Песнь Эридана. Свет во тьме

Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми, живыми или мертвыми, случайны.

Музыка – это самый сильный вид магии.

Мэрилин Мэнсон

Часть 1. Их запреты
Глава 1

Я не могла больше этого терпеть. Отец в который раз перегнул палку. И это в такой день! В мой день рожденья!

Я была вне себя от злости и еле дождалась, пока он соберется на работу. Закинув на плечи заранее собранный рюкзак, который уже ждал своего часа, я взяла велосипед и гордо выехала из Феникса в сторону Эшленда. Может быть, мне хватит сил крутить педали до самого Национального памятника Каскад-Сискию. Каким отбитым станет за эти четыре часа мое мягкое место я не хотела даже думать.

Мне просто нужно было выпустить пар. Отмечу свой день рождения в полном одиночестве в горах. Все равно на вечеринку собираются прийти только Эмма и Уильям.

Нет, отец не бил меня или что там ещё бывает. Я скривилась от таких мыслей, посетивших меня. Но он запрещал нам с Лиамом все, что касалось музыки. Мы не могли ходить в музыкальный класс, не могли играть в группе, да что уж там, не могли даже напевать себе под нос!

Пока я была маленькой, я принимала этот запрет как должное. Но чем дальше продвигалась стрелка на моих личных часах, тем труднее мне было с этим мириться. Особенно, когда вокруг все пело.

Я видела различия. Весь мир вокруг словно издевался надо мной: друзья в школе создавали музыкальные группы, ходили в клубы, давали мне послушать новые хиты.

Но я, вероятно, и дальше терпела бы, если бы сегодня, в нашей словесной перепалке отец не обмолвился вскользь о том, что запрет на музыку связан с моей матерью. Конечно же, я сразу взвинтилась. О двух вещах в нашей семье запрещалось говорить: о музыке и о моей матери.

Все, что мы с Лиамом знали о ней, так это то, что после рождения моего младшего брата она умерла. Долгое время отец прятал наши свидетельства о рождении, и мы не знали даже ее имени. До сегодняшнего дня. А теперь я знаю, что ее звали Элизабет.

Я не нарушала запреты отца ни разу за восемнадцать лет. Старалась быть хорошей дочерью. Но я никак не могу понять – почему? Почему он никогда не говорил с нами о ней? Почему у нас нет ни одной ее фотографии? Почему отец просто молчал, когда мы с Лиамом задавали, очень-очень редко, вопросы о ней? Все это терзало меня изнутри.

Все во мне кипело, я была так зла, что даже не заметила, как проехала Талент.

Зимой в Орегоне иногда выпадал снег и быстро таял, но чаще, начиная с конца октября и до конца апреля, Феникс и ближайшие к нему города по погоде напоминали Лондон: дожди и пасмурное небо.

Я почувствовала, как в моем теле потихоньку нарастает жар. Кости ломило. Только этого не хватало. Надо же было выбрать именно этот день! Неужели я успела заболеть меньше, чем за полчаса езды? Я покачала головой. Вероятность того, что я смогу успокоиться в горах, таяла на глазах. Но мне необходима была передышка. Я стала крутить педали быстрее. Я надеялась, что смогу увидеть там немного больше снега, чем здесь.

Дождь усилился, и я разрешила себе немного отдохнуть, когда увидела вывеску «У Руби». В животе урчало, жар разгорался, вдобавок ко всему меня начало трясти как осиновый лист на ветру. Я зашла внутрь и сразу же обратила внимание на черную меловую доску «Добро пожаловать к «Руби»», на которой было вывешено меню. Мои губы скривились сами собой, когда посреди доски на третьей строке я увидела надпись «Венди буррито». Я терпеть не могла это имя. «Венди» – так меня называл отец. Но мне нравилось исключительно Лав. Или, на крайний случай, но не для всех, – Ви. Или пусть вообще не сокращают! Называя, как есть – Лаванда. Но только не Венди, пожалуйста.

