Инквизитор

19:18

Вообще-то он вернулся в свою палату лишь затем, чтобы дождаться, когда консьерж клиники наконец покинет зону ресепшен и начнет обход. Но сегодня, похоже, все шло не по плану, и Каспар понял, что его побег – если это вообще был побег – все больше осложнялся. Он торчал здесь без какой-либо связи, а теперь еще и консьерж по непонятной причине вывел из строя транспортное средство, которое Каспар собирался одолжить для спуска по снегу. Плевать. Он и так доберется вниз, в крайнем случае сидя на своем полиэтиленовом пакете.

Ни при каких обстоятельствах он не проведет здесь еще одну ночь. И не только из-за жуткой мысли, что мог оставить где-то свою нуждающуюся в помощи дочь.

Он чувствовал, что с загадочными новоприбывшими в клинику проникло что-то еще, чего лучше сторониться. Угроза, невидимая, как вирус. Она распространялась, нарушала отработанную вечернюю рутину маленькой клиники и, как он сейчас выяснил, даже нашла путь в его одноместную палату.

Что здесь происходит?

Каспар замедлил шаг, подходя к своей двери. Она была распахнута, а в палате горел свет, хотя он погасил его всего несколько минут назад.

Какого черта?

В коридоре послышались два взволнованных голоса. Один принадлежал Софии, которая своим вопросом «Что вы задумали?» словно озвучила мысли Каспара. Каспар тоже не мог объяснить вид, который открылся ему, когда он дошел до своей палаты. Почему этот парень стоял в грязных сапогах на его письменном столе и протягивал руку к окну?

– Мне казалось, у меня только что был столбик, – рассмеялся молодой мужчина.

Каспар узнал санитара по голосу, который совершенно не подходил его внешности. Почему-то он представлял себе водителя совсем по-другому. Погрубее, с синяками под усталыми глазами, которые говорили о долгих ночных сменах. Однако перед ним стоял прототип избалованного яппи, какого ожидаешь увидеть скорее в нарциссическом двухместном автомобиле, чем за рулем кареты скорой помощи.

– Столбик? – удивилась София.

– Ну, или как там называют этот индикатор на дисплее.

Санитар спрыгнул со стола и показал Софии крошечный сотовый телефон.

– Я думал, может, здесь под крышей будет сигнал. Простите. – Он бросил на Каспара дружеский взгляд, затем снова посмотрел на врача.

– Дверь была открыта, я только проверил, нет ли здесь связи.

София едва слышно щелкнула языком и осуждающе стряхнула грязь от сапог со стола.

– Мобильные телефоны не работают на всей территории клиники. – Напряженная поза Софии говорила, что она думает о санитаре.

Каспар тоже изучал парня, словно это был противник на боксерском ринге. При этом худой мужчина выглядел вполне безобидно, благодаря гладкому подбородку и коротким волосам, уложенным гелем вперед. В другой ситуации Каспар даже не обратил бы внимания на юнца, но ему не понравилось, что тот игриво подмигивал Софии.

– Пожалуйста, спуститесь на первый этаж, и господин Бахман покажет вам вашу комнату, – сказала она.

Молодой человек улыбнулся:

– Значит, вы действительно хотите, чтобы мы вместе провели здесь ночь, фрау доктор?

София едва заметно закатила глаза.

– О моих желаниях речь не идет, господин Шадек. К сожалению, мы здесь застряли.

К радости Каспара, она проигнорировала просьбу санитара называть его Томом.

– Но ваше руководство ведь наверняка пошлет кого-то к машине скорой помощи, если вы своевременно не сообщите о своем возвращении?

– Вряд ли. – Шадек помотал головой. – Это был мой последний выезд, затем я должен был поехать домой. На станции меня ожидают лишь завтра в обед.

София с сожалением пожала плечами.

– Ну, как бы то ни было, пробираться в темноте сквозь метель смысла не имеет. По прогнозу, погодные условия улучшатся завтра утром, а дороги скоро очистят от снега и обработают реагентами. И тогда мы вместе, при дневном свете, начнем спуск вниз.

«Вниз», – повторил про себя Каспар и поставил полиэтиленовый пакет рядом с кроватью.

Из уст Софии это прозвучало так, словно они находились на головокружительной высоте – на крутой вершине отвесной скалы, у подножия которой бились волны темного океана.

– Значит, это не шутка? Я и правда должен остаться здесь на ночь? В этой… – Было заметно, с каким трудом Том проглотил слово «дурка», которое вертелось у него на языке.

