, так как был в ней, как говорится, ни в зуб ногой. Прекрасная Аглая почти не участвовала в беседе, внимала, сохраняя на лице загадочную улыбку Джоконды или реально дочери богов.
Под односолодовый виски беседа всё так же развивалась бы в никуда, если бы не прозвучавший рядом хриплый голос:
– Вам бы всё экзотику подавай, дальние края, тропические острова, тёплые моря… А сколько классной рыбалки в России… куда ни кинь… Только пожелай…
Замечание исходило от финансиста, который оказался совсем рядом и, бросив колючую фразу, снова уткнулся в свой журнал. Воспользовавшись паузой, Коренев извинился, направился в сторону туалета, но у дверей сделал вираж и выскочил с террасы прямо под дождь. Через минуту его нагнал Лев.
– Слабо выступает Спонсор. По-моему, я его уделал по спорту. Надоело соревноваться в глупости и бахвальстве.
Журналиста разбирал смех. Он и Лёву-то не считал вершиной остроумия и скромности. Соревновались два жеребца в расчёте впечатлить даму. Её молчание было признаком вежливого сочувствия обоим. А поскольку его интересовала только прекрасная Диана – Коренев вернулся на террасу. Спонсор испарился. Похоже, беседа с финансистом у него не завязалась. Телеведущая перешла в зимний сад и там села к окну, укрывшись за пышными растениями. Валерий, всё с той же глупой улыбкой, сидел на своём наблюдательном пункте, не выпуская из рук смартфон. А Веригин, перейдя в гостиную, казалось, опять погрузился в нирвану, откинувшись в кресле с полузакрытыми глазами. А может, хватил больше, чем нужно, вискаря, щедро предложенного Спонсором. Но, приглядевшись, Коренев заметил, что финансист вовсе не спит, а, скосив полуприкрытые глаза, рассматривает теледиву сквозь зелёные растения. Не оставалось ничего другого, как пристроиться к Валере в соседнее кресло и тоже открыть смартфон. Пробежав новости, Коренев поднял глаза на Пьеро в тот момент, когда тот напряжённо уставился на входную дверь, которую в этот момент открывал портье.
Вошедшим оказался мужчина лет пятидесяти, среднего роста, сухопарый, подтянутый, с аскетическим лицом, но яркими очами неопределённого цвета – зелёными или серыми, издалека не разобрать. В глаза бросалась его модная молодёжная стрижка: нулёвка по бокам и ёжик седых волос на макушке, огибающий залысины. Одет он был подчёркнуто щеголевато – светло-серые фланелевые брюки, летний клубный пиджак в полоску с двумя шлицами, голубая рубашка с воротником на пуговичках и вышивкой какого-то бренда на левой груди. Войдя, он прежде сложил зонтик-трость, а потом только огляделся. Но, видимо, это всё же был не тот человек, которого поджидал Валерий, судя по разочарованию на его печальном лице. Коренев решил, что ему даже больше подойдёт прозвище Ялем, бог плача у древних греков.
Минут через двадцать вновь прибывший спустился в гостиную уже без пиджака. Первым делом он рванул к бару, заказал «Кровавую Мэри» и, не отходя от стойки, осушил бокал большими глотками, как будто его мучила жажда, и сразу заказал вторую порцию. Удивляла непринуждённость и уверенность его поведения, как будто он был завсегдатаем или постоянным клиентом этого элитного отеля. Заметив молодых людей, он направился прямиком к ним, дружелюбно улыбаясь, и, присев рядом на краешек кресла, представился:
– Магута, Эдуард Георгиевич, преподаю географию в Уральском университете.
«Не москвич, хотя в таком отеле их должно было бы быть большинство», – рассеянно подумал Коренев и, сам дитя провинции, испытал невольную солидарность с прибывшим, которого сразу прозвал Профессором.
