Магия отступника

Он скрестил на груди руки.

– Чего ты ждешь? – встряла Оликея. – Мы потушили огонь. Тебе стоит убить эту женщину и уйти. Посмотри на нее. Она хилая. Она похожа на веревку с завязанным узлом. Как может настолько тощая женщина быть в тягости? Сделай это, и покончим с ней, мальчик-солдат. Ты попусту тратишь силы, необходимые тебе, чтобы быстроходом перенести нас этой ночью к народу.

Говорила она по-спекски. Не думаю, что Эпини поняла смысл слов, но презрение в ее голосе было невозможно ни с чем спутать. Кузина пригладила волосы и отвернулась от нее, ничего не ответив и даже словно бы не замечая ее. Не знаю только, уловила ли Оликея это гернийское оскорбление.

– Он прав, – подтвердила Лисана. – У тебя мало времени. Невар, ты попросил меня об этом. Ты обещал, что сможешь отослать ее домой. Договаривай, что ты там хотел ей сказать. Тебе давно пора отправляться.

– Отослать меня домой! – повторила Эпини, и в ее запавших глазах вспыхнули искорки гнева. – Отослать меня домой? Я что, собака, которой достаточно рявкнуть: «Домой!» – и она послушно потрусит куда велено?

– Нет! – поспешно проговорил я. – Нет. Все совсем не так. Эпини, ты должна меня выслушать. Здесь ты ничем не можешь помочь. Возвращайся домой к Спинку, Эмзил и ее детям. Сделай для них все, что сможешь, успокой их. Расскажи им правду, если считаешь, что правда их утешит. А главное, позаботься о себе и собственном ребенке. И, если получится, помоги моей сестре. Мне уже ничего не сделать для Ярил.

– Что? Что ты собираешься делать? И почему ты разговариваешь со мной таким странным образом вместо того, чтобы… Почему в твоем теле – он?

– Честно говоря, не знаю. Думаю, эта часть меня сейчас сильнее, и поэтому он поступает так, как считает нужным. А я нахожусь там, где был он после того, как я одержал над ним верх.

Лисана молча кивнула.

– Невар, ты должен постараться стать сильнее! Ты должен сразиться с ним и вновь овладеть собственным телом. Возвращайся в Геттис. Посмотри на себя. Ты похудел. Теперь ты можешь стать настоящим солдатом.

– Эпини, подумай! С тем же успехом я могу стать висельником – стоит им понять, что им не удалось убить меня в тот раз. В Геттисе мне больше нечего делать.

– Он не в силах превозмочь мальчика-солдата, – тихо добавила Лисана. – Его время прошло. У него была возможность, но он потерпел неудачу. Его решения ни на что не повлияли. Теперь он должен уступить, стать частью мальчика-солдата, и пусть тот попробует сделать по-своему. Им нужно объединить усилия.

Лицо Эпини изменилось, став жестче, и в ее глазах вспыхнуло нечто крайне похожее на ненависть.

– Я не позволю вам его уничтожить, – отрезала она. – Он будет с тобой сражаться, и я тоже. Мы сильнее, чем тебе кажется. Он заберет обратно собственное тело и вернется к нам. Я знаю, что так и будет.

– Нет, – покачав головой, спокойно и терпеливо возразила Лисана. – Не будет. С твоей стороны мудрее будет послушаться его. Возвращайся домой. Позаботься о тех, о ком можешь. Когда родится твое дитя, уезжай отсюда и вернись на земли, принадлежащие твоему народу.

Эпини спокойно посмотрела на Лисану:

– Я не откажусь от Невара. Если хочешь, чтобы я уехала, тебе придется вернуть мне кузена.

Лисана не улыбнулась и не нахмурилась, ее лицо ничего не выражало.

– Я уверена, что, объединившись, они преуспеют там, где прежде оба потерпели поражение. Я уверена, что тогда он примет задачу, поставленную перед ним магией, и, когда справится с ней, захватчики покинут наши земли. Я предлагаю тебе возможность уберечь себя и собственное дитя. Уходи сейчас, прежде чем тебя прогонят. Я не знаю, как магия избавит наши земли от чужаков, но не думаю, что это пройдет мирно. Мягкость и убеждение уже были испробованы и не дали результата. Их время прошло.