– Вы абсолютно ничего не должны, – возразила София. – Можете попробовать. До ближайшего дома от нас не более получаса пешком, но я полагаю, через лес вам придется ползти на четвереньках. При минус семи. И температура понижается.

– А если что-то случится?

– Что вы имеете в виду?

– Если Бруку станет хуже. Как мы вызовем помощь?

Вопрос Шадека звучал резонно, но Каспар догадывался, что санитар на самом деле хотел намекнуть на что-то другое.

– Не волнуйтесь. У нас отличное оборудование, – ответила София. – Похоже, что нож не нанес серьезных внутренних травм. В худшем случае повреждены только голосовые связки. Сейчас профессор обработает рану и введет доктору Бруку препараты, чтобы трахея не отекла. Когда он проснется, у него будут боли и, вероятно, он не сможет говорить, но в любом случае выживет.

– Могу я вас попросить?

София кивнула на дверь, и Том заулыбался, словно получил приглашение на свидание.

– С превеликим удовольствием. – На прощание санитар коснулся указательным пальцем лба. – Может, я одолжу ваш снегоход и хотя бы доберусь до своей рации.

– Удачи, – пожелал ему Каспар и упустил момент, когда мог упомянуть лужу бензина, которую ему только что показал Линус.

София последовала за Томом и, проходя мимо Каспара, взяла его за руку.

– Прошу прощения за беспокойство, – прошептала она и грустно улыбнулась.

Его меланхоличное настроение исчезло – пусть лишь на мгновение, – но тут же вернулось, когда Том еще раз повернулся в дверях.

– А можно я переночую в вашей комнате, фрау доктор? Я боюсь оставаться в темноте.

Затем он рассмеялся и поднял обе руки, как при вооруженном налете на банк.

– Эй, да я просто пошутил.

Каспар хотел ответить что-нибудь подходящее, но слишком отвлекся на рубцы от ожога на правой ладони Тома. Они напоминали его собственные. Правда, в отличие от неровностей кожи на груди Каспара, у Шадека они образовывали геометрический узор.

Каспар не был уверен, но ему казалось, что Тому довольно неумело вывели старую татуировку в виде свастики.

19:24

Не прошло и минуты, как София снова просунула голову в дверь.

– Между прочим, это и вас касается!

– Что? – спросил он и ногой подвинул полиэтиленовый пакет под кровать. Слишком поздно. София вошла и указала сначала на его ботинки, потом на зимнее пальто, которое Каспар забыл повесить в шкаф.

– Пожалуйста, не делайте сегодня вечером никаких глупостей.

– Я должен, София. Я уже слишком долго здесь нахожусь.

– И куда вы направитесь? В такую погоду? В вашем наряде? Без денег?

– Я пойду в полицию, – сообщил он ей план, который придумал в эту секунду. Похоже, тщательное планирование наперед не относилось к его сильным качествам, признался он сам себе.

– Но мы ведь обсуждали это сегодня. Расфельд согласился, чтобы вы лично пообщались с полицией и прессой.

– Когда? – Каспар встал с кровати и почесал один из рубцов под футболкой. – Завтра? Послезавтра? После Рождества? Все это слишком долго. У меня больше нет времени.

София так сильно замотала головой, что волосы упали ей на лоб.

– Послушайте, мне не нравится выжидательная тактика Расфельда. Но в одном я разделяю его мнение: в вашем состоянии еще слишком опасно самостоятельно покидать клинику.

– Возможно. Но я не могу думать только о себе.

– Вы говорите о девочке?

Каспар кивнул.

– Очень жаль, но с тех пор, как я увидел ее образ, мне кажется, что я задыхаюсь здесь внутри. Я срочно должен выбраться отсюда.

– Мы ведь даже не знаем, ваша ли это дочь. Может, ее даже не существует?

– Возможно, но… – Каспар задумался, пересечет ли черту следующей фразой. – Но если вы завтра уйдете, я и так останусь один. Здесь больше не будет никого, кому я могу доверять.

София окинула его долгим взглядом и печально улыбнулась.

Телефон в кармане ее халата сигнализировал о внутреннем вызове, но она проигнорировала его. Очевидно, внутрибольничная связь все еще работала.

– Понимаю, – сказала она, когда телефон замолчал. – Но все равно хочу попросить вас об одном одолжении, Каспар.

– О каком?

Она указала на мансардное окно. Снег залепил стекло, как светонепроницаемые жалюзи.

– Переспите с этой мыслью еще одну вьюжную ночь. Завтра утром, прежде чем я уйду, мы поговорим еще раз.

– Что это даст?

– Если завтра утром вы будете все так же решительно настроены, я не стану вас останавливать.

– Но…

– Но я сообщу вам информацию, без которой вам ни в коем случае нельзя покидать клинику. Особенно если вы хотите пойти в полицию.

Лишившись дара речи, Каспар безмолвно открыл рот. В ухе зазвенело, словно внутри лопнул крошечный сосудик. Внезапно он почувствовал себя беспомощным. Как если бы врач сообщил ему, что он скоро умрет.

– Какую информацию? – прошептал он.

София опять помотала головой и взглянула на телефон, который снова энергично зазвонил.

– Завтра утром, Каспар! Не сейчас.

Звон в ухе стал громче, как и его голос.

– Я хочу узнать это немедленно!

– Понимаю, но это невозможно.

– Почему?

– Сначала мне нужно убедиться.

– В чем?

Каспар и София вздрогнули, когда в дверях раздался третий голос.

Из-за телефонного звонка они не услышали, как подошел Расфельд.

– В чем вы хотите убедиться? – с подозрением спросил главврач и, словно обличая, указал на них беспроводным телефоном. Пока Каспар с пересохшим горлом пытался сглотнуть, София уже взяла себя в руки.

– Он… м-м-м… то есть пациент попросил снотворное, но я сказала, что должна сначала переговорить с вами.

Расфельд одобрительно кивнул, видимо довольный уважением к своему авторитету.

– Хорошо, но это может подождать, фрау Дорн, – сказал он тоном не терпящим возражений и вывел врача из палаты. – Я уже столько времени пытаюсь до вас дозвониться. Ваша помощь нужна в операционной.

Еще долго после того, как Расфельд и София оставили его наедине с мучительными вопросами, в голове у Каспара звучало таинственное обещание врача: «Я сообщу вам информацию, без которой вам ни в коем случае нельзя покидать клинику».

Голос Софии не утих и тогда, когда спустя два часа Каспар лег на кровать и закрыл глаза, чтобы привести в порядок свои мысли. Что еще находилось в его папке, содержанием которой Расфельд так неохотно делился?

«Сначала мне нужно убедиться».

Он хотел встать, чтобы поискать Софию в клинике, но заметил, что не может открыть глаза.

Каспар попытался собрать всю волю в кулак. Тщетно. События дня слишком утомили его и без того измученную душу. Он заснул.

00:26, сочельник – три часа и двенадцать минут до страха

Дым был живым существом. Роем микроскопических клеток, которые проникали через кожу, чтобы уничтожить его изнутри.

Частицы нацелились на его легкие и продвигались вниз по трахее в бронхи. Он закашлялся.

Обычно в этот момент он просыпался от кошмара и оказывался в мире, где его воспоминания охватывали лишь десять последних дней. Но сегодня он продолжал спать, словно горящий автомобиль, в котором он застрял, не хотел выпускать его этой ночью.

Пока он не бросил взгляд на фотографию, которая лежала на пассажирском сиденье рядом. Жар был уже настолько невыносимый, что края снимка начали загибаться и лицо мужчины на нем становилось все сложнее разглядеть.

Каспар беспокойно дернул ногами. Это был неприятный момент между сном и пробуждением. Состояние, при котором вязкое сознание медленно возвращается в реальность. Он хотел ускорить эту метаморфозу и самостоятельно высвободиться из кошмара.

Поэтому он отстегнул ремень безопасности и наблюдал за языками пламени. Они вырывались из приборной панели прямо перед ним на уровне груди и уже начали лизать его рубашку. На мгновение перед внутренним взором мелькнула покрытая рубцами ладонь Тома, когда он уже потянулся к огню, чтобы воображаемая боль наконец-то вырвала его из этого липкого сна.

Но в конце концов он проснулся от того, что его кто-то сильно тряс.

Каспар открыл глаза, горящий автомобиль исчез, вместо этого над его головой склонился перепуганный Линус. Кончик его носа был так близко, что Каспар мог бы дотянуться до него языком.

– Софипощь, – сказал он. Это был скорее хрип, звук, в который превращается голос, когда пытаешься говорить шепотом, а на самом деле хочется кричать.

– Только не надо опять, – устало зевнул Каспар.

Линус страдал бессонницей и бродил по клинике по ночам, если не мог уснуть.

– Софипощьпациувать. – Музыкант схватил его за руку и попытался вытащить из постели. От того, что он был полуголый, в одних заляпанных пижамных штанах, которые едва держались на его тощих бедрах, ситуация выглядела еще более абсурдной.

– Послушай, ты не можешь… – начал было Каспар. Но тут и он это услышал: глухой грохот этажом ниже. Словно кто-то приподнимал тяжелый стол и бросал его обратно на паркет. Каспар посмотрел на часы. Двадцать семь минут первого. Неподходящее время для перестановок.

– Что случилось? – спросил он, одновременно соображая, кто или что находилось этажом ниже под ними.

– …увать… увать… – Линус несколько раз повторил это слово и выпустил руку Каспара, когда увидел, что тот наконец поднимается со своей смятой постели.

– Пойм.

– Да, да, я пойду с тобой.

Каспар принялся искать свои тапочки. Но тут грохот под ними перешел в глухой шаркающий звук, словно кто-то с большим трудом пытался перетащить мокрый ковер из одной комнаты в другую. Так что он решил не терять больше времени.

В то время как Линус с грохотом спускался по лестнице, Каспар старался не слишком шуметь – на случай, если ночной суматохе было безобидное объяснение. Но после событий последних часов ему самому в это не верилось, к тому же на последней ступени в голове у него пронеслось слово, с которым Линус его разбудил.

«Софипощь».

София… Помощь.

Он завернул за угол в темный проход и удивился, почему здесь не сработали датчики движения. Обычно потолочное освещение включалось автоматически, когда кто-то входил в коридор. Но сейчас свет проникал только из дальней комнаты, перед ее широко распахнутой дверью стоял Линус, заломив руки за голову, и сильно дрожал.

И тут, в тот самый момент, когда Каспар ощутил леденящий холод, который шел из комнаты в коридор, он сумел перевести и остаток загадочной белиберды: «Пациувать».

«Пациент. Убивать».

Он заглянул в комнату. Здесь на четвертом этаже находились «тяжелые» случаи. Интенсивная медицинская помощь. Запираемые помещения с гидравлическими кроватями и электронными приборами рядом с ночным столиком.

«София. Помощь. Пациент. Убивать».

Каспара бросило в дрожь, когда он увидел инфузионную стойку, которая, как немой слуга, стояла со свисающими катетерами рядом с пустой кроватью. Он заметил, что его дыхание превращается в пар, – потом все замедлилось. Теперь он чувствовал себя сторонним наблюдателем, который с интересом рассматривает фотоальбом, в котором нужно каждый раз перевернуть страницу, чтобы глаза передали мозгу новую жуткую картинку.

Открытое окно. Мужчина. Одна нога на батарее, другая уже снаружи. Линус, пытающийся протиснуться мимо Каспара. Искаженное в болезненной улыбке лицо мужчины, который еще раз оборачивается. Показывает на повязку на шее. Мотает головой. И бросается вниз.

В тот момент, когда снежная мгла поглотила пациента, все снова ускорилось, и первое реальное воспоминание запуталось в дырявом неводе его памяти. Каспар знал человека, который только что выпрыгнул из окна. Его лицо было знакомо ему, как и запах горелой бумаги, который снова наполнил его нос. Каспар часто видел Йонатана Брука. Последний раз несколько минут назад, незадолго до того, как Линус разбудил его. Его лицо красовалось на фотографии, которая ночь за ночью сгорала в его кошмарах на пассажирском сиденье машины.

– Что здесь происходит? – спросил он Линуса, который перегнулся через подоконник. Каспар не был уверен, трясется ли тот от холода или страха.

– Софипощьпациувать, – прозвучал привычный ответ, но Каспар не мог нигде найти врача. Что с Софией? Он не понимал ни Линуса, ни себя. Откуда он знал этого мужчину? Зачем Брук прыгнул в метель в одной тонкой больничной рубашке? И почему Линус опять с диким страхом в глазах выбегал из палаты?

Прошло довольно много времени, прежде чем он услышал ответ. Позже он не мог сказать, шумел ли кран в ванной комнате все это время. Во всяком случае, глухой неравномерный гул за дверью включился только в эту секунду.

00:34

И все равно она была прекрасна. В первый момент Каспару казалось, что он рассматривает бездушную статую, которую бесталанный, очевидно сумасшедший художник выставил в маленькой ванной комнате.

Потом он это увидел. Хотя ее лицо застыло без какого-либо выражения, а правая нога бесконтрольно дергалась в ванной, он разглядел красоту Софии, и именно поэтому смотреть на ее муки было невыносимо.

– София? – тихо позвал Каспар. Его срывающийся голос смыло вместе с шумящей струей воды в водосток. Казалось, психотерапевт не замечала ни его, ни ледяной воды, которая образовала лужу под ее ногами. – Что с вами? – почти закричал Каспар, но София даже не моргнула. Только ее голова опасно накренилась, а глаза фиксировали какую-то неведомую точку где-то за пределами облицованной плиткой стены. Белая ночная рубашка задралась, под мокрой тканью прорисовывались соски. Интимную зону едва прикрывали разорванные трусики.

– Вы меня слышите? – спросил Каспар. Он разговаривал словно с трупом. Правда, крови нигде видно не было, он не нашел никаких внешних повреждений, и София еще дышала. Но все равно казалась мертвой. Даже нога, которая периодически билась о край ванны, не была надежным признаком жизни, а напоминала последние непроизвольные судороги жертвы несчастного случая, когда связь между головным и спинным мозгом уже не действует.

Жуткая мысль пронеслась у Каспара в голове, когда он осознал параллели между его воспоминанием о маленькой девочке и ужасной действительностью в этой ванной комнате.

«Ты ведь скоро вернешься?»

«Да, не бойся».

Неожиданно его осенило, как озаглавить жуткую картину, которую выставил здесь художник-психопат: «Заживо погребенная».

Именно это описывало состояние Софии. Замурованная в собственном теле и обреченная на смерть.

Каспар протянул руку к ее волосам, которые так нежно коснулись его всего несколько часов назад, а теперь светлыми водорослями липли к бледной шее. Но потом взял себя в руки. Он и так потерял слишком много времени, находясь в шоке.

– Я позову на помощь, – прошептал он и хотел уже развернуться, как это случилось.

Жизнь вернулась в тело Софии, и это было еще ужаснее, чем безвольная апатия до этого. Все ее туловище вдруг завибрировало как камертон, и Каспар инстинктивно отступил на шаг, когда она вскинула правую руку. Сначала он решил, что она хочет ему что-то показать.

«Сначала мне нужно убедиться».

Он повернулся к открытой двери ванной комнаты. Но там ничего не было.

Затем взгляд Каспара упал на ее левую руку, которая почти непристойно свисала через край ванны. Он увидел белоснежные костяшки ее кисти. Видимо, София пережала сосуды в кулаке, нарушив кровоснабжение, – так сильно она вдавливала свои тонкие пальцы в подушечки ладони.

– Что у вас там? – тихо начал Каспар, но тут очередная волна дрожи пробежала по телу Софии, и она разжала кулак – мучительно, как в замедленной съемке, пока загадочный предмет, который она держала в руке, не выпал на пол.

Однако, прежде чем Каспар успел проверить свое тревожное подозрение, его схватили сзади за плечи, развернули и прижали к кафельному полу лицом вниз.

00:36

– Что здесь происходит? – раздался голос Расфельда, чьи белые рабочие ботинки оказались в ограниченном поле зрения Каспара.

– Без понятия, что он с ней сделал, – ответил консьерж, который уселся ему на спину всем весом.

– Ничего, – хотел было крикнуть Каспар, но в легких не оказалось необходимого для этого воздуха.

– Боже мой, фрау Дорн? – Расфельд защелкал пальцами, затем выключил воду, и сразу наступила такая тишина, что стало слышно жужжание галогенных ламп над головой.

– Подозрение на инсульт. Ясмин, немедленно подготовьте томограф, – распорядился Расфельд с профессиональным спокойствием. – И мне необходим общий анализ крови.

Где-то позади Каспара быстро заскрипели, удаляясь, резиновые подошвы. Он почувствовал тянущую боль между лопатками, когда Бахман рванул его вверх и захватил шею в замок. Массивное предплечье консьержа клиники закрывало ему теперь пол-лица, но Каспар все равно отчаянно искал визуального контакта с главврачом, который опустился на колени перед ванной, где Каспар только что стоял. Расфельд посветил маленьким фонариком Софии в глаза.

– Зрачковые рефлексы работают, – пробормотал он. – Но какого черта?..

Расфельд помотал головой и обернулся к Каспару, не отнимая руки от сонной артерии Софии.

– Что вы ей дали?

– Ничего, – прохрипел он.

Бахман ослабил хватку, и Каспар наконец-то смог сделать вдох.

– Это был Брук, – выдавил он.

– Брук?

– Его кровать пуста, – подтвердил Бахман.

– Он сбежал через окно.

Расфельд, прищурившись, поднялся. Видимо, он незаметно подал Бахману знак, потому что теперь Каспара поволокли на спине из ванной комнаты. Одновременно мимо него протиснулась благоухающая лосьоном для бритья тень.

– А вы что хотите?

– Помочь! – услышал Каспар, как ответила тень.

Как при старомодном диашоу перед его глазами возникла картинка с Томом Шадеком.

Видимо, от грохота проснулась уже вся клиника. Расфельд не стал отказываться от помощи санитара. Из ванной донеслись хлюпанье и всплески, и Каспару стало тошно, когда он представил, как они вместе пытаются достать мокрую Софию из ванны.

– Послушайте, мы теряем ценные секунды, – обратился он к Бахману, который позволил ему сесть на пустую кровать. Вероятно, чтобы освободить руки и подкатить кресло-каталку, которое до этого стояло у кровати Брука, к ванной комнате.

– Если мы поторопимся, возможно, еще успеем его схватить.

– Кого?

Бахман почесал бакенбарды. В отличие от энергичного языка тела, выражение его лица было скорее испуганным.

– Как кого? Брука, – повторил Каспар и кивнул на открытое окно.

Бахман, поеживаясь, закрыл его, но в комнате все равно резко похолодало. Потому что открывшаяся им картина была жуткой: мокрый клубок из плоти и костей, который Расфельд с санитаром усаживали в кресло-каталку, больше походил на какую-то добычу, чем на человеческое существо.

– Быстрее, быстрее, в подвал! – закричал Расфельд, и Том двинулся с невозмутимым выражением лица. Словно он катил не пациентку, а тележку для покупок.

Главврач последовал за ним, но в дверях остановился, словно что-то забыл.

– Брук? – недоверчиво бросил он в сторону Каспара.

– Да.

Расфельд вернулся и приблизился к Каспару. Маленькие капельки – или вода из ванны, или пот – заполняли складки на его наморщенном лбу.

– Линус может подтвердить, – ответил Каспар и в тот же момент понял, как смехотворно это звучит. С таким же успехом он мог призвать слепого в качестве свидетеля.

Расфельд сделал глубокий вдох и выдох.

– О’кей, будьте осторожны. Я не обнаружил никаких внешних повреждений, но все равно кажется, что фрау доктор Дорн тяжело травмирована. Я не хочу тратить время на ненужные обследования. Поэтому, если вы что-то знаете – если вы что-то видели, то вы должны немедленно сказать мне, или…

– Нет, я ничего не видел. – Когда врач уже собирался развернуться, чтобы поспешить в отделение радиологии, Каспар заговорил быстрее: – Но я кое-что нашел.

Он разжал ладонь и показал Расфельду то, что успел схватить, прежде чем Бахман навалился на него.

– Я не знаю, важно ли это, но София держала это в руке.

– О нет, только не это!

Расфельд шагнул вперед и почти против воли взял маленький листок.

Он выглядел абсолютно безобидным и напоминал кусочки бумаги, которыми дети стреляют из рогатки в школе. Опытные руки психиатра затряслись, когда он развернул маленький, сложенный пополам листок.

– «Это правда, хотя имя лжет», – прочел он шепотом. Затем запрокинул голову с закрытыми глазами к потолку.

В этот момент Каспар осознал весь масштаб ужаса. Возможно, Бахман, сдавив его голову, спровоцировал воспоминания. А может, это было то загадочное предложение, которое Расфельд только что прочитал и напомнил Каспару как о страсти Греты Камински к разгадыванию загадок, так и о голосе ведущего новостей.

«Подсказкой могли бы послужить маленькие записки, которые были найдены в руках у всех трех жертв, но полиция держит их содержание в секрете».

– Инквизитор, – озвучил Расфельд мысль, которая вертелась в голове у Каспара. Главврач бросил быстрый взгляд на теперь уже закрытое окно.

– Вы знаете, что делать.

Бахман медленно кивнул.

– Щит.

– Боюсь, у нас нет другого выбора. – Главврач снова вытер лоб, и на этот раз на халат без всякого сомнения скатилась капелька пота.

– Мы немедленно должны его опустить.