Астронавт Джонс. Время для звезд (сборник)

Но в его очень ограниченном кругозоре воровство библиотечной книги – или невозможность ее вернуть, что то же самое, – было если уж не смертным грехом, то по крайней мере одним из первых пунктов списка постыдных поступков. Он стоял на месте, обливаясь потом и размышляя.

Потом он проделал снова весь этот путь, осторожно обойдя скрипучую доску и катастрофически позабыв о другой такой же. Наступив на нее, он застыл. Однако, очевидно, звук не встревожил парочку в спальне. Наконец он перегнулся через СВ-приемник и начал шарить на полке.

Монтгомери не только перелапал, но и попереставлял все книги, так что Максу пришлось вынимать их одну за другой и пытаться разобраться в них на ощупь, открывая каждую и отыскивая библиотечную перфорацию титульного листа.

Она оказалась четвертой из ощупанных им книг. Макс вернулся в свою комнату, двигаясь очень медленно и осторожно, с трудом сдерживая желание двигаться побыстрее. Потом его начало трясти, и пришлось переждать, пока это пройдет. Он опять не решился испытывать судьбу, закрывать дверь и включать свет, – а вместо этого оделся в темноте. Еще через несколько мгновений он вылез в окно, нащупал босыми ногами козлы и бесшумно спрыгнул на землю.

Ботинки лежали в рюкзаке поверх книг, и он решил не вынимать их оттуда, пока не отойдет подальше от дома. Он опасался шума, который могли произвести обутые ноги. Он обогнул дом по широкой дуге и оглянулся назад. Свет в спальне все еще горел; Макс стал срезать угол, выходя на дорогу, и вдруг заметил уницикл Монтгомери. И остановился.

Пройдя дальше, он выйдет на дорогу, по которой ходит автобус. Повернет ли он налево или направо, у Монтгомери будут шансы пятьдесят на пятьдесят догнать его на уницикле. Двигаться предстояло на своих двоих – денег на автобус у него не было.

Ерунда это все. Монтгомери и пробовать не станет вернуть его домой. Скажет: скатертью дорожка, – и тут же из головы выкинет.

Но все-таки мысль эта его тревожила. А что, если Моу уговорит Монтгомери? А что, если Монтгомери не сможет забыть оскорбление и не пожалеет трудов, чтобы с ним посчитаться?

Он вернулся и, снова держась подальше от дома, пошел по склону холма в направлении правого участка ЧСЗ-дороги.

Глава 2
Добрый самаритянин

Макс хотел бы, чтобы было светло, но и темнота не слишком его беспокоила. Он прекрасно знал эти места, каждый холмик, чуть ли не каждое дерево. Он держался высоких мест, передвигаясь с холма на холм, пока не добрался до выходного кольца, откуда поезда перепрыгивали через долину. Здесь он вышел на служебную дорогу, которой пользовался обслуживающий персонал магнитной дороги. Тогда он сел на землю и обулся.

Служебная дорога была просто тропой, шедшей сквозь лес по просеке. Эта тропа годилась для гусеничного транспорта, но не для колесных машин. Она спускалась в долину, а затем поднималась и проходила немного ниже того места, где магнитная дорога скрывалась в туннеле в дальнем обрыве. Макс пошел по служебной тропе не спеша, но быстро, легкой, свободной походкой прирожденного горца.

Через семьдесят минут он пересек долину и оказался под входным кольцом. Он прошел дальше, пока не приблизился к кольцу, расположенному прямо в черневшем зеве туннеля. Здесь он остановился на безопасном – по его расчетам – расстоянии и снова оценил свои шансы на успех.

Гребень был высоким, иначе кольца установили бы не в туннеле, а прямо на холме. Он часто охотился здесь и знал, что для подъема на холм потребовалось бы часа два – при дневном свете. Но служебная дорога проходила прямо сквозь гору, под кольцами. Если он пойдет по дороге, то через десять – пятнадцать минут он окажется по другую сторону холма.

Макс никогда не ходил по туннелю. Это было строго запрещено и преследовалось по закону. Не то чтобы запрещение сильно беспокоило Макса, он и так уже находился на запретной территории. Дело было в другом. Иногда свинья или какое-нибудь дикое животное забредали в туннель и не успевали выбраться оттуда до прохода поезда. Они погибали – мгновенно и без единой царапины. Как-то Макс высмотрел в туннеле, совсем неподалеку от входа, погибшую лису. Он быстро сбегал и вытащил ее. На ней не было никаких внешних повреждений, но когда он снимал шкуру, то увидел, что ее тело представляло собой сплошную массу мелких кровоизлияний. Несколько лет тому назад какой-то человек был «пойман» поездом внутри туннеля – и дорожные рабочие извлекли труп.

Туннель был шире, чем кольцо, но ненамного – только чтобы позволить поезду двигаться, обгоняя свою собственную ударную волну, отраженную от стенок. Ничто живое, попавшее в туннель, не могло избежать этой волны; этот непереносимый громовой раскат, от которого даже на порядочном расстоянии болели уши, был заряжен такой энергией, что вблизи обозначал неминуемую мгновенную смерть.

Однако Максу совсем не хотелось карабкаться по обрыву; он прокручивал в уме ночное расписание поездов. Тот, за которым он наблюдал на закате, назывался «Томагавк»; прохождение «Джавелина» он слышал, когда прятался в сарае. «Ассегай», должно быть, прошел совсем недавно, хотя он его вроде бы и не слышал. Оставался полуночный «Кинжал». Макс посмотрел на небо.

Венера, конечно же, уже ушла за горизонт. Однако, к его удивлению, Марс все еще стоял на западе. Луны не было. Попробуем вспомнить – полнолуние было в прошлую пятницу. Конечно же…

Получавшийся ответ казался ошибочным, поэтому он дополнительно проверил себя, тщательно оценив положение Веги и сравнив его с тем, что ему говорило положение ковша Большой Медведицы. Тогда он тихо присвистнул, – несмотря на всю уйму происшедших событий, сейчас было всего еще только десять часов – плюс-минус пять минут; звезды никогда не ошибаются. В таком случае «Ассегай» будет не раньше чем через три четверти часа. Если не брать в расчет какой-нибудь специальный поезд, вероятность которого крайне мала, у него была уйма времени.

Макс направился прямо в туннель. Пройдя ярдов пятьдесят, он уже пожалел о своем поступке и даже немного запаниковал; здесь было темно, как в могиле. Зато идти здесь было гораздо легче, стенки туннеля были совершенно гладкими, так как ничто не должно мешать прохождению ударной волны. После нескольких минут торопливого, хотя и на ощупь, продвижения по туннелю, когда глаза его адаптировались к полной темноте, он различил впереди еле заметный серый круг. Тогда он побежал – сначала рысцой, а затем, подгоняемый страхом перед этим местом, – со всех ног.

Когда Макс достиг выхода, сухое горло его горело, а сердце колотилось как сумасшедшее; потом он бросился вниз по склону, не обращая внимания на то, что почва под ногами сразу стала хуже, когда он покинул туннель и побежал по служебной тропе. Он не замедлял своего бега, пока не оказался около опоры кольца, опоры такой высокой, что кольцо, которое она поддерживала, казалось снизу совсем маленьким. Здесь он остановился и попытался справиться со своим дыханием.

Что-то ударило его сзади и сшибло с ног.

…Он поднялся, ничего не понимая и шатаясь, как пьяный. Постепенно он вспомнил, где находится, и понял, что на какое-то время потерял сознание. Одна из его щек была в крови, ладони и локти ободраны. Только рассмотрев все это, он осознал, что случилось: прямо над ним прошел поезд.

Не так близко, чтобы убить, однако достаточно близко, чтобы ударная волна сбила его с ног. Это никак не мог быть «Ассегай»; он поглядел на звезды и снова убедился в этом. Нет, это был специальный, дополнительный, – и Макс выбежал из туннеля всего за какую-то минуту до него.

