– Ну что же, за это можно и по второй. Хотя вы уже целую лекцию прочитали.
Чокнулись.
– Ну, а если на внешнем, так сказать, уровне – что тут с вами-то происходит? – поинтересовался Путевской.
– Ну, дело так, – начал Гусев. – Значит, эта статейка. Дескать, фирма «Аркос», руководимая известным в городе предпринимателем и общественным деятелем Гусевым С.А. – это то есть я буду – построила в Подмосковье многоквартирный жилой дом, часть квартир которого Гусев продал своим сотрудникам, часть – горожанам, а часть – некоторым чиновникам областной администрации. Причем, в рассрочку на год. И чиновникам тоже. В связи с этим областным УВД возбуждено уголовное дело с целью разобраться, не является ли продажа квартир формой взятки. Но дело в том, что эти «чиновники» – офицеры возглавляемого Гусевым – мной, то есть – подразделения, которые нужны сейчас в Москве. А раскрывать это категорически запрещено нормативными документами ФСБ.
– И кто это?
– А это и вам знать не надо. Вы человек свободный и просто мой друг. А вам другого и не надо статуса. Сами же всю жизнь системы и «конторы» бегали.
– Бегал, Сергей Андреевич. И не любил, честно скажу. Особенно когда вы за поэтами да художниками гонялись, а большую измену – в ЦК и Политбюро – проглядели.
– Так мы сами тому же ЦК и тому же Политбюро подчинялись. Яковлев нами командовал, кого разрабатывать.
– А сам в это время с главным архитектором «Пражской весны» господином Гольдштюкером договаривался.
– Да, было дело. Но что было, то прошло.
– Я понимаю. Знаю, что КПСС не без вас сковырнули. С тех пор к вам и переменился. Увидел, что если вы Россию не соберете, то и никто не соберет. Все эти партии – это бывшая КПСС. Интеллигенция, к каковой по несчастью принадлежал, вам же по мелочам друг на друга стучала. А улица в истории никогда ничего хорошего не делала. Я бы вообще все эти демонстрации и марши запретил. Книги – нет, музыку – нет, а это бы запретил. И партии запретил бы.
Путевской погладил бороду и резюмировал:
– Короче, сейчас если не вы, то никто. Просто никого нет. Дворянство уничтожено. Номенклатура сами видите, какой продажной оказалась. Ваши офицеры это теперь Русский Орден. Собирать надо новую Россию. Новую, но по старому образцу. Иоанн Кронштадский так говорил. А сеть нам с вами противостоит, прямо скажем – мировая.
* * *
Ранее утро. Мелкий оголенный перелесок возле городского аэропорта. Овраги. Явь ли это, очертания ли прорвавшегося откуда-то оттуда, откуда – неведомо. Кто весть? Разве что самолет взлетает куда-то – окрестности оглашает глухой гул. На ветвях множество птиц – ворон, галок, щеглов. У оврага стоят люди. Кто-то, стоящий спиной, словно дирижируя, взмахивает рукой. Кто-то – их несколько – склонились над оврагом. Что они делают? Бог весть. «Дирижер» еще раз взмахивает рукой. Множество птиц, крича каждая на свой лад, покидают ветви и взмывают ввысь. А вслед им потянулся долгий-долгий женский плач, вой. Крик ужаса, боли.
В этот день в овраге сквозь подтаявший декабрьский снег пробился – из-под земли? – прозрачный ледяной ручей. В ручье – уходящая под землю тонкая красная нить. Очень тонкая. Очень красная.
Золото Севера? Алмазы Севера? Откуда они здесь издревле?
По предзимней, заснеженной, но еще покрытой ярко-красной листвой, навыпавшей из перелеска, шли, закутавшись в пуховые платки, две женщины средних лет. Одна – юрист Татьяна Владимировна, та самая, которая приходила к Гусеву предупредить об опасности. Другая – очень красивая, с правильными чертами лица, помоложе. Губы ее слегка искривлены. Здесь она несравненно красивее, чем в жизни – обычной жизни – с мужем, на встречах, презентациях, где возле власти толчется обычная советская тетка со стажем. Это ведь она и не она – Валентина Николаевна, супруга губернатора Матюхина.
