Охота на Бугимена

– Знаешь, у них один из трех крутейших журфаков на всю страну, – сказала она мне как-то на вечеринке. А еще позавидовала моим продажам рассказов. Так что у нас с ней сложилось что-то вроде взаимовосторженного сообщества, и в грядущие недели Карли оказалась не только надежным источником информации, но и хорошим верным другом.

К вящему облегчению всего города, в начале недели сообщили, что Наташа Галлахер не подверглась сексуальному насилию – ни до, ни после убийства. Также установили время смерти – сразу за полночь. Выходит, она покинула пределы дома вскоре после того, как поднялась к себе, чтобы лечь спать.

Вопрос о том, как Наташа была похищена из спальни, что ее родители при этом не услышали ни звуков борьбы, ни вообще каких-либо звуков, стал вопросом номер два для нашего городка. Вопрос номер один звучал, конечно же, так: кто совершил это ужасное убийство?

Полиция не предлагала ответа, хотя бытовало предположение, что Наташа знала своего похитителя и покинула спальню по доброй воле. Однако дни шли, а новой информации по делу не появлялось ни у полиции, ни у газетчиков.

– Ерунда какая-то, – прокомментировала вопрос от «Балтимор Сан» Марта Блэкберн, коренная жительница Эджвуда. – Все, что мы от них слышим, – это «расследование ведется, мы круглые сутки прорабатываем зацепки». Ну конечно, «расследование ведется»! Две недели прошло, как нашу девочку убили. Чем же еще они могут заниматься? Мы хотим знать, есть ли подозреваемые. Это совершил кто-то местный или заезжий? Как считает полиция, может ли такое повториться? У меня, знаете ли, трое своих детей…

Мама не переносила разговоры о происшедшем. Едва дома начиналось обсуждение – происходило это нечасто, – она неизменно принималась рыдать, а потом, извинившись, уходила прилечь. У отца же была своя теория. Он полагал, что Наташа знала убийцу, однако тот был скорее случайным знакомым. Таким, с которым она по доброй воле никуда не пошла бы, зато знала его достаточно, чтобы не поднять тревоги, когда этот человек влез к ней в комнату через окно.

– Вероятно, это кто-то из соседнего городка, – объяснял отец, – но не из наших соседей. А еще это наверняка кто-то молодой, твоего возраста, Рич.

Отец был убежден: как только преступник попал в комнату, в ход пошло некое химическое вещество типа хлороформа, чтобы усыпить Наташу. А потом преступник просто утащил ее в лес. Отец настаивал, что полиции необходимо обратить внимание на людей вроде спасателей в бассейне или продавцов в магазинах, а еще выяснить, не побывала ли Наташа где-нибудь в летнем лагере, и проверить тамошних кураторов.

По-моему, отцовское предположение было вполне здравым и ничем не уступало другим теориям. Но в доступных источниках о результатах вскрытия одурманивающие вещества не упоминались, а не имея доступа к достоверным полицейским отчетам, нельзя было судить наверняка. Остальное же складывалось во вполне отчетливую картинку. Большинство пятнадцатилетних подростков живут жизнью, весьма далекой от той, что ежедневно видят их родители. Невысказанные слова, скрытые думы, тайны большие и малые – вот из чего сделаны подростки.

Я поначалу удивился, что отец так тщательно проанализировал происшедшее, а потом понял, что удивляться тут нечему: ведь именно от отца унаследовал я тягу к острым сюжетам. На наших книжных полках в подвале стояло полное собрание классической серии криминального чтива в мягкой обложке «Золотая медаль». Отец обожал старые черно-белые детективные сериалы и частенько записывал их, чтобы потом пересмотреть.

Очень скоро я поймал себя на мысли: а не ездил ли отец тоже длинной дорогой с работы домой?

9

Было и еще кое-что, нечто совершенно поразительное, о чем не говорили ни полиция, ни средства массовой информации. Полагаю, газетчики узнали об этом лишь несколько недель спустя, когда Карли раскололась и подтвердила кое-какие детали. Впервые я услышал об этом от знакомого, приходившегося родственником одному человеку, непосредственно связанному с расследованием. Выпив лишнюю кружку пива, тот просто-напросто проболтался. Мне пришлось поклясться, что я никому ни гу-гу, и я сдержал обещание, даже когда эту информацию подтвердила Карли. Я сидел, слушал ее и прикидывался дурачком – к этому умению у меня обнаружился подлинный талант.

Новость оказалась поистине сенсационной: в то утро, когда обнаружили труп Наташи, некоторые прохожие и полиция заметили кое-что странное перед домом Галлахеров. Кто-то нарисовал разбивку для игры в классики синим мелом. Только вместо обычной нумерации от одного до десяти в каждой клеточке поставили цифру «3». Следователи опросили мистера и миссис Галлахер, а также весь круг друзей их дочери и выяснили, что Наташа бросила играть в классики, когда ей не было еще десяти. Ни в гараже Галлахеров, ни в Наташиной комнате не обнаружилось мелков. Быстро установили, что ближайшая малышня, которая могла бы играть в классики, жила за четыре дома от Галлахеров. Те дети, что жили дальше по улице, уверяли, что они ни при чем.

Следователи были твердо уверены: ни Наташа Галлахер, ни местные соседские дети клетки для игры в классики на тротуаре не рисовали.

Кто же тогда это сделал? И что все это значило, если имело смысл?

Наташа Галлахер (фото предоставлено Кэтрин Галлахер)

Наташа Галлахер (фото предоставлено Кэтрин Галлахер)

Разметка для игры в классики перед домом Галлахеров (фото предоставлено Логаном Рейнолдсом)

Место преступления перед домом Галлахеров (фото предоставлено «Иджис»)

Поврежденная москитная сетка под окном спальни Наташи Галлахер (фото предоставлено «Иджис»)

Участок леса за домом Галлахеров (фото предоставлено автором)

Место, где был обнаружен труп Наташи Галлахер (фото предоставлено автором)

III
Кейси

«Что, если Бугимен и впрямь существует?»

1

Им обеим – и Кейси Робинсон, и Райли Холт – тогда было по пятнадцать. Девчонки неразлучно дружили с младших классов, когда вместе ходили в начальную школу «Седар-драйв». Выросли они за пару кварталов друг от друга, Кейси – в занимавшем обширную территорию одноэтажном доме на Черри-роуд, Райли – в двухэтажной, колониального стиля постройке на углу Бейберри и Тупело. Всякий, кто встречал их в первый раз, принимал девочек за сестер. У обеих были длинные темные волосы, огромные карие глаза, яркие радушные улыбки и дружелюбный характер. Классе в шестом Кейси и Райли договорились: после выпускного они вместе отправятся в университет Клемсона (оранжевый – цвет университета и любимый цвет Кейси), потом вместе – в кругосветное путешествие, а потом станут ветеринарами. Через пять лет объединят накопленный капитал и откроют собственную клинику. Больше всего подружки любили летние каникулы – им разрешалось не спать допоздна и ночевать дома друг у друга. Они вместе смотрели кино, играли в настольные игры, а в последнее время все больше болтали о мальчиках и красивых шмотках. Райли была единственным ребенком в семье и обожала шумное, но полное любви столпотворение, царившее летними вечерами дома у Робинсонов. Кроме Кейси, у Робинсонов было еще трое детей: брат, годом старше, и две младшие сестренки.

Даже учитывая то, что случилось лишь восемнадцатью днями раньше, Райли без волнения позвонила в дверь Робинсонов несколькими минутами после девяти вечера в понедельник, двадцатого июня восемьдесят восьмого года. Девушка собиралась провести ночь дома у подруги; они приготовят попкорн и в пятидесятый раз будут смотреть «Бриолин» – обе по уши влюбились в Джона Траволту.

– Привет, – улыбнулся мистер Робинсон, открыв дверь и обнаружив на крыльце Райли с розовым рюкзачком из «Эл-Эл-Бин». Улыбка слегка померкла, когда он глянул за спину Райли. – А Кейси не с тобой?

– Была со мной, – ответила Райли. – Мы смотрели телик и играли в карты у меня дома, а потом пошли сюда.

Мистер Робинсон вытянул вперед руки ладонями вверх, словно говоря: «Ну и где же она?»

Райли рассмеялась:

– Я очки дома забыла и кинулась за ними. А когда выскочила на улицу, ее уже не было. Я подумала, что она дальше сама пошла.

Мистер Робинсон повернулся и сунул голову в дверной проем.

– Дорогая! Кейси вернулась?

Откуда-то из глубин дома раздался приглушенный голос миссис Робинсон:

– Вряд ли! – а потом, после небольшой паузы, послышалось: – Джейни говорит, она у Райли.

Мистер Робинсон вернулся к Райли и пожал плечами.

– Здесь ее нет.

– Странно.

– Может быть, она еще к кому-нибудь заскочила по дороге? К Лили, например?

– Может быть. Правда, у нас на этот вечер другие планы – только на нас двоих.

На отцовском лице появилось странное выражение:

– А где она была, когда ты побежала за очками?

– В паре домов от моего, – ответила Райли, – прямо перед домом Крофтов. Меня и не было-то всего три-четыре минутки.

– Ты никого больше не видела? Может, кто-нибудь мимо проезжал или проходил?

Теперь мистер Робинсон говорил громче и быстрее.

– Нет, – поспешно ответила девушка. – В смысле… по-моему, нет. Я и по сторонам-то не смотрела. – Она прикрыла рот ладошкой. – О господи, вы же не думаете, что кто-то…

– Я не знаю, что думать, – ответил мистер Робинсон, спускаясь с крыльца и вглядываясь в сумерки. Машины уже не ездили, не было видно ни души. Где-то вдалеке лаяла собака.

– Может, вызвать полицию? – спросила Райли.

– Пока не стоит. – Мистер Робинсон пересек двор и побежал по направлению к дому Райли, бросив на ходу через плечо: – Скажи моей жене, что я пошел искать Кейси. Пусть Дэвид едет за мной на машине.

Райли кивнула и расплакалась; входя в дом, она слышала, как мистер Робинсон выкрикивает имя Кейси.

2

Когда мистер Робинсон добежал до дома Холтов, его харли-дэвидсоновская футболка пропиталась потом, а сам он задыхался. Путь был недолог, меньше полукилометра или около того, но он был не в форме и бежал во весь опор.

Следов дочери нигде не было. Теперь мистер Робинсон по-настоящему испугался.

– Кейси! – крикнул он снова, приложив ладони рупором ко рту. В ответ раздался лишь собачий лай.

Развернувшись, отец отправился домой и теперь пошел медленнее, внимательно осматриваясь. «Столько этих проклятых кустов вокруг, – объяснял он позже полиции, – столько заборов и деревьев, прячься – не хочу».

– Черт, – внезапно обратился он вслух к пустынной улице, – нужно было постучать к Холтам. Может, она вернулась за Райли…

И вдруг умолк и обомлел. Впереди, метрах в шести, в бледном круге света уличного фонаря лежал кед.

Мистер Робинсон быстро подошел, поднял его, не задумываясь о том, что передвигает вещественное доказательство, да и вообще ни о чем не задумываясь. Он видел перед глазами милое лицо дочери и молился, чтобы кед оказался не ее.

Молитва не помогла.

В руке лежал дочкин ярко-зеленый кед «Чак Тейлор» с ее левой ножки; из-за этой обуви Кейси получила домашнее прозвище «наш ирландский лепрекончик». Прижав кед к груди, отец помчался домой.

3

Дом братьев Балико стоит дальше по улице от дома Кейси Робинсон, и обо всем, что случилось той ночью, мне поведал Алекс, старший из братьев. Отец Алекса – близкий друг отца Кейси, они часто вместе рыбачили и ловили крабов, вместе ходили в боулинг раз в две недели по пятницам, и мистер Робинсон сам ему обо всем рассказал. Алекс узнал подробности из вторых рук несколько дней спустя по дороге в строительный магазин и сообщил мне, что никогда не видел отца настолько подавленным. Тот действительно был в ужасе от происшедшего.

Об остальных деталях всего, что случилось той ночью, я узнал от Карли Олбрайт, а также из различных новостных выпусков и подслушанных радиопереговоров между полицией штата и отделением шерифа. Неделей ранее я воспользовался купоном на скидку в двадцать пять процентов – купон этот давно валялся дома – и купил в «Радио Шэк», что в торговом комплексе Эджвуда, полицейский сканер. Слушал я, как правило, по ночам, когда писал. Мэри, моя сестра, неожиданно прикатившая к обеденному столу чуть ранее на той неделе, заявила, что веду я себя как отвратительный упырь: мол, подсознательно желаю, чтобы случилось еще что-нибудь жуткое, как репортеришки с телеканала о погоде, ждущие урагана.

– Они ведь даже не пытаются скрыть восторг, – жаловалась сестра. – Какая мерзость!

Сестра не угадала, по каким причинам я купил сканер, хотя и ошиблась не сильно. Конечно, я не желал, чтобы случилось что-то жуткое, однако я чего-то ждал. Я не знал точно, чего и когда ждать, но не стану отрицать, чувствовал: скоро грянет нечто. Ожидание беды клубилось в воздухе, гудело, как электрический ток. И, когда летние дни стали убывать, слова эти вновь и вновь, словно призраки, всплывали в моем сознании: грядет буря.

4

Территорию, прилегающую к начальной школе «Седар-драйв», офицер Аарон Хаббард знал как свои пять пальцев. Его семья переехала в Эджвуд из Огайо, когда мальчишке было десять, и он год ходил в эту школу, пока не перешел в шестой класс в среднюю школу. Подростком Аарон проводил бессчетные часы на травяных полях вокруг «Седар-драйв», играя в бейсбол, баскетбол, футбол, прятки, войну или «пни банку». А еще у него было полно друзей, которые жили в армейских домах на холме; он частенько хаживал туда и тусовался с парнями после школы. Аарон даже научился водить машину – отцовскую «Субару» – на двух с половиной километровом кольце вокруг начальной школы, детского сада и прилегающих футбольных полей.

В ту ночь, когда исчезла Кейси Робинсон, офицер Хаббард производил дежурный осмотр привычной местности. Несколько раз проехал по кольцу, притормаживал, наводя фару-искатель патрульной машины на места, обычно вызывающие подозрения: двери и окна, скрытые тенями; черную как смоль полосу лесопосадок, граничащих с дорогой; неосвещенные пространства за мусорными контейнерами, а также между рядами припаркованных автобусов.

Все было в порядке, и Хаббард свернул к парковке начальной школы, а оттуда передал по радио Ширли Рафферти, которая дежурила в участке, что остаток поисков проведет «ножками». Держа в руке фонарик, Аарон покинул машину в одиннадцать двадцать семь, незадолго до полуночи.

Его отец больше тридцати лет прослужил в соседнем округе Сесил, в полиции штата Мэриленд, и незадолго до того вышел в отставку. Хаббард-старший уделил особое внимание обучению сына премудростям ночного пешего розыска. В конце пятидесятых, на втором году службы Хаббард-старший пресек ограбление, происходившее прямо у него на глазах на складе, и тогда чуть было не поплатился жизнью. В полицейской академии детально и тщательно обучают, как вести себя в подобной опасной ситуации. Однако отец решил перестраховаться с Хаббардом-младшим и сам дотошно все объяснил.

– Как только покидаешь патрульную машину, ты выходишь из укрытия, – нудно вбивал он в голову сыну. – А когда выходишь из укрытия, то становишься каким?

– Уязвимым, – отвечал сын, как положено, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно и бодро. Он знал, что отец переживает за него, и воочию мог убедиться, как изматывают человека переживания такого рода. За примером ходить далеко не надо, достаточно на мать посмотреть.

«Теперь ты уязвим» – эти слова порхали в сознании офицера Хаббарда, пока он обходил школу по периметру. Крепко сжав фонарик в левой руке и рассекая ярким лучом тени перед собой, Аарон положил ладонь правой руки на поясную кобуру. Двигался он насколько мог беззвучно.

Обойдя здание и подергав дверные ручки – убедиться, что все заперто, – офицер двинулся вверх по холму к бейсбольной площадке. Здесь несколько лет назад провели ремонт и установили новенькие крытые скамьи для запасных игроков, а также электронное табло. Дальше находилась игровая площадка, занимая почти акр земли.

Офицер Хаббард посветил под навес у первой базы – никого; пересек круг питчера и заглянул под навес команды противника. Обнаружив, что и там никто не прячется, выскользнул с поля через ворота в сетке и, стараясь не шуметь, вышел на игровую площадку.

Он провел лучом фонарика по площадке… и сразу же увидел тело. Девушка лежала у подножья горки – той из двух, что повыше. Ее глаза были широко раскрыты и вылезали из орбит, тонкие ручки скрещены на груди, а голые ступни висели, не доставая нескольких сантиметров до земли.

В ушах раздался вечный отцовский окрик: «Ты уязвим!»

Достав из кобуры оружие, офицер Хаббард нажал кнопку передатчика на груди и сообщил Ширли, что Кейси Робинсон обнаружена.

5

На следующее утро все четыре местные телекомпании вышли в прямой эфир с игровой площадки за школой. Труп Кейси Робинсон к тому времени уже увезли, но на площадке было на что поглазеть: на месте преступления трудились больше десятка офицеров полиции и следователей. Несколько человек на корточках просеивали землю в поисках улик, другие стояли маленькими группками, обсуждая происшествие. Несмотря на то что обе дороги, ведущие к «Седар-драйв», были перекрыты для доступа гражданского транспорта, за временными заграждениями собралась большая толпа зевак. Некоторые из них потягивали утренний кофе, курили. Были и такие, что щелкали одноразовыми фотоаппаратами. Все добрались сюда пешком, кто припарковав машину на обочине Хансон-роуд, кто из домов по соседству.

Голоса нескольких репортеров, работавших в прямом эфире – трех женщин и мужчины, – звучали почтительно и приглушенно. Представитель департамента шерифа сделал краткое официальное заявление полчаса назад, однако личность жертвы не подтвердил. Зато ни у толпы зевак, ни у телезрителей, завороженно наблюдающих за событиями из дома, сомнений не было: в городках, подобных Эджвуду, слухи распространяются молниеносно.

А когда послеобеденная посуда была помыта и в эфир полетели вечерние новости, подтвердились и детали трагедии. Погибшую опознали как пятнадцатилетнюю Кейси Линн Робинсон, проживавшую в Эджвуде, штат Мэриленд. Жертва погибла от рук неустановленного нападавшего в промежутке между десятью вечера и полуночью. Характер травм и положение тела – все телеканалы теперь использовали словосочетание «положение тела» – поразительным образом напоминали таковые же в деле Наташи Галлахер.

Однако подлинный ужас этого преступления раскрылся лишь на следующее утро, после выхода большой статьи в «Балтимор Сан». По сообщению представителя полиции, Кейси Робинсон были нанесены многочисленные лицевые и черепные травмы. На одной из грудей остался глубокий след от укуса; левое ухо было отрезано. По официальной версии, смерть наступила от удушения.

Об изнасиловании не было сказано ни слова. Эти сведения появились позднее.

6

Утром в среду вышел очередной выпуск еженедельника «Иджис», и вести он принес еще более мрачные. Заголовок жирным шрифтом вопил на всю первую полосу:

ДВЕ МЕСТНЫЕ ДЕВУШКИ ПОГИБЛИ – ДЕЛО РУК БУГИМЕНА?

Посреди полосы под заголовком с больших черно-белых фотографий улыбались Кейси Робинсон и Наташа Галлахер. Никто из семьи Галлахер не дал интервью газете, а вот миссис Робинсон наговорила многое:

«Случилось это еще в мае, во время последней учебной недели. Две младшие дочки спят в одной комнате. У семилетней Дженни богатое воображение, и она часто плохо засыпает, особенно посмотрев что-нибудь этакое по телевизору. И вот она приходит к нам с мужем в спальню посреди ночи и говорит, что к ней в окно только что пыталось влезть чудовище, бугимен; дочка попросилась остаться спать с нами. Мы ей, конечно, сказали, что никаких бугименов не существует и что ей просто приснился дурной сон, но, так и быть, в виде исключения, пусть остается с нами. На следующее утро за завтраком она радостно щебетала, как обычно, и даже призналась, что вечером перед сном смотрела какие-то страшилки по телевизору. Я и думать об этом обо всем забыла, пока не услышала, что случилось с Наташей Галлахер.

Вот тогда-то муж и позвонил в полицию, обо всем им рассказал. В тот же день к нам пришли следователи, обыскали двор, искали отпечатки пальцев. Ничего не нашли и сказали нам, что, вероятно, мы были правы: дочке просто приснился кошмар.

Но что, если мы все ошибались, а права была все-таки Дженни? Что, если той ночью кто-то действительно пытался залезть к ней в спальню через окно? Что, если Бугимен и впрямь существует? Что, если он вернулся и забрал Кейси?..»

7

Похороны прошли в субботу утром. На сей раз лил дождь, где-то вдалеке в пепельно-сером небе рокотал гром. Я на похороны не пошел, а вот родители поехали с Нормой и Берни Джентилами. Я тем утром сражался с простудой – подхватил посреди лета – и остался в постели, заправившись сиропом от кашля и леденцами для горла с лимонным ароматом. Кроме того, дети Робинсонов были намного младше меня, с мистером Робинсоном я не был знаком вовсе, а жену его едва знал, да и то лишь потому, что как-то летом подрабатывал в продуктовом магазине. Заметно уставшая от моей болтовни об этих убийствах, Кара едва терпела мой к ним интерес и заметила, что я просто нашел отговорку, чтобы не пойти на похороны. Черт возьми, похоже, она была права.

Только накануне я получил по почте уведомление о первой продаже моего рассказа. Рассказ назывался «Розы и капли дождя», и речь в нем шла о серии загадочных убийств в маленьком провинциальном городке. Злодеи в этом рассказе были существами сверхъестественными и всегда оставляли на месте преступления одну алую розу, вроде как свою визитку. Рассказ купил журнал «Свежая кровь». За последние полтора года я получил около дюжины отказов, пытаясь пробиться на его глянцевые страницы, поэтому мне следовало бы петь от счастья. А я никому, кроме Кары, даже и не упомянул о радостной вести: опасался, что меня спросят, о чем рассказ, и будет стыдно говорить правду.

Чуть позже тем утром, еще до возвращения родителей домой, я заставил себя вылезти из кровати и отправился в магазин «Севен-илевен» на Уиллоуби-Бич-роуд. Пытаясь убедить себя, что еду туда только за земляничной газировкой, я понимал, что это самообман. Если в Эджвуде и было место с харизмой традиционного провинциального магазинчика, где народ собирается посудачить, то это здесь. Только вместо городских старейшин, заседавших по утрам у старомодной печи, чтобы обменяться слухами да сплетнями, эджвудские старожилы обстряпывали свои делишки у задней стены магазина, перед выстроившимися в ряд кофе-машинами.

Каждое божье утро от полудюжины до чертовой дюжины стариканов сбивались там в кучку, потягивали дымящийся кофе и отчаянно курили. Средний возраст завсегдатаев – за шестьдесят, собирался здесь разношерстный люд: электрики и адвокаты, профессура и полицейские. Костяк составляли три-четыре человека, которые ни дня не пропускали. Одним из таких завсегдатаев был Фред Андерсон, отец моих дружков детства – Брайана и Крейга. Он постоянно здесь обретался и тем утром исключения не сделал.

Бегло с ним поздоровавшись, я притворился, что не могу достать газировку из автомата, а сам навострил уши и принялся подслушивать. Основной темой беседы были похороны – туда отправились жены большинства из присутствовавших. Внимательнее присмотревшись к «тусовке», я не мог не задуматься: как мы все здесь выглядим, просиживая штаны в «Севен-илевен», в то время как наши лучшие половины отдают дань памяти павшему члену общества.

Вскоре разговор зашел о полицейском расследовании и возможной личности преступника. Большинство сходилось на том, что убийцей был чужак, имевший зуб на хорошеньких юных девчонок. Фред Андерсон же упорно не соглашался – он уверенно заявлял, что это кто-то местный, кто хорошо знает и народ, и все уголки Эджвуда.

Я установил крышку на стаканчик с напитком и подошел поближе. Осмелев, дождался передышки в прениях и ринулся в атаку с вопросом: есть ли у них конкретные подозрения, кто может быть убийцей? Может, кто-то назовет имя? Меня встретила гробовая тишина. В такой тишине, говорят, слышно, как ползет время. И вот я стоял, а они смотрели на меня так, будто у меня вторая голова выросла, и никто ни слова не вымолвил – ни единого словечка. Я нервно глотнул своей земляничной газировки, кивнул неуклюже и попятился к кассе, сгорая от стыда.

Через два дня, в понедельник, по Одиннадцатому каналу передали громкую новость: эксклюзивный репортаж о препровождении подозреваемого в офис шерифа. Невиданное доселе дело: конкретного подозреваемого притащили в участок! Телерепортерша сообщила, что это двадцатисемилетний Генри Торнтон из соседнего городка Гавр-де-Грейс. Парень стриг лужайки перед домами соседей да выполнял для них всякую поденную работу, а кроме того, занимался доставкой «Домино Пицца» в Абердине и Эджвуде. В ночь убийства Наташи Галлахер Торнтон доставлял пиццу как на Готорн-драйв, так и на соседнюю – всего в квартале от места преступления – Хэрвуд-драйв.

Отдуваться перед прессой пришлось патрульному Сету Хиггинсу.

– Мы опросили десятки человек, которые, по нашему мнению, в состоянии помочь расследованию. Мистер Торнтон – всего лишь один из них. Досадно, что средства массовой информации раздувают из мухи слона.

Несмотря на новости о задержании подозреваемого, публика пребывала в напряжении. Еще бы: жестокое убийство двух девочек в центре города, потом – сообщение об их зверски изувеченных телах и надругательстве с расположением трупов. А местные газетенки не стесняются в средствах привлечения внимания – а заодно и в средствах увеличения продаж своих тиражей – при помощи крикливых, желтушных заголовков, типа:

ПО ЭДЖВУДУ РАЗГУЛИВАЕТ СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА?

БУГИМЕН НАНОСИТ НОВЫЙ УДАР

ПОЛИЦИЯ БЕЗУСПЕШНО ИЩЕТ УБИЙЦУ С ЗАМАШКАМИ ВАН-ГОГА

Телеканалы еще меньше заботились о соблюдении пристойности в бешеной гонке за рейтингами. Спецрепортажи весь день прерывали программу телепередач, и невозможно было попасть в магазин или на заправку без того, чтобы на тебя не выскочил из засады журналист и не ткнул микрофоном в лицо. Вскоре весь город принимал участие в этом безумии.

Местные жители, которые вообще редко запирали двери, теперь проверяли и перепроверяли замки на дверях по сто раз на день, взлетели продажи дверных засовов и охранных систем; в моду вошла установка дверных глазков, периметры домов оборудовали прожекторами и детекторами движения. По спортивным магазинам и ломбардам скупалось оружие; не смолкал телефон службы спасения.

Кое-кто на Черри-Корт – слухи так и не подтвердились, но шла молва, что это был Хьюго Бирман, морской офицер в отставке – установил пару стальных медвежьих капканов под окнами спальни своей дочери. Предположительно по этой причине к нему нагрянул сотрудник департамента шерифа, и Бирмана заставили вернуть капканы на место, в гараж.

В начале следующей недели я решил отдохнуть от писанины и встретился за обедом в «Лафлинс Паб» с Карли Олбрайт. По дороге в ресторан я прошел мимо аж целых двух операторов с камерами, снимавших репортажи. Детвора на велосипедах так и шныряла вокруг, улюлюкая и вопя: дети из кожи вон лезли, лишь бы попасть в вечерние новости. Мы с Карли все чаще и чаще созванивались в последнее время, но вот, наконец, настало время встретиться лично. Как обычно, и бар, и обеденный зал были переполнены военным и гражданским персоналом с эджвудского «Арсенала», расположенного менее чем в полукилометре отсюда. Мы уселись за маленьким столиком в уголке и, стараясь говорить тихо, обменялись новостями.

По словам Карли, развозчика пиццы Генри Торнтона отпустили после шестичасового допроса. По известным лишь им одним причинам, полицейские за пару часов убедились, что парень невиновен, а остальное время потратили на выяснение, не видел ли он чего важного в ночь, когда погибла Наташа Галлахер. Увы, толку от него не было никакого. Еще я узнал от Карли, что по другой теории, которую активно разрабатывала полиция, убийца попадал в Эджвуд и исчезал из города, пользуясь железнодорожной станцией. Полиция изучала расписание поездов и продажи билетов, искала хоть какие-то зацепки.

Под конец Карли потребовала, чтобы я поклялся: никому ни слова! Она несколько раз сбивалась с мысли, но все же поведала, что теперь подозреваемым номер один оказался Джонатон Дейл, бывший бойфренд Кейси Робинсон. Семнадцатилетний парнишка и раньше был на заметке у полиции – за выпивку (это несовершеннолетний-то!) и шумное поведение. Странная парочка дружила лишь несколько недель в течение учебного года, пока родители Кейси не заставили ее порвать с парнем. Он жил с теткой и ее мужем у реки, на самом конце Уиллоуби-Бич-роуд, но родственники уже почти две недели его не видели. Они решили, что Джонатон отправился с друзьями в Оушн-Сити, однако где он на самом деле, никто не знал. Полиция вела поиски.

Некоторое время спустя мы с Карли, выбираясь из бара на улицу, застали последние тридцать секунд главного репортажа вечерних новостей. В нем зареванная Райли Холт стояла перед своими родителями на подъездной дорожке у дома.

– Я так по ней скучаю, – всхлипывала девушка на камеру. – Ни дня не проходит, чтобы я не мечтала: вот бы она вернулась. Не надо было мне ее одну оставлять…

Тут Райли разрыдалась, и на экране появился хмурый диктор в телестудии.

На следующий день общественность познакомили с главным следователем по этому делу. Пресс-конференция велась на ступенях харфордского окружного департамента шерифа. У меня в памяти запечатлелся афроамериканец, под пятьдесят или чуть за, высокий, с лицом строгим, как у директора школы, уверенный в себе, в дешевом костюме.

– Здравствуйте, – сказал он в микрофон, – я – Лайл Харпер, сержант уголовной полиции. Сейчас я сделаю короткое заявление для прессы, и других сообщений сегодня больше не будет. Ни на какие вопросы после заявления мы сегодня также не ответим.

Было слышно, как тяжко застонали при этих словах газетчики. Однако сержант поднял руки в успокаивающем жесте.

– Завтра или чуть позже на этой неделе я сделаю еще одно заявление и вот тогда буду рад ответить на вопросы.

Затем полицейский откашлялся и продолжил:

– В прошлый понедельник, двадцатого июня, незадолго до полуночи на территории школы «Седар-драйв» было обнаружено тело пятнадцатилетней Кейси Робинсон. Ее родители сообщили полиции об исчезновении девушки около девяти часов вечера. Судмедэксперт и следователи обнаружили поразительное сходство между ранами, которые были нанесены Кейси Робинсон, и теми, что были нанесены пятнадцатилетней Наташе Галлахер, предыдущей жертве, также проживавшей в Эджвуде. В обоих случаях была установлена одна и та же причина смерти – удушение. Телам после смерти также придали сходное положение. Однако в обоих делах можно обнаружить значительные различия.

Сержант Харпер пошуршал бумагами, с которых читал, и вновь откашлялся.

– Улики, обнаруженные на трупе Кейси Робинсон и вокруг него, в частности: укусы, царапины, гематомы и припухлости указывают, что перед смертью жертва подверглась изнасилованию. Вследствие этого можно говорить о значительных отличиях от дела Наташи Галлахер.