Я взяла горячий какао и лепешку с фалафелем. Если я заболела, то, наверное, не стоит пить холодные напитки. Сделав пару глотков какао, я поняла, что совершила ошибку. Все мое тело горело. Наоборот, мне срочно нужно было выпить чего-то, что меня охладит. И этим чем-то стала диетическая кола.

Быстро перекусив, я вышла, осознавая, что вся моя решимость посмотреть на горы под этим дождем растворяется с каждой минутой. Боясь совсем раскиснуть в тепле, я решила не останавливаться в кафе надолго.

Проезжая по Эшленду, я пыталась бороться с собой. Я ни разу не пела за восемнадцать лет, и сейчас мне сложно было просто открыть рот и начать петь во все горло. Дело было не только в банальном стеснении, но и в нем тоже.

Однако, когда я выехала из Эшленда, несмотря на усталость, температуру, и, вероятно, болезнь, – вдохновение, скопившееся за все эти годы выплеснулось из меня, и я начала пропевать все те хиты, которые мне давала послушать Эмма Ортиз, моя лучшая подруга. Она знала о запрете моего отца, но все равно тайком подсовывала мне свой айпод нано.

Мой телефон завибрировал. Долго ждать не пришлось.

«Ты где?», – вот и сообщение от Эм.

Черт. Я забыла написать Эмме, чтобы она отмазала меня по всем фронтам.

«Сбежала в Эшленд праздновать сладкие восемнадцать! Прикроешь?! Не хочу, чтобы Уильям увязался за мной, хочу крышесносно развлечься одна».

«Ты ведь это несерьезно? Сбежала отмечать без меня?!».

«Еще как серьезно. Мне нужна передышка. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста».

«Я тебе это припомню, засранка. Но окей. Уильяма сегодня нет на занятиях, так что за него не ручаюсь».

Черт! И где он может быть? Вдруг мой-типа-парень заболел, а я даже не знаю об этом? Или готовит мне сюрприз ко дню рождения? «Типа парень» – потому что, когда ты в настоящих отношениях, тебя целуют, в том числе, по-настоящему, и случается разное, побольше, чем просто поцелуи. Сегодня мне исполнилось восемнадцать, и об этом «побольше» я могла, видимо, только мечтать. Потому что Уильям даже ни разу не поцеловал меня. Эта его вечная песня: «Куда нам торопиться?», «Твой отец меня убьет», «Сначала нужно оформить наши отношения». Какие отношения? Которых нет? Ну ладно, я перегнула, они все же есть – дружеские. Но дружеские отношения государство не регистрирует.

Если честно, я даже не знаю, что чувствую к Уильяму. Он красивый: высокий парень, телосложением похожий на самого Апполона, с золотистыми кудрями и ямочками на верхней части щек, которые появляются почти под самыми глазами, когда улыбается. Он единственный парень, которого одобрил мой отец. Наверное, как раз из-за вечного «куда нам торопиться» и отсутствия этого самого, о чем мне остается только мечтать.

Многие девчонки в школе не понимают, что такого нашел во мне Уильям, что предложил встречаться именно мне, а не им. Я рыжая, мелкая, обожаю синие клетчатые фланелевые рубашки (особенно с капюшоном) в цвет моих глаз и джинсы. Я не так популярна, как Уильям. Скорее, невидимка. Одним словом – он мне не ровня. Даже мне порой непонятно, почему он нянчится со мной.

В какой-то момент шоссе начало казаться бесконечным. Солнце все чаще выглядывало из-за туч и ослепляло. Я пожалела, что мне не хватило ума положить в рюкзак жаропонижающие таблетки. Или у меня все же осталась парочка? Температура не хотела снижаться, несмотря на прохладу, стоящую в воздухе.