* * *
Пришла пора разбираться и с этим. В дверь кабинета старшего следователя Северского УВД полковника милиции Станислава Ивановича Хрячко зашел Гусев. Видно было, что следователь сильно нервничает и потому сразу берет быка за рога.
– Что, Сергей Андреевич, решили прикрыться депутатским мандатом на всякий случай? Ан, не вышло. Попались.
– Ваши измышления, Станислав Иванович, нужно еще доказать.
– И докажем. Вот постановление об изъятии бухгалтерской документации. Уверен, что найдем кое-что интересное.
– Боюсь вас огорчить, но напрасно надеетесь. Я с государством в плохие игры не играю.
– Это неважно. Мне поставили задачу размазать вашу репутацию по стенке, и я это сделаю. Будьте уверены. Всем расскажем, как чекисты взятки дают.
– Не получится.
– Почему?
– Моя истинная должность есть государственная тайна, за разглашение которой вас привлекут к уголовной ответственности. Теперь понятно?
– Мне-то что? Пусть наверху решают, кто за что отвечать будет.
– Спасибо за откровенность.
24.12.95 Сов. секретно
Из Северска
Начальнику Управления ФСБ России генерал-лейтенанту Волкову А.С.
Как я ранее докладывал, Матюхин поручил заместителю начальника УВД Петренко скомпрометировать меня с целью недопущения моей победы на выборах в Областную Думу. 7.12. следователь УВД предъявил мне обвинение в даче взятки чиновникам областной администрации, что не соответствует действительности. Согласно полученным оперативным данным следователь Хрячко Станислав Иванович в 1991 г. был уволен из органов внутренних дел Украины по дискредитирующим его материалам. Возвращен на службу в МВД России по настоянию Петренко, которому в связи с этим обязан и предан. В ходе состоявшегося между ними доверительного разговора Петренко пообещал сделать Хрячко своим заместителем по следственной работе в случае успешного завершения дела Гусева С.А. и назначения самого Петренко на должность начальника УВД по Северской области.
Начальник отделения Управления ФСБ России
Полковник Гусев С.А.
На следующий день все информагентсва России передали из Северска, что на выборах в Областную Думу убедительную победу одержала кандидат объединения «Демократия для всех» экономист Зинаида Зискина. Ее соперник, предприниматель Сергей Гусев, много сделавший для города, но, как говорят, придерживающийся отсталых взглядов, со сталинистскими симпатиями, потерпел поражение. Народ оценил его вклад в развитие города – особенно заметной была его поддержка строительства православного храма (диктор НТВ на этих словах, словно усмехнувшись, поперхнулся) – и за Гусева было подано почти 30% голосов избирателей. Но народ выбрал новое, и за Зискину проголосовало около 38% избирателей. Остальные на избирательные участки не явились.
– Расскажите, как всё было, Зинаида Борисовна, – спросил у оказавшейся тут же Зискиной диктор НТВ.
Зискина коротко подстриглась, помолодела.
