Нарративная экономика. Новая наука о влиянии вирусных историй на экономические события

Вирусное распространение экономических моделей

В 2011 году Жан-Батист Мишель вместе с соавторами опубликовали в журнале Science статью, в которой привели свидетельства того, что со временем частота упоминаний имен известных личностей в книгах, как правило, имеет горбообразную кривую – сначала возрастая, а затем убывая. Причем эти процессы растягиваются на десятилетия, а не на месяцы или годы. Свои заключения Эрец Эйден и Жан-Батист Мишель более подробно изложили в книге Uncharted: Big Data as a Lenson Human Culture («Неизведанная территория: как “большие данные” помогают раскрывать тайны прошлого и предсказывать будущее нашей культуры»), вышедшей в 2013 году.

Точно такие же графические изображения применимы и к экономическим теориям. В Главе 5 мы рассмотрим историю взлета популярности одного из таких нарративов – кривой Лаффера – простой модели, отображающей зависимость между налоговыми ставками и налоговыми поступлениями. Однако отметим прежде, что подобные принципы применимы даже в рамках серьезных экономических теорий, которыми занимаются, в первую очередь, экономисты-профессионалы. На рис. 3.3 отражены результаты запросов в Google Ngrams по четырем экономическим теориям: модели экономического равновесия (модели IS-LM^[10], разработанной сэром Джоном Хиксом в 1937 году), модели мультипликатора-акселератора^[11] (Пол А. Самуэльсон, 1939 г.) (7), модели пересекающихся поколений^[12] (Самуэльсон, 1958 г.) и модели реального делового цикла (Финн Е. Кидланд и Эдвард С. Прескотт, 1982 г.). Все они имеют горбообразную кривую как при эпидемии заболевания (8). Содержание указанных теорий для нас в данный момент значения не имеет. Ни одна из них не была признана абсолютно верной либо ошибочной. При этом каждая из них может представлять определенный интерес, и популярность этих теорий росла подобно эпидемии.

Эпидемический характер трех из них стал очевиден лишь спустя более десяти лет после появления: такого рода феномен мы отмечали у эпидемий болезней, некоторое время на начальном этапе протекающие незаметно. Может наблюдаться устойчивый рост числа новых случаев заболевания в процентном выражении, однако до тех пор, пока заболеваемость не достигнет определенного уровня, проблема не привлечет к себе внимания широкой общественности. На практике длительный временной зазор между обнародованием экономической теории и моментом, когда ее популярность достигает масштабов эпидемии, представляет собой период, на протяжении которого модель, воспринимавшаяся изначально как оригинальная идея, создающая почву для размышлений, получает статус неоспоримо верной и общепризнанно выдающейся концепции. На протяжении этого периода созревания другие исследователи в рамках данной научной дисциплины дают высокую оценку модели, а различные мероприятия внутри академического сообщества вроде докладов на семинарах и крупных конференциях обеспечивают толчок «вирусному» распространению новой концепции (9). В конечном счете такие модели попадают в учебные пособия. Проходит еще некоторое время, модель начинают обсуждать достаточно активно, и СМИ принимают решение упомянуть о ней в своих публикациях. После чего люди, чья профессиональная деятельность напрямую не связана с экономической сферой, но уровень их эрудированности, как они сами полагают, достаточно высок, также начинают интересоваться данной темой. Однако на этом этапе эпидемии модель в некоторой степени утрачивает свою заразность – некоторые люди могут решить, что хотя она и достаточно успешна, но утратила свою новизну и оригинальность. А другие в конце концов просто забывают о ней.

Процесс заражения этими теориями обычно начинался не с фразы человека, сидящего с ручкой над листом бумаги: «Давай-ка я объясню тебе, как устроена модель IS-LM». В большинстве случаев общение людей, вероятно, было значительно более доступным для понимания. Специалист по экономической истории Уоррен Янг полагает, что популярность диаграммы IS-LM отчасти может объясняться ее сходством с кривой спроса и предложения – одним из наиболее известных графиков в теории экономики (10).

Кроме того, модель IS-LM стала формальным выражением теории Джона Мейнарда Кейнса. Последний был выдающимся автором, а как мы уже отмечали ранее, многие нарративы ассоциируются с именами знаменитостей. Кейнс сам по себе был ярким и заметным персонажем: он водил дружбу со многими известными личностями, в том числе с художниками и интеллектуалами из Блумсберийского кружка (в их числе была Вирджиния Вульф, творчество которой также пережило свою эпидемию популярности, достигшую пика лишь к концу ХХ века, много лет спустя после смерти писательницы в 1941 году). Кейнс имел репутацию гомо- или бисексуала, и в толерантном Блумсберийском кружке знали о его связях с мужчинами, что создавало повод для пикантных сплетен, которые в то время передавались лишь при личном общении. Нетрадиционная сексуальная ориентация во времена Кейнса могла стать серьезной помехой карьере, однако эта байка, возможно, возникла в контексте существовавших тогда стереотипов. Некоторое время спустя Кейнс женился на красивой балерине Лидии Лопуховой, которую после ухода из балета ждала ее собственная эпидемия популярности, что, вероятно, объяснялось тем, что в сознании людей она ассоциировалась с именем Кейнса. Кроме того, как было отмечено ранее, Кейнса прославила его опубликованная в 1919 году сенсационная работа Economic Consequences of the Peace («Экономические последствия мира»), в которой он предсказал Вторую мировую войну.

Разработавший же саму модель экономического равновесия (модель IS-LM) Джон Хикс, напротив, был отнюдь не столь яркой личностью. Но благодаря слухам и разговорам, окружавшим личность Кейнса, модель IS-LM, получила название «неокейнсианской» и стала столь популярной (11).

На рис. 3.3 показаны циклы развития четырех экономических моделей. Все эти траектории развития напоминают не только стандартный ход распространения эпидемии болезни, но и жизненный цикл любого другого нарратива. Элементы основополагающих идей экономических нарративов могут сохраниться, лишь адаптировавшись и встроившись в структуру более поздних популярных нарративов. Однако в ходе этих процессов они теряют свою актуальность и уникальность и не могут оказывать столь сильного влияния на ход мыслей и действия людей.

Основная идея данной книги состоит в том, что экономические колебания происходят в значительной степени благодаря упрощенным версиям экономических нарративов, получающим популярность среди широкой общественности, легко и быстро передающимся в процессе личного общения. Эти идеи придают новую окраску мыслям и действиям людей. Как в случае с эпидемией болезни, нарративами заражается не каждый. Если человек пропустил эпидемию какого-либо нарратива, он, вероятно, будет утверждать, что такого важного популярного нарратива вовсе не было.

В ходе эпидемий исторического масштаба на принятие большинством людей решений к совершению действий, которые отразятся на экономических процессах, будут влиять в первую очередь популярные нарративы.

Интерес к любым популярным теориям со стороны широкой общественности, как и к экономическим теориям, перечисленным на рис. 3.3, нарастает подобно эпидемии. Но продолжается это лишь до определенного момента. Если теории не обновляются, интерес к ним постепенно идет на спад.

Рис. 3.3. Частота упоминаний четырех экономических теорий за период с 1940 по 2008 год.

В таблице рассмотрены четыре важнейших экономических модели: модель IS-LM (Хикс, 1937 г.), модель мультипликатора-акселератора (Самуэльсон, 1937 г.), модель пересекающихся поколений (Самуэльсон, 1958 г.) и модель реального делового цикла (Кидланд и Прескотт, 1982 г.). Интерес ко всем этим моделям отражает горбообразная кривая. Источник: Google Ngrams, данные без усреднения.

Следует отметить, что в своей книге The General Theory of Employment, Interest, and Money («Общая теория занятости, процента и денег», 1936 г.) Кейнс писал об идее идеального автоматического заражения, хотя и не называл этот процесс таким образом. В соответствии с теорией Кейнса экономический подъем происходит тогда, когда вследствие неких исходных стимулирующих мер вроде государственных расходов, опережающих поступления в бюджет, возрастают доходы некоторых групп людей. Затем эти люди тратят значительную часть своего дополнительного дохода, вследствие чего другие люди, которые продают им что-то либо работают в компаниях, которые продают им товар, также получают дополнительный доход. В свою очередь, эти люди также тратят большую часть своего дополнительного дохода, тем самым повышая уровень дохода других людей. И такой цикл расходования средств повторяется снова и снова. Кейнсианскую теорию можно немного изменить, усилив динамику инвестиционных процессов, что и сделал в 1937 году Пол Самуэльсон в своей модели мультипликатора-акселератора. В результате такого стимулирования экономики меняется и национальный доход. Ход развития этих изменений напоминает ход развития эпидемий, который отражают эпидемические кривые, рассмотренные нами ранее. Модель Кейнса – Самуэльсона мы можем рассматривать как своего рода модель эпидемии, в которой доход выступает в качестве инфекционного элемента. Однако не следует рассматривать экономические процессы исключительно через призму осуществляющихся автоматически циклов расходования денежных средств: следует задуматься о многочисленных циклах распространения экономических нарративов, а также лежащих в их основе и провоцируемых ими идеях и чувствах.

Созвездия и слияния нарративов

Бывает так, что эпидемии двух и более заболеваний протекают одновременно, оказывая взаимное влияние друг на друга. То же самое может случиться и в ходе эпидемий популярных нарративов, объединенных общей тематикой. Так, например, происходит в ходе анализа политических споров, что позволяет создать полное представление о ситуации – это было бы невозможно сделать, если принимать во внимание лишь один из нарративов.

Иначе говоря, масштабные экономические нарративы часто представляют собой «созвездие» большого количества менее значимых нарративов. Каждый такой небольшой нарратив несет в себе часть общей картины, но для того, чтобы детально разобраться в вопросе, необходимо увидеть все созвездие целиком.

Следует пояснить, какие аналогии мы проводим, именуя эти группы созвездиями. Созвездие Лебедя в астрономии, например, представляет собой случайным образом расположенную группу звезд. Однако особенности человеческого мышления таковы, что люди видят в группах звезд конкретные образы, в нашем случае – лебедя. Иногда люди используют созвездия в определенных целях. Скажем, христиане переименовали созвездие Лебедя в Северный Крест, как бы поместив на небе свой религиозный символ. Для жителей южного полушария они нашли аналогичное созвездие и назвали его Южный Крест. У представителей же иных общественных групп и культур имеются свои нарративы, в основе которых лежит иная мотивация.

Нарративы образуют созвездия отчасти потому, что при наличии комплекса актуальных нарративов подобная концепция выглядит более надежной и убедительной. То есть новые нарративы в контексте уже существующих кажутся более весомыми и актуальными. Для того чтобы создать почву для утверждения нового нарратива, рассказчику не нужно отбрасывать все прочие. В основе нарратива могут лежать некие факты, которые ни рассказчик, ни слушатель не могут проверить. Некоторые нарративы становятся популярными, поскольку отражают, как всем кажется, проверенные факты. С определенной уверенностью можно утверждать, что большинство людей охотно демонстрируют свои знания о каком-либо предмете и пытаются скрыть неосведомленность о миллионах иных фактов. Поэтому нарративы, которые отражают точку зрения, противоречащую превалирующей в обществе в текущий момент, могут не получить большой популярности и не спровоцируют возникновения эпидемии.

Некоторые созвездия нарративов в момент достижения ими максимальной популярности охватывают лишь небольшую часть населения. Однако, если эти люди примут решение о значительном сокращении своих расходов, влияние данного нарратива будет весьма ощутимым. К примеру, охват нарративом составил лишь 20 % населения страны, но эти люди решают отложить покупку автомобилей или ремонт домов, и последствия принятых ими решений о сокращении своих расходов могут быть настолько значительными, что вся страна окажется на пороге рецессии.

Помимо созвездий нарративов существуют также их слияния, которые могут направлять ход развития событий в экономической сфере. Под слияниями я подразумеваю группы нарративов, не имеющие очевидной взаимосвязи друг с другом, но оказывающие схожее влияние на экономические процессы в конкретный момент времени. Следствием такого воздействия на экономику могут стать экономические события чрезвычайно большого масштаба. В своей работе 2000 года «Иррациональный оптимизм» (Irrational Exuberance) я привел с десяток ускоряющих факторов, или нарративов, которые возникли в начале нулевых годов нынешнего века и спровоцировали невероятный подъем фондового рынка США, за которым вскоре последовал грандиозный обвал. Если вкратце, этот список был таким: интернет, триумф капитализма, истории успеха бизнесменов, доминирование республиканцев, уход на пенсию бэби-бумеров, популярность деловых СМИ, оптимистичные прогнозы аналитиков, новые пенсионные программы, паевые инвестиционные фонды, снижение инфляции, рост объема товарооборота и интерес к спекуляциям.

Если мы хотим понять, почему произошло какое-то неожиданно масштабное экономическое событие, необходимо составить список всех, пусть на первый взгляд и не связанных друг с другом, нарративов, ставших популярными примерно в один период времени и схожим образом повлиявших на экономику.

В то же время необходимо понимать, что причины крупных событий в экономике обычно невозможно объяснить лишь популярностью одного конкретного созвездия нарративов. С большой долей вероятности выявить причины масштабных экономических событий таким образом не представляется возможным. Вместо этого в поисках причин таких событий следует перечислить экономические нарративы, которые нельзя назвать обычными историями или заразными нарративами.

В Части III данной книги мы подробно рассмотрим самые яркие звезды в созвездиях нарративов, настолько влиятельные, что они даже могут в значительной степени поспособствовать изменению экономических стимулов. Однако же пока невозможно установить прямую взаимосвязь между этими созвездиями и серьезными экономическими изменениями. Хотя, получив какое-то представление о созвездиях и слияниях, мы делаем первые шаги к пониманию сути этих событий.

Мы также можем лишь отчасти понять, благодаря действию каких сил некоторые нарративы выходят на уровень «эпидемии». В способности нарративов становиться «вирусными» есть загадка, которую мы попробуем разгадать в следующей главе.

Глава 4
Почему некоторые нарративы становятся вирусными?

Непросто выявить и точно сформулировать истинные причины «вирусной» популярности отдельных нарративов и почему большинство из них не удостаиваются подобного внимания. Разгадка кроется в особенностях поведения человека, которое меняется в зависимости от экономических условий. Вне рамок простых и предсказуемых закономерностей сеть человеческих умов иногда действует подобно генератору случайных чисел, выбирая, какие нарративы станут вирусными. Очевидная случайность результатов связана со случайностью мутации историй с приданием им более заразительной формы, а также с определенными аспектами нашей личной жизни и объектами внимания, способными привести к внезапному росту общественного внимания к конкретным нарративам. Годы спустя мы обычно ломаем голову над причинами успеха наиболее популярных нарративов и оцениваем влияние, оказанное ими на экономическую систему.

Стихийность воздействия нарративов на мышление людей и их действия

В начале ХХ века представители многих научных дисциплин начали рассматривать нарративы – истории, которые, как считали прежде, служили лишь для развлечения, – в качестве ведущего элемента, направляющего мысли и мотивацию человека.

Например, в 1938 году философ-экзистенциалист Жан-Поль Сартр писал: «Человек постоянно рассказывает истории, он живет окруженный этими историями и историями других людей, все, что происходит вокруг него, он рассматривает через призму этих историй, и свою жизнь он пытается прожить так, словно рассказывает историю» (1). Истории, которые человек рассказывает о себе и о других, неизбежно прямо или косвенно отражают сферу его интересов.

Ночью, когда мы спим, нарративы являются нам в форме сновидений. Нам не снятся уравнения или геометрические фигуры, не подразумевающие некоего личного восприятия. По мнению нейробиологов, сны, в которых присутствуют персонажи, определенная атмосфера и хронология событий, основаны на действии инстинкта рассказчика. В действительности во время сна мозг функционирует таким образом, будто из-за повреждения передней лимбической системы нарушены ее связи с подкорковыми структурами, из-за чего спонтанно возникают выдуманные образы (2).

В попытках понять природу общественных движений социологи начали рассматривать процесс «вирусного» распространения нарративов в качестве основного двигателя социальных перемен. Например, социолог Франческа Поллетта, изучавшая движение «сидячих протестов» 1960-х годов, в которых принимали участие белые американцы, выступавшие против дискриминации темнокожих, писала, что студенты, когда их спрашивали об этих демонстрациях, называли их незапланированными, спонтанными, «похожими на лихорадку» и «все чаще вспыхивающими абсолютно стихийно» (3). В качестве лозунга тогда часто выступал конкретный популярный нарратив, выражающий требование о предоставлении темнокожим права посещать закусочные категории «только для белых». Молодые белые активисты таким образом выражали свой праведный гнев в связи с ограничением прав темнокожего населения. Форма выражения протеста, получившая название «сидячая забастовка», в конечном счете стала символом нового общественного движения.

Начало истории сидячих забастовок положил протест четырех студентов Агротехнического колледжа Гринсборо. История разворачивалась вокруг вежливых молодых чернокожих ребят, которые 1 февраля 1960 года проигнорировали требование покинуть закусочную, в которой не обслуживали темнокожих. Молодые люди спокойно сидели и ждали, пока их обслужат, до самого закрытия заведения. На следующий день они вернулись уже в более расширенном составе. Благодаря сарафанному радио и вниманию со стороны СМИ история стала «вирусной»: в течение нескольких недель сидячие протесты охватили большую часть Соединенных Штатов.

По словам Поллетты, повышенный интерес к этой истории не был в полном смысле слова случайным. Активисты пытались популяризировать историю, но не стремились взять под контроль само общественное движение, расширение которого в значительной степени происходило лавинообразно. Придуманное в 1960 году выражение «сидячая забастовка» породило настоящую эпидемию, развитию которой соответствовала дугообразная кривая, подобная кривой эпидемии болезни (см. рис. А.1). Согласно Google Ngrams, выражение «сидячая забастовка» (sit-in) набирало популярность еще на протяжении десяти лет – вплоть до 1970 года. Движение дало жизнь новому выражению «забастовка учителей и студентов» (teach-in), популярность которого нарастала по схожей траектории. Правда, оно не достигло масштабов сидячей забастовки и быстрее пошло на спад.

Несколькими поколениями ранее другая история заставила белых сочувствовать тяжелому положению чернокожего населения США. Она появилась благодаря опубликованному в 1852 году роману Гарриета Бичера-Стоу «Хижина дяди Тома». Эта книга стала самым успешным романом XIX века: было продано более миллиона экземпляров, хотя население страны в то время было значительно меньше нынешнего, к тому же не каждый мог позволить себе купить дорогую книгу. В романе рассказана история старого раба – дядюшки Тома, который любит детей и рассказывает истории маленькой невинной девочке – дочери своего рабовладельца Еве. Ева умирает от внезапной болезни, но прежде просит отрезать пряди ее волос и раздать рабам в надежде встретиться с ними на небесах. Тома разлучают с женой, детьми и продают жестокому рабовладельцу Саймону Легри, который нещадно избивает его за отказ бить другого раба.

В книге есть несколько примечательных эпизодов, в числе которых побег невольницы Элизы с ее четырехлетним сыном. Она решилась на это, узнав, что хозяин собирается продать ее мальчика. Убегая от гончих рабовладельца, Элиза перебирается по тонкому льду реки Огайо, крепко прижимая к себе сына. В 1852 году был написан популярный хит Eliza’s Flight (изданный в виде нот), в северных штатах США появились многочисленные постановки под названием «Шоу Тома», в которых, как правило, присутствовал и эпизод побега Элизы. Все это, вероятно, привлекло к произведению внимание гораздо большего числа людей, чем напечатанная книга. Ставшие нарративами образы дядюшки Тома, Саймона Легри и Элизы, несомненно, повлияли на решимость северных штатов захватить южные после их выхода из союза. В 1861 году началась Гражданская война, ставшая грандиозным по своей значимости событием для населения и экономики страны.