– Сено, что ли, – задумчиво произнес Дарьян.
– Странный вы, милок, из кружки моей пить не захотели, а из стакана, в который я травку для чая насыпал – с удовольствием, – протянул старик.
– Так, хватит с меня этой растительности! – рявкнул Дарьян.
– Брось, дорогой друг, я такими вещами не балуюсь, в отличие от вас, туристов – наркоманов, – подначил его дед и продолжил: – Пей, не переживай, эти травки для здоровья полезны.
Не понимая, зачем и как, но Покровский вдруг поверил старику. Возможно, потому что очень сильно хотел пить?.. Тем более, по запаху трава мяту напоминала, да и маленький мятный листочек в стаканчике плавал. Сделал глоток и только после этого дед добавил, что травка эта, в общем-то, от диареи, проблемы у него с пищеварением. Дарьян вспыхнул, кинул стаканчик деду в ноги, рявкнул по-английски: «Attention!» и взял котелок, надеясь, прямо из него сделать глоток чая… А в котелке-то пусто! Израсходовал, бедняга весь чай на кружки. Со злости бросил котелок туда же – под ноги старику. И пошел искать свой рюкзак. Старик спокойно поставил кружку, котелок, достал из сумочки маленький термос. Да, да, из небольшой, тряпичной сумочки! Где он ее взял – тайна, покрытая мраком. Дед открыл крышку и запах душистого горячего чая в тот же миг долетел до Дарьяна. Эх, придется со стариком мириться. Тем более, что ветерок холодный подул, а толстовку его любимую, кто-то стащил. Мы-то знаем, дорогие читатели, что это была Юля…
А Петр Ильич уже поймал жадный взгляд Дарьяна, улыбнулся, налил в крышку-кружку от термоса чай, и протянул парню. Тот осторожно взял, сделал глоток, ожидая, что вот-вот старик добавит какую-нибудь гадкую информацию про этот напиток, издающей дивный аромат. Однако, ожидания парня не подтвердились, старик сдернул последнюю сосиску с палки, на этот раз пожаренную в меру, и целиком затолкал ее в рот. Пару раз пожевал, проглотил и продолжил историю про Великую Отечественную Депрессию. Правда сбился в хронологии и начал рассказ почти сначала.
– Дед, ты это уже говорил… – заметил Дарьян.
Старик замолчал, вытянул к костру протез. Кстати, на ногах в этот раз у него были забавные резиновые розовые сапоги в цветочек.
– Ты ребенка ограбил? – пошутил Дарьян и прилег, наконец, на пенку, держа в руках кружку с чаем.
– Внучка выросла, а мне в самый раз.
– У тебя внучка сорок четвертый размер носит? – хмыкнул парень. У старика забегали глаза. – Так что с тобой сделали-то после того, как ты, ветеран, в голод поселок погрузил?
– Да что ж со мной сделают-то, мне пять лет всего было! – расхохотался старик.
Дарьян подавился чаем. Старик резко вскочил.
– Ладно, хватит глаголами разбрасываться, пора выдвигаться! – бодро произнес он, – Марфа, кыс-кыс-кыс! Курица выбежала из леса, держа во рту ящерицу. – Выплюнь, дура! – рявкнул дед, курица послушалась.
– Куда собрался? – спросил Дарьян.
– К группе тебя отведу, – ответил старик.
– Сами вернутся, – холодно произнес Дарьян и отвернулся к костру, попивая чай.
– Да и шубу тебе надо бы вернуть, извиниться перед доя…– поправил сам себя старик, – перед той самой красавицей Мэри, в общем.
– Дед, я смертельно ранен. Некий, мягко говоря, осел подстрелил меня в ж…, в попу. Если ты собрался в поселок, то, может, сам отнесешь эту шубу? Тем более, уверен, кража – твоих «лап» дело.
– Неуважительно вы, голубчик, с дедушкой разговариваете, неуважительно! – протянул старик, покачивая головой.
– Дед, я по твоей милости жил на Бейкер – стрит и считал себя Ватсоном… Молчал бы лучше, – сделал еще глоток Дарьян.
– Хорошо, – подозрительно легко согласился дед, – тогда присмотри за Марфой, – предложил он, сделал пару шагов и остановился.