– Я благодарю телевидение – и центрально, и наше, северское – за поддержку. Когда мы вместе, мы побеждаем. Прежде всего, хочу сказать, что я с уважением отношусь к Сергею Андреевичу Гусеву и не сомневаюсь, что его еще ждет достойная его карьера, – с нескрываемым торжеством улыбнулась Зискина. – Те тридцать процентов, которые он получил, свидетельствуют о востребованности взглядов таких людей в нашем обществе. Наше объединение называется «Демократия для всех», а значит, и для этих людей. Это тоже народ этой страны, и он должен иметь право выражения. Право выражения в рамках общепринятых международных норм, которые выше национальных, религиозных, профессиональных различий. Ведь мы все идем к единому миру. А как было? Мы двигались поровну – Гусев и я, Гусев даже кое-где опережал, и так было до последнего дня. Но есть у нас рыбоперерабатывающая плавбаза «Юность», коллектив которой, в основном женщины, 200 человек, вот уже полгода не получал зарплату. И мне пришлось лететь туда на вертолете и выплатить им ее из собственных денег. Об этом узнала местная печать – девочки из «Юности» сами все сообщили – и стала писать. А Гусев о них забыл. Так бывает, я не осуждаю его. А, может быть, все у него ушло на церковь. Я и тут не против – мы должны поддерживать все религии. Во всяком случае, народ сделал свой выбор. Это урок всем: демократия – вещь, за которую надо платить. И платить дорого. Лучше деньгами, чем человеческими жизнями, как это делали при Сталине. Помните, как наш великий поэт Иосиф Бродский написал: «Ворюги мне милей, чем кровопийцы». Это он, конечно, с отчаяния написал, его затравили, выслали. Ворюг нам тоже не надо, нам нужны честные бизнесмены, менеджеры, экономисты… Мы, демократы, не хотим человеческих жертв. И когда местная милиция пыталась завести на Гусева уголовное дело, обвинить его в незаконном расходовании средств, мы вмешались, и дело было прекращено по статье 5 п. 2 и ст. 208 Уголовно-процессуального кодекса – за отсутствием состава преступления. Я уверена в том, что Гусев чист. Вы ведь тоже теперь с нами, Сергей Андреевич, разве не так?
..1996
Сов. секретно
Из Москвы
Начальнику отделения Управления ФСБ России полковнику Гусеву С.А.
В связи с резким сокращением финансирования ваше подразделение сокращается. Прошу в срок до 02.02. доложить предложения по трудоустройству личного состава.
Начальник Управления ФСБ России
Генерал-лейтенант А.С.Волков
Прочитав телеграмму, Гусев сел за стол. Казалось, он превратился в камень – непроницаемый, одинокий и отрешенный. Внезапно встрепенулся. Взял трубку телефона, набрал номер. Мягкий женский голос ответил:
– Приемная директора регионального пароходства, слушаю вас.
– Скажите пожалуйста, Булгас Александр Викторович на месте?
– Да. Как вас представить?
– Гусев Сергей Андреевич.
– Соединяю.
Через час Гусев и Булгас уже сидели в тихом кафе на половине пути от города к морскому торговому порту Северска. – Сколько лет вы, Александр Викторович, возили грузы для моей фирмы, а мы по-настоящему так и не познакомились, – сказал Гусев с упором на словах «по-настоящему».
– Любопытное начало, Сергей Андреевич! Особенно с учетом прошедших выборов и вашего возможного отъезда от нас.
– Да, вы правы. Именно с учетом моего предстоящего отъезда я пришел к вам с предложением и просьбой одновременно.
– Весь внимание.
Чуть подавшись к собеседнику, Гусев тихо сказал:
– Карфаген должен быть разрушен.
Буглас вначале отшатнулся, какое-то мгновение удивленно смотрел на Гусева, затем также еле слышно произнес:
– Вы – наш! Вот не ожидал! Зачем Центру понадобилось два ГРУшника в одной городе?
– Нет, товарищ полковник. Я не ваш коллега. Я резидент, бывший теперь, ФСБ России полковник Гусев.
Булгас с еще большим изумлением посмотрел на Гусева. Было видно, что у него заиграли нервы.
– Вы назвали наш внутренний пароль. Я считал, что в ФСБ о нем не знают.
– Александр Викторович, да не волнуйтесь вы так! Вам привет от Георгия Александровича.
– С этого бы и начинали, – произнес Булгас со вздохом облегчения.
Некоторое время смотрел Гусеву в глаза, затем улыбнулся и рассмеялся. – У вас все нормально? – с участием спросил Гусев.
– Сергей Андреевич, я ведь вербовать вас собирался. Примерно год назад встречался по вопросам взаимодействия с начальником отдела контрразведки областного управления ФСБ и интересуюсь: «Гусев, мол, не ваш человек?» Он отвечает: «Нет, не наш». Вот, думаю, лопухи – человека с такими оперативными возможностями просмотрели. «Тогда я присмотрюсь к нему». – «Присмотрись, присмотрись. Бог в помощь», – отвечает начальник отдела. То-то мне еще тогда рожа его не понравилась. Неспроста какое-то ехидство прозвучало в этом «присмотрись».
