Никогда

Не вполне отдавая себе отчет в своих действиях, Миша с гулким топотом бросился вниз по ступеням. Теперь у него была цель. Безнадежно глупая, но все же гораздо лучше, чем просто сидеть и ждать своей участи, правда?

***

Около часа спустя, Миша снова стоял у себя на чердаке, тяжело дыша и тщетно стараясь утихомирить дикое сердцебиение. В руке он сжимал добытую упаковку с новенькими, чуть поблескивающими батарейками. Хрустнул разрываемый пластик. Несколько простых движений, осложненных лишь дрожью в руках – и дело сделано. Миша нацепил наушники и с замирающим сердцем щелкнул красной кнопкой еще раз.

– …А ТЕПЕРЬ – О ПОГОДЕ, – оглушил его бодрый диктор. – ХОРОШАЯ НОВОСТЬ В ТОМ, ЧТО АНТИЦИКЛОН…

Миша поспешно крутанул переключатель громкости и стиснул зубы. "Ну, вот, – подумал он. – Вот я и слушаю. Идиот, надо же было так поверить в собственный бред…"

Впрочем, какая-то часть его сознания признавать свою единственную надежду бредом не спешила. Может быть, просто не та частота? Рука потянулась ко второму по величине переключателю. Одно легкое движение – и голос диктора смело шумом помех как песчаной…

…бурей. Миша моргнул. Из его рук выскользнула и гулко ударилась о доски разобранного пола лопата. Навалилась вдруг тяжелая боль во всех мускулах сразу. Низкий потолок, бетонные стены…

Подвал.

Какого черта?!

Прямо перед Мишей в неглубокой яме лежал чуть присыпанный землей черный мусорный мешок. Миша опустился на колени и потянул рукой за его край. Он не хотел знать, что там. Но где-то в самой глубине души он знал.

Из мешка в яму вывалились кровавые обрубки, в которых едва угадывались черты расчлененного человеческого тела. Последней выкатилась и уставилась на Мишу невидящим взглядом широко открытых глаз голова. К горлу подкатила тошнота. Миша отшатнулся от этого взгляда – самого жуткого, что ему когда-либо доводилось видеть.

И он вспомнил. Все вспомнил.

Как вышел из дома, не заперев за собой дверь. Как проехал несколько остановок на автобусе в сторону районного центра. Как легко и непринужденно вошел в третий подъезд какой-то невзрачной пятиэтажки. Как поднялся на второй этаж, просунул в дверную щель над замком кончик длинного – около метра – и широкого, чуть изогнутого клинка из шершавого металла цвета запекшейся крови…

Миша сдавил руками голову и застонал. Бессмыслица. Полнейшая бессмыслица. Так не бывает, не бывает…

…вот он нажимает на свое орудие сверху всем весом – и оно с тихим скрежетом прорезает защелку. Вот он приоткрывает входную дверь и бесшумно проскальзывает внутрь. Из комнаты слышно орущий будто бы во всю мощь телевизор. Миша прислоняется к косяку. Он ждет.

В какой-то момент из комнаты сквозь шум телевизора доносится богатырский храп. Миша отлипает от косяка и крадучись проходит внутрь. На диване, запрокинув голову, спит человек. У него знакомое лицо.

"Серый".

Несколько минут Миша смотрит на своего врага, склонив голову. Затем замахивается клинком и бьет с плеча, слева направо. "Серый" хрипит, схватившись за горло. Теперь его глаза широко распахнуты, но узнать своего палача он уже не в состоянии. Из последних сил он порывается встать, но тут же падает на четвереньки, опрокинув журнальный столик. Одной рукой он еще держится за горло, и из-под его пальцев на пол летят алые брызги. Миша не спеша обходит свою жертву и замахивается снова. Рубящий удар всем телом сверху вниз – и рука "Серого" отделена от все еще бьющегося в предсмертных конвульсиях тела…

Мишу затошнило. Он прекрасно помнил, как разделывал тело, как безошибочно достал из чужого кухонного ящика пачку плотных мусорных мешков, как вытер ноги предусмотрительно принесенной тряпкой, как тащил свою добычу домой вдоль потемневшей к ночи трассы, как копал могилу, больше похожую на выгребную яму…

– Что я наделал… – пробормотал он вслух.