Когда мимо меня проехал школьный автобус, я удивилась: не время для него. Но потом поняла, что это экскурсионный, и продолжила предаваться раздумьям, периодически останавливаясь, чтобы свериться с картой. Сейчас по автомагистрали ехало не так много машин, и идеальная велосипедная дорожка радовала меня. Сосны и ели вставали справа все более высокой стеной. После одного из поворотов солнце стало таким ярким, что я пожалела, что не надела темные очки. А ещё мне показалось, что несмотря на то, что был декабрь, на небе появилась радуга. Или даже радужный купол? Ну вот, кажется мне совсем плохо. Я, видимо, брежу от температуры.

А ещё я насчитала уже четыре машины с номером, в котором были три семерки в ряд. Эта цифра меня преследует. Во всем, что связано со мной всегда есть семерка. И это, в прямом смысле, началось с моего рождения. Я родилась седьмого декабря. Мы живем на Колвер Роад четыре один два семь. Номер моего шкафчика в школе – семнадцать. И, кстати, сегодня как раз мой день рожденья.

Через некоторое время, когда ноги уже начали наливаться свинцом, я поняла, что ехать по автомагистрали пять было плохой идеей, и свернула обратно в Эшленд, чтобы потом выехать на знаменитое шестьдесят шестое шоссе. Я проехала небольшое ранчо, летную школу, обогнула часть Эмигрантского озера и уже подъезжала к институту Селберга, когда вдруг начался сильный ливень.

И тогда меня осенило: я ехала сюда именно ради этого момента. Какая-то непреодолимая мистическая тяга заставила меня оставить велосипед у обочины и пойти сквозь еловый лес к озеру. Вот он мой шанс – совершить что-то абсолютно сумасбродное, дикое, выходящее за рамки этих вечных дурацких правил.

Я на секунду замерла, любуясь соснами и елями вокруг. Недавно выпавший снег таял на глазах. Я рассмеялась и подставила лицо каплям дождя. Я прыгала и кружилась совсем как маленькая, раскинув руки в стороны. А затем, наконец, вдохнув полной грудью свежего зимнего воздуха, напоенного ароматами орегонской хвои, запела в полный голос:

Музыка – это мы,

Когда сердце твое поет,

Раздвигая границы тьмы,

Просто иди вперед!

Я почувствовала, что горю. Жар достиг своего предела и должен был выплеснуться вовне. Я надеялась, что дождь охладит меня, но этого не произошло.

Мое тело засветилось, словно миллиард звезд. Свет вытекал из меня, разливаясь в воздухе поляны крохотными искрами. Наверное, это все происходило не наяву. Видимо, я бредила.

Уголком глаза я вдруг заметила, что за границами Света, который выливался из меня, потемнело. Там была тень. Черная, огромная тень. Волоски на моей коже встали дыбом. От какого-то первобытного страха желудок завязался в тугой узел. Справа от меня тоже кто-то был. Высокий парень смотрел на меня сквозь чуть заснеженные ветви елей и пихт с неподдельным ужасом. Его глаза были еще синее, чем мои. Я никогда раньше не видела таких ярких сапфировых глаз. Я не могла оторвать от этого чарующего синеглазого брюнета взгляд. На нем был какой-то костюм, состоящий из полупрозрачных переливающихся сине-фиолетовых чешуек. Или мне показалось? По его рукам от запястий вверх вращались золотые витые магические символы. Такое я видела только в кино.

А то, что произошло дальше, вообще не вписывалось ни в какие рамки разумного. Сине-фиолетовый дракон взмахнул крыльями, издав низкий утробный рык, и тень исчезла. А я вдруг почувствовала себя полностью опустошенной. Мой Свет померк, а потом и вовсе рассеялся. Все вокруг закружилось, ноги стали ватными. Я ощутила, что падаю. Опустив взгляд вниз, я успела заметить, что мои руки от запястий вверх тоже оказались окутаны золотой вязью, которая сияла.

Кажется, этот парень успел подхватить меня, и мы вместе рухнули на заснеженную декабрьскую траву.