Гусев улыбнулся.
– Рассказал он мне об этом. И я ждал вас в гости.
– Притормозил, когда вы в депутаты собрались. Пытался предупредить вас, но не получилось.
– Подождите, эта женщина, Татьяна Владимировна?
– Да, это наш агент.
– Значит, о Макумбе вы все знаете?
– Знаем. Мы рассчитывали, что жена Матюхина приведет нас в более высокие сферы здесь и за бугром. Оказалось, что они с губернатором простые пешки в чужой игре.
– Вы молодец, в корень вопроса смотрите.
– Спасибо.
..1996 Сов. секретно
Из Северска
Начальнику Управления ФСБ России генерал-лейтенанту Волкову А.С.
Личный состав и гражданский персонал трудоустроены. Выезжаю с семьей в Москву.
Полковник С.А.Гусев.
* * *
Только через год майор Никита Сиренев получил письмо. Ему позвонили по телефону в Москву, куда его вывез Сергей Андреевич.
– Никита Петрович, моя фамилия Путевской, я друг Сергея Андреевича Гусева. У меня есть для вас кое-что важное. Я был в Париже, и мои знакомые вам кое-что передали.
У Никиты перехватило дыхание.
– Никита Петрович, вы меня слышите?
– Да, да…
– Значит, так. Мы не могли бы встретиться? Я живу в Ясеневе, давайте через два часа у ворот в Узкое, в парк.
– Да, да…
Ровно через два часа в Узком, у ворот в парк остановилась «Волга», и навстречу Никите, сразу же его приметив, вышел человек с развевающейся бородой, а за рулем сидел кто-то еще. Путевской со словами «Это ваш» протянул конверт, развернулся и сел в машину.
В конверте было письмо. Вот оно:
Дорогой Никита, любимый!
Сейчас в Сиэтле у нас с тобой в саду цветет черемуха – точно так же, как в России, по ту сторону Океана. Ты удивишься, если я скажу тебе, что хорошо знаю, как цветет черемуха в России. Я очень много знаю о том, что в России, но если я скажу тебе, почему и откуда, ты не поверишь. Я не могу тебе сказать и того, где я сейчас. Есть вещи, которые вне нас и выше нас. Когда мы встретились, я не думала, что все будет так, я думала, обойдется легкой связью, хотя, конечно, догадывалась, что это будет такой, как ты. Сначала я просто так, как я умела любить, полюбила твоего поручика Ржевского (прости меня), а потом и тебя всего. Но вместе мы быть не можем. У меня своя миссия, а у тебя своя. Человек, который передаст тебе это письмо, очень многое знает и когда-нибудь принесет много пользы твоей стране. Впрочем, он ведь уже не молод. Любимый, запомни – сокровище принадлежит королю, и оно есть смерть. Потом поймешь, о чем я. Все происходит только в смерти и через нее. «Не бойтесь убивающих тело», – так ведь Христос сказал. Впрочем, я всегда была плохой христианкой, а сейчас, наверное, и не христианка вовсе. Но поверь мне, так надо. Так решено. Орион-Бетельгейзе. Потом поймешь. И еще. Последнее. Я обещала предупредить тебя и твоих. Выполняю обещание. Первое. Бойтесь морского острова. Второе. Все для вас будет решаться там, где вы бросили много железа. Если вы не придете туда, они придут к вам. Они будут говорить, что Бог над ними, а вы под ними. И они не пощадят никого – ни женщин, ни детей. Если вы придете к ним первыми – но не так, как вы уже приходили, чтобы списывать на это деньги, а для того, чтобы переместить поле брани из лесов и полей в города, а затем возьмете в свои руки власть, ваша страна будет спасена. Для этого не надо ничего бояться – малая смерть победит большую. Не бойтесь малой смерти. Я постараюсь вам помочь – сделать так, чтобы вы могли прийти к ним первыми. Но вы можете это изменить и должны. А я уйду своими путями, туда, откуда. И еще, последнее. Никита, любимый, больше всего я хотела бы иметь от тебя ребенка. Но этого нельзя, потому что есть только один способ сделать его ангелом. Потом поймешь. Люблю. Крепко обнимаю и целую. Твоя Mayqueen.