Дарьян повернулся – перед ним стояла курица. Несколько мгновений она смотрела ему в глаза, затем резко напала и принялась клевать, издавать какие-то непонятные звуки.
– Да ладно, ладно, пойду с вами, только убери её от меня! – закричал Покровский, отмахиваясь от Марфы, которая после этих слов сама остановилась и вернулась к ногам хозяина.
– Чокнутая семейка, – фыркнул Дарьян, аккуратно поднялся с пенки, скрутил и убрал ее в палатку. Старик хитро улыбался…
Поселок Закусь
Дискуссионная беседа между главой поселка и бандой дикарей-туристов, продолжалась несколько часов. Квазимодо, как только мог, демонстрировал собственную важность, как бы намекая на то, что здесь, в Закусе он – царь и Бог. Когда его заносило на вершину Олимпа, баба Соня вмешиваясь в разговор. Квазимодо несколько раз напоминал какой огромный ущерб туристы нанесли поселку, и что просто так он отпустить их не может. Туристы же, каждый по отдельности, вставляли свои «пять копеек» в разговор. Лишь Тощий не хотел разговаривать. Он сидел и думал, что нужно срочно раздобыть какую-нибудь еду. И наконец, под «шумок», уполз с глаз долой на запах вкуснейшей выпечки кондитера Мюррэя Толстикова. Кстати, запах корицы буквально заполнил весь поселок. Заурчало в животах у всех, даже у главы, который совсем недавно съел почти килограмм шашлыка.
В конце – концов, Соне Бельмондо эта бестолковая дискуссия надоела, и она приняла, как ей казалось, правильное решение…
– Значит, так, – решительно проронила бабка. Все замолчали и уставились на нее. Все, кроме Могильникова, ведь тому, разумеется, было совершенно неинтересно слушать не только бабку, но и всех остальных. Он спал. Будить патологоанатома не рискнул никто – даже Соня Бельмондо, ибо даже у нее, суровой бывшей надзирательницы, он вызывал странные чувства, похожие на страх. – Предлагаю на сегодня остановить уже этот бардак и всем отдохнуть. Завтра отработаете у нас в поселке на общество, потом можете быть свободны, – продолжила бабка.
– Но! – попытался возразить сначала Квазимодо, а потом и все остальные.
– Не обсуждается! – твердо прервала оппонентов Соня, затем продолжила: – Ночлег вам предоставим, однако, руководитель ваш будет ночевать у нас в доме под нашим присмотром.
– Я отказываюсь! Нам нужно выходить! Может, денег вам дать? – тут же возразил Валенов, при том, что денег у них, разумеется, в свете непредвиденных трат на поезд, не было: – Тратить лишние день – два мы ни в коем случае не можем! – Роман встал из-за стола. Глава встал следом и принялся разминать руки.
– Я согласна с Романом Александровичем! – вмешалась Элина. – У нас билеты куплены на обратную дорогу, и ограничены сроки похода!
– И я согласна! Мы, возможно, начудили у вас в поселке прилично, но говорим вам, что это лишь нелепое стечение обстоятельств по вине одного из наших товарищей! – поддержала товарищей Кира и посмотрела на Тощего… – А где он?
Все уставились на пустое место, где пару минут назад сидел Миша Худогубкин.
Бабка закатила глаза.
– В общем, спорить больше не буду. Вечером у моего внука повторное торжество, которое вы вчера благополучно сорвали. Завтра решим, чем вас занять, – отчеканила бабка и направилась к выходу. – Кстати, бежать не советую, я больше чем уверена, что егерь караулит вас на границе леса.
При этих словах Могильников резко проснулся, встал со стула, холодно произнес, что ему некогда заниматься всей этой ерундой, и тоже направился к выходу, пожелав всем удачи. Напомнил, что будет ждать туристов в лагере.
– Эй! – окликнула Соня Могильникова. Все с испугом посмотрели на неё. В руках бабка держала любимую флягу патологоанатома, – если хочешь её вернуть, то успокойся и сядь на место. Если она тебе не нужна, можешь бежать. Не думаешь же ты, что за те два бочонка молока, которые у нас вчера украл, я тебя так просто отпущу? А после разбитой тобой вазы с прахом?
