Сказания Меекханского пограничья. Каждая мертвая мечта

– Ласкольник, что там делает Ласкольник?

– Когда генерал отплывал, Деана д’Кллеан еще не сделалась Пламенем Агара. Мы… надеялись, что Ласкольник будет от имени Меекхана вести переговоры с князем Лавенересом о более милостивом отношении к побежденным невольникам, а при случае – проверит, кто именно стоит за всем этим. Но когда ситуация изменилась, мы решили, что он может вести переговоры и с наследницей князя.

Взгляд императора не смягчился. Гентрелл чувствовал, что, несмотря на толстые стены и каменный пол, в зале жарко, словно в печи.

– Вести переговоры?

Глава 4

Она все не могла привыкнуть к тому, что ритм, в котором колышется паланкин на спине слона, действует настолько усыпляюще. И даже вой истерической толпы, бросавшей под ноги Маахира тысячи шелковых платков и шалей, не мог ее разбудить. Она лишь вздохнула и удобней устроилась на широкой лежанке, поставленной тут специально для нее. Варала настаивала – нет, Варала жаждала именно таких удобств для Госпожи Пламени. Во-первых, чтобы подчеркнуть, что Деана беременна, что дополнительно подогревало истерию ее почитателей, а во-вторых, в такой полулежачей позиции в тебя сложнее попасть.

Угроза покушения все еще сгоняла всем сон с век, а потому Деане приходилось надевать под свободные одежды кафтан из двадцати слоев шелка-сырца. Тот якобы мог остановить стрелу, но был жарок, как сущее проклятье.

Ей хотелось спать, пить и мочиться. Одновременно.

Беременность, чтоб ее.

Брусчатку перед слоном устилал слой бесценных тканей толщиной в фут. Некоторые вытащили из домов разноцветные шелка, ковры, коврики, даже оконные шторы и белье, только бы животное, которое несет на спине Пламя Агара, поставило на них ногу. Такая реликвия была бы ценней золота.

Маахир шел медленно, осторожно, окруженный сотней всадников в желтых якках, наброшенных на кольчуги, и всадники эти конями и древками копий бесцеремонно прокладывали себе дорогу в толпе. Улица была узкой, люди, выталкиваемые в боковые переулки, кричали и ругались, но сразу же заполоняли ее снова, едва только княжеский слон миновал их, и принимались отчаянно бороться за затоптанные им платки, шали и ковры. Если бы не эскорт, многие из них бросились бы под ноги Маахира и погибли бы, втоптанные в землю. Соловьи стали ее личной гвардией, верной до безумия и готовой на все. Ну что ж, они пытались смыть грех предательства, которым считали негласную поддержку Обрара из Камбехии. А она не намеревалась им этого запрещать. Лояльные солдаты ценнее, чем вода в пустыне.

– Вот-вот въедем на площадь перед храмом, светлейшая госпожа.

Самий, говоря эти слова, не поворачивал к ней головы, но она не могла на него за это обижаться: в конце концов, он управлял колоссом весом в пятнадцать тысяч фунтов, который мог бы втоптать в землю рослого мужчину. Ее больше задело это «светлейшая госпожа». Два слова из уст мальчишки ранили не меньше, чем ядовитые клыки змеи.

– Ты можешь перестать дуться?

– Я не дуюсь, госпожа. Я только слуга, а слуги не имеют такой привилегии.

Она вздохнула. Самий – ее товарищ в странствии и товарищ в битве. Княжеский махаут, который вместе с ней и Лавенересом убегал через пустыню, когда они вырвались от бандитов, и который выдал ей тайну Варалы – наложницы и княжеской матери одновременно, из-за чего она почувствовала себя глупой девицей. А потом он исчез. Порой она почти жалела, что ей удалось его найти. Примерно месяц после событий в Оке она не знала, где он, будто мальчишка сквозь землю провалился; словно разговор, который они вели на пляже, воздвиг между ними стену. Потом Сухи донес ей, что мальчишка скрывается среди махаутов, обучающих слонов для войны, и она вытянула его оттуда за уши и заставила снова сесть на Маахира. Гигантский слон не хотел слушаться никого, кроме мальчишки, а поскольку был самым величественным животным в княжеских загонах, Деане приходилось ездить на нем, подчеркивая свой статус. «Можешь обижаться и фыркать на меня, – прорычала она найденному Самию в лицо, по-настоящему злая и разгневанная, – но ты мне нужен. Мне и ему тоже. Твоему князю. Не покидай его снова».