Глава 2

Я открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого орегонского солнца. Оно всегда здесь такое, необычное, неповторимое. Если передо мной положить сотню фотографий из разных мест, я всегда точно узнаю, где именно на них Орегон – по этому солнцу. По рассветам и закатам. Они в Орегоне такие, каких не встретишь нигде больше на Земле. Несмотря на то, что Феникс – маленький город, я хотела бы и дальше жить здесь.

Дверь моей комнаты была закрыта не полностью, и я услышала голоса отца и Уильяма.

– Я боялся, что это произойдет.

– Главное, что она жива, она здесь. Я привез ее, мистер Вуд, как мы и договаривались. Вам не о чем волноваться.

– Ты умный парень, Уильям. Парень моей дочери. Поэтому я плачу за это именно тебе.

Платит за что? Я старалась ничем не выдать то, что больше не сплю. Отец что, только что сказал, что платит Уильяму за то, что он – мой парень? Этого не может быть. Я зажмурилась еще крепче. Я думала, что невозможно почувствовать себя еще более жалкой, но, видимо, это не так.

– Скажи-ка мне вот еще что, парень, они спали вместе?

Я услышала, как голос Уильяма дрогнул, когда он прочистил горло.

– Да.

Я услышала тяжелый вздох отца, а потом звук от удара кулаком по столу.

Ну все, с меня хватит. Я резким движением скинула с себя одеяло и выбежала в гостиную. Кто-то меня переодел во фланелевую пижаму. Заметив это, я закатила глаза. Надеюсь, это был хотя бы Уильям?..

– Папа! Как ты можешь спрашивать о таком? Я ни с кем не спала, даже с ним! – Я зло ткнула в Уильяма пальцем. – И даже если бы я с кем-то переспала, ты не имеешь права так бесцеремонно лезть в мои дела! Мне исполнилось восемнадцать!

Внезапно на меня нахлынули недавние события. Сколько я проспала? День? Два? Что там вообще произошло? Что это был за парень? Там правда был дракон? Видел ли все это Уильям?

Боль пронзила мои виски, словно молнией, и я их потерла, присев на край дивана.

– Нечего подслушивать чужие разговоры, дочь, – строго отрезал Дэвид. – Никто не говорил о тебе.

На секунду во взгляде Уильяма промелькнуло удивление, и я успела перехватить этот взгляд. Раз отец решил сыграть в такую игру, я позже поговорю с Уильямом наедине. Благо, наедине мы оставались часто и много.

– Как ты вообще нашел меня, Уильям? – Я решила переключиться на парня, сочтя из этих двоих слабым звеном его. – Скажи честно, неужели Эмма так волновалась за меня, что рассказала тебе, куда я еду?

– Что? Эмма? Нет, Ортиз ничего мне не говорила. Проще спросить рыбу, чем ее. Та хотя бы булькает. Эмма никогда тебя не сдаст.

Да, зря я даже на секунду в ней засомневалась. Уж она-то, действительно, меня не сдаст. Я выжидательно сверлила Уильяма взглядом.

– Да я ещё вчера понял, что у тебя накипело. Было лишь вопросом времени, когда у тебя окончательно сорвет котелок. Поэтому, почувствовав неладное, я с утра наблюдал за вашим домом. А как увидел, что ты взяла велик, рюкзак и уехала, я сел в свой Фолькс и выехал сразу за тобой. Ты крутила педали как сумасшедшая!

– Спасибо, Уильям! – зло ответила я.

– Могла бы и поблагодарить его за то, что он спас тебе жизнь.

Я выразительно посмотрела на отца.

– Он спас мне жизнь?! Нет, не он! А тот парень, который…

– Который что? – не дал мне договорить отец, и я на секунду замешкалась.

– Который превратился в дракона, – жалким тихим дрожащим голосом договорила я.

Брови отца взлетели вверх.