Послышался смех. Особенно заливался Эдкевич.
– Нет, ну не помню я его, как ни крути! – вздохнула Кира.
Сергей надулся…
– Я тоже… – покачала головой Элина.
– Да идите вы все! – совсем разобиделся тот.
– Молоко? – переспросил Могильников и остановился, совершенно ничего не понимая. И тут же вспомнил, что с утра в этой самой фляжке находилось именно молоко.
– Чудно, – произнесла бабка, затем обратилась к внуку: – Готовьтесь к вечеру, я пойду, проверю, как остальные. А вы, – снова обратилась бабка к туристам, – пока отыщите кота, которого вчера вечером ваша ревущая девчушка с наглой бабой в очках стащили у Барсика… Барсика стащили у Барсика, никак не привыкну к этим именам, – усмехнулась Соня Бельмондо, и ушла.
Квазимодо немного постоял, нахохлился, позвал невесту и тоже ушел. Туристы переглянулись между собой.
– Кота? – удивилась Лея, вытирая слезы.
Земля круглая…
Кто бы мог подумать… Даже главный герой комедии – её автор, не мог знать, что в такой отдаленной местности, о которой никто в и государстве-то не знал, волей случая окажется хороший товарищ Тощего – сбежавший однажды из города кондитер Мюррэй Толстиков. История их знакомства умалчивается, но эти два совершенно разных по комплекции, характеру и возрасту человека стали очень близкими товарищами. Пожалуй, одно лишь у них было общее – любовь к булочкам. И сейчас Тощего привел, словно наркотик, запах кондитерских изделий к небольшому магазинчику, расположенному метрах в десяти от одноэтажного кирпичного дома яркой окраски. Назывался он: «В гостях у Мюррэя». Тощий открыл дверь, и запах райских булочек сразу погрузил его в нирвану.
Хозяин магазинчика сидел за небольшим столиком в углу, на столике – чашечка кофе со сливками и пончик в розовой глазури.
Тощий подошёл к кассе.
– Здравствуйте! – произнес он.
Но Мюррей храпел, уткнувшись длинным носом в фартук. Колпак закрывал его лысину, поэтому Тощий его и не узнал сразу, да и габариты кондитера стали несколько больше, нежели раньше.
– Здравствуйте! – громче повторил Тощий.
Мюррэй дёрнулся и свалился со стула.
– Не может быть, Мюррэй! – обрадовался Тощий.
– А, что? – опешил кондитер спросонья, а когда пришел в себя, то и его радости не было предела.
– Мишка! Мишка Худогубкин, дорогой, как же я рад видеть тебя! – расцвел Мюррэй и полез обниматься. – Как же тебя занесло в эту глушь? – спросил он, сверкая от радости глазами. Обнял Тощего так, что у паренька захрустели косточки.
Мюррэй ростом был чуть ниже Тощего, однако, как вы уже поняли, гораздо шире. Кондитер на радостях закрыл магазин и повел гостя домой. Смолол и заварил кофе, налил его в две белоснежные чашечки, добавил сливок, корицы, положил на поднос несколько свежайших булочек. Потом хозяин и гость расположились в большой комнате. Мишка стал рассказывать приятелю о событиях, которые произошли с ним и его группой всего лишь за два дня похода. Кондитер услышал имя Романа Валенова и сразу же засмеялся. Сходил за телефоном и показал ему фотографию, которую скачал, когда ездил в город за специями. На фото – Роман в кофте «SexyBoy», в автобусе со смешным выражением лица. Под фото оставлен комментарий – «Сексуальный бомж покоряет мир». Теплая беседа двух старых товарищей шла до вечера. Говорили они обо всем, даже о той злобной бабке, которая не хочет Тощего и его группу отпускать из поселка. Мюррэй сказал, что без проблем поможет.
– Если вкуснейшие булочки исчезнут из Закуса, то жизнь в поселке станет куда сложнее! – засмеялся Толстиков. – Пойду, соберу тебе их в дорогу, угостишь товарищей! – подмигнул Мише Мюррэй и ушел в свою лавку.
Доярка с улицы Дебильной…
Смеркалось. Дарьяна сразу смутило, что старик зашел в поселок не с центрального входа, а как-то в обход. Но дед мотивировал свои действия тем, что не хочет привлекать внимания.