Это были недостойные, ранящие слова, но самое важное, что она наконец узнала, где мальчишка. Любила его, но не имела времени на деликатность. Восстание рабов с каждым днем разгоралось, и все указывало на то, что без битвы не обойдется. Маахир пойдет на близящуюся войну, но не станет принимать участия в битве, поскольку потеря княжеского слона была бы дурным знаком. А потому, сидя на его спине, Самий будет в безопасности.

В относительной безопасности.

Но теперь появилась еще одна проблема. Со времен событий в храме Самий вел себя так, словно считал, что она в чем-то перед ним провинилась, а потому последовательно принимал позу униженного, покорного слуги, что сперва ее даже развлекало, но теперь начинало раздражать.

Она решит эту проблему еще сегодня. Но после, сперва – обязанности.

Они, собственно, въезжали на большую площадь перед Храмом Огня. Сто тысяч глоток издали рык, после которого даже идеально вышколенный Маахир неспокойно взмахнул ушами. Деана привстала с лежанки, глядя, как толпа захлебывается криком.

– Агарес ахи! Агарес ахи! Агарес а-а-ахи-и-и!!!

Да. Пламя Агара – это я.

Ее снова толкнула страшная жуть этого утверждения.

Пламя Агара – это я…

Она махнула ладонью, а вопли толпы пульсировали экстазом в ритме ее движений.

* * *

– Самий.

– Слушаюсь, светлейшая госпожа.

Они возвращались во дворец, а Соловьи следили, чтобы Госпожа Пламени получила минутку передышки. Маахир ускорился, уже чувствуя запах загонов, свежего сена и воды.

– Ты мой лаагха и лаагвара. Мы странствовали и сражались вместе. Ты можешь быть на меня обижен, можешь даже «светлегоспожать» мне в каждой второй фразе, но я надеюсь, что заслужила столько-то твоего уважения, чтобы ты сказал мне, в чем дело. Я не могу извиниться перед тобой, если не знаю, за что именно.

Мальчишка сжался, пряча голову в ладонях. Его красный тюрбан печально заколыхался в ритме шагов слона.

– Тебе… не за что извиняться.

– Ага, понимаю: ты сбежал, спрятался и теперь ведешь себя, словно обиженная девица, потому что я поступила как следует?

Он покачал головой настолько бессильно, что ей даже сделалось его жаль.

– Это… непросто, – прошептал он.

Она тихо рассмеялась.

– Самий, я люблю тебя словно младшего брата, но слово «непросто» совершенно не описывает мою ситуацию. До этого времени все сложности я решала вот этим, – она хлопнула ладонью по рукояти тальхера, – а теперь я на месте того, кто сидит на быке, что несется во главе перепуганного стада, хотя этот кто-то надеялся, что сумеет… сумеет этим стадом править. Я только что стояла напротив стотысячной толпы, зная, что я для них всего лишь символ. Что, если я совершу ошибку, если не исполню их ожиданий, они обернутся против меня и разорвут в клочья, как разорвали людей Обрара.

Парень молчал. Так долго, что она поверила, что он больше не заговорит.

– Ты можешь сбежать, – сказал он тихо.

– Ага. Думаю об этом каждый день и каждую ночь. Оставить княжество, Сухи, Варалу, Эвикиата… Дом Женщин… даже тебя, маленький упрямый осел… Всех, с кем меня свела судьба, всех людей, которых я уважаю, а кого-то даже больше чем уважаю.

– И его, да? Его ты тоже не желаешь оставить.

Она улыбнулась под экхааром. Умненький негодник.

– Да. И его тоже. Я не оставила его… обоих вас в пустыне, а потому отчего ты думаешь, что я сбегу теперь? Даже если мне этого и хочется.

Он скорчился еще сильнее, уменьшился, словно у него отняли несколько лет.

