Так, я выяснила, что асс – это почти сама мелкая медная монета у римлян в ходу, после нее только бронзовый квадрант. А вот уже четыре асса составляют бронзовый сестерций, а за один асс можно купить в какой-нибудь местной забегаловке тарелку супа и разок сходить в римскую баню… ну, то есть, как важно выразился Клодий, посетить термы.
Ах, да… я еще выяснила, что один литр средненького вина Клодию обходится ровно в один сестерций, а уж за шесть сестерциев можно приобрести небольшую амфору дивного фалернского, но сейчас ему это не по карману, хотя когда-то он только такое и пил. Попробовать бы разочек, что за амброзия…
Вот такая грустная экономика получается. Я быстренько подсчитала, во сколько мне обошелся сегодняшний обед под открытым небом и решила в ближайшие дни найти для себя цивилизованный источник дохода, пока мой благодетель и вовсе не разорился из-за лишнего рта.
Клодию еще надо двух своих рабов содержать, а от его Мапроника, я так поняла, вообще никакого проку, он уже на ладан дышит от древности. Дом держится на Элиаве – он помогает хозяину с записями, ходит за покупками, стряпает и стирает. Славный парнишка! Но меня больше интересует сосед.
– Клодий, скажи, а наш доблестный консул очень богат? И живет один в огромном доме? «Может, хоть к нему на работу устроиться…»
– Семьи у него нет. Мы с ним в этом даже похожи. Только в отличие от меня, У Каррона множество слуг и рабов, ему не приходится размышлять – купить на ужин тощего петуха или только сыр, вино и лепешки.
– Значит, Гай Марий в расцвете лет, богат и одинок – соблазнительное сочетание, – подытожила я. – Ах, если бы к этому всему он был еще и красавцем…
Сказать честно, мне вовсе не хотелось никем увлекаться, а уж тем более античными надменными мужчинами, что смотрят на женщин свысока, но надо же было развлечь Клодия беседой. Пока от меня никакой другой пользы не предвидится.
– Я его уже давненько не видел, а то, что помню… ну, мужчина и мужчина, хорошо сложен, высокий, мускулистый, только хмурый вечно… тебе такие должны нравиться.
– Да с чего же ты взял, что именно такие? Может, я как раз схожу с ума от молоденьких кудрявых мальчиков, у которых еще и молоко на губах не обсохло, вон смотри какая прелесть идет.
Мы оба разом посмотрели на Элиава, который нес в нашу сторону огромную гроздь черного винограда. Да-а-а… на такой «скромной» диете я точно не пропаду.
Да здравствует Средиземноморская кухня – сыр, оливки, рыба и виноград!
Глава 2. Прогулка по Риму с Элиавом
Мореплаватель Павзаний
С берегов далеких Нила
В Рим привёз и шкуры ланей,
И египетские ткани,
И большого крокодила…
Суетились у галеры
Бородатые скитальцы.
И изящные гетеры
Поднимали в честь Венеры
Точно мраморные пальцы…
Н. Гумилев
Прошло три дня. Я немного освоилась у Клодия и порой чувствовала здесь себя настоящей хозяйкой. Поэт постоянно сидел погруженный в свои думы и грезы, а мне передал ключи от кладовой, предоставив полную свободу действий.
Я тщательным образом изучила его жилище, облазила дом и двор вдоль и поперек, заставила Элиава сделать уборку комнаты, в которой собралась поселиться, изучила немудрящие запасы, выгнала грязнулю Мапроника с кухни, перемыла посуду и сама попыталась приготовить ужин.
У меня получилась удивительно вкусная похлебка из гороха с пряными травами, правда, без единого кусочка мяса, но вприкуску с лепешками, которые мы макали в душистое, подогретое на солнце оливковое масло – это было просто пиршество богов.
Ужинали мы прямо во дворе на некотором подобие низенького столика из серой вулканической породы, причем все вместе – Клодий, я и два наших «говорящих орудия труда», правда, Элиав с Мапроником сидели чуть поодаль и ели прямо на траве. Такой уж здесь был порядок.
Но я вскоре выяснила, что наш поэт демократически относился к своим рабам и даже нисколечко их не притеснял, хотя, по-моему, это было скорее от лени и рассеянности, чем из каких-либо гуманных соображений. Однако место свое «рабское» ребята знали хорошо и на рожон сильно не лезли. Да и кому там было лезть – из Мапроника уже сыпался песок, а Элиав был робкий по натуре и очень зашуганный, я быстренько начала им помыкать. Ну, в шутку, конечно, я по натуре девушка добрая.
А в этом что-то есть… Когда молодой симпатичный полуголый парень преданно смотрит тебе в глаза и спешит выполнить каждое твое поручение – вдохновляет и будоражит. «Элиав – туда! Элиав – сюда!»
– Элиав, нагрей мне воды, я не собираюсь ходить в вашу баню за квартал отсюда, как Клодий, да и лишнего асса у меня нет. Решено, буду мыться дома!
– Элиав, попроси-ка у Клодия для меня какую-нибудь старенькую тунику переодеться, мне надо свой сарафанчик постирать, кстати, где тут у вас мыло? Нет мыла… кошмар, а чем же вы стираете одежду? Что-о-о… нет, нет… лучше я песочком потру… кстати, чем ты сейчас занят, выжми хорошенько мой сарафан, а белье я сама, ты уже нагрел воду? Умничка…
Элиав краснел, бледнел, опускал свои большие очи с длиннющими черными ресницами и с готовностью мне подчинялся. Доля у него была такая, что же поделать. И еще, кажется, я ему начинала нравиться. После бытовых хлопот мы разговаривали на разные интересные темы. Я задавала вопросы, а он смущенно отвечал.
Надо признать, был он парень образованный и даже интеллигентный, сын какой-то распутной гречанки и вольноотпущенника, с малолетства был продан в рабство за долги отца и вырос при библиотеке, так что умел читать и писать на латыни и греческом, а потому был очень полезен Клодию, когда тот еще свои оды сочинял и записывал их на восковых дощечках или льняных тряпочках, которые затем свертывал гармошкой.
Когда я узнала грустную историю Элиава, стала его больше жалеть и помыкала им уже гораздо вежливее. Однажды после обеда я усадила его перед собой и заставила рассказать о своем детстве и юности в доме родителей Клодия, получилось настоящее интервью. Я даже сделала записи на кусочке папируса, что выпросила у своего благодетеля.
Дело в том, что я решила вести что-то вроде походного дневника, а вдруг да удастся вернуться домой и уже в своем времени смогу создать книгу о своих древнеримских похождениях. Этакие непутевые заметки…
Материала предостаточно и для комедии, и для настоящего детектива. Вчера, например, я подслушала любопытный разговор наших рабов. Мапроник ворчал, что я – безродная самозванка, околдовала доверчивого Клодия и хочу весь дом прибрать к рукам. Из-за меня в их спокойной прежде усадьбе нынче царит суета, чрезмерно расходуется мука и масло, не удается поспать после обеда, потому что звучат песни, смех и шелест тряпья. Намек на то, что я недавно перетрясла постели и выхлопала циновки, чтобы избавиться от древнеримской пыли.
Потоптавшись по моей биографии грязными босыми ногами, Мапроник повеселел, предложил Элиаву хлебнуть вина и принялся рассказывать пошлости о какой-то подружке, сравнивая ее со старой знакомой на предмет вместительности интимных органов. Причем, самого себя в любовных играх Мапроник считал могучим жеребцом. Оказывается, он притворяется старым и больным лишь когда надо наносить в дом воды или разжечь жаровню.
Реакция Элиава на эти байки порадовала, он добродушно посмеивался, отказываясь от вина, заступался за меня и от души желал Клодию восстановить утраченное здоровье.
– Наталия принесет удачу нашему господину. В день ее появления над садом кружили ласточки, а воробьи голосили так, словно читали гимны. Боги говорят с нами языком символов. Я хорошо умею их разбирать.
За эти слова я мысленно погладила Элиава по кучерявой голове.
"Расцеловала бы умницу! Даже римские воробьи на моей стороне".