– Чертова шуба! – фыркал Дарьян. Ему, порой, казалось, что она весит тонну. Надел шубу на себя – стало жарко. Снял, снова понес в руках – руки устали. Надел – жарко. Золотой середины ему так и не удалось найти.
– Дед, я выкину ее сейчас! Долго ещё идти? Что мы здесь делаем? – рявкнул он, окончательно разозлившись.
– А мы уже пришли! – радостно произнес старик и указал рукой на табличку с названием улицы и номером дома.
– Дебильная ноль? Это что за маразм? – удивился Покровский, рассматривая покосившийся дом.
– Вон дверь, – указал старик на пристройку к магазинчику той самой доярки, с которой уже посчастливилось встретиться Эдкевичу.
Дарьян сделал пару шагов к двери, остановился, повернулся к старику, который все так же стоял за углом. – А что мне ей говорить-то, дед? – спросил он.
– Просто верни шубу и, думаю, вас, доктор Ватсон, будут рады видеть! В этом доме живет та самая красотка Мэри, которой вы вчера в любви признавались, – совершенно серьезно ответил дед.
Дарьян закашлялся…
– Э… свет включили, кажется, на кухне! – отвлек внимания Дарьяна старик, тот посмотрел на окна.
– Так свет в доме сразу горел, как мы пришли! – протянул парень и повернулся обратно к старику, но того уже и след простыл…
Дарьян опустил голову, назвал себя дураком, почесал затылок. Сунул руку в карман – забыл сигареты в лагере. Закрыл глаза и снова назвал себя дураком, на этот раз так громко и эмоционально, что его услышала хозяйка дома. Она подошла к окну, чтобы рассмотреть, кто там пасется возле её дома. За пару шагов до окна женщина низким голосом рявкнула: – «Ну, если это опять ты, кобель!». Дарьян, услышав эту фразу, оцепенел. Бежать было поздно. Он натянул на себя шубу и повернулся к окну спиной. Подождав несколько секунд, попятился медленными шагами в сторону, только не сообразил от испуга, что бежать–то нужно было прочь, но никак не в сени. Он ускорил шаг. Легкий холодок пронесся по его телу. Дарьян остановился, приподнял шубу с глаз – пред ним стояла доярка. Доярка с улицы Дебильной, из дома под номером ноль. На голове – бигуди, в правой руке – сковорода чугунная. В левой руке – скалка в муке. Одета она была в голубой халат, во рту держала соломинку, которую вскоре выплюнула с характерным звуком.
– Добрый вечер, – пролепетал Дарьян, чего сам от себя не ожидал. Ведь он, хоть и был по природе своей немного трусоват, всеми силами старался скрыть это. Теперь же от страха он запнулся на одном и том же слове дважды.
– И после всего того, что ты сделал, дорогой Ватсон, ты посмел сюда вернуться? – произнесла дамочка низким, однако весьма приятным, даже нежным голосом.
– Женщина, я не помню ничего! – застонал парень. Доярка чуть было не зарядила бедолаге скалкой в живот. Благо, подстреленная попа дала о себе знать, она резко заболела и Дарьян пошатнулся, удар пролетел мимо.
– Женщина, значит? – возмутилась доярка. – А вчера красавицей звал.
– Мэри, я не знаю, что я вам наговорил, но поймите меня правильно! Я был, скажем так, не в себе! Да ещё и этот дед! – обернулся он, – Ушел…. – добавил тихо.
– Дед? – доярка занервничала, будто сразу поняла, о ком речь.
– Ну да, дед, – ответил парень.
– С протезом? – она сжала сковороду и принялась оглядываться по сторонам, будто надеялась увидеть старика.
– Ну да, – заинтересовано подтвердил парень, надеясь узнать что-то интересное.
– Понятно, откуда ноги растут, – доярка опустила руки.
– Позвольте… – не договорил парень.
– Да можешь не оправдываться, – махнула рукой она, – значит, это вовсе не слухи по посёлку летали с самого утра, что ночью в окрестностях Ильича видели. Если он вчера здесь был…– не договорила доярка и замахнулась на Дарьяна сковородкой. Тот, к счастью, уклонился.