"А что не так? – закралась вдруг мысль. – Разве не об этом я мечтал все эти годы? Не об этом молился ночами, пока не убедился в бессмысленности молитв? В конце концов, разве это не единственно возможная самозащита?"

Добрых полчаса Миша просидел на полу в раздумьях, разглядывая собственные руки, чистые на вид, но на самом деле покрытые несмываемой кровью. Потом он тяжело поднялся, поморщившись от боли в перенапряженном теле, и почти без содрогания взглянул в остекленевшие глаза своего мертвого врага.

"Как бы там ни было, что сделано, то сделано, – отозвалось в голове погребальным колоколом. – Так или иначе, теперь у меня есть яма, которую нужно закопать".

Мишины губы дрогнули в слабой, неуверенной улыбке. Точно. Яма, которую нужно закопать.

И радио, которое стоит послушать еще раз.

***

Миша думал, что второе пробуждение после этого добровольного помешательства будет менее дезориентирующим.

Он ошибался.

Тесное и темное дощатое помещение. Вонь нечистот. Противное жужжание мух. Немаленький по местным меркам паук в центре своей паутины прямо над головой. Доносящаяся снаружи, будто издалека, громкая музыка и пьяные крики. Что-то тяжелое и приятно пульсирующее в правой руке. Снова вернулась боль в мышцах – он ведь не отдохнул с прошлого раза. Миша затряс головой, лихорадочно пытаясь вспомнить, где он и что он тут делает, но разрозненные картинки в памяти не успели сложиться во что-то связное.

Шаги. Скрипучая фанерная дверца отворяется, впуская внутрь немного лунного света. На пороге вчерашний лысый бандит – голый по пояс, очевидно, разгоряченный спиртным. Немая сцена. С его лица медленно сползает ухмылка, а рот начинает открываться. Времени на раздумья нет.

Все еще не до конца понимая, что происходит, Миша схватил врага за плечо и выбросил вперед правую руку. Зажатый в ней клинок вонзился лысому глубоко под ребра. Надрывный хрип, до ужаса похожий на тот, что издал в последнюю минуту жизни отец. Мишу бросило в жар. Он оскалился – не то от ярости, не то от кровавого восторга возмездия – и надавил на пульсирующую рукоять, углубляя и расширяя рану. Лысый обмяк и осел на землю, соскользнув с клинка.

С трудом оторвав взгляд от своей жертвы, Миша быстро окинул взглядом окружение. Музыка и крики доносились из чуть кособокого, но уютного на вид домика, когда-то очень давно выкрашенного в красный. За туалетом, из которого Миша только что вышел, располагалась низенькая, но широкая дровница, а дальше начинались высокие и густые кусты малины.

Левая рука сама собой потянулась к оттопыренному карману куртки. Мешок. Отлично. Нужно только как-то уместить в него тело.

Оставаться на открытом месте, да еще возле туалета, куда в любой момент мог отправиться кто-то из дома, было бы крайне опрометчиво. Миша, не выпуская из правой руки оружие, левой схватил лысого за предплечье и оттащил за дровницу. Оставалось надеяться, что кровавый след и примятую траву в ближайшее время никто не заметит.

Достав и расправив мешок, Миша столкнулся с затруднением: лысый в него явно не помещался. "По крайней мере, целиком," – проползла по затылку мысль. Миша поежился. Но отступать было поздно, а его руки прекрасно помнили, как это делается. Он опустился на колено рядом с поверженным врагом и уже примерялся своим клинком к его шее, как вдруг…

…лысый открыл глаза.

Он не пытался кричать или отбиваться. Только глухо закашлял, по-детски ухватился за Мишину штанину и с явным трудом прохрипел:

– Дочку…дочку только не трогай…она не знает…не знает…

Он захлебнулся своими словами и снова закашлял – с кровью на губах. Вероятно, эти слова должны были охладить Мишину ярость, но произвели прямо противоположный эффект. Мысль о том, что у этого чудовища – убийцы и насильника – есть семья, о которой он заботится даже в предсмертных муках, привела Мишу в холодное бешенство. Он дождался окончания приступа кашля и склонился над лицом бандита.

– Не трогать дочку, говоришь? – по Мишиному лицу пробежала судорога. Слова давались ему с трудом. – Это отличный повод ее "тронуть". Я приведу ее сюда. Покажу твой труп. Расскажу, кто ты такой и что сделал. А потом прирежу прямо здесь же. Ты слышишь меня? Как свинью прирежу!

В глазах бандита отразилась невыносимая боль – и не только телесная. Он дернулся, выгнулся, беззвучно распахнул рот и затих навсегда. А с Мишей произошло то, чего не бывало уже долгие годы.

Он всхлипнул.

По его лицу покатились слезы. Разумеется, он не собирался претворять в жизнь свои угрозы. Это было бы слишком даже для его искалеченного, огрубевшего сердца. Даже то, что он собирался сделать с телом, было для него слишком. Он плакал почти навзрыд и никак не мог успокоиться.

Клинок выскользнул из ослабшей руки и плюхнулся в грязь. Миша закрыл руками лицо, пытаясь отстраниться от того, что сказал, что сделал и что собирался сделать. Навалилась жуткая слабость. Перенапряжение, усталость – очевидные причины, но Миша вдруг почувствовал: есть в этом что-то еще.

Воздух обжег легкие, как морская вода. Все вокруг посерело и то ли замедлилось, то ли наоборот, ускорилось. Сердцебиения не ощущалось совсем. "Я умираю", – пронеслось в голове. Миша стукнул себя в грудь слабым, едва сжатым кулаком. Глупая, наивная попытка.

Чувствовать пульсацию крови в собственном теле было в этот момент нужнее воздуха. Просто ощутить пульсацию…

Пульсацию.

Из последних сил Миша оперся на лежавший перед ним труп левой рукой, а пальцы правой сомкнулись на шершавой рукояти клинка – интуитивная полудогадка.

Пульсация. Сладкая пульсация растеклась от ладони по всему телу. Как это работает? Миша не знал. Но в тот момент у него была более насущная проблема.

Прерывисто вздохнув, он стер рукавом влагу с глаз и из-под носа.

Чувства потом. Вопросы тоже.

Сейчас ему нужно было разделать труп.

***

Бросив на вторую безымянную могилу последнюю лопату сырой земли, Миша со стоном наслаждения вцепился в дожидавшийся его рядом меч. Доски он смог положить на место и одной рукой. Находиться в подвале стало еще более некомфортно. Миша отчетливо ощущал направленные на него из-под земли взгляды отрезанных голов. Оставалось надеяться, что не слишком наследил, и…послушать радио еще раз?

Но на выходе из подвала Миша обмер.

Послышалось? Да нет же, вот еще раз:

Тук-тук-тук.

Стараясь не скрипеть древними половицами, Миша подошел к двери.

Тук-тук.

Желудок будто сжали ледяной костлявой рукой – стук шел не из-за двери. Стук шел из шкафа.

Держа наготове меч, Миша подкрался к источнику звука и резко распахнул дверцу…но внутри никого не оказалось. Старая одежда, поеденная молью. Мамино платье – то самое. Откуда же тогда…

– Вот мы и встретились снова, – раздался слева чуть приглушенный, как сквозь воду, голос.

Миша рефлекторно отпрыгнул и махнул мечом в сторону предполагаемой угрозы. Но в доме он по-прежнему был один. Только в зеркале, висящем на дверце шкафа с внутренней стороны, отражалось не его собственное перепуганное лицо, а совсем другое, хоть и знакомое.

– Ты, – выдохнул он, пытаясь унять жаркую пульсацию в своей правой руке. – Как?!

– Скучный вопрос, – прохладно ответила девушка из его сна все с той же загадочной полуулыбкой. – Тебе понравился мой подарок?

Миша бросил взгляд на свой меч, не зная, что сказать.

– Ты не узнал его? – девушка указала на клинок глазами. – Ну же, я ведь выразилась достаточно прямо в тот раз. Это – твое сердце, мальчик. Сердце, в котором скопилось столько ненависти, что оно стало клинком, способным разрезать все, что ты пожелаешь.

– Мое сердце… – пробормотал Миша. – Я…я убил им тех…

– Эти черви не заслуживают того, чтобы о них говорили, – прервала его девушка. – Ты ведь хотел их смерти. А я люблю давать людям то, чего они хотят.

В голове Миши беспорядочно роились десятки вопросов, но первым он решил задать самый животрепещущий:

– Как…как я могу отплатить?

– О, ну, если ты правда этого хочешь, у меня есть одна небольшая просьба, – улыбка девушки будто бы стала чуть шире. – Позволь, я расскажу. Ты думаешь, что во всех твоих бедах виноваты те, что гниют теперь там, внизу. И это безусловно так, но не задумывался ли ты, где все это время был бог? Почему он допустил подобное зверство?

– Я не верю в бога, – усмехнулся Миша.

– Напрасно, – девушка мягко покачала головой. – Плачущий бог существует. Просто он не вмешивается в людские дела. Он не хочет править, не хочет использовать силу, что была дана ему. Нам нужен новый бог. Такой, который будет улыбаться нам, принимать участие в наших жизнях. И у меня уже есть кое-кто на примете.

– И кто же? – продолжая скептически усмехаться, спросил Миша.

– Его называют падшим ангелом, – последовал ответ. – Поверь, ты и сам захочешь ему помочь, как только вы познакомитесь – ведь он несет людям свет…

– Падшим ангелом? – Миша фыркнул. – Так ты, выходит, какой-то мелкий бес?

Девушка прикрыла глаза на несколько секунд и неожиданно серьезно спросила:

– Тебе знакомо значение слова "никогда"?

Ее глаза открылись. Они были черны, как чистое ночное небо, и так же усыпаны мириадами звезд. Миша – жалкая пылинка на этом фоне – растворился в них без остатка.

– ИМЯ МНЕ – ТИАМАТ, – вибрировало у него в грудной клетке. – Я – ПЕРВОПРИЧИНА И ЦЕЛЬ ВСЕГО СУЩЕГО. ИЗ МЕНЯ ВЫШЛО ВСЕ, И В МЕНЯ ВСЕ ВЕРНЕТСЯ.

– ИМЯ МНЕ – ТИАМАТ, – гудело у него в голове. – Я – МАТЬ, ОКЕАН И ХАОС. Я – ПУСТОТА, ПОРОДИВШАЯ ВСЕ, ЧТО БЫЛО, ЧТО ЕСТЬ И ЧЕГО НИКОГДА НЕ БУДЕТ. Я – ВСЕ ИЗ НИЧЕГО.

– Знаешь, куда уходит свет звезд, когда они гаснут? – прошептали ему на ухо холодные губы. – Я знаю…

– ИМЯ МНЕ – ТИАМАТ, – взорвалось ослепительной болью в самом его существе, и свет миллиардов несуществующих звезд хлынул по его натянутым нервам. – НИКОГДА – ЭТО Я.

Черные глаза отпустили Мишу и он рухнул на колени, дрожа, не смея больше поднять взгляд.

– Довольно глупых вопросов, – ласково проворковала Тиамат. – Спрячь свое сердце в подвале, чтобы никто не увидел его раньше времени. Храни свою тайну, пока небесное воинство не сойдет на Землю. Если кто-то еще захочет тебя побеспокоить, я наведу тебя на след через радио.

– Д-да, – выдавил Миша, отчаянно стараясь унять стучащие зубы.

– Стало быть…ты сделаешь это для меня? – с очевидно наигранной нерешительностью спросила Тиамат.

– А как еще, – Миша собрал в кулак всю свою храбрость, поднял глаза и улыбнулся ей дрожащими губами. – Как еще-то?

***

Встань же, Каин, первый из убийц, – сказала она тогда.

Миша приоткрыл глаза и заморгал, пытаясь их сфокусировать. Все вокруг текло и плыло, разрозненные звуки пробивались, как сквозь вату.

Встань, Каин, первый из убийц.

"Первый из убийц? Так я – убийца? Да, точно, я убивал людей. Пожалуй, меня можно так назвать".

Встань, Каин.

"Каин. Вот мое настоящее имя. Теперь я вспомнил. Все вспомнил".

Встань.

Каин вытянул вперед руку, кривясь от боли в затекших мышцах. Зрение чуть прояснилось, и он увидел справа что-то похожее на невысокую человеческую фигуру. Вцепившись в ее плечо, он неимоверным усилием поднял корпус в сидячее положение.

– Меч, – прохрипели пересохшие губы. – Мне…нужен…мой…меч.

Глава 6. Воссоединение

Твои руки точно делают только то, что ты хочешь?

Тук-тук-тук.

Мужчина с трудом поднял тяжелую голову, чуть скривившись от яркого света. Он с запозданием понял, что в окно его палаты уже долгое время кто-то настойчиво стучит. А если стучат, шевельнулось что-то в его голове, значит нужно ответить, ведь так?

Тук-тук-тук.

Он попытался встать, но его ноги подогнулись, и он упал на колени. Осколки в его голове закружились, как снег в рождественском шаре. Черно-белые, пересыпающиеся осколки чего-то неимоверно важного, не значащие ничего по отдельности.

Тук-тук-тук.

Мужчина вытянул вбок дрожащую руку. Она наткнулась на подоконник и вцепилась в него, как рука утопленника – в запоздало брошенный спасательный круг. Медленно, неуверенно он поднялся на подгибающиеся ноги, привалился к подоконнику животом и обратил лишенный всякой осмысленности взгляд в окно.

– Здравствуй, – донеслось до него как сквозь воду.

Залитый солнцем двор. Высокие зеленые тополя. Брошенная открытой машина скорой помощи. Ни единого человека. Ни следа настырного посетителя. Да и кто мог бы стучаться подобным образом в окно третьего этажа?

– Здравствуй, – повторило прозрачное почти до полной невидимости отражение с загадочной полуулыбкой.

Мужчине потребовалось еще несколько секунд, чтобы понять, что отражается в оконном стекле не его собственное осунувшееся лицо. Черные, немного вьющиеся волосы, неестественно ровные и правильные черты…где-то он уже видел эту девушку. Но где?..

– Времени больше нет, – произнесло отражение. – Ангелы скоро будут здесь, и ни один человек не способен их остановить. Что уж говорить о тебе, ослабшем и потерявшемся. Нет, у тебя только один шанс спастись. Для этого ты должен взять себя в руки и ответить мне на один простой вопрос, – девушка наклонилась к уставившемуся на нее в замешательстве узнику и, не меняя выражения лица, спросила. – Кто ты?

***

В соседней палате хрипло дышал, пытаясь собраться с силами, Каин. Мир в его глазах пульсировал черным и красным. К горлу подкатила горькая желчь. Поэтапно пробуждающееся тело подергивалось от обжигающей боли, пронизывающей мышцы.

Невысокая фигура в больничной сорочке по правую руку от его койки стояла совершенно неподвижно. Она не шелохнулась и не издала ни звука, когда он вцепился в ее плечо и использовал как опору, чтобы подняться. Само же плечо под сорочкой было холодным и твердым, как у манекена. И тем не менее, Каин чувствовал на себе ее взгляд, пустой и ничего не выражающий.

– Что… – он отчаянно пытался сфокусировать на ней глаза. – Что ты такое?

Фигура хранила молчание. Легкий сквозняк робко шевелил подол ее сорочки и грязные волосы, в беспорядке спадающие на лицо. Каин снова оперся на ее плечо и с тихим стоном развернулся, спустив ноги на пол. Если бы незнакомка была человеком, ей бы пришлось напрячься, чтобы не упасть вместе с Каином. Но она стояла совершенно незыблемо, так, словно являлась самой осью, вокруг которой вращается мир.

– Что ты такое? – повторил свой вопрос Каин. – Говори. Ты можешь говорить?

Сухие и твердые на вид губы незнакомки приоткрылись, с тихим свистом втянув порцию воздуха в ее впалую грудь.

– К-к-к…кук…ла.

– Какого… – Каин снова застонал и отвесил себе самую тяжелую пощечину, на какую было способно его ослабшее тело. – Какая, к черту, кукла? Что тебе нужно?

Кукла с еле слышным скрипом вытянула руку, ткнув холодным ногтем Каина в грудь и с тем же присвистом, но уже чуть увереннее изрекла:

– Хозяин. Ты теперь хозяин. Приказывай.

***

– Кто ты? – повторило отражение с легким нажимом.

Перед внутренним взором мужчины продолжали кружиться черно-белые осколки с разрозненными картинками.

Вот ему, в числе множества прочих, торжественно вручают красную папку. Кто-то жмет руку, хлопает по плечу, поздравляет. В папке лежит лист бумаги, на котором написано, что теперь он – психолог. Но это не то. Это слово – лишь часть его истории, его личности. Оно не описывает его во всей полноте.

– Кто ты?

Вот он сидит за столом в тесном кабинете. В воздухе разлита тончайшая дымка благовоний. Перед ним разложены карты с ничего не значащими картинками. Люди приходят к нему один за другим. Они с трепетом заглядывают ему в глаза, ища поддержки, ища защиты. Они называют его магом, экстрасенсом. Но это ложь. Ложь, в которую ему самому ни за что нельзя уверовать.

– Кто ты?

Нет, ответ нужно искать где-то глубже. Зачем он жил до того, как его разум разбился вдребезги? Что двигало им – ничтожным, слабым человеком? Что заставляло верить в собственную важность, в свою валидность?

– Уже ближе, – подбодрило его отражение. – Еще немного.

Помогать. Точно, он должен был помогать людям. Несчастным, заблудшим, потерянным. Но что может сделать для других такой же жалкий, слабый человечек? Слишком часто его скромных сил оказывалось недостаточно. Слишком часто ему приходилось топить осознание собственной никчемности в стаканах виски. О, если бы только был способ помочь им всем…

Перед его внутренним взором возникли бешеные глаза призрака. "Слабые люди…отвратительны". Что, если…

– Времени нет, – повторило отражение. – Имя. Ты должен вспомнить имя.

***

– Хозяин…? – Каин на секунду прижал к лицу ладони и слегка надавил пальцами на закрытые глаза, пытаясь унять кружащиеся в них пятна. – Я не понимаю…

Кукла не ответила. Кукла ждала приказа.

– Ладно, – Каин тяжело поднялся на едва не подогнувшиеся ноги, снова сморщившись от боли. – Мне не до твоих игр. Я ухожу.

Пустой взгляд куклы был прикован к удаляющейся в сторону выхода из палаты спине нового хозяина. Каин надавил на ручку двери, навалившись на нее всем весом.

Заперто.

Он отступил на шаг и что было сил с грохотом ударил по двери ногой. Бесполезно. Он слишком ослаб от долгого лежания в наркотическом бреду.

Может быть, окно?

Каин двинулся в сторону окна, но остановился на полпути, скрипнув в досаде зубами. Решетка. Если уж ему не под силу выбить деревянную дверь, сорвать металлические крепления не стоит и пытаться.

В лихорадочном поиске других вариантов взгляд Каина упал на неподвижную фигуру куклы.

– Ты… – слова больно царапали пересохшее горло. – Как ты сюда попала? Если вошла, значит можешь и выйти, так? Покажи мне!

Плохо гнущиеся ноги куклы покорно пришли в движение. Она подошла к новому хозяину и взяла его за руку. Каина передернуло. К горлу снова подкатила обжигающая тошнота. Отчасти – от прикосновения холодного и немного липкого пластика, от которого моментально захотелось отдернуть и хорошенько помыть руку. А отчасти…

Мир вокруг исказился. Солнечный свет поблек и стал безжизненно-сероватым, а воздух – тяжелым и горьким. На всем вокруг, включая койку, с которой Каин поднялся всего минуту назад, лежал толстый слой пыли. В стенах он вдруг заметил широкие трещины, а возле окна…

Возле окна в стене зияла дыра, достаточно большая, чтобы в нее мог протиснуться человек. За ней начиналось подобие ведущей вниз лестницы из сваленных в кучу бетонных блоков. В сторону этой дыры и двинулась кукла, увлекая за собой нового хозяина.

За больничным окном светило солнце и весело чирикали воробьи. В запертой на ключ палате для опасных преступников не было ни души. Лишь смятая простыня указывала на то, что еще совсем недавно на ней кто-то метался в бреду. Только ровные больничные стены стали свидетелями его исчезновения. Но они ничего никому не расскажут.

Никогда.

***

М-а-с-к-и…

Бессмысленные буквы. Еще и разбегаются, как тараканы, когда пытаешься их собрать.

И-к-с-м-а…

Имя. Его дают каждому человеку еще при рождении, и всю жизнь учат ассоциировать себя с ним. Забыть собственное имя – все равно, что потерять самого себя.

С-а-к-и-м…

Но за этой условностью есть нечто большее. Все, что есть, связано с чем-то, что было. Где-то там, куда уходит свет звезд, когда они гаснут, ждут наши настоящие имена. Ждут, чтобы их вспомнили. Может быть, для этого и нужно забыть имя, данное при рождении?

К-и-м-а-с…

Взгляд мужчины уловил еще одно отражение сбоку от девушки в грубой тунике. Это мальчик. На вид ему около пятнадцати лет. У него спокойный и очень тяжелый взгляд, а от шеи до самого живота его рубашка покрыта засохшей кровью. Должно быть, у него тоже было имя, данное при рождении. Должно быть, он тоже его забыл.

Двор, застывший в бесконечном июле. Девочка, пережившая страшное. Холодные куски окровавленного стекла. "Слабые люди…отвратительны". Это его слова. Его путь. Они родились в разное время, жили в разных местах, имели при жизни разные имена, и все же…

Мужчина приложил к оконному стеклу ладонь внезапно переставшей дрожать руки. Отражение мальчика, помедлив, приложило с обратной стороны свою. Упрямые буквы наконец неохотно начали выстраиваться в ряд.

А

А что, если в этом и заключается правильный путь?

С

Слабые люди – отвратительны. Теперь я начинаю понимать.

М

Мое имя и его имя. Мое прошлое и его прошлое. Мой разум и его разум.

О

Он – это я. Я – это он.

Д

Дневной зной и пот тысяч несчастных. Теплое, кислое вино, обволакивающее изнутри глотку. Медные копья жаждут вонзиться в живую плоть. Сильные славят мое имя. Слабые боятся самого его звука.

Е

Елей и кровь льются реками в мою честь. Меня называют падшим, но на деле я стою выше их всех. Воплощенная гордость. Воплощенная власть. Только так можно помочь всем и каждому.

Й

– Ты вспомнил, – удовлетворенно заметила девушка, томно прикрыв глаза. – Настало время для твоего восхождения. Иди же. Иди и возьми то, что твое по праву.

Мужчина оторвал живот от подоконника и медленно, с громким хрустом расправил плечи, визуально став чуть ли не на голову выше. Уголки его губ неуловимо дернулись вверх. Черно-белые осколки в его голове постепенно складывались в разрозненные, но вполне различимые картины из давно ушедших эпох. Из-за его спины вышел паренек помладше на вид в залитой кровью рубашке.

– Думаю, мне действительно пора, – глухо произнес он и двинулся к двери.

Шаг, другой – и на мгновение мальчик исчез, превратившись в размытое пятно, движущееся со скоростью звука.

Грохот сотряс все здание. Деревянная дверь вместе с половиной выломанного косяка отлетела к противоположной стене. Из пролома наружу шагнули две высокие и худые фигуры. Не сговариваясь, они двинулись в сторону выхода.

Им предстояло – ни много, ни мало – захватить мир.

***

Каин протер свободной рукой слезящиеся глаза. Мир вокруг разительно отличался от того, к которому он привык. К тому же пейзаж неуловимо менялся, стоило ему перевести взгляд в другое место.

Сначала кукла вела его по темной аллее, меж мертвых деревьев. Затем оказалось, что это не деревья, а фонарные столбы с оборванными проводами, периодически мигающие холодным и тусклым светом. По правую руку за ними начиналось длинное пятиэтажное здание со множеством мелких пристроек из разных материалов. Отвлекшись на возникшую на дороге впереди яму, Каин снова повернулся к зданию и насчитал уже семь этажей. От оскалившегося битыми стеклами балкона в сторону аллеи, вдоль которой снова стояли деревья, тянулся кирпичный мостик, резко обрывающийся в воздухе.

Ни птиц. Ни собак. Ни людей.

– Куда мы идем? – спросил Каин, остановившись.

Кукла сделала еще шаг и тоже встала, продолжая крепко держать его за руку и смотреть пустыми стеклянными глазами прямо перед собой.

– Мне нужно домой, – Каин потянул руку на себя, но хватка куклы оказалась неизмеримо крепче. – Дальше сам справлюсь.

Никакой реакции. Каин почувствовал, что начинает закипать.

– Какого черта?! А ну, отпусти!

Он дернул что было сил и в этот момент рука куклы разжалась. От неожиданности Каин потерял равновесие и грохнулся в пыль. На пару секунд в его глазах потемнело. Когда же зрение соизволило вернуться, он поднял голову и с удивлением огляделся.

Он лежал в тени, отбрасываемой густой кроной осины, листья которой блаженно трепетали под приятным легким ветерком. Зеленый парк освещало жаркое летнее солнце. По соседней дорожке семенила чья-то болонка, тихо скуля и волоча за собой дорогой на вид поводок. Идиллия. Была бы, если бы не разбросанные то тут, то там крохотные тушки дохлых воробьев.

Кукла стояла в трех шагах впереди и смотрела, как ее новый хозяин пытается сориентироваться в пространстве. Взгляд ее был все так же пуст. Она ждала нового приказа.

Шаги. Повинуясь инстинктивному порыву, Каин напрягся, едва не зашипев от боли, перекатился к ближайшим кустам и приподнялся, опершись на колено.

За кустами и невысокой ржавой изгородью начиналась автомобильная дорога. На ней было неожиданно безлюдно – машины, частью припаркованные, а частью просто брошенные, стояли абсолютно пустыми. По этой дороге вдоль парковой аллеи шли двое. Оба были завернуты в странно знакомые лоскутные накидки и имели странно знакомые черты лиц.

– …быстрее, – долетел до слуха беглеца обрывок реплики. – Адонай скоро…

Лоскуты на их накидках затрепетали. И в этот момент Каин вспомнил, где видел такую же.

Подвал Авеля. Вонь жженых перьев. Дикий полуптичий крик: "Корми меня!"

Авель…как он связан с этими людьми? Зачем держал одного из них в подвале? Что такое этот их "Адонай"? Каин не мог позволить себе упустить шанс найти ответы.

Выждав несколько секунд, он двинулся следом за странной парочкой, стараясь не высовываться из-за кустов. Взгляд его упал на куклу. Она продолжала смотреть на него своими стеклянными глазами и, кажется, даже не пошевелилась с момента его падения. Каин вдруг ощутил легкий укол вины за то, что едва не бросил свою жутковатую спасительницу.

– Значит, хочешь пойти со мной? – спросил он полушепотом. – Хорошо. Только тихо. И не отставай.

***

– Ау! Есть там кто живой?!

Небритый мужчина и мальчик в окровавленной рубашке синхронно повернули головы на звук. Голос был слышен из еще одной запертой палаты чуть дальше по коридору.

– Черт с ней, с едой, – сказал ее узник чуть тише, словно почувствовав, что его слушают. – Голод я стерплю, но три дня не давать покурить – это уже похоже на пытку!

Воплощения Асмодея переглянулись.

– О, да ладно! – обитатель палаты стукнул дверь кулаком. – Я же слышал ваши шаги! Как вы не понимаете? Я должен найти свою дочь. Ключ наверняка на посту охраны, это дело двух минут!

– Мне некогда искать ключ, – ответил Максим с усмешкой. Гордей с точно такой же усмешкой тихо щелкнул суставом указательного пальца на правой руке.

– Постойте!.. – в отчаянии взвыл узник.

– Мне некогда искать ключ, – повторил бывший экстрасенс, перебив несчастного. Второе воплощение Асмодея щелкнуло костяшкой среднего пальца и шагнуло вперед. – Так что, на твоем месте, от двери я бы сейчас отошел.

***

Всего через несколько минут Каин увидел, куда так спешили незнакомцы в накидках. На единственной площади этого богом забытого городка собрались тысячи людей – невиданное в этих краях доселе столпотворение. Большинство собравшихся были облачены в серые лоскутные накидки, но были среди них и другие. Растерянно оглядывающийся старик в растянутых трениках. Полуодетая девушка, периодически пытающаяся вырваться из чьих-то цепких пальцев. Грузный, широкоплечий мужчина, беззвучно плачущий, как ребенок. Кого-то, очевидно, схватили на улице, других вовсе вытащили из собственных домов.

Но вот по толпе прокатилась волна ропота и все стихло. Прекратились даже редкие выкрики пленников – резко, будто каждому из них с огромной силой сдавили горло. Центральная часть толпы пришла в движение и вдруг исторгла из себя вверх одно из составлявших ее тел.

Лоскуты на накидках странных захватчиков затрепетали в едином порыве. Каин сощурился, вглядываясь в ближайшего из них. Фантасмагорическое зрелище. Только теперь он разглядел их "накидки" как следует. То, что он поначалу принял за лоскуты…