– Там была только ты. Уильям сказал, что ты врезалась в дерево и потеряла сознание. Когда он поднял тебя, у тебя был жар. Мне пришлось сдать твой велосипед в ремонт. Наверное, тебе стало плохо и ты потеряла управление…

Я с недоверием посмотрела на отца. Он кивнул в сторону зеркала, которое висело над камином. И я подошла к нему, напряженно разглядывая свое отражение. Теперь мой лоб ровно по центру украшал пластырь. И когда я успела? Всего лишь пластырь, а это, наверное, значит, что шрама не останется. Я провела пальцами поверх него, чтобы удостовериться, что там точно что-то есть. Голова болела, но не в области лба, а в области висков.

– Тогда могу я узнать, о ком вы говорили с Уиллом, когда я…

Складка между бровями отца смягчилась. Он махнул на меня рукой.

– Спроси у своей Эммы и ее дружка Питера Дастингса сама.

Я хотела пнуть ножку журнального столика, но вместо этого наступила на хвост нашему Баллерофонту на хвост. Черный кот жалобно замяукал, а потом, обидевшись, залез на шкаф. Я виновато пожала плечами.

Колокольчик в прихожей звякнул, и через пару минут в гостиную зашел Лиам. Увидев наши напряженные лица, он поднял руки, давая понять, что узнает обо всем позже и в более спокойной обстановке, чем сейчас, и быстро, как мог, юркнул к себе в комнату.

А я ощутила, как кончики пальцев начало покалывать. Покалывание распространилось сначала на кисти, а затем – на запястья. Это неприятно нервировало. Я взяла клетчатый плед, и, выйдя в сад, села на качели. Уильям ушел к себе не попрощавшись. Думаю, это ненадолго. Он скоро снова окажется возле меня, как верный сторожевой пес.

Но первой оказалась Эмма. Она аккуратно закрыла за собой деревянную калитку и подойдя к качелям, устроилась рядом со мной.

– Ты не ответила ни на одно мое сообщение, с тех пор как написала, что сбежала в Эшленд. Я беспокоилась. И сдавать тебя отцу и Уильяму не хотелось. Поэтому я решила пройти мимо твоего дома и разведать обстановку, – Эмма разглядывала пластырь на моем лбу, безуспешно пытаясь контролировать тревогу.

Я поняла, что не чувствую чего-то негативного после вчерашнего, хотя, наверное, должна. Кроме нервирующего меня покалывания, я чувствовала приятное волнение. В моем животе порхали бабочки… Кажется, и в голове тоже.

– Меня привез Уильям. Сколько прошло времени с моего последнего сообщения?

– Уильям? Как он узнал, где ты? Что с тобой случилось? Прошло чуть меньше суток. На твоем велосипеде зимняя резина?

– Оказывается, он ехал за мной с самого начала. А насчет того, что случилось… Я не уверена. И в этом-то и есть проблема.

– Как это – не уверена? – удивленно переспросила Эмма.

– Мне кажется, что моя версия случившегося расходится с версией Уилла. – Со стороны мой голос был каким-то потерянным.

– Окей… Давай начнем с твоей версии. Что случилось, Лав?

– На самом деле, я собиралась не в Эшленд, а в Каскад Сискию, и поэтому, проехав Эшленд, доехала почти до института Селберга, как вдруг начался дождь. Мне показалось, что по дороге я успела простыть, затемпературила, но я ехала в горы ради того, чтобы вдохнуть полной грудью. Когда начался ливень, я поняла, что вон он, тот самый момент! И мне даже не нужно ехать дальше.

Казалось, Эмма проглатывала каждое мое слово и не обиделась за то, что я не сказала ей правду о том, куда на самом деле собиралась ехать. И я продолжила:

– Я пошла в лес возле Эмигрантского озера. Мне вдруг так захотелось пойти именно туда! Я танцевала там на поляне под дождем… А еще, – мне пришлось понизить голос до шепота, – я всю дорогу пела. И там, на поляне, тоже. Я танцевала под дождем и пела. Ты даже не представляешь как это было нереально классно!