Письмо это Никита Сиренев после долгих колебаний все же решился показать Гусеву. Оно было вроде бы очень личным, но и сам Никита понять почти ничего не смог. Про остров и про железо, кажется, было ясно. Потому и показал.
– Давай про письмо не будем, – отвечал Гусев. – Это в конце концов ваши дела. Есть тут и для меня кое-что важное про кое-кого. Много, по-моему, муры, но, впрочем, будем во всем этом разбираться. Мистики много. Отдел этот у нас есть – все еще есть. Вот только занимается последнее время, где президенту спасть и на какой бок ложиться, да при какой луне. Надо активизировать, но так, чтобы при этом с Церковью не поссориться. Но есть тут самое главное. Про место, где мы бросили железо. Я тоже думаю, вижу, что все начнет происходить на Кавказе, а центр у них будет в Лондоне. Это она тебе так зашифровала. И получается, что задание ты, в общем, выполнил, и совершенно неожиданно. Я тебя эти два года прятал от начальства, боялся, не поймут. Теперь представлю к подполковнику. Мыгарыч за звезду с тебя. И еще: я понимаю, тебе тяжело. Сердце она тебе ранила. Перетерпи. Потом женись.
– Не хочу я, Сергей Андреевич, ни на ком жениться.
– Надо будет, женишься. Это всегда проходит.
– А про какую мою миссию тут она пишет? Вы ведь мне как отец стали?
– А еще сам не знаю. Правда, не знаю.
* * *
В День Победы собралась на даче Гусева друзья и коллеги. Накрыли стол, веселье не шло. Точнее, все шло в какую-то тоску, но и спиртное не брало: все были трезвее трезвого. Причины все те же вот уже почти лет десять: страну распродаем, влияние даже в бывших республиках теряем, вот-вот рухнет опять рубль – со всех концов идет информация, а президент отдает ее никому ее этому известно откуда взявшемуся – ах, да, из комсомола, вестимо – «киндер-сюрпризу», и тот не принимает никаких мер, словно ждет, а народ мрет – смертность уже вдвое превышает рождаемость. И вот еще – у нас же вся информация на руках: сейчас на Кавказе опять повторят, Черномырдин с Басаевым говорил, как подчиненный с начальником, теперь они чувствуют силу и так дойдут до Москвы. Были и свои причины, профессиональные, так сказать, но, конечно, связанные со всем остальным, – люди увольняются по собственному желанию, работать не дают, дела по коррупции закрывают…
Осмотрев загрустивших друзей, Гусев произнес:
– Знаете что, коллеги! Давайте заканчивать упаднические настроения. Если мы с нашими погонами и положением опустим руки, то что тогда делать простым людям? В гроб ложиться?
– И ложатся, – ответил генерал Игорь Сазонов. – По миллиону в год. А наркоту в Москву вагонами везут.
– Мужики, я серьезно говорю. Давайте наметим план мероприятий и приступим к работе.