Не век же сидеть в стареньком доме в окружении олив и смоковниц, когда рядом во всю кипит жизнь Великого города. И на четвертый день поутру я отпросилась у Клодия прогуляться по Риму. В провожатые мне, конечно, был назначен милейший Элиав.
Необыкновенное утро. Мы вышли из ограды еще на рассвете, когда солнце, окутанное туманной дымкой, только-только поднималось над горизонтом. Я бы ни за что не встала так рано, но Клодий сказал, что лучше всего проводить экскурсию по городу до обеда, потому что после обеда многие лавки и мастерские могут быть просто-напросто закрыты и можно просмотреть много интересного.
Оделась я почти по местным обычаям – длинный сарафан на широких бретелях и легкая шифоновая косынка на плечах, чтобы не обгореть на солнце. Мои сандалии вполне соответствовали древнеримской моде, а свои длинные русые волосы я заплела в две косы и свернула в узел на затылке, получилось очень прилично. С прической мне помогал Элиав, – смышленый парень быстро понял, что от него требуется.
Клодий выдал нам ровно один сестерций в виде четырех медных ассов на какие-нибудь скромные траты. Я понимала, что поэт мог бы прожить на эти деньги целый день, но, как гостеприимный человек, пожертвовал их мне на развлечения.
Дело в том, что мы с Клодием здорово подружились и даже договорились считаться родней на случай чьих-нибудь расспросов. Для любопытных соседей я теперь никто иная, как родственница поэта из Этрурии, приехала в столицу поглазеть на достопримечательности Вечного города на семи холмах. Все просто и ясно, здесь уйма приезжих всех национальностей и цветов кожи.
Воистину все дороги ведут в Рим.
Ave Roma, regina mundi!
Приветствую тебя, Рим, царь мира!
* * *
Наша прогулка с Элиавом началась с улицы Виночерпиев, где, собственно, и размещалась небольшая усадьба Клодия. Проходя мимо огромных бронзовых ворот, за которыми находились владения консула Каррона, я не выдержала и показала язык двум свирепым львам, каждый из которых держал в раскрытой пасти по металлическому кольцу.
Подумаешь, великий полководец, усмирил галлов и германцев, подумаешь, из-за одной взбалмошной особы все благородные римлянки ему теперь не по душе. Наверно, одними рабынями и перебивается да какие-нибудь элитные лупанарии посещает, у-у-у… рабовладелец допотопный! Поглядеть бы на тебя хоть одним глазком.
И вот мы выходим на улицу, где уже начали открываться местные магазинчики и лавки. Вряд ли мы будем что-то покупать, но ведь я же впервые прогуливаюсь по Риму, да еще по Риму «до нашей эры», хотя – это в моем понимании, конечно, ведь Элиав вполне равнодушно бросает взоры на изобилие местных товаров, на корзины фиников и слив, орехов и винограда, что виднеются на прилавках, выставленных прямо на улицу. А у меня просто разбегаются глаза…
Сколько красок, сколько щедрых даров местной природы! Да и не только местной… В такой крупный мегаполис, как Рим, в изобилии стекаются товары из всех завоеванных провинций: Сицилия, Корсика, Сардиния, Македония, Самния, Сирия, Фракия, часть Галии и древней Германии, часть Турции и Африки… А Карфаген?
Интересно, при Тиберии римляне уже взяли Карфаген, став полноправными владыками Средиземного моря, которое они гордо называли – Mare nostrum, то есть "Наше море"? Неужели великий Ганнибал Гамилькарович уже разбит… Надо непременно расспросить Клодия, выяснить политическую обстановку в империи.
А пока мы с Элиавом медленно бредем по мощеной улочке вдоль высоких домов, что напоминают наши старенькие пятиэтажки – «хрущевки». В древнем Риме такие многоквартирные жилища для среднего класса и бедноты называются инсулы. А самые нижние этажи инсул занимают торговые заведения и харчевни.
Пожилой бородатый мужчина зовет нас позавтракать у него, предлагая сыр и вареные яйца, гороховый суп и куриное мясо на шпажках, приправленное рыбным соусом, но мы отказываемся, поскольку еще не успели проголодаться. К тому же Элиав шепчет, что это довольно дорогая таверна, раз там подают гарум из Помпеи. Что ж, буду знать.
Дорога начинает заполняться народом в самых разных одеждах, и мой спутник предупреждает, что здесь скоро станет тесно. Элиав торопливо советует свернуть в переулок и прогуляться по улице Сапожников, где расположены мастерские по изготовлению зеркал, посуды и обуви. Я немного задерживаюсь возле лавки, где торгуют жемчугом, а также другими украшениями и красками. Зазывала на все лады хвалит сирийский пурпур, арабские благовония и амулеты из малахита.
Впервые в жизни, вот так близко я вижу настоящие слоновьи бивни, из которых двое молодых мужчин-рабов вытачивают какие-то статуэтки, готовясь, видимо, после оправить их в серебро или бронзу. Тут же у входа в лавку худощавый чеканщик наносит надпись на оборотную сторону женского зеркальца. Заказчик – молодой мужчина с букетом розовых крокусов в руках нетерпеливо ждет, переминаясь с ноги на ногу, похоже, спешит порадовать возлюбленную подарком.
Рядом продают цветы, из всего представленного великолепия я узнаю только люпин и розу, остальные напоминают фиалки, ирисы и нарциссы, а может, это их местные разновидности. И вскоре нос мой начинает щекотать волнующий таинственный аромат курений – Элиав тотчас объясняет, что мы проходим мимо небольшого святилища Изиды. И правда, люди заходят внутрь с цветами, наверно, будут молиться и дарить свои подношения Богине.
– А я думала, в Риме все поклоняются только Юпитеру и Юноне, а также Венере… еще Марс, да? Диана – богиня охоты и Бахус – покровитель виноделия, Минерва – богиня разума, войны и искусства… я все помню, оказывается, мы это еще в школе учили!
Элиав улыбался, опуская передо мной свои длинные, угольного цвета ресницы:
– В нашем городе множество иноземцев и всем позволено строить храмы для своего божества, открыто справлять обряды и устраивать пышные празднества, лишь бы при этом новые граждане почитали Римских богов и в том числе самого Императора Тиберия, ведь, считается, что он сам ведет свой род от Небожителей.
– А ты каким богам поклоняешься, Элиав? Погоди-ка, дай угадаю… не иначе как златокудрой Афродите, которая явилась миру из пены морской, ты же у нас наполовину грек? А также, конечно, прекрасному Аполлону…
Юноша немного покраснел и смущенно улыбнулся:
– В последнее время меня привлекает учение Митры. Весть о нем в Рим принесли еще легионеры, сражавшиеся в Персии на самых восточных рубежах великой империи. Я как-то послушал на площади одного жреца… Он говорил о том, что все люди равны и должны жить в мире… что на земле должно наступить Царство всеобщей любви и благоденствия… Бог Митра родился в человеческой ипостаси двадцать пятого декабря в Dies Solis – день рождения солнца и был распят людьми, а потом воскрес на третий день…
– Кого-то мне этот Митра сильно напоминает…
За увлекательной беседой мы и не заметили, как оказались на небольшой площади, запруженной народом. Мы с Элиавом едва успели схватиться за руки, как нас уже окружила толпа. Вокруг суетились люди, кричали зазывалы из лавок, раздавались мерные удары металла о металл из мастерской медника, мимо важно шествовала группа людей, тащившие на плечах нарядный паланкин. Рабы куда-то несут господина… или госпожу, чего уж тут непонятного.
И вдруг показались всадники. У меня даже дух захватило от такого величественного зрелища! Пятеро, статных мужчин на прекрасных лошадях медленно, но уверенно раздвигали толпу, а точнее, толпа сама разбегалась, пропуская таких важных «птиц». Еще бы у меня не появилось такое сравнение, на шлемах у двоих всадников развевались алые султаны из перьев, а их столь же яркие плащи величественно колебались при каждом движении грациозных животных.
– Преторианцы, а с ними сам…
Но я бесцеремонно перебила спутника, на меня волной нахлынули восторженные эмоции:
– Преторианцы – это солдаты императорской гвардии? Какие красавцы, особенно те двое, что впереди.
– Осторожнее, госпожа, нам лучше отойти в сторону!
– Сейчас, сейчас… ну, как они вырядились, просто кино какое-то, Голливуд шестидесятых годов, когда Кирк Дуглас в «Спартаке» снимался. Я должна их увидеть ближе – они настоящие! Да, погоди же ты, дай посмотреть!
Элиав оттаскивал меня к окраине площади, вслед за остальными пешеходами, а я будто завороженная, уставилась на того всадника, что сейчас двигался прямо на меня. Определенно, какой-то важный военный чин. Почему у него такое суровое лицо и грозно сведены брови, ведь в данный момент он не на войне находится и даже не перед своими легионерами. Вполне мог сделать физиономию попроще…
От этой мысли я невольно улыбнулась и вдруг решила немного пошалить, а именно, не долго думая, отправила хмурому вояке самый элегантный воздушный поцелуй и солнечную улыбку, а потом помахала рукой в знак приветствия. Привет из Этруссии, ой, то есть из России. Я здесь пока ее единственный представитель…
Мой дружественный жест вполне удался, но скоро Элиаву удалось меня оттеснить к остальному скромному люду. Мы только издали могли наблюдать, как мимо проезжает великолепная пятерка военных.
Как вдруг ее предводитель оглянулся и посмотрел мне прямо в лицо. На мгновение наши глаза встретились, я, конечно, снова улыбнулась оттого, что широкие темные брови мужчины удивленно поползли вверх, а губы сжались так, что выражение лица стало еще более мрачным. Вот зануда, наверно, привык ко всеобщему восхищению или даже преклонению.
Элиав неодобрительно покачал головой, осуждая мое поведение:
– Ох, госпожа, не стоит так дерзко глядеть на консула, он ведь ко всему прочему еще и наш сосед. И уже не один раз заступался за господина Клавдия перед многочисленными кредиторами.
– Какой еще консул? Где? – испуганно озиралась я.
– Он только что проехал мимо нас, госпожа. Вы пристально на него смотрели и даже махали ему рукой. Это было вызывающе и дерзко, – с нескрываемой укоризной произнес Элиав.
– Так что же ты меня не предупредил сразу? Господи, стыд какой! Я думала, это обычный командир римского войска, вижу в первый и в последний раз. Он ехал весь такой печальный, вот мне и захотелось его немного повеселить, поднять настроение герою, так сказать. А теперь мне даже по-соседски к нему не обратиться, даже в целях взятия интервью для потомков. Как же нехорошо получилось… – искренне страдала я, чуть не заламывая руки от такого конфуза.
– Я хотел тебе сказать, но ты не позволила, – справедливо упрекнул Элиав, и мне стало совестно.
– Давай договоримся, когда мы вдвоем, бросай свою скромность и робость, я такой же человек, как и ты, можешь запросто ко мне обращаться по любым вопросам. Мы же с тобой ровесники, ничего, что я немного постарше и поопытнее… «этак на двадцать с лишним веков». Будем друзьями, хотя можешь по-прежнему называть меня госпожой, я не против, это забавно.
Наконец-то мы выбрались из разношерстного людского сборища и еще долго бродили по окрестным улочкам, а потом вышли к Бычьему Форуму – большой площади, на которой размещался рынок скота. Мне это место совершенно не понравилось: шум, гам, запахи специфические, прилавки со свежим мясом и дичью, оленьи туши на огромных крюках, палатки торговцев, клетушки с живым товаром, и все кругом вопит, мычит и кудахчет.
Чуть ли не бегом мы покинули площадь и Элиав повел меня к рядам, где продавали специи. Здесь витали ароматы корицы, ее привозили в Рим из Китая, запахи чеснока, лаврового листа, черного перца, камфоры и куркумы, а еще в мисках лежал мускатный орех, имбирь и мякоть алоэ.