Эмма удивленно вытаращилась на меня.

– Я думала, ты никогда не решишься нарушить этот дурацкий запрет.

Опустив момент, где из меня буквально фонтанировал свет, я продолжила все также шепотом:

– А потом я увидела чью-то тень. Огромную тень. Очень черную, не такую, как обычные тени, и я испугалась. До чертиков испугалась, Эм. Это было реально жутко. А потом заметила его.

– Кого? – нетерпеливо заерзала Эмма.

– Синеглазого брюнета. Он, – я нервно сглотнула и набрала побольше воздуха, чтобы мне хватило смелости проговорить это, – превратился в дракона. И победил черную тень.

– М-м-м… Звучит романтично! – улыбнулась Эмма. – И что дальше? Откуда пластырь на голове?

– Потом у меня закружилась голова, и я стала падать. Этот парень-дракон мгновенно оказался возле меня, смягчив падение. Но я с этого момента ничего не помню. Возможно, потому, что ударилась головой о камень. Ну, каков вердикт?

– Нет, подожди. Давай теперь версию Уилла.

– Да тут и рассказывать, если честно, нечего. Он говорит, что ехал за мной всю дорогу, а потом мне стало плохо и я врезалась в дерево. Отсюда и пластырь.

– Ладно, давай подведем итог. В ваших рассказах есть общая черта – ты стукнулась головой, – хитро прищурившись, констатировала Эмма.

Я пихнула ее в бок.

– Буду честной, Лав… Твой рассказ более романтичный и остросюжетный, чем у Уилла, что логично, учитывая то, кем ты собираешься стать, но…

– Но? – не выдержала я.

– Синеглазый брюнет, который превратился в дракона? Победил тень? Я не говорю, что этого не было, но звучит как-то дико, понимаешь?

Я согласно кивнула, проглотив подступивший ком к горлу.

– А это что? – зашипела на меня подруга, схватив за запястье. – Ты набила татуху в Эшленде? Твой отец явно еще не видел! У него же башню сорвет! Зачем ты провоцируешь его? – Эмма, прости, но замолчи на минутку!

Я испуганно таращилась на запястье. На нем проступила красивая кельтская вязь.

– Господи, ты что, и это не помнишь, как сделала? – С ужасом посмотрела на меня Эмма, покачав головой. – Это и был твой крышесносный отдых? Чего ты ещё не помнишь?

Я натянула рукав кофты так, чтобы тату не было видно.

– Слушай… Ее не было с утра, ясно? В это ты тоже, очевидно, не поверишь, поэтому давай сменим тему. Ты и Питер Дастингс.

Я и не ожидала от Эммы, что она поверит в мой рассказ, даже несмотря на то, что она – моя лучшая подруга. Она ведь не сумасшедшая, чтобы поверить в такое! Я бы на ее месте точно забеспокоилась.

– Что я и Питер Дастингс?

– Уилл сказал отцу, что вы переспали!

– Что? Я думаю, он так решил, потому что… – Эмма запнулась, – Я сказала, что тебя прикрою, но в этот раз я тебе бесстыдно наврала, – опустила глаза Эм. – Меня саму нужно было прикрывать. Меня тоже не было в школе.

– Так это правда? Вы…

– Господи, Лав, нет!

– Эм, а что такого? Разве он тебе не нравится?

– Нравится. Но дело не в этом! Ты сама прекрасно знаешь. Все должно быть по любви!

– Как будто ты его не любишь, – буркнула я. – А где ты была, раз не в школе? – Я провела пальцами по бирюзовым доскам качели. – И как ты узнала, что Уилла не было?

– Питер отвез нас на озеро Агат. Со мной тоже произошло кое-что странное. Конечно, не парень-дракон, но… И ты ещё спрашиваешь как? Весь наш девчоночий чат мигом трезвонит о том, если Уильям пропустил хотя бы день.

Я улыбнулась. Хорошо, что странности происходят не только со мной.

– Я бы на твоем месте дико ревновала, – заметила Эмма.

– Выкладывай, – заговорщицким тоном приказала я, проигнорировав ее замечание.

– Несмотря на то, что сейчас далеко не сезон, мы захотели искупаться. И, сразу в оправдание скажу, что не мы одни! – Подняла руки в защитном жесте Эм. – Мы плавали и вдруг возле меня появился щетинистый плавник. Я вглядывалась, вглядывалась, испугалась, думаю: «Ну что это за рыба огромная может быть?!». Меня всю трясло от страха, я запрыгнула на Питера, и вдруг вокруг нас их стало много. Питер как закричит: «Кабаны! Дикие кабаны!» и мы с остальными опрометью бросились из воды. Похватали свои полотенца и полуголыми бежали до остановки автобуса. Да, представляешь, мы поехали не на машине!

Я заржала как сумасшедшая.

– Да, мой парень-дракон по сравнению с дикими кабанами, которые уж точно существуют, – это мелочи! – утирая слезы от смеха из уголков глаз, сообщила я. – Вы реально чокнутые! Разве озеро не замерзло?

– А мне не было смешно! Представляешь, я, как назло, надела тот древний фамильный бабушкин кулон. И когда мы бежали к остановке, поняла, что кулона на мне уже нет. Я уговорила Питера вернуться за ним. И кстати, нет, озеро не замерзло до конца.

– Вау! И он согласился? А как же кабаны? Разве это не странно, что они тоже решили искупаться в ледяной воде?

– Да, он согласился и да, это все странно, – покраснев, ответила Эмма. – Когда мы дошли обратно, кабанов там уже не было. Но и кулона по пути мы не нашли. Питер нырял в озеро до посинения, но и там ничего. Он хотел меня развеселить, говорит «теперь кулон твоей бабушки носит упитанный кабанчик». Да только мне от таких шуточек врезать ему захотелось! Но это ещё не все.

Я вскинула брови.

– Нырял ради тебя в ледяную воду! Разве это не любовь?

Я помахала рукой, призывая Эмму рассказывать дальше, но в этот момент увидела, что Уильям стоит, прислонившись к нашей иве, поигрывая мечом для тенниса.

– Ты не вовремя, – зашипела на него я. – Ещё и часа не прошло!

– Да ладно, Лав. Я и при нем могу разговаривать, я привыкла, что он – словно твоя тень.

Уильям посмотрел на Эмму, прищурившись, а потом продолжил подкидывать мяч, как ни в чем не бывало.

– В-общем, Питер сказал, что помогал отцу разбирать бумаги в здании старой почты и нашел там стопку неотправленных писем от моей бабушки по линии отца, адресованных моей матери.

– О, – удивилась я. – Неожиданно. Разве они такое не утилизируют?

Эмма пожала плечами.

– Не знаю, почему эти письма не были отправлены. Не знаю, как они там сохранились.

«Какая же я была тогда идиотка,

что сказала Диме, что тебе надо сделать аборт. Теперь у меня есть Танечка, ей год и три, и она такая милая… Я души в ней не чаю. Жаль, что вы с Димой не вместе. Но хорошо, что ты ни его, ни меня не послушала, и твоя дочь, моя внучка – жива. Спасибо тебе за это», – развернув пожелтевший лист, бегло прочитала Эмма.

Моя подруга была родом из русской семьи, эмигрировавшей в Орегон. В Эшленде у русских есть свой небольшой район. Они ежегодно устраивают ярмарки и надевают на голову яркие платки с цветочными узорами.

– Ты отдашь их своей матери? – спросила я глухо.

– Да. Наверное отдам, – робко улыбнулась Эмма, пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами.

Я вдруг ощутила ни с чем не связанную тоску. Запястье опять начало покалывать иголочками. Но я старалась не касаться его, чтобы не выдать татуировку Уильяму. Он – мой парень, но после этого разговора с утра я не знаю, можно ли ему доверять.