– Да теперь – то за что? – закричал парень.
– Дед-то, может, поспособствовал твоему безумию, Ватсон, но изменил мне ты, а не он! – отрубила доярка и отправилась в дом.
– Меня Дарьян зовут, – буркнул он ей вслед.
Покровский немного постоял у калитки, вздохнул, поднял голову вверх, к почти ночному небу. Посмотрел на одинокую звезду и произнес: «Жизнь меня к такому не готовила… Шубу надо все-таки вернуть!».
Невзирая на воинственную доярку, парень пошел к сеням, держа шубу в руках. Постучал, дверь открылась, и дама окатила Дарьяна из ведра молоком с ног до головы, а затем захлопнула дверь.
– Шубу хоть заберите! – крикнул Дарьян, выплёвывая молоко.
– Себе оставь, её соседка две недели назад в мусорный бачок выбросила! – крикнула доярка.
И пришел паук седой…
Дарьян снял с себя шубейку и со злостью отбросил её в сторону.
– М-да, – холодно произнес кто-то слева, – так вот кто к моей маман вчера приставал… – добавил голос.
Дарьян вытер глаза рукавом куртки, повернулся – перед ним стоял Барсик.
– Мальчик, уйди отсюда… – простонал парень, посмотрел на свою, промокшую насквозь куртку. – Замечательно! Да чтоб вас корова проглотила!
– Неандертальцы, – равнодушно бросил Барсик, проходя мимо, к входной двери.
– Что ты сказал? – агрессивно переспросил Дарьян.
– Твои собратья по племени у дома управляющего поселком кота пытаются поймать. Повернешь налево и дальше – до конца улицы Заброшенной. После – догадаешься, куда путь держать, – презрительно ответил Барсик, игнорируя поведение и угрозы Дарьяна.
– Ты обалдел что ли? – понесло того. Молоко так и капало ему на нос с волос. – Такой же дикий, как твоя маман! – рычал Дарьян.
Барс не выразил никаких эмоций, даже губой не дернул. Он лишь холодно ответил: «Я утратил интерес к этой беседе», – и зашёл в дом.
В следующие несколько минут Дарьян утратил контакт с реальностью. Он, будто на Олимпиаде, впервые в спортивной карьере уступил в гонке сопернику, который ни разу в своей жизни не бегал – примерно такие эмоции испытал Покровский, когда его морально победил парнишка лет двенадцати.
К слову о дикарях, что бегали за котом…
А толстый котище, который подставил Романа Александровича, когда стащил шашлык у Квазимодо Никифоровича, кажется, смекнул, что туристы проявляют интерес к нему вовсе не для того, чтобы накормить. По этой причине желания идти к ним «на ручки», у него не было никакого. Кот залез на навес, под которым стоял конь, прикрытый пальто, и жевал овёс.
Возле навеса стояли Кира, Элина и Лея. Романа Квазимодо решил забрать с собой на торжество и отдать под присмотр недавно пришедшего в сознание мужика с вилами. Его, кстати, когда принесли из леса, то уложили на раскладушку, которую поставили возле клумбы. Мужик лежал на спине, как на столе прозектора, а его вилы, как меч погибшего средневекового воина, лежал на нем. Положил тело, Могильников произнес: «Так–то лучше, сразу чувствуется, что я дома, на работе, эх!». Потом он вздохнул, зевнул и пошёл, вопреки всем запретам, осматривать окрестности.
А Эдкевич куда-то исчез. Если честно, даже автор комедии не знает, куда его вновь черти унесли. Юля все никак не могла согреться. Она сидела в доме, закутавшись в плед и держа в руках кружку чая. Наблюдала за остальными туристами, и задавала себе вопрос: «Как я могла довести свою жизнь до того, что оказалась в тьмутаракани с чудиками?»
– Ну, девоньки, и что будем делать? – обратилась Кира ко всем.
Лея молчала со слезами на глазах. Она была настолько глубоко погружена в свои мысли, что банально отключилась от реальности. Обида на Тощего, мысли о том, куда он пропал, о том, что группа попала в неприятности, о том, как достать гадского кота – да где ж ей было найти время и самое главное силы на то, чтобы думать о какой-то там реальности!
Элина смотрела на кота, перебирала в руках косу, настолько растрепанную и пропитанную грязью, что, казалось, вместо косы у нее сырой и пропитанный илом морской канат.
– Зачем мы его ловим? – задала вполне логичный вопрос девушка. – Им все равно, на данный момент, нет никакого дела до этого комка шерсти! – она посмотрела сначала на Киру, потом на Лею. Лея все так же неподвижно смотрела вдаль. – Тем более, что кот здесь, перед нами…– отвлеклась на косы. – Надоели эти косички, зачем я их заплела, надо было налысо побриться!
– Представляю… У тебя голова на яйцо была бы похожа, – усмехнулась Кира.
Элина оставила косу, разозлилась и стала кричать коту, чтобы он, подлое животное, немедленно слезал с крыши.
– Увы, но нам этого кота нужно держать в поле зрения, иначе, если сбежит, то ненормальная одноглазая бабка нам точно граблями ноги повыдергивает, – стоило только Кире произнести эту фразу, как перед ней упали грабли.
– Пойди, сгреби листву в одну кучу, предсказательница, – приказала баба Соня, внезапно подойдя сзади.
Девушка вздохнула и закрыла глаза, Элина скорчила гримасу. А бабка пошла к крыльцу, добавив напоследок, чтобы к вечеру кот был в доме. Лея по-прежнему смотрела в одну точку.
– Вот почему, объясните, стоит мне всего один раз сказать что-то плохое про человека, и он сразу оказывается за моей спиной? – развела руками Кира, подняла грабли и оперлась на них.
Элина тяжело вздохнула и пожала плечами – судьба!
– Думаю, придется все-таки этого кота ловить, – задумалась она, повернулась к Лее: – Подруга, ты самая легкая у нас, нужна твоя помощь!
Лея в трансе медленно перевела взгляд на Элину.
– Помощь? – монотонно повторила она. – Какая…может быть…помощь…вот от такой, как я…никому не нужной…и ничего не умеющей…
– Началось, – закатила глаза Кира.
Элина вздохнула, заправила косы за воротник и попыталась сама залезть на крышу навеса в надежде поймать кота, который сидел там со слишком довольной моськой.
Разумеется, нормальная жизнь – не для туристов. Навес незамедлительно рухнул под небольшим весом девушки. Она упала на спину коня, прикрытого пальто. Конь заржал и поскакал со двора. Элина завизжала во весь голос, и этот визг разнесся по всему посёлку.
Спустя некоторое время…
Торжество на большой поляне в честь свадьбы Квазимодо было в самом разгаре. Жители постепенно начали забывать события прошлой ночи, и дикарей, которые внесли смуту в жизнь посёлка.
Местный священник очень не хотел приходить на это торжество по той простой причине, что венчание одной и той же пары несколько раз в неделю – занятие, как минимум, странное. Тем не менее, он пришел, уж больно бабка ему угрожала. Поднялся из-за стола с бокалом красного вина и заговорил. Монотонно перебрал все аргументы за и против, чем сильно наскучил публике. Вмешалась баба Соня, выхватила бокал и сказала просто: «За молодых!» Народ обрадовался, и…
Через центр поляны пронесся конь, на коне – визжащая Элина с развевающимися по ветру косичками. Неожиданно из-за дальнего стола появился Эдкевич со своей камерой, которую все же стащил из дома Квазимодо.
Конь сметал все на своем пути. Задел мангал, уголь попал ему на попу – им овладело безумие. Животинка сбросила девушку с себя на стол перед Квазимодо и белоснежное платье невесты с ног до головы покрылось красными винными узорами.
Веселье стихло. Мужик без вил побежал успокаивать коня. На поляну прибежали Кира с Леей. Правда, Лея по-прежнему передвигалась, уставившись в одну точку – в трансе. Подошла Юля, встала в стороне от Киры.
Еще один уголек с мангала попал на скатерть. На поляне появился Могильников с флягой спирта в руках. С чужой флягой. Она была золотистого цвета с гравировкой на непонятном языке. Олег Уюкович чрезвычайно удивился увиденному, невольно опустил руки и случайно пролил пару капель из фляги на уголек, лежащий на скатерти. Полыхнуло…
Думаю, дорогие читатели, нет смысла описывать негодование каждого участника торжества. Страх в глазах Элины, когда та подняла испачканное в салате лицо на разрисованную винными красками невесту. Моську злобной бабульки с бельмом. Пофигистские эмоции Могильникова, который вместо тушения им же разведенного пожара, решил просто глотнуть из фляги. Грусть облитого молоком Дарьяна, который, появился на полянке со стороны улицы Чёрненькой.
Теперь автор комедии считает, то нужно немножечко отмотать назад… Как ни старались сельчане прогнать старика из своего поселка – не получалось. Посадили за решетку – он на следующий же день сорвал замок и каким-то образом посадил вместо себя охранника. Бельмондо однажды привязала его к столбу на главной улице. Он сказал: «Как вы смеете так обращаться с ветераном Великой Отечественной депрессии и почетным пенсионером всея Руси?» После – развязал веревки связанными руками и просто ушел. Дежурный, мужик с вилами, хотел его остановить, но случайно наступил на яйцо, и вскоре был атакован злобной Марфой. Птичка заклевала его настолько сильно, что после инцидента в поселке отменили мораторий на «запрет смертной казни для бешеных куриц». Спустя время, недовольные граждане сожгли дачу старика, так он переселился в дом Квазимодо и забаррикадировался там. Когда его, наконец, удалось выкурить оттуда, жители очень сильно хотели его поколотить… Если вы думаете, что этот дед был сумасшедшим или слабоумным, то зря. Этот человек процитировал жителям половину статей Уголовного кодекса Российской Федерации, после чего его даже бывшая надзирательница побоялась трогать. Местные в шутку закрепили за ним кличку «Депутат опушки». Старик покинул Закусь только когда сам захотел. Ему стало скучно, и он решил вернуться домой, к жене. Правда, до жены так и не добрался – Леший попросил встретить туристов, под руководством некого «валенка» по фамилии Валенов.
И вот, когда старик вновь появился в Закусе, на повторной свадьбе Квазимодо Никифоровича, жители, скажем так, были немного недовольны. Когда его на горизонте заметили музыканты, то решили выразить свои эмоции через музыку. Сыграли любимую композицию патологоанатома Олега Уюковича Могильникова – похоронный марш, причем с использованием бубна…
Старик же, как ни в чем не бывало, прошел в центр поляны, словно хотел, чтобы на него обратило внимание как можно больше людей. Шёл он забавно, будто кланялся и внимательно осматривался. Дед дошёл до стола, налил в стакан вина из графина и, не обращая ни на кого внимания, взял кусок горячего шашлыка прямо с шампура.
Музыка перестала играть. Все зеваки, включая туристов, алкоголиков и, пока ещё не пьяных людей, наблюдали за действиями пожилого дебошира. Старик учуял, что всё внимание окружающих сосредоточено на нём и, довольный, не прожевав кусок мяса, спокойно спросил:
– Марфу не видели?
Курица до появления хозяина блуждала по поляне в поисках пищи и решила скрыться как раз перед его приходом. Но бабка успела схватить ее за горло, и сейчас она показывала птицу старику.
– Она? – спросила баба Соня и передала Марфу рыжему бородатому мужику: – Отличный бульон получится! – добавила она, придерживая другой рукой внука, который жаждал кинуться в бой. Правда, кинуться он хотел на Романа, потому что заметил, как невеста снова строила тому глазки…
Старик, как только увидел бедную, чуть ли не из последних сил старающуюся вырваться, любимую курочку, улыбаться перестал. Стакан с вином выпал из его рук, дед побледнел. Все молча наблюдали за происходящим. Рыжий бородатый мужик, в конце концов, не смог удержать бешеную птицу. А все потому, что она каким-то чудом отложила яйцо именно на том месте, куда он наступил. За смерть яйца Марфа обклевала бедолагу так, что тому пришлось бежать с поля боя с позором.
Напряжение росло. Туристы уже никого не интересовали, ведь перед жителями стояли два атомных реактора и оба – перегретые, вот-вот взорвутся. Роман Александрович отошел ближе к Кире, ибо двже боялся смотреть в сторону ревнивого жениха Квазимодо Никифоровича, который точил уже четвертый нож.
Могильников спрятал за пазуху вторую бутылку самодельного коньяка, даже шампур с шашлыком под плащ спрятал, оправдывая себя тем, что это все – плата за моральный ущерб.
Бабка перелезла через стол, выпрямилась, размяла шею и приготовилась к любому выверту старика. А тот… принялся делать зарядку. Покрутился, повертелся, отжался, встал – радикулит схватил, выпрямиться у него не получилось с первого раза. Тогда он снова присел, встал, опустил голову к ногам, затем резко распрямился с таким громким хрустом, что, казалось, будто все кости его разом сломались, и после – просто похромал к бабке.
Мужик с вилами, которому так и не удалось поймать сбежавшего коня, попытался утихомирить врага посёлка номер один. Он схватил со стола полупустую бутылку вина и решил ударить старика по голове. Дико. Даже бабка рявкнула на него за такую жестокость. Но дед не струсил. Он лихо уклонился от удара, засунул мужику в рот свой недоеденный кусок шашлыка так, что тот подавился, и толкнул его на стол. Селянин прокатился по столешнице, снес несколько блюд и упал на землю. После этого дед подошёл к бабе Соне, дрожащим и, одновременно, грустным голосом вымолвил: «Вы можете оскорблять меня, даже мою жену – это говорит только о вашем слабоумии и ничтожности. Но чего я точно не потерплю, так это того, что обижают маленьких, беззащитных животных, тем более моего питомца!»
– У тебя десять секунд, дед, чтобы убраться отсюда, – баба Соня была холодна, как лед из морозильной камеры. Насторожились все, кроме Могильникова, который просто молча ушёл в лагерь, ибо устал. Тем более он увидел, что с сыном все в порядке, поэтому можно и вздремнуть.
– Я вызываю тебя на дуэль, дерзкая бабулька! – высокомерно произнес старик и ударил по лицу бабы Сони варежкой-прихваткой, которая как-то случайно оказалась в кармане его штанов.
– Достал ты меня, дед, – бабка сплюнула и закатала рукава.
Старик был невозмутим. Его нисколько не напрягало то, что в данной ситуации он – один в поле воин. И действительно, поговорка, видать, была придумана как раз про него – и один в поле воин.
Бельмондо замахнулась, но дед просчитал все наперед и перед потасовкой остановился на углу стола, там, где лежала сковородка. Этот прибор, как щит, он и поставил под кулак бабы Сони. Послышался мерзкий хруст… Стальные нервы Сони Бельмондо сдали, она зажмурилась, прижала руку к себе, но не застонала – репутация дороже. Собрав волю в кулак, решила пнуть старика по ноге – угодила по протезу. Так злобная горгулья, как называл её дед, была повержена. Бабка повалилась на землю со стонами. Все оцепенели. Старик нагнулся к Соне Бельмондо, стянул с неё фенечку в виде вязанного браслета, произнес: «Нашел, наконец, подарок внучки» – положил в карман и пошел себе с поляны. Все вокруг расступились со страхом или с уважением, кто знает…
Квазимодо кинулся на помощь бабушке. Остальные жители решили выплеснуть злость на кучку туристов, ведь Могильников-то ушел, потому бояться больше было некого. Лея, увидев трогательный момент, когда старик надевал на руку подарок внучки, выпала из состояния анабиоза, но, видимо зря, потому что в поле ее зрения попали разъяренные морды жителей. В итоге она заревела от страха.
Валенов и Элина попытались образумить толпу, но, увы, тщетно. Сельчане винили туристов, помимо их деяний, ещё и в проделках старика – мол, это они сего динозавра привели в поселок. Дарьян хотел сбежать «под шумок», но его окружили несколько дам, которые, видимо, испытывали к нему личные обиды.
Переполох услышали Тощий и Мюррэй Толстиков, стоявшие у магазинчика кондитера.
– Думаю, Мишка, нужно, спешить. Судя по звукам с поляны, твоим друзьям нужна помощь, – сказал Мюррэй. Он позвал помощника, который часто подменял его на кассе. Из магазинчика вышел молодой человек лет тридцати, рослый, с длинными волосами, то ли монгол, то ли татарин, то ли «монголо-татарин».