– А что? – поддерживает его Сазонов. – Доступ к телу у нас есть? Есть! Что нужно? По моим сведениям, у Первого резко изменились настроения. Он лавирует. Отсюда этот «киндер-сюрприз». Отсюда все остаются на местах – особенно в экономике. Но сводки Совета Безопасности стали приходить совсем другие. Появилось ощущение опасности. Обозначили потенциальных противников – США и НАТО. Наши «соседи» из Генштаба и ГРУ начали разрабатывать новую военную доктрину. Я разработки читал – лучше, чем было. И они там тоже пишут – против нас. НАТО расширяют почти до Смоленска. Мир вообще идет к большой войне. Это запрограммировано на международном уровне. Мы не можем этого избежать, но смягчить удар и даже сделать так, чтобы он Росси пошел на пользу, можем. Первый завязан – все его личные подвижки на воссоединение с Белоруссией тормозят. В том числе и тайными угрозами. Он понимает, куда завел страну. Но все знают, что механизм был заведен задолго до. Да, Первый виноват, но не он один. К тому же он болен – все знают, чем, но и не только этим. Он сам хотел бы уйти, но боится. Коммунисты его разорвут, и опять начнется смута, потому что время их ушло. Надо, чтобы он ушел, но остался жив, а то кровищу не остановишь. Россию развалят, столкнув опять красных с белыми. Губернаторы начнут объявлять суверенитет, потому что все связаны с олигархами, и прихода коммунистов они не хотят – им легче с западными капиталистами договориться. Да у коммунистов и нет ничего за душой, и нет реальной силы – прошлые выборы это показали. От выборов вообще нужно уходить – это не наш путь, в России выборы могут быть только местные. Мы слишком великая страна. Отсюда вывод: мы должны сделать так, чтобы он назначил себе преемника. Крепкого, из наших. Почему из наших? Во-первых, мы над партийными схватками, нас не волнуют разборки о том, что лучше – социализм или капитализм. Мы возьмем то, что России на пользу, а как это будет называться, без разницы – хоть хрен собачий. Во-вторых, и это, пожалуй, еще важнее, – у нас информация. Нас не любят за то, что мы все знаем про всех, – а это как раз будет нашим оружием. Ну, и третье – мы сохранились. Многие от нас ушли, но в целом мы сохранились. У нас единая сила – пусть говорят, каста.
– Орден, – вставил Гусев. – Один мой знакомый из перешедших на нашу сторону интеллигентов так и говорит: «Будьте орденом. Других нет».
– Это уж не Путевской ли ? – вступил самый старший, полковник Усов.
– Он самый.
– Да, помню, как Пятое управление его в 83-м году по самиздату тренировало. А молодец, никого не выдал.
Все засмеялись.
– В общем, короче, нужен новый Первый из наших – опять заговорил Сазонов. – Вот Гусев, например. Он справится. Он битый. Он только внешне спокойный. Он порвет дракона семиглавого.
– Брось, Игорь. Давай серьезно, – ответил Гусев. – Я навскидку назову не меньше пяти наших генералов, более близких к Верховному, более опытных, более узнаваемых и еще много, много раз более.
Вокруг стали прислушиваться.
– Как вы себе это представляете? Придем к Верховному и скажем: подвинься, мол, мы пришли, – спросил Георгий Петелин, с которым Гусев работал еще в загранпрезидентуре.
– Сделаем тактично. Через газету, например, – ответил Сазонов.
– Сейчас дело вообще не в конкретном человеке, – вставил Гусев. – Иванов, Петров, Пупкин – без разницы. Дальше все будет меняться. Как – это уже другая тема. Но сейчас вот так. Народ это примет. Всё, друзья, северяне и москвичи, информацию к размышлению получили. Думайте. Через неделю встретимся.
* * *
Летом Президент неожиданно отправился в Питер на захоронение останков Царской Семьи, которые Церковь таковыми не признала. Никого из Священного Синода не было – панихиду служил Петропавловский протоиерей, причем имен не называл, повторяя «ихже имена Ты, Господи, веси». Скорбное лицо пытался изобразить депутат Гоша Яблоков. Как обычно, в позе дуче с оттопыренной нижней губой стоял главный либерал-демократ. Из коммунистов не прилетел никто. Президент стоял один, с очень красным лицом и очень заплывшими, но и очень скорбными глазами, словно каясь в том, что когда-то приказал разрушить Дом Ипатьева, где были расстреляны Царственные Мученики, то ли, наоборот, разрушил все уже до конца – если действительно останки бы не те. Княгини Леонида Георгиевна и Мария Владимировна, наследницы пришедшего в 1917 года помогать Временному Правительству Великого Князя Кирилла, а затем, в 1922 провозгласившего себя Императором, не приехали: они только что вышли из юрисдикции Зарубежной Церкви в Московский Патриархат и выказали послушание. Отдельно от остальных Романовых стоял Светлейший Князь Георгий Юрьевский, правнук Александра Второго и княжны Екатерины Михайловны Долгоруковой-Юрьевской, из Рюриковичей. Другие Романовы пытались выказать к нему пренебрежение, и на вопрос журналистов, почему так, он сказал: «Это естественно, они потомки Великих князей, а я – Императора». Все это три часа показывали по телевидению, а вечером уже вовсю пел Киркоров. Монархисты, не признававшие захоронения, собрались в этот день в Москве во дворе храма Николы на Берсеневке, а потом катались на пароходе.
* * *
В конце июля 1997 года газета «Комсомольская правда» опубликовала «Письмо президенту»:
Уважаемый господин президент! Написать я Вам решился после того, как прочитал в Вашей газете объявление о проведении конкурса на лучшее письмо президенту. Эта история началась накануне первых в России президентских выборов. По делам мне пришлось лететь в Хабаровск. Шел я по улице, как вдруг меня остановил взгляд монашеского вида старушки. Подозвав меня, она сказала: «Сынок, тебе выпала доля собирать державу. С нынешнего года руководить страной станет человек, который рассыпет безбожников, но при этом всем будет плохо. После него наступит твой черед. Готовься». Старушка растворилась в толпе, а я долго стоял, пытаясь осмыслить услышанное. Вернувшись домой, я рассказал жене обо всем, а она восприняла все спокойно. «Можно, конечно, и президентом поработать, – сказала она, – но в этой развратившейся Москву жить с детьми я не хочу». Как любой уважающий себя мужчина, я прислушался к мнению своей жены и, конечно, собирать чемоданы для срочного переезда в Москву мы не стали. А через четыре года произошли фантастические события, в результате которых я с семьей оказался в столице. Совершенно неожиданно местные власти стали выдавливать меня из города. Знакомые в структурах на мои вопросы о причинах давления объяснили: заказ поступил от губернатора, и при этом удивлялись: чем я, средний предприниматель, мог ему насолить? Разгадка оказалась фантастической. Однажды ко мне пришла женщина и рассказала, что уже несколько лет посещает тайное общество, которое общается с нечистыми духами. Руководителем общества является… жена губернатора. Войдя однажды, как они говорят, «в контакт», она выяснила, что погубит ее мужа человек с моими данными. Ей и был я обязан пристальным вниманием к себе. Когда знакомый священник, и не только он один, подтвердил существование такого сатанинского кружка, я бежал в маленький подмосковный городок и сейчас работаю в Москве. В ходе прошлогодних выборов я был совершенно спокоен, поскольку знал, что Президентом вновь станете Вы. Должен честно сказать, что не отношу себя к сторонникам вашей внутренней и внешней политики, за исключением нескольких последних действительно державных дел. Невзирая на это, от всей души желаю Вас крепкого здоровья и долгих лет жизни. А президентом быть я не хочу.
Сергей МАЛЫХ.
Читатель газеты вряд ли мог, на самом деле, толком понять, о чем сказано в письме. Оно опубликовано не полностью. В нем не было главного – слов о том, что, если Президент действительно любит Россию, он должен уйти сам, потому что ушло его время. Во многом на его долю выпало разрушать, а теперь пора созидать и собирать, причем жестко, без истерик и ненужных, лишних жертв, но при этом железной рукой. А потому только люди, владеющие силовыми методами борьбы и всей необходимой, прежде всего секретной, информацией, знающие тайную подоплеку мировой схватки и всю неизмеримую огромность участвующих в ней сил, способны взять на себя полноту власти и одновременно обезпечить Президенту, уже бывшему, уважение и неприкосновенность, не дать разгуляться стихии во многом справедливого гнева и ненависти тех, кто вначале взгромоздил уральского мужика на танк, а через год уже требовал повесить его и всех, кто с ним, на фонарях. Не было понятно и почему именно к автору письма подошла странная вестница и предрекла ему, «простому предпринимателю», как он сам себя назвал, собирание державы. Все в этот газетный вариант не вошло. Так или иначе, полный текст письма был передан Президенту в двух экземплярах – один официально, главным редактором газеты по кремлевской почте, и неизвестно, попал ли он в руки «первого», а второй – по совершенно иным каналам, и он точно попал.
Через месяц после публикации письма упал рубль. Информация о том, что это готовится, поступала заранее из многих источников и ложилась на стол Президенту, но он не хотел ничего слушать – казалось, он готов расстаться очень со многими иллюзиями своего прошлого, и с либеральной риторикой, и с раздачей суверенитетов, пытался нащупать самостоятельные пути в отношении и с Западом, и с Востоком, казалось, вот-вот окончательно утвердится единое государство с Белоруссией – единая Русь, где-то на горизонте маячило нечто подобное и с Украиной и Казахстаном, но вот экономику он всю отдал тем, кто заверял его уже десять лет: «Все решат деньги, все решит рынок, все решит частная собственность», и не хотел отдавать никому другому. Ему сообщали, что новый премьер также имеет серьезные интересы на Западе, к тому же еще и связи с одной из самых влиятельных американских сект, но все напрасно – если Президента кто-то очаровывал, он уже не разочаровывался никогда. Делом о падении рубля начало заниматься аналитическое управление, в котором Сазонов был уже первым заместителем начальника, но всю работу прикрыли по личному указанию. Тем временем цены поднялись едва ли не в пять-шесть раз, почти как при Гайдаре, вновь повсюду стояли огромные очереди, а самое главное – мгновенно разорился и исчез в никуда тот самый «средний класс», на который так уповали, как они уверяли сами, новые реформаторы. Те же предприниматели – их были единицы – кто сохранился, разбогатели еще неслыханнее. Впрочем, половину своего времени они проводили, как хотя бы семейство Матюхиных, не в России: Владимир Геннадиевич оставил губернаторский пост и стал директором совместного российско-американско-британского банка, авуары которого росли, как на дрожжах. Матюхин тоже жил теперь под Москвой, не там, где Гусев – в небольшом научном городке на Юго-Западе – а прямо на самой Рублевке, возле особняка особо покровительствовавшего дочери Президента нового мультимиллиардера Бориса Львовича Пинского.
Когда случился денежный обвал, Президент, как у него это обычно бывало, на две недели исчез, а потом появился, все-таки снял премьера, отправив его, впрочем, баллотироваться губернатором в Нижний на место ушедшего и ставшего лидером партии «Союз российских собственников» его же по нижегородскому комсомолу приятеля, и провел через Думу пожилого академика и одновременно разведчика, возглавлявшего многие годы Службу Внешней разведки. Гусев лично не был к нему близок, но Сазонов его знал хорошо и даже вместе работал и сказал Гусеву, что, похоже, что-то стало сдвигаться, но он и наш, и не только наш, так вот то, что Первый его назначил, исходило не от нас, хотя те, кто на самом деле его выдвигал, думского оратора Гошу Яблокова использовали втемную, как всегда, и лопух Гоша вообще ничего не подозревал, когда произносил свою пламенную речь.
Как-то осенним вечером Гусев приехал домой не так поздно и уселся в кресле у торшера с газетой в руках. Анна Васильевна, подавая ему чашку чая, спросила:
– Сережа, уже два месяца прошло после твоей публикации. По-моему, ничего не происходит. Да и что может происходить, если редакция вычеркнула то, ради чего это письмо писалось.
– Знаешь, я не хотел тебя посвящать в эти детали, но если ты настаиваешь…
– Прошу!
– Хорошо, Аня. Редактор газеты действительно вычеркнул слова о том, что Верховный уйдет досрочно и сделает преемником представителя спецслужб. Дело не в этом. А в том, что письмо доведено до Президента в своем подлинном виде.
– Ну, и как он его воспринял?
– Аня, я отвечу вопросом на вопрос. Кто стал премьером? Вот видишь? А ты говоришь, ничего не меняется. На самом деле это только начало. То, что премьер и там, и там, и по взглядам своим и там, и там, и по всему – ну, ты понимаешь – это сейчас хорошо. Нельзя резко. Все идет правильно. Вот, ты послушай, что газета «Труд» написала: