Темные ущелья

Глава одиннадцатая

– Арчет? Арчет?

В голове у полукровки расползалась тупая пульсирующая тяжесть, которую она приняла за криновую ломку. Она застонала и дернулась, радуясь, что снаружи все еще темно. Или, по крайней мере, почти темно – какие-то проблески света все же проникли внутрь и коснулись ее век, но недостаточно сильно, чтобы заставить их открыться. Тяжелая рука Ишгрим лежала поперек ее груди и не сдвинулась, когда Арчет пошевелилась. Никаких сюрпризов – северянка обычно накачивалась вином или фландрейном с приходом ночи или просто пьянела от неустанных ласк Арчет – еще раз, хозяйка, возьми меня еще раз, неистовый шепот, прижатое к подушкам тело, расслабленная от послевкусия страсти улыбка – все это пробуждало в сонной полукровке новый прилив возбуждения, хоть та и не подозревала, что способна на него, – пока не приходил сон и не захватывал Ишгрим словно хищный зверь. После этого она либо содрогалась от ночных кошмаров, либо спала как убитая, и можно было только гадать, какой будет очередная ночь. Но утром…

– Арчет!

Судя по голосу, это был Драконья Погибель – готовый в любой момент высадить дверь и ворваться в ее спальню. Ну конечно, ему только повод дай пустить слюни, пялясь на формы Ишгрим. Арчет почувствовала, как на губах заиграла самодовольная собственническая улыбка. Протянула руку, чтобы взять пальцы девушки в свои. Попыталась вспомнить, что же они учудили прошлой ночью, потому что у нее болело в таких местах…

Воспоминания обрушились с грохотом, как ставни, которые захлопнул внезапный…

«Шторм».

Она нащупала кисть тяжелой руки. Взвизгнула от омерзения и поспешно отпустила. Это были толстые и тупые холодные пальцы трупа…

Шторм.

Она проснулась от его внезапной ярости, когда ее небрежно выкинуло из койки на борту «Владыки соленого ветра» – палуба сильно накренилась, и дверь каюты распахнулась, вырвав хлипкий замок.

Спотыкаясь, Арчет выбралась наружу, обрадованная тем, что прикорнула на койке, не раздеваясь и даже не сняв сапоги. В лицо ей хлестнуло дождем и брызгами волн, ноги заскользили по мокрой палубе – вокруг туда-сюда носились и орали матросы, – а потом над головой раздался такой звук, словно небо треснуло пополам. Неистовая качка и крен корабля, вздымающийся океан, озаренный припадочными вспышками молний, словно какой-то громадный разъяренный зверь, разминающий конечности, готовый распрямить горбатую спину…

Полукровка открыла глаза.

Она лежала навзничь на неподатливом камне, ее руки были закинуты за голову и казались странно тяжелыми. Из пространства откуда-то между ее ступнями изливался бледный свет.

Дозорные кричали… «Владыка соленого ветра» неуклюже качался на волнах, как свинья в грязи; завеса дождя и брызг внезапно разделилась, когда их понесло вбок – берег надвинулся как кавалерийский отряд… Какая-то бухта, зазубренные скалы в воде, словно клыки на нижней челюсти, и достигающий небес всплеск прибоя точно вереница гейзеров, жуткий рев в ушах…

Мучительный стон, удар.

Ее оторвало от перил трапа, швырнуло куда-то в дождь и грозу.

Она полетела совсем как в волшебной сказке.

Арчет лежала вниз головой.

Сны об Ишгрим, воспоминания о шторме – все разлетелось на куски, когда полукровка проснулась по-настоящему. Тяжесть в голове породил не кринзанц и не его отсутствие – там кровь собралась, пока Арчет висела вверх тормашками в каком-то сыром и узком, пахнущем солью пространстве. Спиной она ощущала холодный плоский камень, вокруг слышалось эхо падающих капель, а на груди у нее покоился мертвец. Свет между ее ступней светил не снизу вверх, а, наоборот, лился откуда-то в ее сторону.

– Арчет?!

– Я здесь!

Но у нее вышел сдавленный крик, едва ли громче стука капель и шума крови в ушах. Она изогнулась, насколько позволял навалившийся труп, закашлялась и сплюнула в сторону, прочистила горло и попыталась завопить еще раз, как надо.

– Эг! Сюда!!!

Труп на груди давил, вынуждая вернуться в прежнее положение. Ее голова и плечи висели в пустоте, но, кажется, остальная часть тела лежала на твердом камне, пусть и перевернутая под чудовищным углом. Она выпростала руку, потянулась в сторону, вверх, коснулась скользкой влажной скалы – нет, не выйдет, уцепиться не за что, даже если бы не приходилось сражаться с тяжестью мертвеца. А ее ступни, как оказалось, в чем-то накрепко запутались и онемели внутри сапог. Кажется, они с трупом свалились головой вниз, обнявшись, в какую-то расселину с крутым склоном, и то, в чем запутались их ноги, удержало обоих на самом краю обрыва от падения в погруженное во тьму пространство внизу.

– Арчет?

– Эг! – Теперь ее голос окреп. – Да, я внизу! Я застряла! Какие-то обломки или…

Что-то украдкой шевельнулось во тьме ниже ее опущенной головы.

«Твою мать!»

Она содрогнулась, попыталась подняться всем телом, и на этот раз благодаря силе страха ей удалось сдвинуть труп с собственной груди. Она извивалась, тщетно пытаясь отыскать на гладком камне хоть какие-то выступы, чтобы за них уцепиться. Вытянув шею, вгляделась в слабый свет над подошвами сапог и опять закричала:

– Эг! Эгар!!!

Никаких сомнений – внизу что-то двигалось и оттуда доносились такие звуки, словно нищий обсасывал найденные на помойке кости.

Собрав все силы, она резко согнулась и оттолкнула локтем болтающийся рядом труп. В полумраке обмякшее, скорбное лицо покойника дрогнуло, как будто удар его оскорбил.

– Эг!!!

– Арчет! – Свет погас, и его рокочущий голос понесся вниз, в расселину. – Вот ты где. Ты запуталась в снастях бушприта. Нам придется расчистить…

– Забудь про это дерьмо, Эг! – Теперь в ее голосе звучала настоящая паника. На мгновение в памяти вспыхнул образ: ханлиагские осьминоги Джирала разрывают осужденного на части в Палате разоблаченных секретов. Она опять согнулась пополам, чувствуя, как от напряжения едва не рвутся мышцы живота. – Вытащи меня на хрен! Здесь что-то есть!!!

Сосущий звук становился все громче и ближе.

Сверху раздались крики, и кричал не один человек. Что-то затрещало, треск повторился, и внезапно Арчет рывком поднялась по каменному склону на фут. Труп поднялся вместе с нею, и она услышала доносящееся сверху пыхтение.

– Он мертв! – отчаянно закричала полукровка. – Второй парень мертв. Отрежьте его!

Эгар что-то проскрежетал сквозь зубы, она не расслышала ни слова. Они протащили ее еще на пару футов вверх, труп вертелся рядом и прижимался к ней. В памяти словно открылась дверь, и она вспомнила его живым – какой-то молодой матрос, не из каперов, он бежал в ее сторону, вопя и жестикулируя, желая донести какие-то сведения, которые у нее не было надежды разобрать в хаосе шторма, но он все кричал и кричал, кривя разинутый рот, и…

Все исчезло.

Его смыло с палубы, когда они ударились о скалы, и ее оторвало от перил, она полетела…

Существо, издающее сосущие звуки, поднялось над краем обрыва.

Перевернутая вверх тормашками Арчет, у которой кружилась голова от рывков и покачиваний, пока ее тащили наверх, вгляделась в него и не смогла понять, что видит. Там были щупальца, да – густая грязная бахрома щупалец, похожая на накрашенные ресницы, обрамляющие шлюхин глаз титанических размеров, – и они метались в поисках добычи, пробуя на вкус поверхность скалы, надвигаясь, но тело, где же тело, почему она видит только…

Сердце Арчет сковало льдом, когда она поняла.

Существо заполняло расселину, как вода. Оно текло и набухало, оно было единой аморфной тварью, вздымающейся в пределах пространства, ей и принадлежащего. Узоры, похожие на гигантские глаза или чумные кольца, испятнали его плоть, как пузыри масла – раскаленную сковородку.

– Вытащи меня отсюда на хрен! – закричала Арчет.

Еще один ярд. Она почувствовала чью-то хватку на голени, снова отчаянно согнулась в талии и протянула руку куда-то в сторону собственных ног. Мозолистая ладонь схватила ее запястье, и в тот же миг она почувствовала липкое прикосновение щупальца к волосам. От чистейшего отвращения она завопила так, что зазвенело в ушах, а ее правая рука невольно потянулась к ножу, но его, мать твою за ногу, не было на месте…

Потом ее вытащили.

Нагрянули свет и пространство, тихий рокот океана.

У нее было достаточно времени, чтобы оглянуться и увидеть, как существо вздымается позади, вырываясь из расселины, как рвота из горла. Затем Драконья Погибель рывком поднял подругу, держа за руку и за ногу, развернулся и отбросил подальше, на холодный плоский камень. От удара у нее перехватило дыхание. Вокруг потрясенно завопили, и Арчет, завертевшись на камне, увидела, как мужчины пятятся от расселины. Тварь изливалась оттуда, как убегающее из кастрюли молоко. Ее мертвый товарищ исчез, проглоченный этой колышущейся массой. Щупальца метались туда-сюда, один из мужчин споткнулся, и его схватили за ногу, а другой наткнулся прямиком на отростки чудовищного тела.

Драконья Погибель развернулся. Он держал обеими руками нечто похожее на громадное сломанное копье или гарпун – позже Арчет поймет, что это был сломанный, расщепленный бушприт «Владыки соленого ветра», за которым все еще волочились обрывки снастей и бортовой сетки. Глаза маджака были широко распахнуты от ярости берсеркера, изо рта вырывался нарастающий скрежещущий рев. Словно ожившее изваяние некоего бога-воина, он рванулся вперед и с воплем погрузил кусок расщепленного дерева глубоко в сердце бурлящей, покрытой щупальцами массы.

Повернул и нажал. Снова взревел и погрузил свое «оружие» еще глубже.

Придатки задергались, на камни брызнула какая-то бледная жидкость. Вздымающаяся масса существа как будто сдулась. При свете дня, как отметила оцепенелая Арчет, оно выглядело довольно красиво: круглые узоры пурпурного и бледно-фиолетового цвета, которые она приняла за глаза, сливались друг с другом, перетекали по шкуре…

– Все сюда! – зарычал Эгар. – Проткнем уебка вместе!

Двое мужчин бросились на накренившийся бушприт, повисли на нем, наваливаясь всей своей тяжестью. Опять потекла бледная кровь, раздался низкий звук, шипящий и булькающий, и все было кончено. Два помощника Эгара бросили конец импровизированного гарпуна, кто-то оттащил тех, кого схватили щупальца, подальше от опасности. Тварь опустилась назад в расселину так же быстро, как поднялась, прихватив с собой бушприт. Эгар отпустил древко и сделал неприличный жест на прощание. Плюнул в дыру вслед своему отступающему противнику.

Повернулся, чтобы проверить, как дела у подруги – к тому моменту Арчет уже встала, немного пошатываясь, но в остальном держалась неплохо. Маджак улыбнулся ей, все еще тяжело дыша.

– Эй, Арчиди. – Он перевел дух. Широко взмахнул одной рукой. – Добро пожаловать в Кириатские пустоши.

За двести лет она побывала там всего один раз, да и то лишь на южных окраинах – подвиг, в сущности, ребяческий.

Когда она была моложе, Грашгал и ее отец постоянно обсуждали возможность экспедиций на север, чтобы посмотреть, что стало с этим краем. Прошли тысячи лет, утверждали они, природа должна была поглотить и восстановить бо́льшую часть нанесенного ущерба, теперь там наверняка безопасно. И кто знает, вдруг они найдут нечто, потерянное для памяти и летописей давным-давно? Она помнила эти разговоры, самые ранние из которых были едва понятны ее детским ушам, когда она сидела на коленях у Флараднама или играла на ковре, пока взрослые разговаривали. Позже она усаживалась на подлокотник отцовского кресла и, как могла, принимала участие в беседах. Она всегда думала, что поедет с ними.

Однажды летним вечером ее мать довольно резко высказала свое мнение по этому поводу.

«Про́клятые Земли? С ума сошла, детка? Ты хоть знаешь, что тебя там ждет?»

«Нет, мам. – В то время ей было около одиннадцати и ответ прозвучал вполне невинно. – А ты?»

«Не смейте огрызаться, юная госпожа».

«Мам, ну что ты! Папа говорит, никто не знает, что там такое».

«Да, и именно поэтому ты никуда не поедешь».

В итоге оказалось, что все это не имело значения. Как и многие поздние планы кириатов, затея обернулась пшиком. Годы разговоров пропали втуне, внимание кириатов сосредоточилось на чем-то другом. Грашгал и Флараднам вернулись к своему любимому занятию – продолжили возиться с имперским политическим устройством.

Сорок с лишним лет пролетели незаметно.

Арчет так и не поняла, что убило экспедицию на корню: всего лишь природа соплеменников ее отца, их слегка нарушенное душевное равновесие, или, как боялась ее мать, в Пустошах на самом деле обитало такое, что лучше было не трогать. Или одно было связано с другим, и Грашгал с ее отцом отказались от планов, потому что стали бояться, что экспедиция каким-то образом – угрызения совести? призраки? странная зараза в воздухе? – еще сильней разрушит их способность притворяться, будто окружающий мир им не чужой.

Затем ее мать умерла, как заведено у людей, и Арчет получила шанс увидеть Пустоши собственными глазами.

Однажды осенью Грашгал повез ее на север в рамках обширной дипломатической миссии в недавно образованную Лигу, и она оказалась на зимовке в Трелейне. Нантара умерла всего пару лет назад, и Арчет все еще страдала, ее все еще влекло к неприятностям. На самом деле, Грашгал намеревался на какое-то время увезти ее из Ан-Монала, подальше от убитого горем отца, в надежде, что это ее немного успокоит и позволит вновь обрести равновесие – что, конечно, демонстрировало, насколько плохо он понимал девочку-полукровку, которую помогал растить. На хрен призрак матери, на хрен отцовскую нескончаемую самовлюбленную скорбь; теперь она поквитается с ними обоими. Пока Грашгал и имперский легат проверяли своих новых северных соседей, осторожно прощупывали почву, добывали полезные подписи на документах о торговле и мирном сосуществовании, Арчет и пара кириатских парней, почти ее ровесников, уговорили друг друга организовать экспедицию через северный пролив в Пустоши.

Почти вся зима ушла на то, чтобы составить план. Найти подходящее судно у обветшалых причалов в устье реки, которые в те времена и представляли собой Трелейнскую гавань, подыскать капитана и команду, которые не просто захотят совершить путешествие, но изначально согласятся иметь дело с чернокожими южными демонами. А потом, когда удалось столковаться относительно цены за проезд и провиант, они принялись потихоньку выкачивать необходимую наличность из посольской казны так, чтобы никто этого не заметил. Все происходило мучительно медленно, с частыми разочарованиями и неудачами. Но если от бессмертия и есть какой-нибудь толк, так это возможность научиться методичности, терпению и планированию. Через два дня после наступления весны, за месяц до того, как миссия должна была отправиться домой, они поднялись на борт неряшливого корабля, стоявшего у причала в Трелейнской гавани, и направились по течению реки к устью и морю.

К тому времени, когда Грашгал понял, что они исчезли – и принялся рвать город на части, чтобы найти их, – Арчет и ее приятели поднялись к берегу Пустошей, высадились, разбили лагерь и довольно скоро затеяли крупную драку, пытаясь помешать капитану корабля направиться прямиком домой. Небо над береговой линией Пустошей частенько вспыхивало люминесцентным зеленоватым пламенем. Откуда-то из глубины суши доносились странные трескучие и свистящие звуки. Берег, вблизи которого бросило якорь их судно, был полон всякой захватывающей всячины – диковинных подвижных растений, которые в воде и на песке чувствовали себя одинаково хорошо и любили ласково обвиваться вокруг конечностей того, кто шел или плыл рядом; кучек мелких металлических обломков, которые выглядели и в основном были инертными, но иногда вздрагивали и молящим тоном обращались к ним на высоком кирском; существ, которые когда-то могли быть крабами, но теперь выглядели, ну, во-первых, гораздо больше, более кривобокими, уродливыми, с какой стороны ни взгляни, и еще при приближении издавали неприятный шипящий звук…

Капитан продержал корабль на якоре три дня, пригвожденный к месту сперва явным желанием соблюсти договор, а потом, по мере нарастания напряженности, импровизированными угрозами обрушить на него колдовство Черного Народа, если обязательства будут нарушены. Но когда Арчет принялась настаивать на том, чтобы они направились вглубь территории, прихватив с собой носильщиков, команда предъявила свой собственный тихий ультиматум, и три молодых кириата, проснувшись на следующее утро, обнаружили, что корабль исчез.

У них была провизия – капитану хватило порядочности выгрузить ее, – и им предстояло принять решение. Оставаться на побережье и ждать спасения или направиться на юго-восток вдоль берега, с тем, что им по силам унести из лагеря. Арчет была целиком и полностью за поход вдоль берега до самого конца Пустошей, но два более смиренных приятеля-кириата решили иначе. Как выяснилось, они были правы: через два дня у берега появился трелейнский сторожевой корабль с разъяренным до белого каления Грашгалом на борту. Странник сошел на берег с плотно сжатыми губами, безукоризненно владея собой, не желая вымещать свою ярость на них на глазах у людей, но было видно по лицу, что, как только они останутся наедине, беглецам не поздоровится. Он даже не позволил им забрать домой образцы, невзирая на приглушенные протесты Арчет. Она все равно сумела протащить на борт кусочек дружелюбного подвижного растения, засунув его в бутылку, но понятия не имела, как ухаживать за этим существом, и оно умерло вскоре после возвращения в Трелейн.

В Ан-Монал они отправились в глубочайшей опале, не в последнюю очередь из-за дипломатического напряжения, вызванного неистовством Грашгала, который искал пропавших по всему городу. Он думал, их схватили работорговцы или какая-нибудь ненормальная религиозная секта, и довольно жестко обошелся с представителями обоих кругов, прежде чем вмешалась Трелейнская Канцелярия, объявила награду и через день или два привела к нему сгорающего от стыда капитана того самого корабля. Но к тому моменту уже был нанесен немалый ущерб. Это не отбросило отношения между Лигой и Империей на сто лет назад, как разглагольствовал Грашгал, – в любом случае, Лига в нынешней форме существовала всего-то лет двадцать, как попыталась напомнить Арчет, прежде чем ей велели заткнуться, – но, разумеется, дипломатическим триумфом случившееся никто бы не назвал.

Для Арчет позор длился год или около того после возвращения, хотя отец, все еще в глубоком трауре по Нантаре, с неодобрением не усердствовал. Ему было наплевать, сколько гребаных людишек она оскорбила на севере – протесты относительно того, что оскорбила их не она, прошли мимо его ушей, – он просто был рад, что дочь снова дома, в целости и сохранности. Между Флараднамом и Грашгалом случился резкий разговор на эту тему, но не прозвучало ничего такого, что Странник не мог бы списать на потерю самообладания из-за скорби, и тысячелетней дружбе ничто не угрожало всерьез. Однако еще целый век после этого они упоминали про Кириатские пустоши разве что ненароком.

Потом пришел Чешуйчатый Народ, и уже нельзя было притворяться, что Пустошей не существует.

Пятьдесят второй год. Огромные плавучие пурпурно-черные плоты из водорослей были замечены дрейфующими на север по сильным прибрежным течениям, мимо полуострова Джерджис и дальше. Некоторые преждевременно обрадовались, решив, что очередных визитеров не прибьет к берегу ни в Империи, ни в Лиге.

А затем Кормчие все просчитали и с железной уверенностью объяснили, что произойдет, если плоты вылупятся на берегах Пустошей, – что хлынет оттуда следующей осенью.

Арчет была в составе кириатской делегации, которая отправилась в Трелейн по поручению Акала Великого и все рассказала Лиге. Она до сих пор помнила, как отец ходил туда-сюда по залу Канцелярии, облачая в плоть и кровь нечеловеческую мудрость Кормчих. Его морщинистое черное лицо было полно решимости, пока он подводил северян к выводу о том, что снова нужны жертвы, снова нужна кровь, снова необходимо собрать бойцов, и так уже измученных войной, и направить экспедиционный корпус в Пустоши.

«Ящерицы могут переносить некоторый холод, хотя он их и замедляет. Но их тянет к теплу. Мы подсчитали, что среди руин в Пустошах может хватить остаточного тепла, чтобы они спокойно прожили там летние месяцы. Однако с приходом осени и холодов они неизбежно повернут на юг. В лучшем случае, это будет войско столь же мощное, как все, с чем мы до сих пор сталкивались и сражались; в худшем – действующее в Пустошах колдовство может придать им новые, более опасные формы.

Так или иначе, война начнется заново на вашем северном фланге еще до того, как она закончится на юге. Все, чего достигло здесь наше братство, будет напрасным».

На сей раз Арчет была уверена, что ей позволят туда отправиться.

Но Флараднам и слышать об этом не хотел.

«Твоя мать была права, – сказал он дочери. – А я повел себя глупо, не прислушавшись к ее мудрости. Хватит и того, что мы когда-то опустошили те края и отравили их на много веков вперед. Хватит и того, что теперь мы должны тащить в этот ад еще больше человеческих жизней. Я не стану рисковать собственной плотью и кровью в придачу».

«Но сам-то уезжаешь», – с горечью сказала она.

«Да, потому, что кто-то должен. Люди не могут управлять нашей техникой без посторонней помощи, им понадобится руководство кириата, чтобы довести дело до конца. Наранаша больше нет с нами, Грашгал нужен на юге. Остался только я».

«От меня будет больше пользы рядом с тобой, чем на юге. Борьба почти закончена, теперь там только политика. Грашгал не нуждается во мне для такого дела».

«Нет – но мне нужно, чтобы ты ушла. – Увидев, что она готова вновь протестовать, он добавил: – Пожалуйста, Арчет, не надо мне все усложнять еще сильнее. Я дал твоей матери обещание на ее смертном одре. Не проси меня его нарушить».

Он редко прибегал к этому доводу – и только ему за все годы, прошедшие после смерти матери, Арчет так и не научилась сопротивляться.

Поэтому она вернулась в Ихельтет с Грашгалом и остальными.

И больше никогда не видела своего отца.