Тогда его затрясло, и прошло много минут, прежде чем он взял себя в руки. Потом он направился по служебной тропе со всей скоростью, на какую было способно его избитое тело. Еще через какое-то время он обратил внимание на странное обстоятельство: ночь была совершенно безмолвной.

Но ведь ночь не бывает безмолвной. Никогда. Уши Макса, с младенческого возраста привыкшие к звукам и голосам родных холмов, должны были бы слышать несмолкаемое переплетение разнообразных ночных звуков – шелест листьев на ветру, копошение его меньших братьев, пение древесных лягушек, стрекотание насекомых, крики сов.

Неумолимая логика подсказала Максу, что он лишился слуха – стал глухим как чурбан. Его оглушила ударная волна. Однако поделать с этим нельзя было сейчас ничего, так что он продолжил свой путь; мысль вернуться домой даже не пришла ему в голову. В глубине этой лощины, где опоры колец достигали высоты в триста футов, служебная дорога пересекла обычный проселок, он свернул на проселок и стал спускаться с холма. Первая его задача – добраться до такого места, где Монтгомери вряд ли будет его искать, – была выполнена. Теперь он был в другом водоразделе. Всего в нескольких милях от дома, и тем не менее, пройдя сквозь хребет, он оказался совсем в другой местности.

Он продолжал спуск еще пару часов. Дорога эта была совсем примитивной, пригодной разве что для телег, но все-таки получше, чем та, служебная. Где-то там, внизу, где холмы сменялись долиной, в которой жили «иностранцы», он найдет шоссе, проложенное параллельно магнитной дороге и ведущее в Земпорт. Именно Земпорт избрал он своим конечным пунктом, имея при этом более чем смутное представление относительно того, что будет делать, добравшись туда.

Луна светила теперь Максу в спину, и он шел довольно быстро. Кролик выпрыгнул на дорогу, присел на секунду, уставившись на него, и куда-то ускакал. При виде кролика Макс пожалел, что не захватил с собой малокалиберку. Спору нет, винтовка была очень старая, изношенная и стоила в таком виде гроши. К тому же последнее время становилось все труднее и труднее найти патроны для такого допотопного оружия, но кролик в котелке – это сейчас было бы великолепно, просто великолепно. Макс понял, что не только устал, но и ужасно голоден. Он только чуть поковырял свой ужин там, дома, а на завтрак ему, похоже, придется сосать лапу.

Вскоре внимание Макса переключилось с голода на звон в ушах, звон, который, к его беспокойству, становился все сильнее и сильнее. Он тряс головой и хлопал себя по ушам, но ничего не помогало. Ему не оставалось ничего другого, как смириться и перестать обращать внимание на этот звон. Пройдя еще с полмили, он неожиданно обнаружил, что слышит звук своих шагов. Он остановился как вкопанный; затем сильно хлопнул ладонями – и отчетливо различил хлопок сквозь продолжавший звучать в ушах звон. Дальше он пошел с полегчавшим сердцем.

В конце концов Макс оказался на уступе, с которого открывался вид на широкую долину. При лунном свете он увидел плавный изгиб грузового шоссе, ведущего на юго-запад, и даже смог различить флюоресцентные разделительные линии на его полотне. Он поспешил вниз.

Он приближался к шоссе и уже даже слышал рев пролетающих мимо грузовиков, когда заметил впереди себя огонек. Макс осторожно приблизился, уверенный в том, что это и не машина, и не фермерский дом. С близкого расстояния выяснилось, что там горит небольшой костер, который можно было увидеть только сверху, с холма; со стороны шоссе его заслонял известняковый выступ. Какой-то человек, сидя на корточках, помешивал содержимое большой консервной банки, пристроенной на камнях над огнем.

Макс подкрался еще ближе и теперь глядел на стоянку бродяги почти прямо сверху. До него донесся запах тушеного мяса, и рот его наполнился слюной. Разрываемый, с одной стороны, голодом, а с другой – врожденным недоверием горца к «иностранцам», он лежал неподвижно и смотрел. Вскоре человек снял посудину с огня и крикнул:

– Ты, там, кончай прятаться! Спускайся сюда!

Макс был слишком поражен, чтобы ответить сразу. Человек добавил:

– Иди сюда, к огню. Я не собираюсь нести его к тебе наверх.

Макс поднялся и вошел в круг света, отбрасываемого костром.

Человек поднял на него глаза.

– Привет. Бери стул.

– Привет. – Макс присел на другой стороне костра. Бродяга был одет даже хуже его самого и явно давно не пользовался бритвой. Однако и в этих лохмотьях он производил впечатление какой-то изысканной небрежности и держался с прямо-таки воробьиной самоуверенностью.

Человек продолжал помешивать месиво в своей посудине, а затем зачерпнул его ложкой, подул на нее и попробовал.

– Считай готово, – объявил он. – Четырехдневное рагу уже почти созрело. Бери себе тарелку.

Он поднялся, покопался в куче меньших банок за своей спиной и выбрал одну из них. Макс чуть помедлил, а затем сделал то же самое, остановив свой выбор на той, в которой когда-то был кофе и которая, похоже, с того времени больше не использовалась. Гостеприимный хозяин налил ему щедрую порцию тушеного мяса, а потом протянул ложку. Макс посмотрел на нее.

– Если ты не доверяешь тому парню, который пользовался ею до тебя, – рассудительно произнес бродяга, – подержи ее над огнем, а потом оботри. Что касается меня, то не беспокойся. Если микроб укусит меня, то погибнет в страшных мучениях.

Макс последовал совету, подержав ложку в огне, пока терпели пальцы, а потом вытер ее рубашкой.

Тушеное мясо было хорошим, а голод сделал его просто великолепным. Рагу состояло из жирного соуса, овощей и какого-то неопознанного мяса. Макс не стал ломать голову относительно происхождения составных элементов; он просто наслаждался едой. Через некоторое время хозяин сказал:

– Добавки?

– А? Конечно. Спасибо.

Вторая порция рагу насытила Макса и наполнила каждую клеточку его организма ощущением блаженства. Он лениво потянулся, наслаждаясь своей усталостью.

– Ну что, полегчало? – спросил бродяга.

– Да-да, еще как! Вот уж спасибо.

– Кстати, можешь называть меня Сэм.

– Ой, забыл. Меня зовут Макс.

– Рад с тобой познакомиться, Макс.

Макс несколько помедлил, прежде чем задать вопрос, беспокоивший его все это время:

– Э-э-э, Сэм? А как ты узнал, что я был там? Ты что, услышал меня?

– Нет, – ухмыльнулся Сэм. – Но твой силуэт рисовался на фоне неба. Никогда больше не делай этого, парень, а то как-нибудь это станет последним, что ты сделаешь.

Макс резко повернулся и поглядел на то место, откуда смотрел на костер. Конечно же, Сэм был прав. Это надо же так влипнуть!

Сэм продолжил:

– Давно в дороге?

– Что? Да, довольно-таки.

– И далеко ты собрался?

– Ну, наверное… довольно далеко.

Сэм помолчал, а затем сказал:

– Как думаешь, твои будут по тебе скучать?

– Чего? Откуда ты это знаешь?

– Что ты из дома сбежал? Но ведь ты же так и сделал?

– Ну да. Вроде того.

– Когда ты сюда притащился, видок у тебя был – прямо скажу. Может, еще не поздно все это дело послать, пока ты еще не совсем сжег за собой мосты. Подумай об этом, парень. На дороге – оно не сахар. Я-то это хорошо знаю…

– Вернуться? В жизни туда не вернусь!

– Что, так уж тебя достало?

Макс не отвечал, глядя на пламя костра. Ему было крайне необходимо разобраться в своих собственных мыслях, даже если для этого требовалось рассказать чужаку о своем, личном, – а этот чужак был какой-то очень легкий в общении. С ним говорить было просто.

– Слушай, Сэм, у тебя была когда-нибудь мачеха?

– Что? Как-то не припомню, чтоб у меня была такая штука. Меня целовал на ночь Центр развития брошенных детей центрального округа Джерси.

– Вот оно что!..

Макс, спотыкаясь, выложил всю свою историю. Сэм иногда прерывал Макса сочувственными вопросами, чтобы разобраться в невнятице его рассказа.

– И вот тогда я смылся, – заключил Макс. – Больше нечего делать. Ведь правда?

Сэм пожевал губами.

– Пожалуй, что и правда. Этот самый твой отчим в квадрате – он смахивает на мышь, которая хочет стать крысой. Правильно сделал, что смылся от него.

– Ты же не думаешь, что они попробуют найти меня и притащить назад, ведь не думаешь?

Сэм помолчал, подкладывая в костер новую деревяшку.

– А вот в этом я не уверен.

– Что? А зачем? Я им не нужен. Ему я не нравлюсь. А Моу наплевать на самом-то деле. Она, конечно, может, немного поноет, но сама даже пальцем не пошевелит.

– Все это так, но есть еще и ферма.

– Ферма? Мне она не нужна. Теперь, когда отец умер. Да по правде говоря, и ферма та слова доброго не стоит. Там хребет себе переломить можно, пока вырастишь хоть какой-нибудь урожай. Если бы закон о пищевом производстве не запретил владельцам бросать сельскохозяйственные угодья, отец давным-давно бросил бы обрабатывать свой участок. Без этого самого казенного проекта невозможно было бы найти такого идиота, который избавил бы нас от этой фермы.

– Про то я и говорю. Этот тип уговорил твою, так сказать, мамашу загнать ферму. Так вот, мое юридическое образование, может, и не очень – но похоже, что деньги эти должны бы пойти тебе.

– Что? Да хрен с ними, с теми деньгами, мне лишь бы уйти куда подальше от этой парочки.

– Не говори так о деньгах, иначе высшие силы велят тебе заткнуться за подобное богохульство. Однако, скорее всего, то, как ты сам к этому относишься, не имеет ровно никакого значения. Насколько я понимаю, гражданин Монтгомери вскоре страстно возжелает увидеть тебя.

– С чего бы это?

– Твой отец оставил завещание?

– Нет. А зачем? Он не оставил после себя ничего, кроме этой фермы.

– Я, конечно, не знаком со всеми хитростями законов вашего штата, но уверен, что по крайней мере половина этой фермы принадлежит тебе. Вполне возможно, что мачеха твоя имеет только право пожизненного пользования своей половиной с передачей тебе после ее смерти. И совершенно очевидно, что она не может заключить законную сделку без твоей подписи. И вот вскоре после того, как завтра утром откроется судебная контора вашего округа, покупатели это выяснят. Вот тут-то они и забегают, разыскивая ее. И тебя. И ровно через десять минут этот тип Монтгомери бросится искать тебя. Если только он не занят этим прямо сейчас.

– Господи боже! А если они меня найдут, имеют они право заставить меня вернуться?

– А ты не давай им себя найти. Ты довольно хорошо начал.

Макс подобрал с земли свой рюкзак.

– Пожалуй, я лучше двинусь дальше. Огромное спасибо, Сэм. Может, и я тебе когда-нибудь пригожусь.

– Сядь.

– Послушай, мне сейчас лучше уйти так далеко, как только смогу.

– Парень, ты устал, и поэтому голова у тебя не очень соображает. Ну и далеко ты сегодня уйдешь, в такой отличной форме? Вот завтра, ранним утром, ясным и солнечным, мы с тобой спустимся вместе к шоссе, пройдем по нему с милю на юг. Там есть придорожное кафе, в которое заезжают шоферы грузовиков. И вот тут-то мы и подцепим какого-нибудь дальнобойщика, когда он будет выходить в хорошем настроении после хорошего завтрака. Договоримся, чтобы он нас подвез, и ты за десять минут проедешь больше, чем пройдешь сейчас за всю ночь.

Макс вынужден был признать, что устал, точнее – совершенно вымотался. Кроме того, Сэм, без всякого сомнения, понимал в таких делах больше, чем он.

– А одеяло-то у тебя есть в этой твоей торбе? – спросил Сэм.

– Нет. Только рубашка… и книги.

– Книги, говоришь? Я и сам люблю почитать, когда есть подходящий случай. Можно посмотреть?

Макс довольно неохотно вытащил свои книги. Сэм поднес их поближе к костру и перелистал.

– Ничего себе, чтоб я был трехглазый марсианин! Да ты, парень, хоть представляешь себе, что это у тебя за книги?

– Конечно.

– Но ты же не имеешь права ими владеть. Ведь ты не член гильдии астронавигаторов.

– Нет, а дядя мой был. Он участвовал в первом полете к Бете Гидры, – гордо добавил Макс.

– Без дураков?

– На полном серьезе.

– Но сам-то ты никогда не был в космосе? Да нет, конечно же нет.

– Но я обязательно буду! – Тут Макс неожиданно признал то, о чем никогда ни с кем еще не говорил: желание повторить путь своего дяди и тоже отправиться к звездам. Сэм задумчиво слушал его. Когда Макс кончил говорить, он медленно произнес:

– Так, значит, ты хочешь стать астронавигатором?

– Конечно же хочу.

Сэм почесал себе нос.

– Послушай, парень, не хотел бы я, чтобы мои слова были для тебя холодным душем, но ты же и сам понимаешь, как устроен этот мир. Стать астронавигатором почти так же трудно, как попасть в гильдию водопроводчиков. В наши дни похлебка все жиже, а едоков все больше. Гильдия не встретит тебя с распростертыми объятиями только из-за того, что тебе захотелось стать учеником. Членство в ней, как и во всех хорошо оплачиваемых гильдиях, передается по наследству.

– Но ведь мой дядя был членом этой гильдии.

– Вот именно, дядя, а не отец.

– Нет, но член гильдии, у которого нет сыновей, имеет право представить кого-нибудь другого. Дядя Чет мне это объяснял. Он говорил мне, что собирается зарегистрировать мою кандидатуру.

– И он это сделал?

Макс молчал. В то время, когда дядя умер, он был еще слишком юным, чтобы суметь разобраться, как это можно узнать. А когда за дядей последовал отец, его без остатка поглотили домашние дела и он так ничего не выяснил, подсознательно предпочитая лелеять свою мечту, вместо того чтобы подвергать ее проверке.

– Не знаю я, – наконец ответил он. – Я отправлюсь в Земпорт в Великое братство и все узнаю.

– Да-а. Ну что ж, удачи тебе, парень. – Сэм глядел на огонь костра, как казалось Максу, печальными глазами. – Так я сейчас на боковую, и тебе советую. Если продрогнешь, там, под тем камнем, есть кой-чего – мешковина, упаковочные материалы и всякое такое. Не замерзнешь, если не боишься подхватить блоху-другую.

Макс заполз в указанную ему темную нору и обнаружил, что это что-то вроде пещеры в известняке. Ощупав пол, он нашел некое подобие подстилки. Он думал, что будет плохо спать, однако полностью выключился еще раньше, чем Сэм потушил костер.

Разбудило его солнечное сияние, разливавшееся снаружи. Он выполз из тесной норы, встал и потянулся, прогоняя одеревенение из своего тела. Судя по солнцу, было часов семь. Сэма нигде не было видно. Он осмотрел все вокруг, покричал, правда не слишком громко, и решил, что Сэм отправился к ручью попить и умыться. Тогда он вернулся в свое прибежище и вытащил оттуда рюкзак, собираясь сменить носки.

Дядиных книг не было.

На его запасной рубашке лежала записка: «Дорогой Макс, – говорилось в ней. – В банке еще осталось рагу. Можешь подогреть его на завтрак. Пока. Сэм. P. S. Жаль, что так вышло».

Последующее исследование содержимого рюкзака показало, что пропало и удостоверение личности, но остальное жалкое хозяйство Макса Сэма не заинтересовало. Макс не притронулся к рагу, а сразу пошел к шоссе, терзаемый горькими мыслями.