Римляне – настоящие гурманы, вполне могут позволить себе самые изысканные кушанья и приправы, но нам с Клодием придется довольствоваться более скромными блюдами, на соловьиные язычки и фуа гра из гусиной печени мы еще не заработали. Кстати, где тут можно перекусить?
– Элиав, может мы с тобой купим по кусочку пиццы.
– А что такое пицца, госпожа?
Вот тебе раз! Итальянцы, оказывается, еще не умеют готовить подобное блюдо. У них еще ничего не слышали о помидорах и моцарелле. А еще до Рима пока не добрались: картошка, фасоль, кукуруза и шоколад, точнее, какао-бобы. На сладкое только мед и фрукты – виноград, инжир, яблоки, персики и абрикосы. Гранаты из Карфагена…
Мы зашли в маленькую таверну и заказали самое простое и дешевое блюдо – лепешки с медом и воду, хотя я предлагала Элиаву взять для себя немного самого дешевого вина, но он, как порядочный раб, экономил деньги хозяина. И предложил на оставшиеся два асса купить еды для самого Клодия или Клавдия, так правильнее звучит имя моего благодетеля.
Глава 3. Наш замечательный сосед
Римлянин! Ты научись народами править державно!
В этом искусство твое – налагать условия мира,
Милость покорным являть и смирять войною надменных!
Вергилий «Энеида»
Конечно, в античном Риме мне пришлось смиряться со множеством неудобств. Комната моя оказалась мрачной и плохо проветривалась, некогда яркие росписи на стенах выцвели и облупились, мозаика на полу растрескалась. Диванчик тоже себе не ахти. И единственный пустой ларь, где я могла бы хранить свои наряды тоже видал немало поколений родичей Клавдия Скавра.
Ладно, не до роскоши… Поэт жил скромно, правда, в окружении свитков, фолиантов, глиняных табличек и прочих текстовых документов своего времени. Куда хуже дело обстояло с мытьем и стиркой, что уж про одежду говорить.
Я берегла мой нарядный сарафан и ходила теперь в старой серой тунике поэта, по краю подола вилась пурпурная полоса, хоть какое-то украшение. Когда мне объяснили, что такую одежду носят несовершеннолетние римские отроки, я несколько приуныла.
А что оставалось делать? Приличная женская туника стоит аж пятнадцать сестерциев, где мне их взять? Солидные матроны надевают поверх туники еще столу и пеплум. В одних названиях можно запутаться.
Также надо было чем-то подбирать волосы, не хотелось подстригать длинную косу из-за перебоев с горячей водой. Я стянула из библиотеки Клодия красивый золотистый шнурок, что прежде служил закладкой, выстирала его и повесила на ветку обсохнуть. Буду им перевязывать свои русые кудри.
Но как меня угораздило подойти близко с стене, которая отделяла наш двор от владений знаменитого соседа! Любопытство, ох уж это мое неуемное любопытство… Из-за высоченных серых плит раздавалось металлическое скрежетание и воинственные возгласы, а иногда слышался грубый мужской смех. Чем они занимаются, интересно?
Может, у них спортивные тренировки проходят, хоть бы в щелочку посмотреть, ага… здесь заборчик пониже, и весь оплетен сухими и зелеными ветками, лианами. Сейчас я дотянусь.
Но тут над моей головой раздался шорох ветвей, и я увидела, как на стену, облюбованную мной для осмотра территории, села птица, похожая на нашу сойку. Но что меня особенно возмутило – в клюве она держала тот самый золотой шнурок – единственное украшение, способное сохранить в порядке мою растрепанную прическу.
– Отдай сейчас же, воровка!
Глупая птаха размером с крупного голубя, естественно, и не подумала возвращать ценный поблескивающий предмет. Сойка повернулась ко мне хвостом, скосила глаза книзу и поскакала вдоль стены все дальше и дальше. Тогда я подобрала с земли пористый обломок серой пемзы и со всего размаху запустила в птицу. Благополучно промахнулась.
Сойка улетела, но на прощанье «каркнула», а значит, выронила мое сокровище из клюва. Мне осталось только перелезть через эту ограду и поднять шнурок с другой стороны.
Все представлялось просто, но на деле оказалось почти не осуществимо. Стена была все же довольно высокой и карабкаться по ней можно было лишь опираясь на крепкие стебли лозы, похожей на гигантский одревесневший плющ. Однако я решила рискнуть, но при этом совсем не обратила внимание, что по ту сторону стены подозрительно смолкли все крики и звуки металлических ударов. На соседской земле установилась зловещая тишина.
Я цеплялась за самые прочные, на мой взгляд, древесные стебли и постепенно добралась до самого верха, потом подтянулась на руках и вскарабкалась на забор, удобно разместившись сверху, благо стена оказалась широкой. Но когда я бросила взгляд на соседний участок, замерла от страха и стыда.
В нескольких метрах от стены, на ровной, посыпанной песочком площадке возле невысокого фонтанчика стояли два мужика и один из них был громила совершенно черного цвета, только губищи лиловые. А вот другой…
Ну да, я его узнала, хотя сейчас он был в одной набедренной повязке, без своего роскошного плаща и шлема с перьями. У меня дыхание перехватило от этой сцены. Впечатляющий гражданин, конечно! Видно, что ведет активный образ жизни, много тренируется, мускулы вздулись на плечах и пресс рельефный.
Консул стоял, опираясь одной рукой на меч, воткнутый в бордюрчик из застывшей лавы. Еще парочку мечей держал в руках высоченный афроамерикан… стоп…
Америку не открыли еще, значит, это у нас просто африканец, например, нубиец. Причем, на голову выше консула и чуть ли не вдвое шире его в плечах, хотя надо признать, что и сам-то Гай Марий имел весьма атлетическое телосложение. И эти коренастые ребята сейчас уставились на меня с недобрым выражением на лицах. Стоит отметить, что чернокожий-то парень смотрел больше с любопытством, а вот его господин очень даже злобно.
– Кто ты такая и зачем залезла на стену? – повелительно спросил консул.
– Ну, во-первых, здравствуйте! Мое имя – Наталия, и я ваша соседка. А вы великий полководец и по совместительству консул Гай Марий, правильно? Очень приятно с вами познакомится! Я давно об этом мечтала.
Похоже, приветствовать меня он не собирался, а повел весьма грубую речь:
– Я тебя вспомнил! Ты была так пьяна на площади, что едва стояла на ногах, всем улыбалась и махала руками. Что ты сейчас делаешь в моем саду? Ты – воровка?
От таких нелепых обвинений я чуть не свалилось со своего насеста и обеими руками вцепилась в серую вулканическую породу, из которой состояла стена.
– Что за ерунда! Я ни капли не пила в то утро, я вообще не пью много вина, потому что быстро… м-м-м… короче, мне это вредно. И я улыбалась только вам одному, потому что вы первый римский всадник, которого я здесь увидела. Вы были эффектно одеты и красиво держались на лошади, а еще почему-то выглядели мрачно, хотя, может, так здесь принято выглядеть настоящим маршалам. Я же не знаю ваших обычаев.
Каррон уставился на меня и даже приоткрыл рот, что вдохновило на продолжение монолога.
– Я недавно приехала из провинции, из маленького этрусского городка и мне все здесь в диковинку. Позавчера я первый раз прошлась по римским улицам, и просто глаза разбежались – как же прекрасен великий город. Я привыкла открыто выражать свои эмоции, но, стоит признать, порой мне это очень вредит. Поверьте, я ни в коей степени не хотела вас обидеть своим поведением. И я не воровка, а родственница поэта Клавдия Скавра… правда, очень далекая, но все-таки родня. Клянусь вам в этом… м-м-м… Клеопатрой… то есть Венерой. Простите, я немного волнуюсь.
После моей тирады Каррон наклонил голову, словно в глубокой задумчивости, а потом снова перешел в наступление:
– Это ты сейчас бросила камень, попавший мне в спину? Что ты себе позволяешь, женщина!