– Это должен был быть я, – вдруг произнес дико и гневно. – Я должен…

Ну вот, снова похож на Самия, которого она помнила. По крайней мере, по голосу.

– Я… должен был взять Маахира и… и поехать в храм. Растоптать Буйволов, гвардию Обрара и спасти его.

– Тебя убили бы. Кроме того, ты сказал мне, что тебе нельзя, не помнишь?

Он резко развернулся в ее сторону, а в глазах его был огонь. Чувствуя настроение махаута, слон неспокойно махнул ушами.

– Полагаешь, что я врал? Что бросил Лавенереса и тебя из-за страха? Как другие? Которые теперь возвращаются во дворец и плачутся, чтобы им вернули их положение? Если бы я мог… если бы мне можно было…

Деана подняла ладонь, прервав его, прежде чем он расплачется. Потому что где-то за огнем в его глазах таилось отчаянье и бессилие, и она чувствовала, что он возненавидел бы ее, если бы она сейчас увидела его слезы.

Выпрямилась, потому что о некоторых вещах нельзя говорить, когда лежишь, а потом наклонилась к нему и произнесла решительно:

– Самий, если бы хотя б на минуту, на один удар сердца я подозревала, что ты струсил, то никогда больше не назвала бы тебя лаагваром и не позволила бы вести княжеского слона. Я клялась на воде, которую мы делили в пустыне. Если ты не мог броситься тогда в бой, значит, ты был связан силами, которым не можешь противостоять. Я знаю об этом. Так случается.

Две полосы влаги блеснули на его щеках, но теперь слезы были уместны. Эти слезы он сумел бы ей простить.

– Я должен… – он сглотнул, – должен был пойти с тобой.

– А какую бы ты заплатил цену?

Его взгляд, даже затуманенный слезами, сделался жестким.

– Она того стоила бы. Знаешь, как я чувствовал себя на пляже, когда рассказывал тебе историю Варалы и послал во дворец? Я не сомневался, что ты погибнешь. Что я обрек тебя на смерть. И я не мог ничего изменить, потому что должен был… оказаться в другом месте.

Она не спросила, где именно и что он должен был там делать. Если он не сказал об этом до сих пор – то не скажет и сейчас. Может, когда-нибудь, когда придут дни поспокойней.

– Ты должен был?

– Да.

– Значит – все в порядке.

Он покачал головой.

– Нет. Не в порядке.

– Почему?

– Потому что я не могу… не могу войти в Дом Женщин. Я пытался, но эти служанки с оружием меня прогнали.

Вот ведь. Она об этом не подумала. Как же он себя чувствовал, когда ему запретили входить в комнаты, в которые он как личный махаут имел право наведываться без малейших проблем? Думал ли, что это потому, что его считают трусом и предателем?

– Значит, потому-то ты и спрятался среди других махаутов?

– Да.

– Но ты ведь знаешь, что Дом Женщин закрыт для мужчин?

– Так говорили те служанки.

Ну, теперь она могла отыграться за «светлейшую госпожу».

– Знаешь, – начала она невинно. – У меня есть мысль. Мы переоденем тебя девочкой и проведем контрабандой.

Он мило покраснел.

– Ну, не румянься. У тебя милое личико, красивые ресницы, я тебе уже говорила, что завидую твоим ресницам? Ну, значит, говорю сейчас. А за такие губы… э-э-эй! Внимательней, а не то мы кого-нибудь растопчем, – засмеялась она, хватаясь за лежанку.

А Маахир, почувствовав, что его махаут утратил сосредоточенность, совершенно спокойно направился к загонам, отчаянно трубя. Другие слоны сразу же ему ответили, и на некоторое время воздух наполнился звуками приветствий серых гигантов.

* * *

– Вести переговоры?

– А что мы могли сделать?

Отвечать императору вопросом на вопрос – верх глупости, но, проклятие, ему уже было все равно. Его карьера, похоже, в любом случае закончилась: если уж император планировал очередную чистку, то не начнет с самого верха, не обратится против Первой и Второй Крысы.

– Что мы могли сделать, ваше величество? – повторил Гентрелл, вытягиваясь в струнку еще сильнее. – У нас ограниченные средства. Половина армии стережет восточный рубеж, дивизии на юго-западе нужно держать в готовности на случай, если ухудшится ситуация в Понкее-Лаа. Я писал об этом в рапортах: их сил может не хватить, и нужна мобилизация еще тридцати тысяч солдат. На севере Горная Стража держится, но Рог, долина Гевенах все еще воткнут в тело Винде’канна, а тамошние почитатели Быка отнюдь не стали любить нас сильнее. Всего лишь притихли. Несбордийские длинные ладьи все смелее входят в Ваннавен и Плорию, пока что они главным образом торгуют, но куда доплывет один корабль, доплывет и флот. Поэтому мы не в силах обеспечить серьезную военную экспедицию через пустыню, чтобы вызволять наших родичей из рабства на Дальнем Юге. У нас нет флота, чтобы отослать туда армию морем, а даже и будь таковой, – у нас все равно нет армии, которая могла бы на нем поплыть. Мы можем только вести переговоры. Если бы разошлась весть, что Империя позволила перебить этих людей и ничего не сделала, все – Совет Первых, храмы, купеческие цеха или гильдии магов – все использовали бы это, чтобы ослабить императорскую власть. Даже те, кто в последние годы и пальцем не шевельнул, чтобы выкупить земляков из неволи, примутся вопить. К тому же добавляется религиозный элемент. Агар-от-Пламени не имеет слишком большого числа верных в Империи, но даже малая религиозная война хуже плохого мира. А теперь мы можем сказать: мы отослали туда Генно Ласкольника, нашего славнейшего генерала. Впрочем, я уже говорил, что он сам не мог усидеть на месте. А если бы ему удалось привезти с собой хотя бы пару сотен спасенных…

Крысе не пришлось говорить больше, не здесь, не перед этой парочкой. Несколько сотен спасенных, которых можно показывать на улицах городов, перевесили бы несколько тысяч трупов, которых никто не видел.

– Но ситуация изменилась, господин. Теперь генерал будет вести переговоры с новой владычицей Белого Коноверина, которая вроде бы не спешит с кровавой расправой, а потому есть шанс, что восстание не закончится резней. Мы пообещаем ей новый мир, открытие торгового пути через Белое море, золото. Устье Амерты аж просится, чтобы построить порт, а теперь, когда восточный ее берег в руках наших союзников, эта река может стать для восточных провинций тем же, чем Эльхаран является для южных. У нас для Деаны д’Кллеан множество аргументов, круглых и блестящих, а она может использовать их, чтобы погасить восстание мирно. Провозгласить амнистию, отменить рабство – хотя бы частично, – позволить тем, кто захочет, вернуться на родину. Она может это сделать, используя свою позицию той, что вышла из Ока Агара, и деньги, которые она заработает на торговле с нами. А при случае генерал может проверить, до сих пор ли активны те силы, что подталкивали к резне на Дальнем Юге, и имеют ли они что-то общее с действовавшими в Понкее-Лаа.

Несколько ударов сердца, тянувшихся целую вечность, Креган-бер-Арленс молча глядел на кан-Овара. Потом лицо императора смягчилось, на нем появилась даже легкая улыбка.

– Вольно.

Гентрелл понял, что уже некоторое время стоит по стойке смирно.

– Видишь, дружище, на самом деле главное – это намерения. Когда бы вы послали Ласкольника на юг без явной причины, просто так, чтобы показать, какой властью вы наделены, я бы и вправду несколько рассердился. И как Ласкольник должен был бы проверить эти таинственные силы?

– Ваше величество, я… – Информация, что у первого кавалериста Империи талант, неприемлемый для Великого Кодекса, была тайной из тех, ради сохранения которых Нора выпускала убийц. Инстинкт Крысы, приказывавший собирать и хранить информацию, поскольку она ценнее всего золота мира, заставил его закрыть рот.

Император вздохнул и отвернулся.

– Генно – Говорящий-с-Лошадями, – пробормотал он, а Гентрелл едва не застонал, раздавленный. Ведь Сука все слышала! – Я знал об этом, прежде чем повысил одного молодого Крысу до секретаря Пондерса-онд-Вельруса. Он рассказал мне об этом в первый же вечер, когда вломился в мои комнаты и спросил, стану ли я сидеть на жопе или мы попытаемся спасти Меекхан. Потом показал мне, что может сделать с конем, с целым табуном коней, и представил свою стратегию, а я поверил, что нашел нужного человека и что у нас есть шанс выиграть эту войну. Так что я об этом знаю. Эвсевения тоже знает, с того момента, как наемники, посланные Псарней, попытались схватить генерала.

Графиня опустила взгляд и закусила губу.

– Я вызвал ее тогда на личную аудиенцию, а она поручилась головой, что такая ситуация больше не повторится. Я принял ее поручительство и все еще ему доверяю.

Император обернулся к Гентреллу.

– Генно контактировал со мной в последние годы, – продолжил он, – но как это делал – наш секрет. Описал мне свой поиск людей с талантами, за которые еще сто лет назад посылали на костер. Принял их в чаардан и оберегал. И как я понимаю, вместе с ними поплыл на юг.

– Да, ваше величество.

– Зачем?

Крыса заморгал.

– Ваше величество?

– Генно мог настаивать, желать и яриться, но отчего вы сперва не послали туда кого-нибудь из простых магов? Или даже нескольких? У вас в Норе их достаточно. А у многих других – долги перед вами… – Император сделал многозначительную паузу.

– Господин, Белый Коноверин – под влиянием Ока Агара. Мы не до конца понимаем, что такое это Око, но обычные чародеи мало на что там способны. Не могут дотягиваться до собственных аспектов, у них проблемы с концентрацией и сном, их чары слабы и неуверенны, словно…

– Словно вблизи от Урочищ, верно? Словно вблизи от Глеввен-Он, того малого сельца, где мы потеряли четыреста человек и нескольких боевых магов. Не странно ли это, что места, благословенные богами и проклятые ими же, одинаково влияют на разумы живых?

И к чему же император вел? Гентрелл впервые за многие годы чувствовал себя как некто, кого посадили за игру, правил которой он не знает и теперь должен их выдумать на основании ходов и разговоров противников. Причем противников, говорящих на чужом языке.

Он позволил себе быстрый взгляд в сторону Эвсевении. У Суки было такое лицо, словно император беседовал с ними о погоде.

– В Глеввен-Он мы столкнулись с существами, о существовании которых и понятия не имели, верно, Крыса? Ох, у нас есть для них названия – демоны, темные силы, силы хаоса… Не только слова. Существа эти истекали кровью и умирали, хотя их было непросто убить. Возможно, мы совершили ошибку, когда запретили в Великом Кодексе исследовать Урочища? Мы трусливо решили, что если станем их игнорировать, то они исчезнут сами по себе. А теперь мы не знаем, что в них скрыто. Ищем сведений о них за границами Империи, в странах, где за Урочищами наблюдают, охотятся за созданиями, которые там появляются, и даже ловят их и приставляют к работе. По крайней мере тех, что могут выжить вне проклятой земли. Гончие неплохо справляются, выкрадывая секреты у гильдий магов в Понкее-Лаа, Ар-Миттаре или у шаманов кочевников, но секреты из вторых, а порой и третьих рук часто ничего не стоят. Потому Нора сейчас тоже организовала группу для исследования этих феноменов, а особенно Вендерладского болота. Неофициально, но при нашей полной поддержке.

Гентреллу снова показалось, что в игре, которую ему необходимо раскусить, слишком многое происходит за раз. Он был, чтоб ему паршивый зад трепаной кобылы, Третьей Крысой Норы. Третьей! Занимался самыми важными секретами Империи, хранил их и оберегал, а тут – здрасте-пожалуйста – он узнает, что Суке известна тайна Ласкольника, а император игнорирует Великий Кодекс и организует группу для исследования Вендерладского болота. Причем – с помощью Норы!

Вдруг до него дошло, что он как раз узнаёт тайны, которые делают его либо наиболее доверенным человеком императора – либо трупом, закопанным глубже прочих.

По императорскому указу нарушался Великий Кодекс! Множество людей в Совете Первых, среди жрецов, руководителей торговых компаний и мастеров магических братств отдали бы за такую информацию половину своего состояния. А сколько можно было бы получить за одну угрозу распространения ее среди людей! Какие привилегии и какую власть! Великий Кодекс, возможно, и был регулярно нарушаем в пограничье, но в центральных провинциях Меекхана он служил фундаментом, основой общественного порядка. С точки зрения всех, он отделял людей от хаоса, таящегося за Мраком.

Но почему болото?

Это Урочище, расположенное в сотне миль на северо-запад от Старого Меекхана, было самым большим на территории Империи. Имея почти четырнадцать миль по периметру, к счастью, оно лежало в глубокой долине у подножья Кремневых гор, вдалеке от торговых путей или ценных земель. Из того, что помнил Гентрелл, владевшие этой территорией Сестры Войны во времена, когда Меекхан был не больше, чем средней величины городом-государством, платящим им регулярный налог, окружили Урочище земляным валом и держали на нем стражу. Но стражники исчезли, а вал давно уже уменьшился до небольшого горба. Вендерладское болото было спокойным Урочищем. Его не наполняли отравленные испарения, и там не рождались твари, охочие до человеческого мяса. Оно было мокрым пятном на лице Империи, котловиной, полной мутной воды и карликовых деревец. Когда бы не то, что люди, чувствительные к Силе, видели поблизости от него кошмары, а чародеи имели проблемы с аспектами, можно было бы подумать, что это обычная мокрая долина.

– Кто… кто этим занимается?

– Салурин.

Вторая Крыса? Вторая?

– Почему он? Месяц назад болото взорвалось. Буквально. Вода подступила под линию старых валов Сестер Войны и даже перешла через них. В окрестных селах люди просыпались с криком, собаки выли, а несколько женщин сбросили плод. Живущие там сбежали. В самом центре Империи у нас нет уже спокойного, спящего Урочища – есть Урочище дикое и неспокойное. Другие тоже активизировались. Рапорты из Понкее-Лаа говорят, что на Багряных холмах за последние пару месяцев исчезло больше людей, чем за предыдущие пять лет. Появились – вроде бы – чудовища, которых ранее там не видывали. Но мало кто возбудился от этого факта, потому что в то же самое время в городе матриархисты и реагвиристы принялись ставить баррикады и поджигать дома.

Император подошел к каменной карте с запада и дотронулся до нее в нескольких дюймах от устья Эльхарана.

– Видишь? Здесь – Багряные холмы, между Конаверами и Понкее-Лаа. – Он вдруг вошел на барельеф и несколькими широкими шагами приблизился к центру. – Здесь – Вендерладское болото. Наше собственное, большое Урочище.

Гентрелл с открытым ртом глядел на самого важного человека Империи, топчущего одно из величайших ее сокровищ. Тем временем Креган-бер-Арленс прошел наискось Великие степи и остановился за северо-восточным концом Литеранской возвышенности.

– А тут Леннетр Оверт, Падение Оверта. Урочище малоизвестное, потому что даже се-кохландийские жереберы неохотно забираются в его окрестности. Но оно настолько же велико, как и два предыдущих. А может, даже больше. В этот момент оно находится на границах земель сахрендеев. Мы не знаем еще, наблюдались ли рядом с ним странные события, хотя, – император скривился, словно у него разболелся зуб, – идентификация странных событий вблизи от Урочища может быть сложной. Гентрелл, ты займешься этим. Твой человек, Эккенхард, уже ведь на месте.

Оба они одновременно глянули на Суку, но Эвсевения только кивнула, словно бы только что не ограничивали ее компетенцию.

– В свою очередь, здесь, – трость, которую держал император, снова стукнула в плоскогорье Фургонщиков, – наверняка происходили странные вещи. Собрание племенных духов, до которого никогда бы не дошло на наших землях, хотя бы потому, что мы скорее перебили бы сахрендеев, чем позволили бы им тянуть за собой такую армию душ. Поражение Йавенира. Якобы проявление воли Лааль Сероволосой, о котором наши жрецы, опять же, ничего не знают. И наконец, Кей’ла Калевенх, дочка Анд’эверса Калевенха, чье чудесное спасение изменило расклад сил в Великих степях. Я хочу знать, где она находится и что делает. Или точнее – в чьих она оказалась руках и кто может использовать ее в собственных целях. Потому что в то, что она умерла, я не верю.