Глава 5
Мы встретились у мола и я сразу пригласил ее в ресторанчик, ведь к моей неожиданности она нарядилась в узкое черное платье выше колен, на лице макияж, а на ногах туфли на высоком каблуке. Теперь она наголову была выше меня. Зато, оказалась самой красивой девушкой здесь и часто падавшие на нее взгляды, подтверждали это.
Разговор поначалу не ладился. Я всю жизнь слыл молчуном, что обычно ценят женщины, но только не в таких случаях. Пришлось многое узнал о ее жизни, ведь болтала она будь здоров. Итак, с самого рождения она занималась всем и ничем. Мать ее постоянно переезжала, с одного конца вселенной на другую, постоянно меняя работу, мужчин и образ жизни. Вот и она привыкла поступать так.
За последние пять-семь лет ей удалось попробовать себя в роли маникенщицы, модели, оператора салона красоты, девочкой на ресепшене, секретарем и прочим-прочим. С притягательной внешностью дело такое, работа всегда подвернется, но понравится ли она тебе, объяснила она.
Она вновь напомнила, что всю жизнь ее одолевала скука, словно жила в пресном мире с пресными людьми и удушающее-пресными правилами. Потому любила скорость, адреналин, яркие ощущения и сильные эмоции. А если ей кто-то понравится, то все, – пиши пропало. Как там говорится, любовь до гроба – дураки оба.
Мечты у нее впрочем оказались вполне мирные. Выйти замуж, завести свое дело, что-нибудь вроде автомастерской, только для вип-персон. И клиенты исключительно мужчины. Главное, чтобы поменьше прикасаться к людям и пореже выслушивать их лабуду. Дети, да. И муж такой же бойкий как она, чтобы забыть о скуке. Пусть он будет вечно занятой, но обязательно харизматичный.
Призналась она и в том, как все-таки ее сюда занесло. Последний ее паренек, к слову, довольно богатый и целеустремленный индивид, занимался не совсем законной деятельностью, а именно кое-какой контрабандой через мексиканскую границу. Чем именно она умолчала, но видать, дела темные. И конечно все эти делишки плохо кончились для молодца. Его, со слов свидетелей, запихнули в фургон, и больше о нем никто не слышал. Друзья ей посоветовали бежать от туда без оглядки, что она и сделала. Рассказала она, как отчаянно его любила, как настойчиво просила завязать со всякой глупостью, но…
– А давай-ка выпьем как следует! – предложила она. – Ты заставил меня вспомнить весьма болезненные вещи, и теперь не так-то просто будет выкинуть их из головы.
– Конечно, только придется переместимся в бар. Тут нам не позволят говорить горячо и открыто.
– Пошли!
***
Мы заняли место в баре и теперь настала моя очередь держать ответ. Она налегала на крепкие напитки, а мне пришлось не отставать. С выпивкой она явно дружила и в чем-то это было обнадеживающим для меня.
– Ну что, расскажи о себе!
– Тут особо нечего рассказывать. Боюсь, завоешь от тоски.
– Не скромничай! Ты служил недавно, я поняла это сразу, лишь взглянув на тебя.
– Ты и это видишь! Интересно, что меня выдало?
– Ну, как тебе сказать, – это у меня с детства.
– Да, ты права, я служил, но не горжусь этим. Я пару лет воевал, в Ираке и еще кое-где, о чем в прессе и слова не скажут. Слава богу, вернулся домой в целости-сохранности. И вообще бы рад выкинуть эту тему из головы.
– Расскажи хоть что-нибудь, ну пожалуйста! Мужчины для меня это настоящий источник познания, особенно прошедшие всякое такое.
– Да ну, скука смертная.
– Давай-давай, а то я тебе все пальцы переломаю, – сказала она и сжала в своем кулаке мизинец моей левой руки. – Ну же!
– Ничего себе выходки, похоже придется подчиниться.
– Я профи!
– Ну ладно, чуть-чуть расскажу. Только не знаю с чего бы начать.
– А давай с того момента, как ты уничтожаешь врагов Америки.
– Хорошо, дай-ка подумать… Врагов Америки хочешь… Пожалуй начну с того, что в Ираке я очутился на горячей фазе войны, когда снаряды валились со всех сторон и почти каждый день приходилось участвовать в боевых столкновениях. Противник нет-нет, но давал нам какой-никакой отпор и трупы моих сослуживцев каждый день возвращались на родину.
Я довольно быстро научился бездумно убивать, и почти перестать различать врага. Мужчины, женщины и даже дети, уже не было важно, просто из страха и шока. Все нас там ненавидели и даже сама матушка природа, казалось, ставила нам подножки на каждом шагу. А любой местный малый, счел бы величайшим удовольствием выпустить в каждого из нас пару магазинов калашникова. В моей же голове засела лишь одна единственная мысль: главное вернуться домой, а там, гори весь свет, хоть синим пламенем.
Пожалуй, расскажу про одну из своих зачисток. Представь: богом забытая селуха, у черта на куличках, глиняные дома, и ни одного уличного фонаря. Не говоря об асфальте на дорогах. Обычно это происходило так. Наши авиация калашматит день и ночь какое-нибудь селение, равняет его с землей и после, там даже тени не остается. Затем движемся мы.
Подъезжаем на «Страйкерах», с пулеметами на перевес, к следующей селухе, и там все стоят на носочках, а руки тянут вверх. Понятно, никто же не хотел умирать. Мы шарили по домам, забирали оружие и дальше брели, куда «мудрое» командование скажет. Бывало, вроде и взять-то нечего, но нет, наши обязательно пару дворов, да разбомбят. Так, для острастки.
Но бывало, и у нас земля уходила из-под ног, а наши танки горели как спички. Все дороги перерыты на десять рядов и заминированы через каждую четверть мили. Подорваться на СВУ дело не хитрое. Затем, будто этого мало, свинец сыпался за шиворот со всех сторон. Попробуй, разбери их, откуда палят. Спасайся сам как хочешь. Ненавидел я, в общем, эти зачистки и патрули.
Я был сержантом по званию и всегда старался быть впереди своего подразделения. Иначе тебя перестанут уважать, да и салаги будут целее. В руках М-4, иногда к нему примыкал штык-нож, сам не знаю зачем. Мы вышибали тощие двери, ломились в дома и ставили все живое на колени, до выяснения их личности.
Но в очередной раз, все пошло через задницу. Бывает такое, когда куча обстоятельств решает объединиться и делает твою жизнь невыносимой. Ближе к событием, соседнее отделение ломилось в один такой дом, а там… В общем ни дома ни отделения не осталось. Ловушку нам сделали. Арабы собрали в одну кучу все что горит, взрывается и способно убить, и спалили все к чертовой матери, вместе с нашими.
После того, как соберешь по клочкам своих товарищей, поневоле осатанеешь. Что и сделал весь наш штурмовой батальон. Пощада теперь было слово не про нас. Я и сам чувствовал это пламя в груди, когда хотелось крушить, бомбить, рвать, и ровнять все с землей. Тем более, когда спишь по два часа в сутки и боишься каждой тени, – тогда вообще с ума сходишь.
И вот мы опять пытаемся проникнуть в дом, притом, отнюдь не бедный, я замечу. Крепкий забор, и порядочное двухэтажное здание за ним. Окна закрыты ставнями. Мы ломимся в ворота и кто-то делает одиночный выстрел со двора. Одного моего бойца зацепило, слава богу, несерьезно. Делать нечего, мы взяли и бросили несколько гранат за ограду и затем уже пробились внутрь. Дряхлый старикан с английской винтовкой, времен крымской войны, обагрял кровью свою родную землю. Я направился к зданию, а мои бойцы уже выламывали входную дверь. Тьма, вот что я нашел внутри, войдя первым. Солнце снаружи светило ослепительно ярко, а из внутреннего освещения – дохлая керосинка. Хоть в этом доме и было электрическое освещение, но местная электростанция, усилиями наших же войск, приказала долго жить.
Кто-то в темноте схватил за ствол моего автомата и пытался вырвать, а я нажал на курок и давай косить, из стороны в сторону, силой направляя оружие на противника, пытавшегося оказать мне сопротивление. Я не прекратил пальбу, пока патроны не закончились. Моментально сменив магазин, я прислушался.
Кто-то из моих бросил зажженный фаер и теперь я видел своего врага. Ребенок, лет 10-12 хлестал кровью из-за остатков лица и пулевых ранений на груди. И никого больше. Вот же глупец! Наверху же я услышал пальбу и вскочив по лестнице с флаером в руках у видел еще нескольких, женщины и девушек. Слишком поздно. Мои бойцы попали в ту же ловушку, что и я. Вот она расплата за гнев. Не солнце нас ослепило, а этот гнилой порок.
Как итог, мы вырезали целую семейку, кроме, пожалуй, муженька. Тот, скорее всего, в это же время, зарывал снаряды под дорогу. А теперь с утроенной силой бросится за дело. Мы покинули дом, злые как сам сатана, рассыпаясь плевками по сторонам. Я же поступил как последний трус. Постучал по броне прикрывавшего нас танка и просил пройтись снарядами по нашему месту преступления, что и было сделано с неподдельным удовольствием.
Скажу честно, тогда я не очень-то переживал, подумаешь неприятность. Война есть война, нам говорят. Но чуть позже был взбешен на себя. Да как ты мог глупец, корил я себя. Совсем разум потерял? Какие тебе еще оправдания после такого? Сейчас я конечно понимаю, что я убил не только паренька, но и тех женщин, что были наверху. Ведь это я был командиром отделения, и это я поддерживал оголенную злобу в головах и сердцах своих подчиненных. Я убил тех женщин их руками.
– Хм! Мрачновато получилось.
– Я же предупреждал!
– Да…, я помню!
– Что странно, любить оружия я не перестал. У меня целая коллекция пистолетов и один постоянно ношу с собой. Ты не пугайся, если вдруг заметила чего. В Ираке приходилось таскать свою винтовку, куда бы ты не направился. Идешь ли ты в туалет, чистишь ли ты зубы или отправляешься спать, – она всегда в поле зрения. Первое что ты делаешь, когда просыпаешься это бросаешь на нее взгляд. А после увольнения, рука постоянно искала рукоятку оружия и первое время, было не по себе ходить без прикрытия такой штуковины. Вот я и завел у себя эту дурную привычку.
– Не бери в голову, я и сама не праздник. Но, пожалуй, надо накатить.
– А мне, думаю, стоит сбавить.
– Нет уж. Пьешь со мной наравне.
– Боюсь, в этом деле тебе нет равных.
– Может и так. Но ты же хочешь, чтобы я тебе сегодня кое-что показала.
– Коллекцию картин Ренуара небось, а богатенькая дамочка?
– Ну-ну! Чур поедем ко мне, но не прямо сейчас, ладно?
– Согласен!
– Я даже не спросила тебя, женатик ли ты?
– Я разведен.
– А дети?
– Детей нет.
– Как повезло мне!
– А ты уверена, что я буду способен любить, если продолжу напиваться?
– О, поверь мне, сегодня я тебя как губку выжму. К тому же у меня есть небольшой пунктик, я не могу когда трезвая, правда не могу.
– Ты такая совестливая?
– Чего!? Нет, просто привычка. Иначе я несколько напряжена и все как-то странно происходит, знаете ли. Под грузом томных мыслей что ли. Не знаю, как это точнее выразить. Ты же не хочешь, чтобы я распласталась по кровати и звучно зевая, предложила возлюбить меня.
– Да уж, пожалуй. Ты очень красивая, и на редкость умная девушка. До сих пор не пойму, как так оказалось, что ты со мной?
– А ты. А ты…, странный ты. Не могу тебя понять. Думаешь о чем-то постоянно, витаешь где-то в дали.
– Ты как всегда права. В последнее время со мной такое часто. Ты уж прости.
– Что-то произошло?
– Ты не перестаешь меня удивлять! Да забудь, ерунда. Я как всегда в своем репертуаре. Вечно вляпываюсь в истории.
– Расскажешь?
– Нет.
– Что, все так плохо? Ну давай!
– Давай лучше выпьем.
***
Неожиданно заявились мои друзья по мотоциклетному клубу, а следовательно, это мои лучшие друзья. Моя вечная троица. Они подошли к нам и я представил их Тефии, а затем Тефию представил им. Они не стали докучать нам и заняли столик по соседству, а мы продолжили свою болтовню.
Час спустя, я предложил бросить бар, поскольку чувствовал, что достиг своего предела и отправился отлить, заодно стрельнув сигарету у своих друзей. Очевидно, это была ошибка. Я почти не курил, но когда выпью, то частенько вспоминал еще одну свою пагубную привычку. Вот и в этот раз я дымил как паровоз. Хоть я и без того был вдрызг пьян, но сейчас меня будто молотом приложило. До времени затаившийся алкоголь ударил мне в голову, будто из-за угла. Вернулся я за столик почти на четвереньках, в глаза все плыло и качалось на волнах. Следующий эпизод могу описать только со слов своих друзей.
Тефия наконец поняла свой промах и под руку потянула меня из бара к себе домой. Я же что-то мямлил, делал ей пьяные комплименты и пытался целовать ей руки. Жалкое конечно было зрелище. Она же была вполне бодрячком, хочу похвалить. Но мои друзья меня с ней не оставили. Просто отодвинули ее как шкаф, отчего даже разгорелся небольшой скандальчик. Мое же тело, подхватили и отнесли в свой пикап.
– Мы знать тебя не знает, и потому забираем его с собой. Все! До-свидания! Довезем сами, – вот чем и кончился разговор.
Она пыталась возражать, затем, вздернула носик и ушла прочь.
***
Проснувшись утром, с дичайшим похмельем, я ничего не мог вспомнить, как не пытался. Ни друзей, ни хуже того, момент расставания. Но поскольку, за отведенный мне век, уже успел изучить себя вдоль и поперек, то решил позвонить и извиниться перед Тефией. Странно, но это удалось сделать только ближе к вечеру, прежде услышав много лестных отзывов от своих друзей.
– Я спала, – ответила она. – Прости, что не отвечала.
– И ты меня прости, что все так получилось. Я правда не умею пить. Таким идиотом становлюсь, мама не горюй!
– Не бери в голову, – это моя вина. В следующий раз я тебе приготовлю детскую смесь, чтобы быть со мной наравне.
– Значит будет следующий раз?
– Ну, а как ты думаешь? Надо же познакомить тебя с моими девочками…
Глава 6
Мы встретились с ней в кино, возле билетной кассы. Я взял для нас попкорн с колой и мы, в конце концов, проболтали весь фильм. На экране кто-то куда-то вечно спешил, с выпученными от страха глаза, а нас забавляло смотреть на это. Просидели, с полным ртом воздушной кукурузы и предсказывали что сейчас наверное будет. Общий взрыв хохота и попкорн выстреливал изо рта. Слава богу, зрителей было мало и мы никому не помешали.
После кино мы сходили в барбекю и я был счастлив узнать, что она тоже любит жареное на огне мясо. Она ела ни как тщедушная леди, по зернышку да по маковой росинке, а как настоящий… Ну не знаю как это назвать, в общем, я был впечатлен ею и даже поблагодарил за столь редкое компанейское качество.
Я предложил поехать ко мне, а она категорически отказалась. Я было думал ну все, где-то я, слабо сказать, облажался, но она улыбнулась и предложила направиться к ней. Ее пес пол дня находился взаперти и она не хотела утруждать его стряпней шоколадного пудинга, перед входной дверью.
Ее домом оказалась повидавшая многое в этой жизни халупа, дешевая и я бы добавил низкая, приземистая что ли. Я поначалу, даже удивился ее выбору. Внутри также все скромно, и ко всему прочему удовольствию атмосферу дополнял удушливый запах псины. Тефия снимала ее где-то половину года, как уехала с прежнего места, после истории со своим парнем. Искать что-то времени не было, потому взяла первое что попалось на глаза.
Огромная ожиревшая фабрика слюней породы английский мастифф выползла радостно нас встречать на входе. Этакий теленок весом за двести фунтов, в конец оборзевший не зная горя, и привыкший жить исключительно по своим правилам. Кличка, всему этому чуду, была Плутон.
Как я сразу понял, на воспитание собаки было потрачено максимум любви и минимум усилий. Отчего, разумеется, она превратилась в неуправляемое самобытное существо, подчинить которую, и то лишь по месту, возможно только продолжительным уговорам и многочисленными лакомствами. Из всех собачьих команд он знал только «Кушать», но если ему что-то взбредет, то увы, нет такой команды, чтобы остановить его.
Пес меня однозначно невзлюбил. Сразу, с порога, а может и раньше, как только услышал нас на крыльце. Знакомство началось с того, что он меня тщательно обнюхал, размазал по одежде свои сопли и несколько раз пытался ухватить за руку, будто предлагал помериться силами. Трижды запрыгивал на меня передними лапами, отчего поцарапал руки своими когтями,
Не скажу, что я боялся собаки, но пребывал в неподдельном шоке, наблюдая непрерывный водопад густых слюней, свисающих из ее пасти до самого пола. Иногда этот бесполезный хомяк-переросток резко мотал головой и тогда, спасайся люди добрые кто как может.
– Извини, голодный он, – призналась Тефия.
В общем, я до омерзения терпеть не могу собачьи слюни, сопли вперемежку с остатками еды, а тем более на своей одежде. А эта «божья тварь» нещадно поливала меня ими, будто душевая лейка. Видеть на своей промежности тошнотворные ошметки желеобразного студня, прямиком из собачьих желез, удовольствия, я вам скажу, присквернейшее.
Наигравшись со мной вдоволь, псина, вроде бы, отвалила. На самом деле, она бы сразу отвалила, получив хорошего пинка, но сами знаете, я не мог при ней, на глаза у Тефии. Мне только и оставалось, что вытереть одежду и попросить проводить до умывальника.
Мы сели за стол, я нарезал пирог и положил по кусочку себе и ей. Мы болтали, пили кофе и я почти забыл о кипевшем возмущении внутри. Тефия рассказала немного как здесь поселилась и про свою учебу в университете. Я же передал какие-то свои впечатления из прошлого.
И опять этот пес! Притащился как хромая телега и размашисто проехался по ее блюдцу языком, ловко утянув в пасть остатки пирога. Посмотрев на мою порцию, а затем на меня, недовольно отвернул морду и свалил, как ни в чем не бывало. Такую наглость, искренне признаться, я за всю свою жизнь не видывал. Представляя, как в этом доме слюнявый собачий язык обработал всю посуду, я потерял остатки аппетита. Слава богу, хоть из кружки не пожелал утолить жажду. Тогда я не знаю, что бы со мной было.
***
После кофе мы минут пять пытались стащить «хозяина дома» с дивана, чтобы я мог наконец в нем развалиться и то, предусмотрительно накинув покрывало. Тефия исчезла на несколько минут, а вы догадайтесь зачем. Подбросив псине еду, она схватила меня за руку и потянула в спальню и только там я, наконец, сжал в ее в объятьях.
Черт! Какая же она офигительная в нижнем белье. И вот мы целовались, мы катались по постели и предвкушали новые открытия, пока я не почувствовал, что чей-то здесь лишний вес проминает матрац до самого пола. Гребаный пес учуял запах любви и в наглую, решил присоединиться.
– Твою-то мать, как ты меня бесишь, – разозлился я и ногой жестко спихнул псину прочь. Но та не унималась и запрыгнула вновь на высокую кровать. Я опять ее спихнул, не отрываясь от своей подружки, но это подлое отродье, недолго думая, крепко цапнуло меня за голень. Пасть у нее, скажу я вам, немаленькая. И не меньшей удачей для меня было то, что схватила она меня не зацепив клыками. Конечно же, без боли не обошлось, к тому же отпечатки зубов остались. Но превыше всего остального, раздражало чувство безнаказанности существа низшего класса. Да, именно так, слово в слово.
– Ах ты шкура драная, – вспылил я и стал подниматься с кровати чтобы показать свое место обидчику. Мои кулаки были тверды как камень и готовы щедро раздать угощения. Но не тут-то было. Тефия перегородила мне путь и просила уйти в ванную, где обещала ко мне присоединиться. Очевидно, пса здесь берегли даже ценой собственной жизни. В разы усерднее, чем пчелы стерегут свой мед.
Так и было сделано. Наконец-то мы одни заперты в ванной комнате, целуемся и даем волю своим похотливым ручонкам, пока дверь не принялась сотрясаться от дикого грохота. Чертов пес, видимо, и сам как следует возбудился, прыгал на нее, «копал» ее лапами, и дергал зубами дверную ручку. Шаткая дверь под ожиревшим теленком ходила ходуном и с нее отваливались декоративные элементы. Потом вообще затрещали дверные наличники. Пес подцепил их клыками и вполне успешно отрывал.
Я же со своей стороны двинул ногой по двери, когда тварина пыталась подсунуть под нее нос. После, пес исчез на пару минут и затем как давай облаивать нас. Гребаное гавканье не прекращалось, сбивало с ритма, убивало настрой, а во мне росла злоба. Нет, я ошибся. Я был чертовски взбешен. Признаться, продолжать в таких условиях я не мог и мой вечно молчаливый «друг» за меня говорил о том же самом. Потому я бросил все и сказал своей подруге что ухожу. Раскалили! Что-то еще нудил вроде, но просто не помню что.
Покинув ванную я, слабо сказать, с немалым возмущением обнаружил, что слюнявое чудище держит в зубах мои джинсы, славно напитывая их своими оральными соками. Ну так вот, то свое состояние которое я описал прежде, было детским садом, по сравнению с теперешним. Я подошел, схватился за свои джинсы по обе стороны собачьей пасти, приподнял их вместе с ней и рванул вниз так, что псина даже зауважала меня и держалась до поры от греха подальше.
Джинсы я тут же натянул, всерьез опасаясь за свои причиндалы, молча и резко. Все в мерзких мокрых пятнах, а свои волосатые ноги я наблюдал сквозь пару лишних дыр в штанинах. С обувью та же история. Один ботинок оказался изрядно пожеван. Слава богу, что испражнением дело не закончилось.
Пес в конце концов оклемался, когда я завязывал шнурки и давай опять ко мне приставать. Еще пару раз пытался подступиться ко мне, почему-то намереваясь схватить меня за руку, и порвал своими когтями мою рубашку, когда запрыгивал на меня передними лапами. Тефия пыталась проклинаться между нами, скорее опасаясь за пса, чем за меня, но кого там.
В конце концов, я развернулся и ушел, проклиная все на своем пути. Я гордец. Я всегда был и буду им. Но больше всего на свете я ненавижу свои неудачи. С Тефией я решил больше не встречаться. Никогда!