Я уставилась на крупного и вполне симпатичного мужчину лет этак чуть за пятьдесят, он до сих пор молчал, потягивая фалернское из своего высокого кубка. Мне становилось тошно. От непривычных кушаний, от всех этих изучающих и раздевающих взглядов.
– Простите, но вынуждена отказаться… Также признаюсь, что в этом зале кроме моего дядюшки есть лишь один мужчина, чью помощь я готова принять. Однако именно он никогда мне ее не предложит.
В зале стало тихо, римляне заинтересованно уставились на меня, а я продолжала:
– Дело в том, что я вовсе не собираюсь искать спонсора и патрона. Я хочу найти мужа. Да, да… вот такое странное желание. Я хочу выйти замуж за достойного человека, стать ему примерной супругой и родить детей. Мне кажется, я нашла такого человека, но на мою беду, он не собирается жениться вовсе. А я поклялась, что не выйду замуж ни за кого другого, даже если придется голодать.
Тонкие брови Оливии взметнулись вверх, носик хищно сморщился.
– И кто же твой жестокосердный избранник?
– Консул Рима – Гай Марий Каррон и по воле случая наш добрый сосед.
Я улыбалась. Я торжествовала. Теперь все могут от меня отстать. Гай ведь никогда на мне не женится, а я при всех сейчас дала клятву не искать другого. Так что все спонсоры – мимо, мимо… я уж как-нибудь сама.
Клодий уныло покачал головой, нервно вытирая руки салфеткой. Бедняга, видно, перебрал доброго винца, раз осмелился вслух поведать о своем незавидном положении:
– Если это не шутка, Наталия, нам вскоре грозит голод, а когда у меня отберут дом… Кажется, ты очень поторопилась с такой клятвой.
По атриуму прокатился разочарованный, а то и насмешливый ропот. На меня смотрели уже с гораздо большим любопытством и интересом. Но, кажется, никто не принял мои слова всерьез. Сказанное мной было слишком невероятно.
Чтобы консул Рима, открыто избегающий уз Гименея вдруг снизошел до брака с провинциальной девицей, не слишком молодой и не особо красивой, в мужском наряде развлекающей полупьяных гостей Оливии. Это просто розыгрыш.
Мужчины оживились и засыпали меня сальными комплиментами среди которых проскальзывали разумные доводы.
– Оставь свои мечты, дерзновенная Наталия, ибо они несбыточны априори. Говорю это тебе как адвокат, не проигравший ни одного слушания.
– Я выплачу Богам славную пошлину, чтобы избавить тебя от твоего слова, выдумщица… Я смотрю на тебя весь вечер и твой игривый нрав запал мне в душу.
А потом голос подал еще один пожилой молчун – крупный мужчина очень властного облика. Сразу видно гражданин при деньгах и серьезном положении.
– Мое имя – Квинт Фабий Манил, я – городской магистрат. Стать твоим мужем я не могу, потому как лишь год назад женился на прелестной Сабине, но… почему бы нам не познакомиться поближе?
– Я вижу, что вы очень достойный человек, желаю вам всяческих успехов, а уже выразила свои пожелания. Я приму дары и в ответ подарю свою теплую дружбу только супругу, отцу моих будущих детей.
– Жаль, впрочем, ты всегда можешь передумать.
– Переменчивая женская природа! Мои стихи как раз об этом…
Вперед вышел знаменитый поэт Петроний и, как жеребец, застоявшийся в стойле, начал громко и выразительно проявлять себя перед гостями. Он взмахивал рукой, вздымал очи к открытому небу и склонял голову ниц… его не очень-то слушали. У всех на устах была новая римская сплетня. Какая-то чужестранка без асса в кармане хочет прибрать к рукам самого завидного жениха Империи. Ну, может быть, я чуть-чуть преувеличила насчет самого-самого, но, по сути дела, была совершенно права.
А я по-прежнему улыбалась и смело разглядывала мужчин вокруг. Их было подавляющее большинство, только две тихие женщины в нарядных одеяниях скромно сидели рядом со своими спутниками благообразного вида. Впрочем, эти пары не вмешивались в общую беседу и целиком были поглощены ужином. Пожалуй, это были самые добропорядочные римские граждане или как раз те, кто исподтишка собирает в салфетку еду со стола и прячет в широких складках тоги.
Так же с улыбкой я встретила внимательный взгляд Гая Мария. Надеюсь, он прекрасно меня понял. Я отвлекла гостей и саму Оливию от его щепетильной персоны, честно заработала свой бронзовый денарий.
Впрочем, самому консулу сейчас пришлось не сладко.
– А почему бы тебе не присмотреться к соседке, Гай? Славная зверушка – с норовом.
– Довольно меня сватать, Оливия, займись лучше собой.
– За этим дело не станет… чем еще мне теперь заниматься, как не своими удовольствиями, наша жизнь так коротка, подумай об этом и ты, Гай…
* * *
Не сводя взгляда с дерзкой девчонки консул отхлебнул вино из кубка и подпер рукой вдруг разом отяжелевшую голову. Наталия – чисто мужское имя и довольно редкое в Риме. Но как у нее хватило наглости такое заявить… «приму дары и подарю свою теплую дружбу…».
Видно по всему, девчонка горяча, словно дикая кобылица. Прежде он не был знаком с женщинами из Этрурии, говорят, гордый и воинственный народ.
Наталия вызывающе смотрит на него, не опуская гордых голубых очей – и улыбается так, словно уже победила. Да, это вызов… а Гай Марий никогда не отказывался от поединка, что ж… посмотрим, кого здесь ожидает триумф.
Дети… она сказала, что хочет детей… она сказала это, еще сидя на стене сада, сверкая своими белым ножками, странно, почему же она такая молочно-белая, все деревенские девки смуглы и крепки, а эта же будто родилась среди роз и лилий… даже издали видно, как она нежна и хрупка.
Всеведающие Боги! Зачем вы послали новый соблазн?
Подогретое вино и образы обнаженной женщины мгновенно воспламенили кровь, заставляя сердце неистово участить свой ритм. И главная вина лежала на привлекательной соседке, может, она колдунья? Давно ни одна римлянка не занимала голову Гая Мария столь длительный срок, а тут какая-то бездомная этруска…
Он невольно обратил взор к небесам и едва не вскрикнул от удивления. Сизый голубь с зеленым листом в крепком маленьком клюве гонялся за белоснежной проворной голубкой. Своенравная пичуга то подпускала пернатого самца ближе, то улетала прочь, словно дразня и насмехаясь.
«Что бы это могло означать…»
А потом в небе начала разыгрываться настоящая драма. Откуда-то налетела стая ворон и загнала испуганную голубку под навес атриума в то время, как ее крылатый спутник еще долго метался вокруг, разыскивая подругу. Бедная самочка вскоре попыталась вернуться к своему ухажеру, но на пути ее оказался крупный черный ворон, он громко каркнул и столкнул птицу вниз таким образом, что она упала прямо на стол перед оцепеневшим консулом.
Мало кто обратил внимание на это событие, Оливия подсела к Петронию, болтала с ним, но сама бросала странные долгие взоры в сторону Клодия. А он же, ободренный вином и специями, со своего места отвечал ей не менее пылким взглядом. Прочие гости также были заняты едой и беседами. Сбоку от бассейна – имплювия расположились музыканты, а чуть поодаль ждали приказа Хозяйки жонглеры и танцовщицы.
Гай Марий взял в ладони неподвижное тельце голубки и вышел в сад. А странная девушка в застиранной мужской рубашке поднялась со своего ложа и направилась следом.
Глава 6. В сумерках сада
Любопытно-вдумчивая нежность,
Словно тень, на царственных устах,
Но какая дикая мятежность
Затаилась в сдвинутых бровях!
Жадность снов в тебе неутолима:
Ты бы мог раскинуть ратный стан,
Бросить пламя в храм Иерусалима,
Укротить бунтующих парфян.
Но к чему победы в час вечерний,
Если тени упадают ниц,
Если, словно золото на черни,
Видны ноги стройных танцовщиц?..
Н. Гумилев "Каракалла"
Нежный голос Наталии звучал взволнованно, а большие светлые глаза не скрывали тревоги.
– Что с ней случилось, она мертва?
– Думаю, нет, – хрипло ответил Каррон. – Голубка скоро очнется и улетит, но надо отнести ее в безопасное место. Зачем ты покинула пиршество и пошла за мной?
Если бы Наталия сама это знала… Возможно, ей захотелось удалиться от шумного застолья и скабрезных шуточек, от томительных звуков арфы и сальных взглядов.
– Гай… можно тебя так называть, ты мне разрешил, правда? Хочу с тобой поговорить, объяснить, что не собираюсь до тебя домогаться. Я сказала, что намерена выйти замуж именно за тебя, чтобы все эти люди отстали. Ну и пусть станут болтать, мне все равно, а тебе? Уж ты-то точно можешь плевать на них с Капитолийского холма. Кто они и кто ты? Консулу Рима не пристало зависеть от пересудов подвыпивших бездельников. А насчет меня… Мы как-нибудь выкрутимся с Клодием, ничего…
Она нервно кусала губы, уставившись в центр его широкой груди.
– Может, ты придумаешь мне еще какое-нибудь дело. Я много чего могу. Вижу, ты хорошо относишься к дяде Клавдию, вот если бы у тебя была дома библиотека, ты мог бы сделать его смотрителем, ну, и я бы там нашла себе дело… Хотя, конечно, ты вовсе не обязан нам помогать.
– Библиотеки у меня в доме нет.
Гай Марий смотрел на странную девушку, упавшую на него чуть ли не с неба и никак не мог разгадать ее истинные намерения. Она была чудная, не похожая на остальных. Действительно чужестранка. Но речь ее была разумна и даже порой изысканна, как у лучших ораторов города. Тех немногих из них, кого доводилось долго выслушивать консулу. Гай терпеть не мог праздную болтовню, он был человеком военным и потому придерживался строгих, четких приказов.
Наталия… Сейчас в сумерках сада в своем юношеском наряде она вдруг напомнила Гаю Марию одного молоденького ординарца, что служил при нем ровно год назад. Юный Лирис Верцелл был контуберналом («соседом по палатке»), личным секретарем и посыльным, верным слугой и добрым товарищем.
Несмотря на разницу в статусе и возрасте, между мужчинами зародились теплые товарищеские отношения, причем Лирис был даже не против оказывать полководцу особые услуги из тех, что не особо не возбранялись в римской армии во времена длительных походов, когда солдаты долго были лишены женского общества.
Гай Марий никогда не был сторонником подобных забав и все свои мужские нужды при отсутствии девиц справлял без помощников, уж так был воспитан в строгой семье младшего центуриона в отставке.
Однако услужливого, расторопного Лириса консул очень ценил и был крайне огорчен его преждевременной гибелью во время тяжелой осады британской крепости. В парня попал камень, выпущенный из пращи, – бедняга умер в присутствии Каррона со словами любви и преданности на окровавленных устах.
Лирис Верцелл был ему другом. Нежным, заботливым и веселым. Всегда хлопотал, чтобы военачальнику поставили палатку на самом лучшем месте, хотя Гай был не прихотлив, следил за тем, чтобы вовремя доставляли еду и воду для умывания. Готов был на все ради своего любимого, но сурового полководца.
И теперь разговорчивая чужестранка неожиданно напомнила доброго юношу, воскресила в памяти лучшие черты друга. Даже ее мягкий голос и умные голубые глаза, ее стройная фигура, скрытая за складками подростковой туники… Гаю вдруг безумно захотелось сжать в объятиях эту женщину, овладеть ею прямо на широком бортике роскошного бассейна.
Сама природа вокруг способствовала соитию – ароматы цветущего миндаля и терпкие пары олеандров, гортанные возгласы павлинов, бродивших неподалеку, свежесть и прохлада тенистого сада – все влекло и манило отдаться чувственным удовольствиям.
* * *
Наталия
Гай вдруг наклонился и провел пальцами по моей щеке. Так неожиданно. Я думала, он начнет ворчать в ответ за мои импульсивные речи, а он только смотрит и молчит, но смотрит так, что мне уже становится жарко. Я начинаю безумно его хотеть. Этого еще не доставало! Чтобы он меня тут прямо у бассейна поимел и вернулся к Оливии продолжать пьянствовать?
Ничего не выйдет, господин консул!
Я шагнула назад, причем, довольно неуверенно, потому что более всего мне хотелось притиснуться как можно ближе к его груди и погладить его сильные плечи. Какой мужчина… Хочу трогать его и гладить везде, хочу раздеть его и облизать его как леденец, что здесь такого? Я взрослая темпераментная женщина, а он привлекательный мужчина, мы оба свободны.
Давай, Натаха, вперед, может, это как раз ты его поимеешь, а не он тебя, вот только что будет потом? А потом ты ему станешь безразлична, он и думать про тебя забудет, у него дома куча рабынь всех сортов и в Риме полно борделей, они тут называются лупанары, но суть от этого не меняется.
Я отстранилась еще дальше и заметила в его потемневших грозовых глазах что-то вроде досады и сожаления. А еще желание и тоску.
– Не уходи.
Он взял меня за плечи и приблизил к себе, еще мгновение и мое лицо едва не обжигает его горячее дыхание, но рядом раздался шорох и белая голубка вспорхнула ввысь, задев крылом голову консула. От неожиданности Каррон вздрогнул, ведь еще секунду назад птичка неподвижно лежала на бортике бассейна. Я засмеялась и хлопнула в ладоши, а не последовать ли и мне ее примеру, не удрать ли и мне от обольстительного вояки.
Круто развернувшись, я побежала в сторону дома, пусть мчится в погоню, если хочет, тоже мне фавн нашелся. Но Гай лишь медленно пошел следом – вид у него снова был хмурый и отчего-то смущенный, будто он спорил сам с собой.
Второй раз я обернулась у порога атриума и помахала ему рукой, пусть знает наших – падать в его объятия, сломя голову и подол задирать вовсе не собираюсь. И вообще я не очень-то шутила насчет женитьбы… кажется, ма-а-аленький шанс у меня все-таки есть. Но пора вытаскивать Клодия и собираться домой.
Однако к полуночи пиршество было в самом разгаре, гости шумели, икали и даже блевали в золотые чаши, которые с невозмутимым видом держали специально для этих целей приставленные рабы. На столах появились два маленьких ослика, нагруженные всяческой снедью, как только эти обжоры не лопнут?!
Вокруг столов под резкие звуки флейты извивались полуголые плясуньи, а пожилые патриции вовсю тискали и лапали их за особо выпуклые места, кажется, здесь скоро начнется настоящая оргия.
Клодий ухватил меня за руку и заплетающимся языком промямлил:
– Она хочет провести со мной эту ночь…
– Кто? – изумилась я.
– Богиня!
Я невольно возвела взор к высокой мраморной статуе, что украшала угол атриума, не иначе сама Юнона возжелала поэта печального образа.
– Так не теряйся. Ты же у меня – лев!
Клодий схватился за голову и замычал:
– Какой я лев… я – осел, я тупой, никчемный осел…
– Вот и прекрасно, ослы очень выносливые животные! Иди скорее к ней, я в тебя верю.
– Я не смогу, я ни на что не годен, я не умею обращаться с благородным женщинами, я привык к дешевым шлюхам, – причитал мой щепетильный товарищ.
– Ну, ты дурак, уж прости меня, дядя Кло, но пора бы уже понять что к чему в этом вертепе. Твоя «богиня» давно пресытилась всякими изысками, отшлепай ее как следует по пышному заду, а потом возьми грубо и жестко, и при этом назови как нибудь… э-э-э… как можно более неприлично… ну, вроде того… ты моя похотливая сучка… ну, не ослица, конечно, Оливии, думаю, не понравится сравнение с копытным животным.
– Вот, значит, каковы твои пристрастия, отшлепать и обозвать… Значит, именно это тебя возбуждает?
Я чуть не подпрыгнула. Гай Марий стоял рядом и слышал мои дружеские советы. Это же подло вот так подкрадываться из-за спины и наносить удар. Мне надо взять себя в руки и держаться независимо. Оправдываться будет не с руки.
– Я волнуюсь за своего робкого родственника и хочу помочь в его амурных делах. Хоть кого-то пристроить из нашей непутевой семейки, авось повезет… А что до меня… Мне нравятся заботливые и ласковые мужчины. Еще настойчивые и в меру строгие, такие как ты. Ничего не могу с собой поделать, Гай Марий Каррон. Ты – мой идеал! А ведь мы едва знакомы, может, у тебя множество дурных привычек. Поэтому, не вздумайте гордиться, генерал… то есть консул…
Будто густое вино ударило в голову, а ведь я почти не пила. Высокий чернокожий раб подошел к нашему стихоплету, низко поклонился и что-то прошептал, указывая на желтые занавеси, ведущие в соседние покои. Надеюсь, Клодий не оплошает, ему бы только начать… Более чем уверенна, поэту и трудиться не придется, страстная матрона сама выжмет из него все поэтические соки.
– Ступай, Клодий, – и пусть твой «гладиус» будет столь же могуч, как орудие самого Приапа.
Хорошо же я выразилась. Приап! Вон его мозаичное изображение на одной из стен дома. Низенький крепкий божок с фаллосом небывалого размера. Где же найти подходящую пещеру для такого огромного бивня… Но у Богов свои причуды. Есть объемный фаллос, найдется и вместительное лоно.
Вокруг меня раздались пьяные голоса:
– Красавица… нимфа… идем к нам, у нас есть вино и сладости… я подарю тебе целый ауреус…
– Наталия… мой дом всегда открыт для тебя… вернемся же в него вместе…
– Наталия… я готов бросить к твоим ногам ларец с драгоценностями… все равно на моей старухе они смотрятся мерзко… иди сюда… покажи свои ножки…
Я с ужасом оглядывалась по сторонам, пытаясь увернутся от цепких рук, которые пытались ухватить меня за одежду, голова кружилась от терпких, тяжелых запахов, над атриумом нависла пелена сладковатого дыма из курильни, раб нарочно бросил на тлеющие угольки щепоть белого порошка.
– Гай, выведи меня отсюда, умоляю!
Я почти без сил рухнула на руки консула, и он тотчас подхватил меня, направляясь обратно в сад. Там я немного пришла в себя и томно спросила, обнимая его за шею одной рукой:
– Гай, что это за противный запах в доме?
– Индийские снадобья, в последнее время многие в Риме ими увлечены. Они дают чувства легкости и веселья, да ты видела все сама… Скверная забава. Утром многие и не вспомнят, с кем провели ночь. Вот почему мне так не по душе этот дом и общество, что здесь собирается. Это не для меня.
– Я бы хотела вернутся к себе. Уже темно, а как доберусь? Гай, ты ведь не бросишь меня одну? Мне страшно… я ничего и никого не знаю в Риме. Только тебя и Клодия. Если со мной что-то случится – ты будешь виноват. Клянусь Пречистой Афродитой, с которую еще не смыли первородную пену…
– Я виноват? И с какой стати? Ты – взрослая женщина… – добродушно усмехнулся Каррон.
– В душе я дитя. Разве не заметно…
– Если вспомнить, что ты здорово лазишь по заборам и кидаешься камнями, твои слова не далеки от истины, Наталия.
– Можешь звать меня Ната… или Наташа.
– Наташа?
Как нежно, как интимно он повторил сейчас это слово. И скользнувшее по его губам, оно тотчас коснулось моей души.
– Гай… ты просто чудо! Ты такой славный, добрый… красивый.
Но договорить хвалебную оду мне, к сожалению, не дали. К консулу подошел пожилой коренастый слуга, с поклоном поведал, что конь господина ожидает хозяина у ограды.
– Сейчас мне нужна лектика, я провожу свою соседку домой!
Оказывается, мы уже подошли к воротам, точнее, Гай Марий подошел, а я по прежнему лежала на его крепких руках и мне это состояние очень нравилось. Я чувствовала себя комфортно и безопасно. Гай никому не даст меня в обиду, он храбрый солдат, он всегда меня защитит. Не о таком ли мужчине я мечтала с той поры, как вообще начали появляться в моей голове девчачьи розовые грезы о прекрасном принце.
А как интересно он сейчас сказал, как уютно – «провожу соседку домой». Какой мужчина… вместо того, чтобы напиваться и обжираться как поросенок, хватая за цветные юбчонки смазливых танцовщиц, Гай Марий собирается отвезти меня в усадьбу дяди Клодия.
Я счастлива! О нет, не отпускай, только не это… я бы даже уснула на твоих руках… от тебя возбуждающе пахнет мужчиной… что со мной … неужели я наглоталась этого странного дыма и сейчас куда-то плыву…
Гай, держи меня за руку! Я хочу быть с тобой.
* * *
Темно-красный паланкин, поддерживаемый крепкими рабами – самнитами, уносил все дальше по улице растрепанную чужестранку, которая жадно хваталась за консульскую тогу, не желая расставаться с опорой. Гай и сам не хотел ее отпускать, но так будет лучше. Завтра она еще чего доброго станет стыдиться и хныкать, что он затащил ее в постель, лучше просто отвезти Наталию домой.
Сам Каррон ехал рядом на своем коне, следуя за факельщиком, освещавшим путь ему и мерно покачивающейся над землей лектике. Наталия должна отдохнуть и поспать. Вечер прошел сумбурно, впрочем, как и все вечера у взбалмошной Оливии. Больше Гай не ступит туда и ногой. Хорошо бы Клодий выбрался живым из объятий римской Цирцеи.
А сам бы Гай не против провести ночь со светлокосой соседкой, очевидно, что Наталия лжет – она не может быть коренной жительницей Этрурии, поскольку больше похожа на рабынь с берегов Рейна. Такие же голубые, прозрачные глаза и непокорный нрав. После последнего похода Каррона в Риме стало много пленных северянок, сенатор Плавт жаловался на их строптивость, но римляне умеют укрощать самых свирепых львиц.
А какова Наталия в любви? Огонь и лед. Мед и уксус.
Хотел бы он узнать ее поближе… Но ведь ей нужен муж.
– Нет, я никогда на это не пойду!