– Какой камень? Ах, да, я хотела сбить сойку, которая унесла мой шнурок, вы его случайно не видели? Можно спуститься вниз и поискать в траве, ой… а вы не слишком пострадали? Я вас не ушибла? Простите! Я же не знала, что вы находитесь так близко от стены.
Мне было неловко и стыдно. Ничего себе знакомство! А если бы этот камень ему по голове прилетел? А если бы я местного консула жизни лишила? Все, приехали… Дипломатических связей с Древней Русью никаких, князь Красно Солнышко даже не вступится, тем более до нашей эры в славянских землях сейчас всем управляют скифские племена. Если верить Геродоту. Одним словом, не от кого ждать спасения.
Хвала местным богам, Гай Марий жив и здоров, даже имеет силы метать на меня разгневанные взоры. Но вот что он потом сказал, а вернее, негромко приказал своему могучему служащему меня возмутило до глубины души.
– Кромих, сними-ка мне с насеста эту птаху!
Я решила жестко протестовать:
– Кого снять? Это вы сейчас про меня?! Да какая я вам «птица», я – обычная девушка, приехала Рим посмотреть и себя показать, а дядя оказался так беден, что у него каждая ленточка на учете, а волосы нечем перевязать. Вам-то что? Вам не понять… – не на шутку разошлась я, впервые в жизни преисполнившись классовой неприязнью.
– У вас, наверно, этих сестерциев куры не клюют, у вас ни жены, ни детей, полное гособеспечение, даже тратиться не на что. Как это «сними с забора», с какой стати? Нет, нет, не надо ко мне подходить, я вас боюсь, я никогда близко таких больших черных людей не видела, не надо меня хватать!
Мне почудилось, или на загорелом лице консула мелькнуло что-то наподобие сдержанной улыбки, но он немедленно принял прежний суровый вид. Африканец же остановился прямо под тем местом, где я восседала на стене и, уперев ручищи в бока, принялся прикидывать, как лучше до меня добраться.
Ничего не выйдет, я сейчас уже спущусь в свой дворик и спрячусь у Клодия… Не тут-то было! Я попыталась установить ногу на лозу, по которой взбиралась на стену, но она оборвалась под моим весом и все буро-зеленое плетение немедленно полетело на землю. Путь к отступлению был отрезан, а прыгать слишком высоко, вдруг я ножку вывихну или что-то похуже случится. Вот уж попалась, так попалась… даже чуть-чуть смешно.
Пришлось мне поудобнее разместиться на своем ноздреватом ложе и начать переговоры с враждебной стороной.
– Должна заметить, что сидеть на холодном камне очень вредно для женского здоровья. Я еще молода и мечтаю когда-нибудь выйти замуж и родить детей. Но спуститься к себе во двор я не могу, потому что ветки оборвались, а, значит, вам придется мне помочь… то есть, я планирую приземлиться к вам, господин консул, так сказать, по-соседски…
Я, конечно, врала – плитки подо мной были, может, и не горячими, поскольку стена находилась в тени высоких олив, но довольно теплыми от косых солнечных лучей, которые щедро заливали сейчас весь дворик Гая Мария. Я всего лишь пыталась выиграть время, оглядывалась по сторонам и раздумывала, не позвать ли кого на помощь, но Клодий с Элиавом, как на зло, ушли в свои термы и даже Мапроника прихватили, косточки его старые погреть. Я дома совсем одна.
– Прыгай, госпожа, я тебя поймаю! Не бойся… – увещевал меня чернокожий амбал, раскинув руки в приглашающем жесте.
Вы можете себе представить нашего Николая Валуева с ног до головы вымазанного черной краской, потому что именно такой экспонат сейчас протягивал ко мне мощные длани и белозубо скалился внизу. А его хозяин с интересом наблюдал за нами, склонив голову к плечу, а потом, видимо, осознав, что мне некуда деваться с его забора и вовсе отошел к фонтанчику, стал умываться и плескать на себя воду.
Тут же откуда-то из кустов с мелкими розовыми цветами вынырнул молодой парнишка, чтобы поднести консулу огромное полотенце. Хорошо иметь множество слуг. Раздражение мое дошло до предела, и я начала выражать свои чувства вслух: