Абсурд 2.0. Сборник рассказов

Беспалов выхватил прицельной сеткой левую часть спины беглеца, устало передвигающего ноги, и плавно нажал на спусковой крючок. Мощный хлёсткий выстрел винтовки даже не поднял в воздух голубей, которые неподалёку клевали рассыпанную на асфальте зачерствевшую выпечку. Московские птицы уже привыкли.

* * *

…На пятый день катастрофы из главного бункера страны было объявлено «военное положение». А потом сверхпрочные ворота его закрылись и связь с бункером прервалась.

Лишённые командования армии увязли в больших городах или на их окраинах, не зная, что им делать, куда податься. Они стремительно таяли, яростно отбивая атаки агрессивных, выживших из ума соотечественников.

Улицы заполонили десятки тысяч людей с красными глазами, с сочащимся из ушей и носов гноем. Вооружённые чем попало они поджигали всё вокруг, нападали на людей, которые не претерпели никаких биологических изменений, рвали их на части. Последние собирали по улицам детей, объединялись в большие группы, иногда по несколько тысяч человек. Прикрываясь отрядами ополчения, немногочисленными полицейскими и военными, выжившие с огромными потерями пробивались в пригородные зоны.

Страна пошла вразнос.

Примечания:

1. Сюжет рассказа, имена, фамилии персонажей, название предприятия вымышлены.

2. Все совпадения описанного в рассказе с реальными событиями считать случайными.

Александр Васин «ПОДСТОЛЬНАЯ»

Александр Васин

– Ну что сказать? Салага – он и в Африке Салага, – усмехнулся Седой и в одиночку влил в себя ещё немного водочки. – Всего два часа как пьём, а ты уже под стол скатился. Что за поколение выросло? Ни пить, ни жить не умеют.

Молодой, по кличке Салага, лёжа на боку, смог в ответ лишь икнуть. Он был пьян вдрызг, тело отказывалось отвечать на команды, но мозг лихорадочно соображал. Просто признать, что какой-то древний дед смог его вот так запросто перепить, Салага не собирался.

– Просто… ик… октябрь на носу… ик… Не люблю я эту осень… Депрессия у меня.

– А что так? – Седой облизал надкушенную ириску. С закуской, как водится, было не очень.

– На улице дубак, ночью… ик… вообще заморозки, а батареи не греют. Цены в магазинах растут, как грибы, ни закуски нормальной не купить, ни водки спирта «Альфа». Не пьём, а травимся.

– Не хнычь, скажи «спасибо», что вообще есть чем брюхо набить. Хотя в целом ты прав. Вот, помню, по весне, ассортимент был побогаче. И редисочка перепадала, и картошечка отварная. Я уж не говорю об икре. Как-то в апреле мы с Немцем побаловались икоркой. Чувство – аки в космос слетали.

– Хорошо вам было, – мечтательно протянул Салага.

– Не хнычь, говорю. Зимой и водка с ириской скатертью-самобранкой покажутся. Выборы в Госдуму давеча прошли, сейчас цены отпустят, совсем туго придётся. Но ничего, держись меня – не пропадёшь. Как говорится, и не из таких переделок выползали.

Салага собрался с силами и перевернулся на живот. Седой пригладил куцые волосёнки и вопросительно посмотрел сначала на молодого собутыльника, потом – на водку.

– Будешь?

– Не, пропущу.

– Ну как знаешь. – Седой дрябнул и крякнул от удовольствия. – Споём?

Салага оживился:

– А что? А давай. Давай нашу… ик… застольную.

– В нашем положении – скорее, подстольную, – заржал Седой. – Партию Лепса исполним? Или Кобзона?

– Все равно, хоть Розенбаума. Ты начинай, дед, а я… ик… подпою.

Седой прокашлялся и затянул:

 
Чёрт с ними.
Под столом сидим, поём, пляшем.
Поднимем эту чашу за детей наших.
И скинем с головы иней,
Поднимем, поднимем.
 

– Поднииииимеееем! – Салага, закатив глаза, пытался выдавить из себя хоть чутка басовитости, но то и дело пускал петуха.

Седой, улыбаясь лишь кончиками усов, делал вид, что не замечает вокальных помарок Салаги. Дохлое поколение идёт следом, тщедушное. Но воспитанное правильно: со стариками пить не брезгует, песни правильные знает. Глядишь, что-нибудь толковое и вырастет. Ну а как в этой стране по-другому? Нет материальных благ, только на духовных и выезжаем. Отберут и их – пиши пропало.

Песня лилась пьяным двухголосьем, согревая в этот стылый вечер. Концовку Седой любил особенно, поэтому постарался исполнить, как следует.

 
Родные, нас живых ещё не так мало.
Поднимем, поднимем за удачу на тропе шалой,
Чтоб ворон да не по нам каркал,
По чарке, по чарке.
Чтоб ворон да не по нам каркал,
По чарке, по чаааарке.
 

Тишина после песни оглушала. Но это была приятная тишина. Захотелось выпить, даже Салага, кажется, ожил.

Неожиданно в этот интимный момент ворвался грохот включённого телевизора. Седой аж подпрыгнул.

– Ну какого лешего? – дед высунул голову из-под скатерти и уставился в экран.

– Что там, старый?

– Да как всегда – пропаганда во всей своей красе.

– Совсем людей за дураков держат.

– И не говори. Из ящика в уши льют, а жизнь все хужее и хужее.

– Лезь обратно, под стол. Давай по полной.

– И то дело. Что со страной делают? Только бухать и остаётся…

Через полчаса водка была допита, ириска догрызена.

– Хорошо посидели, – вздохнул Салага, предчувствуя скорое расставание.

– Согласен. Но надо и честь знать. Впереди – тяжёлая ночь.

– Почему?

– Шестилапова у соседки квартирой ниже заначку нашла. А там и сахарок рассыпанный, и вареньице разлито – в общем, всё, как мы любим. Так что сегодня в ночную пойдём. А сейчас надо поспать и разогнать хмель. Идти-то сможешь?

– Ик… вряд ли.

– Ну тогда поползли.

…Два таракана, один – огромный, с седыми усами, другой – совсем юный с ярким коричневым панцирем, перебирая заплетающимися лапами, неловко поползли домой – в приличную такую щель под плинтусом…

Рисунок Юлии Ростовцевой

Татьяна Осипова «РАВНОВЕСИЕ МИРА»

Рисунок Татьяны Осиповой

Тяжёлой поступью движется время, никого не жалея на своём пути. Человек расплачивается за мудрость и знания здоровьем, красотой и молодостью, а порой и жизнью.

Великий Уравнитель не дремлет, он знает, всегда знает наперёд, что ему нужно. Видит кто на его службе, кто ему враг, кто – друг, а кто пыль под ногами.

Никто и представить себе не может, как устроен мир. Никому и в голову не приходит, что всего несколько существ, которые когда-то очень давно имели человеческий облик – строят собственные планы и играют в свои игры людьми. Неизвестно, сколько столетий или тысячелетий назад сложилось Великое Уравнение, об этом история умалчивает. Словно шахматными фигурами на доске, что зовётся историей или жизнью, а может и судьбой, Кукловод, Шарманщик и Ловкач-Писатель делают ставки.

Точно не могу сказать, до конца не всегда всё открывается для меня, что сокрыто мраком лжи, прячется от истины. Эта мысль мне пришла совершенно случайно, я не изображаю прорицателя или ясновидящего, но я вижу их, слышу их голоса, чувствую их тёмные замыслы, потому, что их разум способен порождать только семена зла, что ещё издревле называли смертными грехами. Алчности, гнева, чревоугодия, гордыни, блуда, зависти и уныния, всегда находилось место, где жили люди и где пел свои песни Шарманщик. Он и сейчас бродит сквозь стены, радиоволны, сеть Интернета, и я хорошо узнаю его раскрашенное лицо. Под маской симпатичного шута, старое покрытое шрамами лицо, не выражающее ничего, кроме тоски и тошноты на губах. Каждую тысячу лет, он заводит старую пластинку и, знаешь, мой друг, наступают времена, когда люди почему-то не так явно слышат эту песнь, что поёт его шарманка.

Эти люди не слушали песнь, у них было своё собственное мнение. Великий Уравнитель назвал их Бунтовщиками и приказал Кукловоду покрепче завязать ниточки на их ручках и ножках, потому что, когда куклы ходят сами по себе, это не порядок, это ни есть хорошо для равновесия мира. Не знал Великий Уравнитель, что мир давно изменился и что таких бунтовщиков становится всё больше. Он не понимал, что есть люди, именуемые им, жалкими букашками, которым под силу изменить старый мировой порядок и воплотить в жизнь новый. Только для этого должна пройти ни одна сотня или даже тысяча лет.

Кукловод понимал, что если песни Шарманщика не возымели действия, пора начинать войну. Кровь, как объединяет народы, так и способна их разделить, разобщить и открыть дорогу слугам Кукловода, которые в свою очередь установят собственные законы. Где Богом будут деньги, а платой за власть – страх. Бунтовщики стараются, бьются, но не в их силах нарушить равновесие мира, где на одной чаше весов все грехи человеческие, кровь и боль, а на другой добродетель и истина. Всё ниже опускается чаша полная скорби и это и есть равновесие нашего мира, не подвластное пока что никому, кроме Великого Уравнителя. Чтобы нарушилось равновесие этого мира несправедливости, чаши на весах должны стать на одну грань, уступая место гармонии и правде. Но пока дёргает за ниточки Кукловод Шарманщика, не бывать этому, пока пишет книгу судеб Ловкач-Писатель, попивая дорогое вино, цвета крови, и пока не пробил час Волка, который пронизывая пространство, и время не придёт, чтобы сожрать всё, что сегодня мы называем человечеством.

Человечество пришло к своему финалу и близок час расплаты. Чаша весов может опрокинуться, и миллионы вздрогнут, узрев, как велика сила кровавого цунами несущегося на их мир, который они любили, но не ценили, что имели. Люди не верят, что наступит время, когда они перестанут восхищаться весенними цветами и слушать пение птиц. Ничего этого не останется, только тьма и смрад, если Великий Уравнитель просто не поправит весы, налив себе в кубок немного крови, которая с годами становится все более терпкой. Она пахнет нефтью и цветной бумагой, где знаки на разных языках, й неё аромат металла и власть, в ней стало меньше страсти и любви, гнева и самопожертвования. Теперь это просто микс между кровью людей и кровью Земли, что течёт в венах слуг Кукловода, который знает, что такое выгода и как наполнить бокал хозяина.

Надежда хрупкой птицей опустилась у окна Великого Уравнителя, странен и ужасен его лик. Видит Надежда, что ничего не осталось в чаше с добродетелью. Любовь стала продажной шлюхой, как и Вера, она обожала бриллианты и золото. Влетела Надежда в открытое окно Тёмной Кузни Великого Уравнителя и услышала, как делят золото и власть его приспешники. Языки пламени лижут его стопы, золото льётся, словно ртуть из его глаз, то не плачет он, а дремлет, пока Кукловод с Шарманщиком расставляют фигуры на доске. Взмахнула крылами Надежда, чувствуя, боль в груди, манили её подруги посулами, жаловались, что иначе и быть не может. Не послушала их Надежда и бросилась в распахнутое окно в небо, туда, где ещё светило солнце, и где воздух не пах смертью.

Она знала, что про неё говорят, как о последнем средстве, как о незримой соломинке способной помочь спастись и обрести свободу от пут, что уготовил Кукловод своим марионеткам.

Бунтовщиков было мало для такого огромного мира, Надежда не могла облететь каждого и вселить в горячие сердца веру в своё предназначение, но она знала, что подарив частичку себя одному Бунтовщику, она осветит своим светом каждого, кто встанет с ним в строй.

Надежда верила, что осталось недолго, и сама с трудом летела. Одинокая маленькая хрупкая Надежда с потрёпанными крыльями способная спасти целый мир от ярости разрывающей его изнутри. Ведала птица и главное, что от самого себя необходимо спасти человека, ведь он, потеряв сначала веру в Бога, потом утратив свои идеалы, был готов смиренной овцой отправляться на плаху, забыв о прошлом, настоящем и не имея будущего.

Семь смертных грехов выпустил из бутылки, как духов, Ловкач-Писатель, что пишет наши жизни и кто отправляет Кукловоду интересные письма, которые тот с удовольствием читает по вечерам. Встречаются все они редко, только перед странными и непонятными событиями, какие должны будут скоро произойти, потому что каждому времени приходит свой срок, и они знают, что расплата близко. Торопятся насытить своё естество тем, что осталось и выпить перед смертью до последней капли, радуясь не только своей кончине, но и окончанию рода человеческого.

Летела Надежда сквозь расстояния и время и стало горько ей оттого, что она увидела, как ненавистны люди друг к другу, как нравится им убивать себе подобных. Призадумалась она и появилось у неё желание вернуться к своим подругам, что на весах искали Добродетель, а очутились в зловонной яме, ведь именно добрые намерения ведут в ад, подумала Надежда. Она представила Ад, что, наверное, где-то и существует, но не в этом мире. Здесь Ад находился в самом человечестве, и только кто искал его в жизни, тот и получал.

Опустилась, устало сложив крылья, Надежда на крышу дома, что стоял на берегу реки. Вздохнула она грустно, посмотрела по сторонам, решаясь закончить свои бесплодные попытки сделать вывод, что человек достоин жизни, радости и всего-того, что раньше звалось счастьем. Из размышлений её вывел плач ребёнка, заглянула Надежда в окно дома, оно было раскрыто, и лёгкие занавески трепал ветерок. Ребёнок плакал, подошла к нему молодая женщина, и, взяв его на руки, принялась успокаивать. Надежда услышала ещё голоса и увидела, как в комнате появился мужчина с двумя мальчиками, они смеялись и о чём-то рассказывали матери, малыш на руках женщины успокоился и, улыбаясь, глазел на своих братьев.

– Я так счастлива, – улыбнулась женщина, и мужчина поцеловал её с такой любовью и нежностью, что у Надежды выступили слёзы на глазах. Взмахнула она крыльями, покружилась над домом, где задержалось счастье, и полетела дальше, сейчас почему-то у неё появилась уверенность, что она и есть последняя Надежда, долгожданная и что с её помощью Бунтовщикам удастся освободиться от тысячелетнего гнёта Великого Уравнителя. Возле него лишь маски, тени и жажда. Та жажда это не когда хочется пить или есть, а жажда когда хочется всего и сразу лакать, семью языками.

Посмотрела Надежда на солнце, оно было таким ласковым сегодня, в его лучах плескались мотыльки и птицы, и лик его пока не превратился в пышущую смертью гримасу. Не хотела этого Надежда и знала, что многие люди не желают этого, но не могут найти силы исправить настоящее. Они бояться примкнуть к Бунтовщикам, равнодушие давно поселилось в их сердцах и пустило корни. Однако больше это не останавливало Надежду, она надеялась на себя и хотела, чтобы все верили в неё так же, как и в свои силы.

Я закрываю глаза, и огненным смерчем проносятся видения будущего, всё это кажется неизбежным и поэтому неотвратимым. Есть маленькая Надежда, та, что облетела целый свет, уставшая с потрёпанными крыльями, которая возвратит к жизни Любовь и Веру и скажет, что возможно всё, даже самое невероятное перед лицом перемен.

Александр Хорунжий КОНСПЕКТ ЛЕКЦИЙ КАМЕННОГО ФИЛОСОФА
«О РАСШИРЕНИИ ВСЕЛЕННОЙ»

Рисунок Юлии Ростовцевой

Вначале был Кайф. Затем появился вопрос: «В чём Кайф?», и Кайф сломался, породив Свет и Тьму. Свет и Тьма изначально не были враждебны друг другу, они старались соединиться, воссоздав первоначальный Кайф. Результатом данного союза стало «рождение» теней. Ещё трижды Свет и Тьма стремились воссоединиться в качестве изначального Кайфа, но так же безуспешно. Союзы соответственно породили тона, полутона и основные цвета: синий, зелёный и красный.

Кроме того, в это время возник Пуп Вселенной. Исследователи предполагают, что Пуп был одной из теней – порождением первого союза Света и Тьмы и стал самой важной частью Вселенной. Многими учёными отмечается, что идентификация роли Пупа, как самой важной части, была произведена Пупом самостоятельно и независимо от иных частей. Сразу же после этого от Пупа во все стороны равномерно стала поступать информация о том, что именно Пуп является самой важной частью Вселенной. Энергия, с которой данное действие происходило, была настолько велика, что вызвала резкий подъём температуры. Во Вселенной стало жарко и даже душно.

Подобное положение оказалось некомфортным для остальных объектов во Вселенной, в особенности галактик. Стремясь покинуть некомфортное место, галактики пришли в движение и стали удаляться от Пупа Вселенной. Движение галактик является неравномерным, неравносторонним и обладает разными скоростями. Из-за разбегания галактик расширяется Вселенная. Данный процесс описывается законом Хаббла.

Так как Пуп Вселенной изначально находился в центре Вселенной, то, справедливо полагать, что его место там. А так как при разбегании галактик изменяется размер Вселенной, то центр смещается. В след за ним перемещается и Пуп. Вблизи нового места расположения центра оказывается галактика или их скопление. Пуп Вселенной незамедлительно передаёт информацию о том, что он самая главная часть Вселенной. Становится душно. Галактики разбегаются. Центр смещается. Пуп следует за центром. Цикл повторяется.

Исходя из этого, Вселенная бесконечна. А, следовательно, бесконечен и процесс познания.

Однако существует теория, что данный процесс завершился. Вселенная из-за случайного стечения обстоятельств пришла в равновесие: Пуп Вселенной находится в центре, но центр достаточно далёк от всех ближайших галактик, чтобы информация, исходящая от Пупа, не доставляла неудобств. Галактики остановились в своём движении, следовательно, Вселенная больше не расширяется. А современная наука не достигла в процессе исследования ни одного края. Исходя из этой теории, можно сделать вывод, что Вселенная конечна, процесс познания так же конечен.

Однозначно ответить на данный вопрос мешает ещё одно обстоятельство, которое, к слову, служит доказательством того, что Пуп является одной из теней, порождённых при первом союзе Света и Тьмы: после третьего разбега галактик появились лже-Пупы. То есть объекты во Вселенной, которые так же распространяли информацию о том, что ни являются самыми важными частями Вселенной. И галактики стали разбегаться уже из-за их влияния. Следовательно, расширение Вселенной продолжается стихийно и бесконечно. Поисками истинного Пупа на данный момент занимается множество исследователей, однако общего мнения на счёт его местонахождения на данный момент нет. Стоит отметить так же то, что лже-Пупы с течением времени проявились более локально. Так, например, существуют Пупы Земли, Луны, Марса и прочих космических объектов.

Райдо Альгиз          «ТО БЕРЁЗКА, ТО РЯБИНА…»

Рисунок Weis

Спина к спине, скованные какой-то цепью, мы висим над бездной. Нас восемь. Я вижу только ту, что слева. Остальных скорее ощущаю. И слышу. Сначала тихий ропот. А потом явственное ощущение, что нарастает паника… Паника! ПАНИКА!!!

Наши вибрации входят в резонанс. Сначала друг с другом. Потом с железом. Потом это чёртово колесо либо где-то лопнет, либо сойдёт со своей оси. И масштабы катастрофы я боюсь даже представить…

А так хорошо всё начиналось. Второй съезд Партии Счастья, московский. Пражский обошёлся без меня, ну и ладно, всё равно пиво не пью. Хотя, говорят, в Праге пьют пиво даже не пьющие. Будто уж такое там пиво, что вообще не тот продукт, который мы тут пивом зовём, и не пить его не возможно. И наши, кто был, все приобщились – и довольны остались, и никто не остался в стороне.

Врут, поди. Когда все дружно что-то нахваливают, часто бывает какой-то подвох. Но любопытство пробудили. А любопытство такая штука, что теперь уж непременно надо в Прагу. Но не прямо сейчас.

Прямо сейчас мы в Москве. Гуляем по ВДНХ большой женской компанией. Встречных мужчин обсмущали, кому-то фирменных значков задарили – за особую симпатичность, к такси на мотоциклах приобщились, пончиков фирменных вкусили, Махат Лукум на деревянной дудочке сыграла. Буквально села на травку, достала из полотняной сумочки деревянную дудку и чего-то немецкое сбацала. Хорошо вышло, душевно. Потом встала, отряхнулась – и дальше пошли.

Расстояния на ВДНХ огромные, ноги не казённые, хоть как утомишься. И все дороги ведут к нему, к колесу обозрения. Вот и мы пришли. Посмотрели на колесо – ух, огромное! Посмотрели на цены – ещё больше. Совсем не ух. Но уже пришли. Некоторые из такого далека добрались, что может уже и не будет другой оказии.

Восемь добровольцев на эту авантюру согласились, остальные внизу ждать обещали. От закрытой кабинки мы по дурости отказались, решили открытый вариант выбрать. Восемь стульчиков, спинка к спинке. Сидишь, ногами в воздухе болтаешь. Высоко сидишь, далеко глядишь. Поехали!

Сперва казалось – здорово как! Обзор какой! Но это недолго. Потому что колесо реально большое, и высота как-то очень быстро стала пугающей. Мысль «зачем я согласилась на эту авантюру?» посетила всех по очереди, и все её как-то высказали. Имея в виду «нельзя ли отмотать обратно? я сойду, это я погорячилась, но уже одумалась».

Когда колесо выставило нас, висящих на хлипких стульчиках, судорожно вцепившихся в подлокотники, сереющих от ужаса, на девять часов, паника достигла того предела, после которого последствия становятся необратимыми. Восемь паникующих опытных ведьм – страшная сила, между прочим. Страшная и разрушительная. Кто тот герой, способный повернуть время вспять?! Кто остановит колесо, успокоит женщин и спасёт город?!

Рисунок Марины Шубиной

Увы, место киношного героя – на экране. В реальной жизни бывают инструкторы. Одной из нас с таким повезло. Когда-то, где-то какой-то опытный инструктор из тех, что водят туристов в горы, изрёк мудрую мысль: «Чтобы погасить панику, надо петь». И она это вспомнила! И даже нашла в себе сил озвучить это предположение робким полушёпотом.

Голоса у меня не было. Сел ещё утром. Эмоциональный перегруз. Встреча в реале, интенсивное общение, тонкая душевная организация – звёзды сошлись. Но шаткая конструкция угрожающе вибрировала, не оставляя выбора. Я засипела. Кто-то должен был услышать сигнал, принять и действовать. Я услышала. Спасибо тебе, безвестный инструктор, да хранят тебя горные тропы, и да не подвернётся твой голеностопный сустав на коварном булыжнике!

Идём, идём, весёлые подруги,

Страна как мать зовёт и любит нас!

Нестройно, разрозненно, сбиваясь, осторожно, будто наощупь, девчонки подхватывали мотив. И песня крепла. Голоса соединялись как руки. Ещё пара вымученных строк – и моё сипение потонуло в дружном хоре:

 
А ну-ка девушки, а ну, красавицы,
Пускай поёт о нас страна.
И звонкой песнею
Пускай прославятся
Среди героев наши имена!
 

Мы допели припев ровно на 12 часов, в самой верхней точке. Страха не было. Был восторг. Была радость от того, что мы здесь, будто парим над миром, над Москвой, и ветер высоты овевает наши счастливые лица. Было понимание, что мы есть друг у друга, что пока вместе – всё по плечу. Что мы смелые, дерзкие и во всех смыслах замечательные!

В общем, нам было что обсудить, пока спускались. А вот когда спустились, начался абсурд. Потому что Аленькая принесла фотографию. Нашу общую фотографию, заказанную перед началом аттракциона. Фотографию, которая стоила как крыло от самолёта. И которую можно было наклеить на спичечный коробок, даже поля бы остались. Дельцы новой волны научились составлять договора так, что формально они всегда правы, даже если очевидно сволочи!

Мы трепетно передаём маленький прямоугольничек из рук в руки. Он улетит в Прагу. И останется в нашей памяти. Как остаётся в ней ураган Иуда, приносящий подруг из виртуальной реальности – в реальный Кёнигсберг. Где остаётся Остров Канта в жёлтых кленовых листьях, кошельковые мыши и олимпийский огонь.

Останется планшет и коробка цветных карандашей, которые Махат подарит мне, приобщив к рисованию…

Впрочем, планшет используется: я цепляю к нему ноты. Потому что не умею играть на слух.

И поэтому учусь играть на блокфлейте по нотам, которые мне выдали для игры на контрабасе.

В музыкальном колледже.

Куда приняли на очное отделение и отчислили за стремление к учёбе.

Абсурд поглотил наш мир, но мы победим его – его же оружием.

А Кабалевский универсален, я с детского сада люблю эту песню:

 
То берёзка, то рябина,
Куст ракиты над рекой…