– Я не откажусь от Невара, – повторила Эпини, будто сомневалась, что Лисана слышала ее или обратила на ее слова внимание. – И не верю, что он сдастся. Он будет бороться, а когда накопит достаточно сил, отберет собственную жизнь у мальчика-солдата и вернется к нам.

Я попытался придумать какой-нибудь ответ.

– А если он не справится, – добавила она, улыбнувшись мне, – тогда следующим летом, когда дни станут длинными и жаркими, а лес сухим, я сожгу ваши деревья. Все.

Она словно бы вдруг успокоилась и сложила руки перед собой. На меня она не смотрела вовсе. Ее лицо и ладони были в грязи, платье испачкано и порвано, волосы выбились из прически и спадали на лицо. Но печаль и боль как будто покинули ее, не оставив ничего, кроме решимости. Она напоминала сверкающий клинок, вытащенный из потертых ножен.

– Вот она, благодарность гернийцев, – холодно заметила Лисана. – Магия сдержала слово. Я показала тебе твоего кузена, живого, как и было обещано, и даже помогла вам попрощаться. Я предложила тебе бежать на запад вместе с твоим ребенком. А в ответ ты грозишься нас уничтожить.

Мальчик-солдат не мог слышать Лисану, но мне на миг показалось, что он ей ответил.

– Сейчас я ее убью, – сообщил он, и Оликея сурово кивнула.

Едва ли Эпини поняла смысл слов, произнесенных им по-спекски, но угрозу в них расслышала. Впрочем, ее это не поколебало.

– Ты можешь меня убить, – подтвердила она. – Не думаю, что это окажется слишком трудно для тебя.

Она вздернула подбородок – словно подставляя удару горло. Взгляд она не отрывала от глаз Лисаны и больше ничего не произнесла. Однако угроза повисла в воздухе, невысказанная и оттого лишь более тревожная.

– Убей ее, – тихо согласилась Оликея, и в ее голосе звенели страх и жажда. – Этим.

Она достала из поясных ножен кинжал и протянула ему. Лезвие оказалось черным и блестящим – обсидиан. Память шевельнулась во мне. Он был остр, точно бритва, – нож, подобающий магу, который не должен касаться железа.

Мальчик-солдат взял кинжал из рук Оликеи и беспомощно заозирался по сторонам, словно в поисках указаний. Он не мог слышать Лисану. Не мог спросить у нее совета, а бесстрашная готовность Эпини принять то, что ее постигнет, явно его беспокоила. Я видел, как он пришел к выводу, что чего-то не учитывает. Я не знал, так ли это, или же Эпини просто блефует. Мне хотелось спросить ее, но выказывать эти сомнения не стоило. Я попытался слабо улыбнуться в ответ на ее улыбку, но, кажется, потерпел неудачу.

Мальчик-солдат принял решение и ударил.

Я ощутил его намерение за миг до того, как он его осуществил. Сразу после этого произошли одновременно две вещи. Я ему помешал. Не знаю как, но мне удалось остановить его руку на полпути к цели. Это ошеломило его и вдобавок сожгло часть и без того скудного запаса магии. Видимо, я использовал его магию против него, чтобы не позволить ему ранить Эпини. Удивился я не меньше его самого.

А Эпини, несмотря на неуклюжесть, вызванную беременностью, резко пригнулась и бросилась к топорику, который выронила Оликея. Она ударилась о землю сильнее, чем намеревалась, всхлипнула от боли, но тут же выпрямилась, сжимая в руке оружие и сверкая зубами в победоносной улыбке.

– Давай проверим, что будет, если тебя ударить холодным железом! – угрожающе предложила она и изо всех сил швырнула топориком ему в голову.

Обух с неприятно глухим звуком ударил ему в лоб, и мальчик-солдат упал. Не знаю, что послужило тому причиной – сила ее броска или воздействие железа на его тело, но он содрогнулся, и глаза его закатились. Ликари потрясенно разинул рот. Оликея взвизгнула, точно ошпаренная кошка, и набросилась на Эпини.

А я беспомощно наблюдал. Я оказался хуже чем просто бесплотным – то тело, на которое я мог надеяться повлиять, валялось без сознания. Оликея была выше Эпини, мощная, более привычная к физическому труду, не скованная одеждой или беременностью. Она кинулась на мою кузину, как кошка на добычу. Эпини метнулась в сторону, но все равно опрокинулась под натиском Оликеи. Обе визжали – столь жуткого звука мне прежде слышать не доводилось. Эпини выкрикивала слова, которых, по моим представлениям, не могла знать, и сражалась с поразительной силой и яростью. Она защищала нерожденного ребенка в не меньшей мере, чем себя. Оликея оказалась сверху, но Эпини извивалась в ее хватке, пока не дотянулась до ее лица и не пролила первую кровь, пробороздив ногтями лицо и грудь врага. Одежда не только стесняла ее, но и защищала от мелких повреждений, а когда моя кузина перекатилась в сторону, подтянула ногу вверх и ухитрилась лягнуть Оликею в живот, обувь тоже показала себя несомненным преимуществом.

Пока ее противница пыталась отдышаться, Эпини торопливо отползла подальше. Я решил было, что она пытается сбежать, но, когда Оликея наконец пришла в себя и бросилась за ней, моя кузина уже снова подобрала валявшийся на земле топорик. Оликея, полагая, что угрожают ей, вырвала кинжал из безвольной руки мальчика-солдата. Однако Эпини не бросилась на нее, а вместо этого прижала лезвие своего оружия к горлу моего бессознательного тела.

– Назад! – прорычала она. – Назад, или ни одна из нас его не получит! Он будет мертв.

Они говорили на разных языках, но угроза была так же очевидна, как лезвие у горла мальчика-солдата.

Именно в этот миг я вдруг осознал, что они сражаются за меня. Эта мысль меня потрясла.

Оликея застыла на месте. Эпини замерла, склонившись над мальчиком-солдатом с холодным железом, едва не касающимся его горла. В ее позе сквозило что-то дикое и хищное. Затем она вдруг задохнулась, тихонько застонала от боли и, положив руку на живот, принялась бережно его гладить, словно утешая.

– Ты его не убьешь, – мигом позже заявила Оликея. – Он твой двоюродный брат.

Эпини пристально глянула на нее, затем покосилась на меня.

– Она говорит, что ты не убьешь меня, потому что я твой двоюродный брат, – перевел я.

– Нет, – резко возразила Эпини. – Сейчас это не он. Мой двоюродный брат вон там. – Свободной рукой она указала на мою бестелесную сущность, парящую возле Лисаны. – А это, это существо в его теле, сотворено древесным стражем и магией. Когда-то оно, возможно, и было его частью, но она превратила его в нечто глубоко чуждое Невару. И я лучше убью его, чем буду смотреть, как оно притворяется моим кузеном. Без малейшего сожаления. Я не позволю этому чудовищу изображать из себя Невара Бурвиля.

Я смотрел, как Оликея выслушивает поток незнакомых слов. Нужды в них не было: она понимала все необходимое по лезвию, нависшему над моим горлом.

– Мальчик-солдат настолько же брат тебе, как и Невар Бурвиль, – вмешалась Лисана. – Когда он пришел ко мне, посланный старым кидона, чтобы убить меня, я захватила его и разделила его душу. Отрицай это, если хочешь, но мальчик-солдат неотделим от твоего двоюродного брата. Чтобы составить целое, нужны обе половины. Ты не сможешь изгнать его из тела. Убей его – и ты убьешь и знакомого тебе Невара. Хочешь ли ты уничтожить его, только чтобы помешать мальчику-солдату воспользоваться его телом?

Оликея не слышала Лисану, она встала и начала медленно обходить Эпини, держа кинжал наготове.

– И что же ты станешь делать теперь, тощая гернийская пигалица? Убей его, и я тебя прикончу. Я больше тебя и сильнее. Ты знаешь, что победа будет моей. Как долго ты сможешь просидеть над ним, угрожая ему топором? И что станешь делать, когда он очнется?

– Я не знаю, – ответила Эпини, обращаясь к Лисане, а не к Оликее. – Похоже, мы зашли в тупик. – Мигом позже она добавила: – Если Невару все равно не суждено вернуть себе тело и жизнь, а меня в любом случае прикончат, значит ни один из нас ничего не потеряет, если я его сейчас убью. Ты согласен?

Я молчал, обдумывая ее вопрос. Я не знал, что со мной станется, если Эпини убьет мое тело. Заботило ли меня это? Немедленного ответа я не нашел. Большую часть жизни у меня были цели, к которым я и шел. Что у меня осталось теперь? Похоже, как и Эпини, я оказался в тупике. На краткий миг я встретился взглядом с кузиной и увидел в ее глазах любовь – но еще и решимость, и смирение.

Моему телу это не сулило ничего хорошего. Я медленно кивнул ей, и она перевела взгляд на Лисану:

– Видишь?

– Чего ты хочешь, гернийка? – резко спросила Лисана после долгого молчания. – Что нужно сделать, чтобы ты оставила это место и никогда больше сюда не возвращалась?

Эпини на миг задумалась, и я заметил, что ее рука дрожит. Должно быть, она уже устала держать топор.

– Ты хотела сказать – чтобы я ушла, не убив его, – уточнила она наконец.

– Да, – отрезала Лисана.

– Говори со мной! – возмущенно потребовала Оликея. – Я здесь. И я могу тебя убить!

Она угрожающе взмахнула кинжалом.

– Заткнись! – рявкнула Эпини и коснулась лезвием топора горла мальчика-солдата.

В глотке у того что-то булькнуло, и Оликея отшатнулась, продолжая сверлить Эпини яростным взглядом.

– Она опасна, Эпини. Будь осторожна. Она убьет тебя, если сможет.

– Знаю, – хрипло признала Эпини. – Возможно, мне придется убить твое тело. – Ее глаза и щеки были мокры от слез, но лицо выражало лишь гнев. – Что может быть хуже, Невар? Неужели я должна сдаться, скуля и умоляя о милосердии? Сомневаюсь, что она его проявит. Раз уж я должна потерять все, то, по крайней мере, они за это заплатят. Они заметят, что я здесь есть; на меня не наступишь, словно на муравья.

Отчаянная отвага ее слов глубоко тронула меня.

– Тебе следовало родиться сыном-солдатом своего отца, – тихо заметил я.

– Он очнулся! – громко крикнул Ликари.

Я едва не успел забыть, что он тоже здесь. Мальчик держался в стороне, наблюдая, но почти ничего не говоря и не предпринимая. Теперь же он показывал пальцем на мое тело. Мои веки дрогнули, а руки проскребли по мшистой земле.

Эпини могла не понять, что сказал Ликари, но его тон остерег ее. Она опустила топор ниже, так что его лезвие прижалось к горлу мальчика-солдата. Он издал невнятный протестующий возглас. Я не знал, что его вызвало – порез от острого лезвия или обжигающее прикосновение холодного железа. Эпини склонилась к нему так низко, что он не мог видеть ничего, кроме ее лица. Он озадаченно моргнул, а потом уставился на нее.

– Не шевелись. Слушай меня, – тихо прорычала она. – Вели женщине с ножом и мальчику с мехом для воды уйти. Скажи, что ты не хочешь, чтобы они мне повредили. Отошли их к ручью, пусть ждут там, пока ты к ним не придешь. Больше ничего не говори. Я узнаю, что ты скажешь. Если ты что-то добавишь или опустишь, я тебя убью. Ты меня понял?

Он облизнул губы и закатил глаза, чтобы увидеть Оликею. Эпини без колебаний сильнее прижала лезвие к его горлу. Я смутно ощутил, как оно прорезало мою кожу, и гораздо острее – не то горячий, не то ледяной поцелуй железа. От него сочилась кровью моя магия, и это было куда больнее, чем крохотная ранка на шее.

– Пожалуйста, не надо! – прохрипел мальчик-солдат.

Эпини ослабила нажим, но топорик не убрала.

– Говори, – спокойно велела она ему.

– Оликея. Ликари. Спускайтесь к ручью. Ждите меня там. Ничего пока не делайте, просто ждите.

Эпини покосилась на меня, и я подтвердил, что он подчинился ее приказу:

– Он сделал, как ты сказала. Приказал им спуститься к ручью и ждать там.

Оликея готова была взбунтоваться. Ликари, изнывающий от любопытства, тем не менее послушно повернулся и направился прочь.

– Неужели я должна оставить тебя на ее милость? – возмутилась было Оликея.

– Иди, – перебил ее мальчик-солдат. – Просто уходи, иначе она меня убьет. Оликея, я лучше разберусь с этим, если тебя здесь не будет. Спускайся к ручью. Жди меня там.

– О да, ты запросто справишься! – прорычала Оликея и, уставившись на Эпини, попятилась, держа наготове обсидиановый клинок. – Однажды, гернийка, мы еще встретимся. Только ты и я. – Затем она гневно набросилась на Ликари: – Почему ты еще здесь? Он велел нам ждать у ручья. Вот это мы и должны делать.

– Они с мальчиком уходят, – поспешно растолковал я происходящее, прежде чем Эпини глянула на меня; я не хотел, чтобы она отвлекалась от Оликеи. – Но она пригрозила, что еще с тобой расквитается.

– Прекрасно, – рассеянно ответила Эпини, и в голосе ее звучало напряжение.

Она не сводила глаз с Оликеи и Ликари, пока они не скрылись из виду. Ей было неудобно склоняться надо мной, прижимая к шее топорик, – мешал живот. Было заметно, что ей трудно оставаться неподвижной, легко касаясь лезвием моего горла, со всем весом ее тела, давящим на согнутые колени.

– И что теперь? – негромко спросила Лисана. – Что ты будешь делать теперь? Думаешь, все закончилось? Думаешь, мальчик-солдат позволит тебе просто взять и уйти после того, как ты угрожала лесу?

Эпини сдула с лица волосы и взглянула на нее:

– А ты полагаешь разумным спрашивать меня об этом? Проще всего мне будет перерезать ему горло и уйти. К тому времени, как они поймут, что он не придет, я буду далеко.

– Думаешь, лес так легко тебя отпустит? – возразила Лисана.

– Нет, – вздохнула Эпини, – я не думаю, что лес или магия отпустит хоть кого-то из нас. Она хочет невозможного. Хочет повернуть время вспять, хочет вернуться в те годы, когда гернийцы приходили сюда лишь затем, чтобы покупать меха, а потом возвращались назад. Этого не случится. Не может случиться. И до тех пор пока магия будет требовать именно этого, решения не будет. Ни для кого из нас.

Я перевел взгляд со склоненной головы Эпини на капли пота, катящиеся по моему собственному лицу, а затем на Лисану. Эпини была права. Стоило мне об этом подумать, как я ощутил, что словно бы начал таять. Магия слабела. Лисана устала, а в моем теле сил осталось слишком мало, чтобы ими воспользоваться.

– Эпини! Я таю. Прости. Я делал то, что считал разумным, но это никому не помогло. Даже мне самому. Прощай. Я любил вас всех так сильно, как только мог. Уезжай, если получится. Все уезжайте.

Неожиданно я оказался в собственном теле, глядящем на Эпини снизу вверх. Должно быть, она различила меня в глазах мальчика-солдата, поскольку мягко проговорила:

– Ты не дал ему убить меня. Помни, что ты смог это сделать. Верь, что в конце концов ты снова найдешь в себе эту силу и одержишь над ним верх. А пока – мне очень жаль, Невар. Я уверена, на моем месте ты сделал бы то же самое. А еще, знаешь, ты это действительно заслужил.

Она подняла топор, но, прежде чем я успел пошевелиться, перехватила его. Обух обрушился на мой лоб прямо между глазами – и больше я ничего не запомнил.

Глава 8
Быстроход

Когда я пришел в себя, Эпини рядом уже не было. Осознал я это не сразу. Вместе с мальчиком-солдатом я страдал от головокружения, был совершенно сбит с толку и не мог сосредоточить ни на чем взгляд. В кишках ворочалась тошнота. Удар по голове, достаточно сильный, чтобы потерять сознание, – всегда штука серьезная, а мое тело вынесло два таких почти что подряд. Я с трудом дышал и не мог шевельнуть ни рукой ни ногой. Мальчика-солдата заметно раздражало то, что ему приходится тратить и без того быстро тающий запас магии на лечение. Но даже и так мы еще час лежали неподвижно, прежде чем он пришел в себя достаточно, чтобы сесть.

Тут-то он и обнаружил, что Эпини прибегла к ряду предосторожностей, прежде чем нас покинуть. Кожаным ремнем от своей сумки она заткнула мне рот, как кляпом, а полосами, оторванными от подола юбки, связала запястья и щиколотки. Мальчик-солдат перекатился на бок и начал высвобождаться из пут.

– Твоя кузина оказалась более находчивой, чем я полагала, – заметила между тем древесная женщина, обращаясь ко мне. – По правде сказать, она могла бы куда лучше послужить магии.

Как бы мало я ни хотел служить магии, это сравнение все же меня задело.

– Возможно, если бы моя сущность не была разделена, я стал бы лучшим орудием для магии. Или лучшим солдатом.

– Весьма возможно, – легко согласилась она.

Мальчик-солдат ее не слышал. Он не смотрел на ее пень, и поэтому я не видел Лисану, но мог представить себе ее мягкую, печальную улыбку. Я ненавидел то, что она сделала со мной, то, как магия извратила мою жизнь вопреки моим ребяческим мечтам о славной карьере офицера каваллы, о милой, любезной жене и собственном доме. Я потерял все это, когда сразился с Лисаной и проиграл. Она добилась крушения всей моей жизни. Но все же я испытывал нежность к Лисане, моей древесной женщине, и уже не только из-за любви к ней мальчика-солдата. Я нашел в ней родственную душу, кого-то, кто уступил магии вопреки собственному желанию, но, как и я, увидев в этом необходимость.

– Итак, что будет теперь?

Она вздохнула – легко, словно ветерок в листве.

– Рано или поздно Оликея или Ликари придет и поможет тебе. Или ты сам сумеешь высвободиться. А потом тебе надо как следует поесть и быстроходом перенестись на зимовье к народу.

– Я не это имел в виду. Я хотел узнать про Эпини и Спинка. Что станет с ними?

Она снова вздохнула:

– Выкини из головы ту жизнь, Невар. Прими ту, которая настала теперь. Соедини половины своей души и стань целым.

Я спрашивал ее совершенно не об этом.

– Ты попытаешься повредить Эпини? – прямо уточнил я.

– Хм. Пыталась ли она повредить мне? Еще несколько минут того пламени, и мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Я уже говорила тебе, что не могу управлять магией и ее делами. – Она помолчала немного, а затем добавила уже мягче: – Но если тебе так будет спокойнее, знай: я не собираюсь ей мстить. – Она издала странный звук, почти напоминающий смешок. – Думаю, чем меньше у меня будет дел с твоей кузиной, тем лучше для нас обеих.

– Благодарю тебя.

Оликея за мной не пришла. Зато явился Джодоли, перебравшийся через гряду вместе с брюзжащей Фирадой. Он тоже услышал призывный шепот листьев, но находился дальше, а Фирада не хотела, чтобы он отправлялся к Лисане быстроходом. Она сочла, что мальчику-солдату следует самому разбираться с трудностями, вызванными безумной гернийкой. Фирада была недовольна, что Джодоли снова пришлось потратить силы на мое спасение. Все время, пока он меня развязывал, она сердито ворчала себе под нос.

– Что здесь произошло? – спросил Джодоли, едва вытащил кляп из моего рта.

– Кузина Невара, Эпини, напала на Лисану. Но тебе не стоит об этом тревожиться. Все уже хорошо, бояться нечего. Мне жаль, что тебе пришлось снова потратить на меня время.

– Это называется «все хорошо»? – едко поинтересовалась Фирада. – Мы нашли тебя связанным, с кляпом во рту, а твоих кормильцев вообще нет поблизости!

– Я отослал их, чтобы защитить. Все уже закончилось. Оставим это.

Мальчик-солдат произнес это повелительным тоном, который, как мне казалось, должен был прозвучать оскорбительно для нее. Но она лишь надула щеки и замолчала. Мальчик-солдат повернулся к Джодоли и продолжал смотреть осуждающе, но я подозревал, что это он утихомирил Фираду каким-то жестом.

– Джодоли, благодарю тебя за то, что ты снова пришел мне на помощь. Прошу тебя, не откладывай больше свое возвращение к народу. Мне потребуется еще один день, чтобы набраться сил, прежде чем я смогу прибегнуть к магии. Но ты не задерживайся здесь из-за меня.

– Мы и не собирались, – быстро отозвалась Фирада.

Ответ Джодоли оказался более взвешенным:

– Мы действительно должны уйти этой ночью. Но я хотел бы, чтобы ты знал: я ходил посмотреть на то, что ты сделал с дорогой захватчиков. Думаю, ты выиграл нам целый сезон передышки, а то и больше. Это лишь временное решение, но тем не менее я не считаю, что ты зря потратил свою магию. Фирада права, я должен вернуться в наш клан сегодня же. Не стоит оставлять их без защиты. Надеюсь, вскоре ты к нам присоединишься.

Он огляделся по сторонам, задержавшись на обожженном пне древесной женщины.

Мальчик-солдат медленно поднялся на ноги. Голова его по-прежнему гудела от боли, да еще голод вновь вгрызся в кишки. Всю накопленную магию он потратил на то, чтобы исцелить худшие из своих ран. Он вздохнул:

– Схожу-ка я за моими кормильцами. Вскоре увидимся с вами на зимовье. Доброго пути.

– До зимовья, – подтвердил Джодоли.

Он взял Фираду за руку, и они ушли. Я не заметил магии быстрохода, но они исчезли, не успел я дважды моргнуть. Когда они скрылись из виду, мальчик-солдат повернулся к пню Лисаны.

Он подошел к нему, опустился на колени в мягкий мох и тщательно изучил повреждения. Они не были серьезны – огонь лишь облизал кору, но прожечь не успел. Он удовлетворенно кивнул и взялся за рукоять ржавой кавалерийской сабли, по-прежнему глубоко воткнутой в пень. Не обращая внимания на неприятный зуд в руках из-за близости металлического клинка, он попытался вытащить ее. Безуспешно. А в моих мыслях зашевелилось неуютное осознание. Будучи магом, теперь я знал, насколько неприятно прикосновение железа. Однако Лисана ни разу не упрекнула меня за клинок, которым я срубил ее, а потом оставил в пне. Меня терзал стыд.

Мальчик-солдат не оставлял своих попыток, не замечая моих мыслей и чувств. Отчаявшись, он продрался сквозь густой подлесок к молодому побегу, выросшему из ствола Лисаны, положил руки на гладкую кору и запрокинул голову, с улыбкой разглядывая его ветви.

– Мы должны благодарить нашу удачу за то, что она не знала, где ты наиболее уязвима. Эта кроха не пережила бы такого ожога. Посмотри, как она тянется к солнцу и как прямо стоит. – Он подался вперед и на миг прижался лбом к коре деревца. – Мне так не хватает твоих наставлений, – нежно шепнул он.

– Я тоже скучаю по тебе, мальчик-солдат, – проговорила у нас за спиной Лисана.

Я знал, что он ее не слышит, и она это знала, и в ее голосе я уловил тоску.

– Она тоже по тебе скучает, – повторил я ее слова скорее ради нее, чем ради него.

Мальчик-солдат задохнулся:

– Скажи ей, что я все еще ее люблю. Скажи, что мне страшно ее не хватает. Что не проходит и мига, чтобы я не вспоминал всего, чему она меня учила. Я буду верен ее наставлениям, когда приду на зимовье. Я обещаю. Скажи ей. Пожалуйста, скажи ей это ради меня.

Он смотрел на побег. Я хотел, чтобы он повернулся к срубленному стволу, где я отчетливее видел Лисану. Но мне было трудно добиться того, чтобы он меня услышал, а я не хотел тратить силы понапрасну.

– Она слышит твои слова. Она не может сделать так, чтобы ты услышал ее, но то, что ты произносишь вслух, она слышит.

Он снова замер на месте, поворачивая голову, словно собака, услышавшая отдаленный свист, медленно протянул руку и провел пальцем по тонкому стволу.

– Я рад, что ты меня слышишь, – ласково проговорил он. – Рад, что у нас есть хотя бы это.

Лисана всхлипнула. Я пожалел, что не могу встретиться с ней взглядом.

– Она около ствола, – сообщил я ему, но силы мои быстро иссякали.

– Прошу, скажи ему, пусть пройдет вдоль моего упавшего ствола, – снова обратилась ко мне Лисана. – У его верхушки пробился еще один побег. Скажи, что он ждет, когда придет его время. Я готовлю для него дерево. Пожалуйста, скажи ему это.

– Поищи еще один побег у верхушки ее упавшего ствола, – выпалил я, собравшись с остатками сил, но он меня не услышал.

– Я устал, Лисана, – помолчав, пробормотал он. – Устал, и голоден, и лишен магии. Мне нужно набраться сил. И как только я буду в состоянии, я должен отправиться на зимовье. Поверь мне, я не забыл, что ты мне говорила. Чему меня учила. Я выполню это.

Он замер, словно прислушиваясь ко мне или к Лисане, но вскоре закрыл глаза, надул щеки и отвернулся от маленького деревца.

Он двинулся по едва заметной тропинке, сбегавшей вниз по склону в долину, где тек небольшой ручеек. На ходу он что-то бормотал – спустя какое-то время я понял, что он обращается ко мне, и прислушался к его сбивчивой речи.

– Ты истратил все. Ты так сильно нас ненавидишь или просто глуп? Я копил магию, берег ее, полагая, что найду возможность ее использовать. А теперь ее больше нет. Нет. Ты постоянно жаловался каждому, кто соглашался тебя слушать, что я украл у тебя твое прекрасное, замечательное будущее. Ты поэтому разрушил мое? Это месть? Или просто глупость?

Я не мог ему ответить. Я был немногим больше крошечной искры внутри его и отчаянно цеплялся за остатки самосознания. Мысль оставить эти попытки искушала меня, но я с ней совладал. Что станется со мной, если я это сделаю? Перестану ли я существовать вовсе, или мои мысли, идеи и знания сольются с мальчиком-солдатом? Поглотит ли он меня, как некогда пытался поглотить его я? Если он включит меня в собственную сущность, пойму ли я, что происходит? Или останусь жить лишь в странных обрывках сновидений, беспокоящих мага спеков?

Мысль о том, чтобы слиться сознанием с мальчиком-солдатом и стать не более чем его частью, не показалась мне привлекательной. Напротив, она пробудила во мне отвращение и желание бороться.

«Я – Невар Бурвиль, – напомнил я себе. – Сын-солдат лорда из новой знати. Мне суждено было стать офицером каваллы, доблестно служить моему королю и отличиться на поле брани. Я одержу победу. Я не подведу Эпини и справлюсь с ним».

Я не стану разрозненными ошметками воспоминаний внутри жирного лесного мага. Ни за что.

И я из последних сил уцепился за собственную личность и в следующие два дня почти ничего больше и не сделал. Я оставался лишь наблюдателем, пока мальчик-солдат устало брел к ручью. Он застал Ликари дремлющим на тенистом берегу, в то время как Оликея охотилась на мелководье на каких-то серо-коричневых голенастых тварей, больше похожих на насекомых, чем на рыб. Она ловила их, ловко отщелкивала им голову ногтем большого пальца, а затем складывала в кучку на лист кувшинки. Твари были некрупными – на ее ладони легко уместилась бы пара таких. Она уже успела развести огонь.

– Хорошо, что ты уже начала собирать для меня еду, – приветствовал ее мальчик-солдат, подойдя ближе.

Она даже не подняла на него взгляда:

– Я уже знаю, что ты собираешься сказать. Ты истратил всю магию, и нам придется остаться здесь еще на ночь. Ты убил ее?

– Нет. Я ее отпустил. Она нам не опасна. И ты права – нам придется здесь задержаться, но не на одну ночь, а на три. Я решил, прежде чем отправиться в путь, восстановить хотя бы часть своих запасов. К тому времени, как мы присоединимся к народу, я не успею стать тем великим, каким был прежде, но и настолько тощим уже не буду. Я намерен есть три дня. А потом мы быстроходом отправимся к народу.

– К этому времени уже почти все вернутся на зимовье! Все лучшие товары разойдутся, останется лишь старье и всякий негодный хлам.

– В грядущие годы будут и другие торговые дни. Эти тебе придется пропустить.

Оликея надула щеки и с шумом выдохнула. Она поймала еще пару тварей и с такой силой швырнула в накопившуюся кучку, что я услышал треск крохотных панцирей. Она была недовольна, а я слабо поразился, с какой легкостью мальчик-солдат отмел ее чувства по этому поводу.

Она наконец взглянула на него, и удивление едва не вытеснило мрачность с ее лица.

– Что случилось с твоим лбом?

– Не важно, – бесцеремонно отмахнулся он. – Нам нужна еда. Займись делом. – Ногой он слегка потормошил спящего Ликари. – Вставай, мальчик. Собирай еду. Много еды. Мне нужно себя наполнить.