– Простите за навязчивость, – продолжил Профессор, – но я решил прервать своё унылое одиночество в этом замечательном месте. Рыбалка, охота и путешествия – мои главные увлечения, но есть и масса других… например, хорошее вино и общество элегантных и красивых дам. Так что простите великодушно мне и эту возрастную слабость, молодые люди…
Географ оказался на редкость разговорчивым, и через полчаса парни узнали о нём больше, чем друг о друге за день знакомства. Родился, жил и окончил литфак в Питере, но хорошую работу нашёл в Перми, где и осел. Правда, был перерыв – два года, будучи по образованию географом, по программе обмена преподавателями, учил студентов русскому языку в Сорбонне, в Париже. Полюбил Францию, но остаться насовсем не захотел – не может жить без России, она его «будоражит». Да и кому там, в Европе, русские преподаватели нужны, своих полно. Высоцкий был прав: «Ах, Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже нужны, как в русской бане лыжи».
– Кстати, лыжи – тоже мой любимый спорт, – сообщил Профессор. – Равнинные или горные. Горы горами, но дорогое удовольствие. Поэтому больше всего люблю ходить на лыжах по зимнему русскому лесу. В Париже мы, русские, скучали по снегу. А ещё обожаю плавание. Холодной воды не боюсь, хотя моржом не стал. А вот из русской баньки в снег бросаться всем советую. Тонизирует, омолаживает и помогает держать мужскую форму. А это важно, ох как важно, ребята. Впрочем, что это я, вам это без надобности. Вижу, вы и так в форме.
А я вот в преддверии старости развёлся и увлёкся охотой на красивых женщин.
Коренев и Ружев понимающе и заговорщицки засмеялись. Валерий сидел с отсутствующим кислым видом.
– Ну и как здесь обстоят дела с барышнями, – в том же игривом тоне поинтересовался географ. – Приметили кого-нибудь или уже подстрелили? Не скрою, есть у меня ещё грех… страсть как люблю поохотиться на молодых косуль… Считайте меня неисправимым ухажёром…
Теперь уже засмеялись все трое. У Коренева для веселья была особая причина. Он видел перед собой уже немолодого, хотя ещё крепкого мужика, – если Профессора можно назвать мужиком, – который хорохорится со своим ёжиком оставшихся волос и явно самоутверждается в сфере, далёкой от географии. Эдакий русский плейбой, у которого есть ещё, как говорится, порох в пороховницах, а возможно – и деньги в деньговницах, но который, видимо, не преодолел свои комплексы по мужской части. От журналиста не укрылось, что Профессор развернул шею до предела в сторону прекрасной Аглаи и, как они сами, положил на неё глаз, продолжая непринуждённо нести всякую чепуху о своих «охотничьих буднях». Похоже, он обнаружил жемчужину в раковине, приготовился к погоне за ней, но старался изображать безразличие. И это откровенное вожделение немолодого преподавателя географии с молодёжной стрижкой почему-то смешило Коренева.
* * *
В этот момент Валерий тихонечко толкнул его в бок, и он увидел нового гостя, входившего в отель. Личность его сразу было трудно определить, так как пришелец был с ног до головы закутан в плащ-дождевик с капюшоном. И как только он откинул капюшон – Пьеро застыл, как заворожённый, напрягся как струна: видимо, это был именно тот, кого он всё время напряжённо караулил. Узнал гостя и Коренев.
– Неужто Антоша Неринг пожаловал самолично? – шепнул он Атлету.
Об Антоне Неринге, молодом, но уже известном шоумене, желанном госте всех московских тусовок и, по слухам, завидном женихе, Коренев постоянно читал сообщения в инете и жёлтой прессе, но, находясь вдали от бурной столичной жизни, конечно, нигде и никогда не мог с ним пересекаться. Зато Лев Ружев, тоже, как выяснилось, участник столичных тусовок, несколько раз встречался с баловнем богемы и бывал на его представлениях в «Геликон-опере». Сказал, что там Неринг был и трагиком, и комиком, и мимом. Юморил, декламировал декадентские стихи, пел и плакал от горя, заставляя зал содрогаться от сочувствия.
– Короче, театр одного актёра, очень клёво, – заключил Атлет; поэтому первым встрепенулся, ринулся в раздевалку, куда скрылся пришелец, и через минуту вернулся вместе с ним.
Артист охотно присоединился к компании и с улыбкой принял бокал виски из рук услужливого спортсмена. Высокий, стройный, с открытым тонким лицом, явно харизматичный, он как-то сразу вызвал устойчивую симпатию и абсолютно не рисовался. Его бесформенная богемная одежда не могла скрыть его ладную фигуру и физическую силу, необычную для служителя муз. Держался он совсем не как звезда, даже немного стеснительно, но через пару минут завладел всеобщим вниманием. Когда он наконец снял тёмные очки, Коренев, встретившись с ним взглядом, сразу почувствовал неодолимую притягательную силу его личности. В больших синих глазах угадывалась необоримая страсть пылкого любовника, горячий нрав бретёра и калейдоскоп самых сложных чувств мятущегося артиста – от мальчишеского лукавства до скрытой печали. «Не хотел бы иметь такого соперника», – подумал Дмитрий, невольно взглянув в угол, где сидела недосягаемая Аглая Политова. Та была уже не одна. Чуть склонившись к её коленям, Спонсор опять что-то ей бубнил, а она, рассеянно слушая его, то и дело поглядывала в сторону мужской компании с участием Неринга… Ничего не поделаешь – богини выбирают лучших. «В общем, компашка подобралась на славу», – заключил журналист, с нетерпением думая, как всё это отобразить в своём дневнике.
За низким овальным столиком посреди гостиной их теперь было пятеро, но шум они производили за десятерых. Географ любую фразу мог превратить в каламбур или в тему для серьёзного разговора с выходом на литературу. Много ездил по миру и рассказывал о поездках не хуже путешественника Крылова по телику. Неринг, которого журналист сразу прозвал Дионисом, не уступал Профессору в эрудиции: рассуждал о трендах в российском искусстве, пересказывал сплетни, травил тонкие, не похабные анекдоты. И тем самым спасал престиж молодёжной части компании, потому что Коренев как-то стушевался (провинциальный журналист), спортсмен мог говорить только о спорте и девушках, а романтик Пьеро просто слушал других с открытым ртом и своей застывшей на бледном лице блаженной улыбкой. Потом все плавно перешли в зал ресторана.
Совместный ужин проходил под руководством Профессора, разбиравшегося, как оказалось, и в кавказских блюдах. Проверяя качество каждого, он попутно рассказывал о тонкостях французской высокой кухни, что никак не портило аппетита сотрапезников. Кухня Зураба была тоже на высоте. Молодёжь сосредоточилась на поглощении нескончаемой череды блюд и бурно их восхваляла – от ароматных пхали, горячих хачапури, жареного сулугуни, зелёного лобио, душистого сациви и острого аджабсандали до пикантных хинкали и нежнейшего люля-кебаба из барашка; запивали всё это благолепие отличным «Кварели» вперемежку с холодным «Боржоми». Профессор трещал без умолку, мясного ел мало, но нажимал на сыр и вино. По ходу трапезы все соревновались в тостах и громко смеялись любой шутке, избегая скабрёзных, то есть люди собрались приличные. В общем, настоящий грузинский стол. Похоже, никто не задумывался от том, что счёт может оказаться многим не по карману, хотя как раз некоторым молодым участникам гулянья следовало бы об этом помнить.
Чтобы проверить подозрения, Коренев заказал пару бутылок «Шато Мухрани», чем осчастливил официанта. При виде элитного вина молодая троица напряглась. Но журналист снял напряжение, объявив, что всех угощает и предлагает выпить за знакомство и приятное общение. Тогда Профессор тоже пошептался с официантом – и через пару минут директор Зураб самолично явился с бутылкой коллекционного грузинского коньяка, которую он церемонно водрузил на стол. В этом месте уже напрягся Спонсор и тоже зашептался с официантом, после чего на столе появился французский ликёр «Гран Марнье».
– Для дам-с, – с поклоном объявил предприниматель, глядя на телеведущую.
«Не упиться бы», промелькнуло в голове у Коренева.
Обилие спиртного окончательно развязало всем языки. При этом все рассказчики мужского пола, как один, интересничали, явно отыгрывали на Аглаю, у которой рдели щёки от коньяка и ликёра. Антон Неринг сообщил, например, что артистом он стал вопреки воле родителей, те хотели видеть его врачом. Но он понял, что медицина – не его призвание, упёрся и поступил сначала в Строгановку, чтобы учиться на художника. Родители не на шутку рассердились, поэтому он покинул отчий дом в Киеве, уехал в Москву и поселился там с друзьями в студии у одного «великого» архитектора по соседству с театральным училищем им. Щепкина на Арбате. На нём и подрабатывал рисунками для туристов, а потом вдруг решил подать документы в Щепку – и был принят. А когда закончил, распределения не предложили, начинал в каком-то экспериментальном театре на проспекте Вернадского, жил у друзей, где придётся, но пить, как все артисты, не начал, да и денег на выпивку не было. Жизнь богемы его не очень устраивала, пробиваться было трудно, кочевал из театра в театр, а потом придумал свою оригинальную программу, подписал контракт с каким-то шальным импресарио и вытянул лотерейный билетик – объездил всю России, нарубил капусты и теперь вроде всё получилось: «его заметили».
Но надо много работать, придумывать, завоёвывать новые позиции. В пылу разговора Неринг признался, что, выбрав театр по зову души, он рад, что стал артистом, а не художником.
Атлет поведал о трудностях сочетания учёбы в финансовом вузе и спорта, сказал, что не решил ещё с выбором профессии, наверное, финансы надёжнее, но скучное дело – зарабатывать, считать и снова считать. Смекнув в какой-то момент, что на фоне сочных историй географа и шоумена его повествование выглядит не очень ярко, сник и умолк, притворившись, что перебрал спиртного.
Безразличный к выпивке и до этого молчаливый Валерий тоже не очень внятно попытался рассказать о своём счастливом детстве в доме богатой тёти (родители работали за границей, в торгпредствах) и о развесёлой студенческой жизни в промучилище, где он учился на компьютерщика, а потом в институте, где учился на экономиста, а стал страховщиком. «Прозаично, но зато надёжный хлеб, все в наше время что-то страхуют», – объяснил он. Правда, его рассказ звучал не очень убедительно, было похоже, что и весёлые страницы своей жизни он придумал, чтобы произвести впечатление. Во всяком случае его слегка монотонный голос и печальное лицо Пьеро контрастировали с содержанием рассказа, а глаза продолжали коситься в сторону входа в отель.
Приподнято ровно держался только Профессор. Несколько раз он махал рукой, приглашая за мужской стол «представителей элиты», как между собой они определили Аглаю и её спутника, сидевших в другом конце гостиной и, казалось, удручённых этим обстоятельством. В конце концов он поднялся, чтобы подойти к «звёздной» паре, но наткнулся на финансиста. Тот как из-под земли вырос. С минуту они витиевато извинялись друг перед другом, и Профессор пригласил Веригина за свой стол. Глеб Аристархович поиграл губами, как бы размышляя, но приглашение не принял и проследовал к выходу.
– Где-то я раньше видел этого дяденьку, – прошептал Неринг. – Не могу точно вспомнить – где и когда, но точно видел… причём недавно. В инете или на сцене… Некомфортный какой-то… мутный.
На другом конце гостиной географ, похоже, добился благосклонности «элитной» пары, потому что присел рядом с ними, о чём-то увлечённо рассказывая. «Наверное, об очередном путешествии в дальние края», – подумал Коренев. В этот момент из-за стола резко поднялся шоумен.
– Вынужден вас тоже ненадолго покинуть, друзья. Профессор меня опередил.
Оставшиеся недоумённо переглянулись. А Неринг как бы поправил несуществующий галстук и двинул в сторону «благородного» столика, где церемонно склонился к протянутой руке теледивы, изображая поцелуй, и получил в ответ её приветливую улыбку. Получалось, что они были знакомы. Почему же тогда он раньше к ней не подошёл?
