Республика Дракон

Чахан вздохнул и повернулся к Юнегену.

– Присмотришь за ней? Я дам тебе лауданум.

– Я думал, что должен вернуться на корабль, – отозвался Юнеген.

– Планы изменились.

– Ладно, – передернул плечами Юнеген. – Если так надо.

– Да бросьте, – сказала Рин. – Мне не нужна нянька.

– Будешь ждать позади толпы, – приказал Чахан, не обращая внимания на ее слова. – И не отходи от Юнегена. Вы оба вступите в дело только как подкрепление, если не будет другого выхода.

– Чахан… – нахмурилась она.

– Если не будет другого выхода, – повторил тот. – Ты уже погубила достаточно невинных.

И вот время пришло. Цыке по одному прошмыгнули из склада, чтобы влиться в толпу.

Рин и Юнеген легко просочились в толпу горожан. Главные улицы были забиты людьми, озабоченными собственными бедами, и со всех сторон на Рин навалилось столько звуков, что она не знала, куда смотреть, и непроизвольно ощутила легкий прилив паники.

Напевы лютни во главе парада утонули в нестройных звуках гонгов и военных барабанов. За каждым углом торговцы предлагали свои товары, выкрикивая цены так поспешно, словно готовились к эвакуации. По улицам рассыпались праздничные красные конфетти, которые горстями разбрасывали дети и зеваки, все вокруг покрылось красными бумажными веснушками.

– Откуда у них на все это деньги? – пробормотала Рин. – Из-за Федерации город голодал.

– Помощь из Синегарда, – предположил Юнеген. – Деньги на праздник по поводу окончания войны. Чтобы народ был счастлив и не бунтовал.

Куда ни глянь, Рин повсюду видела разные яства. Огромные кубики дыни на палочках. Булочки с красной фасолью. На лотках продавали приправленные соевым соусом клецки и пирожные с семенами лотоса. Торговцы ловкими движениями подбрасывали яйца и с треском разбивали их в кипящее масло. При других обстоятельствах это вызвало бы у Рин аппетит, но сейчас резкие запахи только приводили к новому приступу тошноты.

Такое изобилие выглядело и невозможным, и несправедливым. Всего несколько дней назад они проплывали мимо людей, утопивших младенцев в речном иле, потому что это более быстрая и милосердная смерть, чем от голода.

Если все это прислали из Синегарда, значит, имперская бюрократия все эти дни придерживала запасы. Почему же их не раздавали во время войны?

Если жители Адлаги и задавались подобными вопросами, то никак этого не показывали. Все выглядели счастливыми. На лицах читалось облегчение хотя бы от того, что война наконец закончилась, империя победила и им ничто не грозит.

Рин это разъярило.

Ей всегда с трудом удавалось сдерживать гнев, она это знала. В Синеграде она постоянно действовала в гневе, и позже ей приходилось справляться с последствиями импульсивных выходок. Но сейчас ярость была постоянной, испепеляющая ярость, которую Рин не могла ни сдержать, ни контролировать.

Но и не хотела ее сдерживать. Гнев служил ей щитом. Гнев помогал забыть о содеянном. Потому что пока Рин пребывала в ярости, она считала, что действовала по веской причине. Рин боялась, что, если гнев отступит, она просто рассыплется.

Она пыталась отвлечься, высматривая в толпе Яна Юаньфу и его охрану, пыталась сосредоточиться на текущей задаче.

Бог никогда ей этого не позволит.

«Убей их, – подзуживал ее Феникс. – Не позволяй им быть счастливыми. Они не сопротивлялись».

Внезапно ей пригрезилась охваченная огнем рыночная площадь. Рин яростно замотала головой, пытаясь изгнать голос Феникса.

– Нет, прекрати…

«Пусть они сгорят».

Ладони вспыхнули жаром. Живот скрутило. Нет… не здесь, не сейчас. Рин зажмурилась.

«Преврати их в пепел».

Сердцебиение участилось, поле зрения сузилось до размера булавочной головки, а потом снова расширилось. Ее била дрожь. Толпа вдруг показалась полной врагов. На одно мгновение все оказались одеты в синюю форму солдат Федерации, а в руках каждый держал оружие, но через секунду снова превратились в мирных жителей. Рин судорожно и глубоко вздохнула, пытаясь набрать в легкие побольше воздуха, и крепко зажмурилась, желая скинуть красный туман.

Но не помогло.

Смех, музыка и улыбающиеся лица вокруг лишь вызывали желание закричать.

Как они смеют жить, когда Алтан погиб? Казалось чудовищной несправедливостью, что эти люди продолжают жить и празднуют окончание войны, которую не выиграли, и никто их за это не накажет…

Ладони раскалились.

Юнеген схватил ее за плечо.

– Я думал, ты можешь держать эту дрянь под контролем.

Рин подпрыгнула и резко развернулась.

– Могу! – прошипела она.

Слишком громко. Люди вокруг нее попятились.

Юнеген потянул ее подальше от густой массы людей, в безопасные тени руин Адлаги.

– Ты привлекаешь к себе внимание.

– Я в норме, Юнеген, отпусти…

Он не подчинился.

– Тебе нужно успокоиться.

– Я знаю…

– Нет. Прямо сейчас успокоиться. – Он мотнул головой через плечо. – Она здесь.

Рин обернулась.

И увидела императрицу, сидящую в паланкине из красного шелка, словно невеста.

Глава 2

Когда Рин в последний раз видела императрицу, то пылала в жару и была не в себе, а потому не видела ничего, кроме лица Дацзы – прекрасного, гипнотического, с фарфорово-белой кожей и похожими на крылья мотылька глазами.

Императрица, как всегда, была неотразима. Все знакомые Рин, уцелевшие после мугенского вторжения, внешне постарели на десяток лет, но императрица осталась прежней – белокожей, молодой и безупречной, словно жила в потустороннем мире, недоступном для простых смертных.

У Рин участилось дыхание.

Никто не предполагал, что Дацзы окажется здесь.

Все должно было случиться не так.

В голове мелькали образы императрицы. Ее расколотая о белый мрамор голова. Перерезанная белая шея. Обугленное тело. Но все же она не должна сгореть мгновенно. Рин хотела сделать это медленно, насладиться местью.

Толпа восторженно охнула.

Императрица наклонилась из-под полога и подняла руку – такую белую, что та блестела на солнце. И улыбнулась.

– Мы победили, – воскликнула она. – Мы выжили.

Где-то внутри у Рин полыхнул гнев, такой плотный, что она чуть не задохнулась. Ее тело словно жалили тысячи крохотных муравьев, но она не могла почесаться, и нарастало раздражение, готовое вот-вот прорваться наружу.

Почему императрица до сих пор жива? Это разъяряло Рин. Алтан, наставник Ирцзах и многие другие погибли, а Дацзы все нипочем. Она стояла во главе страны, когда миллионы истекали кровью во время бессмысленного вторжения, которое она же и навлекла, а выглядит так, будто прибыла на банкет.

Рин рванулась вперед.

Юнеген немедленно оттащил ее.

– Что ты вытворяешь?

– А ты как думаешь? – Рин вывернулась из его рук. – Я собираюсь ее достать. Предупреди остальных, они должны меня прикрыть…

– Совсем свихнулась?

– Она прямо перед нами! У нас никогда не будет такой превосходной мишени!

– Тогда пусть это сделает Кара.

– Кара не сумеет прицелиться, – прошептала Рин.

Кара расположилась на развалинах колокольни и была слишком высоко. Она не сумела бы пустить стрелу через окно экипажа, через всю эту толпу. Внутри паланкина Дацзы была со всех сторон защищена, а выстрелам спереди помешала бы охрана, стоящая прямо перед императрицей.

А Рин может ударить куда точнее Кары. Сейчас она отчетливо видела императрицу, но боялась пускать огонь прямо в толпу невинных горожан или выдать местонахождение цыке, прежде чем кто-либо из них сумеет прицелиться. Кара, вероятно, решит вести себя благоразумно.

Рин плевать хотела на благоразумие. Вселенная предоставила ей шанс. И в любую минуту может отобрать.

В голове снова возник Феникс, рьяный и нетерпеливый. «Давай же, дитя… Выпусти меня…»

Она вонзила ногти в ладони. Еще рано.

Слишком большое расстояние отделяло ее от императрицы. Если Рин запылает сейчас, погибнут все собравшиеся на площади.

Ей отчаянно хотелось лучше контролировать огонь. Хотя бы как-то контролировать. Но Феникса невозможно держать в узде. Феникс жаждал гулкого, хаотичного пламени, пожирающего все вокруг до самого горизонта.

И когда Рин призывала бога, то уже не могла отличить свои желания от желаний Феникса, они оба хотели только сеять смерть, все больше и больше смертей, чтобы накормить ими огонь.

Рин пыталась думать о чем-то другом, кроме ярости и мести. Но стоило ей посмотреть на императрицу, она видела только пламя.

Дацзы вскинула голову и встретилась взглядом с Рин. Потом подняла руку и помахала.

Рин замерла. Она просто не могла отвернуться. Глаза Дацзы превратились в бездонные колодцы, а потом в воспоминания, и в дым, огонь, трупы, кости, и Рин почувствовала, как падает, падает в черный океан, где видела только Алтана – единственный человеческий маяк, полыхающий погребальным костром.

Губы Дацзы изогнулись в жестокой усмешке.

И тут за спиной у Рин разразились дробью фейерверки – хлоп! хлоп! хлоп! – и сердце чуть не выскочило у нее из груди.

Она вдруг закричала, зажав уши руками, ее трясло.

– Это фейерверк! – прошипел Юнеген, оттягивая ее ладони от головы. – Всего лишь фейерверк.

Но это не имело значения, Рин и без того знала, что это фейерверк, но то была рациональная мысль, а рациональные мысли ничего не значили, когда она закрывала глаза и с каждым хлопком, с каждым взрывом видела под опущенными веками мешанину тел и визжащих детей.

Она видела человека, болтающегося на торчащей из разрушенного здания доске и пытающегося удержаться за скользкую древесину пальцами, чтобы не рухнуть на острые колья внизу. Видела размазанных по стенам людей, припорошенных белым пеплом, так что их можно было принять за статуи, если не заметить темные пятна крови вокруг…

Слишком много народу. Рин в ловушке среди толпы. Она опустилась на колени, закрыв лицо ладонями. Когда она в последний раз оказывалась в такой толпе, люди в ужасе бежали из-за стен Хурдалейна, и сейчас ее взгляд метался в поисках пути к отступлению, но не находил ни единого, кругом была лишь бесконечная стена плотно сомкнутых тел.

Их слишком много. Слишком много всего в поле зрения, мозг не успевает обрабатывать информацию. В воздухе за спиной и над головой снова что-то взорвалось, и Рин еще сильнее задрожала.

Народу слишком много – огромная масса протянутых рук, масса без имен и без лиц, которая хочет разорвать Рин на части…

Тысячи, сотни тысяч… И ты спалила их дотла, спалила прямо в постелях…

– Прекрати, Рин! – рявкнул ей в ухо Юнеген.

Но было уже поздно. Толпа отхлынула от нее, образовав широкую проплешину. Матери хватали детей. Ветераны указывали на нее пальцами и охали.

Она опустила взгляд. От нее струился дым.

Паланкин Дацзы исчез. Несомненно, ее унесли в безопасное место, присутствие Рин послужило предупреждением. Сквозь толпу в сторону Рин и Юнегена протискивался отряд императорской гвардии с поднятыми щитами и нацеленными на Рин копьями.

– Вот дерьмо, – выругался Юнеген.

Рин неуверенно попятилась, вытянув руки перед собой, словно они принадлежали незнакомцу. Чужие пальцы, сверкающие огнем. Кто-то другой призвал в мир Феникса.

«Сожги их».

Внутри ее пульсировало пламя. С закрытыми глазами Рин чувствовала, как взбухают вены. Боль вонзала в голову тысячу маленьких кинжалов, так что зрение затуманивалось.

«Убей их».

Капитан гвардии выкрикнул приказ. Солдаты ополчения бросились в атаку. И когда всколыхнулся инстинкт самозащиты, Рин окончательно потеряла самоконтроль. В голове установилась оглушительная тишина, сквозь которую пробивался лишь высокий и резкий смех бога-триумфатора, знающего, что он победил.

Когда Рин посмотрела на Югенена, то увидела не человека, а обугленный труп. Блестел белый скелет, с которого сошла плоть, Рин видела, как он за секунду превращается в пепел, и поразилась, насколько этот пепел чист, насколько он лучше, чем месиво из костей и плоти, теперешний Юнеген…

– Прекрати!

Она услышала не крик, а вой. На долю секунды сквозь пепел промелькнуло лицо Юнегена.

Рин его убивала. Она знала, что убивает его, но не могла остановиться.

Не могла даже пошевелить рукой. Лишь стояла неподвижно, словно окаменела, и пламя гудело меж пальцев.

«Сожги его», – увещевал Феникс.

– Хватит!..

«Ты ведь этого хочешь».

Но она хотела не этого. Только не могла остановиться. С чего бы Фениксу одарить ее возможностью себя контролировать? Его аппетит только увеличивался, огонь лишь пожирал и жаждал поглотить еще и еще, однажды ее предупредила об этом Майриннен Теарца, но Рин ее не послушала, а теперь Юнегену придется умереть…

Что-то тяжелое накрыло губы. Рин почувствовала вкус лауданума. Густой, сладкий и прилипчивый. В голове боролись паника и облегчение, она задыхалась, но Чахан лишь крепче прижимал смоченную настойкой тряпицу к лицу Рин, и грудь налилась тяжестью.

Земля покачнулась под ногами. Рин приглушенно вскрикнула.

– Дыши, – приказал Чахан. – Заткнись и дыши.

Она задыхалась от знакомого тошнотворного запаха – Энки не раз с ней это проделывал. Рин пыталась не сопротивляться, побороть естественный порыв, ведь она сама приказала цыке так поступить, чего же она ожидала?

Но от этого было не легче.

Ноги стали ватными. Плечи обмякли. Рин качнулась на Чахана.

Он поднял ее на ноги, перекинул руку Рин через свое плечо и помог добраться до лестницы. За ними тянулся дым. Жар не действовал на Рин, но она видела, как сворачиваются и чернеют кончики волос Чахана.

– Проклятье, – выругался он сквозь зубы.

– Где Юнеген? – спросила Рин.

– Цел…

Рин хотела настоять на том, чтобы с ним увидеться, но язык отяжелел и заплетался. Колени подогнулись окончательно, но Рин не почувствовала падения. По ее крови разлилось снотворное, мир вокруг стал воздушным и легким владением фей. Она услышала чей-то вопль. Кто-то поднял ее и положил на дно сампана.

Рин бросила последний взгляд через плечо.

На горизонте весь порт был освещен огнями, словно кто-то зажег маяк. Повсюду звонили колокола, в воздух поднимался дым сигналов.

Каждый часовой в империи увидит это предупреждение.

Рин выучила стандартные коды ополчения и знала, что означают эти сигналы. За предателями империи объявили охоту.

– Поздравляю, – сказал Чахан. – Теперь за нами гонится все ополчение.

– И что мы будем де… – Язык с трудом ворочался во рту. Рин потеряла способность произносить слова.

Чахан положил ей руку на плечо и слегка толкнул.

– Пригнись.

Рин нелепо растянулась под сиденьями, уставившись в деревянное дно лодки и почти уткнувшись в него носом. Рисунок древесины сплетался в причудливые узоры, а весь мир окрасился в красный, черный и оранжевый.

Открылась бездна. Она всегда открывалась в этот момент, когда Рин была под кайфом и не могла выбросить из головы то, о чем не хотела думать.

Она летела над островом в форме лука и наблюдала, как взрывается вулкан и потоки раскаленной лавы струятся с вершины, мелкими ручейками бегут к городу у подножия.

Рин смотрела, как умирают люди, горят и в одно мгновение скукоживаются и превращаются в дым. Это далось ей так просто, не труднее, чем затушить свечу или раздавить пальцем мошку, она хотела этого, желала вместе со своим богом.

И насколько она помнила, глядя тогда с высоты птичьего полета, она не чувствовала вины. Ей лишь было любопытно, словно она подожгла муравейник или наколола жука на кончик ножа.

Когда убиваешь насекомых, не испытываешь вину, лишь приятное детское любопытство, пока они дрыгаются в предсмертной агонии.

И это не были воспоминания о полете, а видения, которые Рин вызывала сама, галлюцинации, к которым она возвращалась всякий раз, когда теряла над собой контроль и ей давали успокоительное.

Рин хотелось это видеть, ей нужно было танцевать на грани выдуманных воспоминаний, между холодным безразличием бога-убийцы и сокрушительной виной в содеянном. Рин играла с собственной виной, словно ребенок, подносящий ладонь к пламени свечи достаточно близко, чтобы ощутить, как пальцы лижет боль.

Это было самоистязание, она как будто ковыряла ногтем открытую рану. Конечно, Рин знала ответ, просто не могла никому в этом признаться – в тот миг, когда она уничтожила остров, когда превратилась в убийцу, она этого желала.

– В чем дело? – произнес Рамса. – Почему она смеется?

– С ней все будет в порядке, – раздался голос Чахана.

Да, хотелось крикнуть Рин, да, со мной все будет в порядке, я просто грежу, просто застряла между одним миром и другим, просто одержима виде́ниями о том, что сотворила. Она с хихиканьем перекатывалась по дну сампана, пока хохот не превратился в громкие хриплые рыдания, и тогда она начала кричать, а потом в глазах потемнело.

Глава 3

– Просыпайся.

Кто-то больно ущипнул ее за руку. Рин вскочила и потянулась правой рукой к поясу с ножом, которого на месте не оказалось, а левой вслепую врезала кому-то в…

– Да чтоб тебя! – выкрикнул Чахан.

Рин с трудом сфокусировала зрение на его лице. Чахан отпрянул и вытянул руки перед собой, показывая, что в них нет оружия, только влажная тряпка.

Рин быстро ощупала шею и запястья. Она знала, что не связана, конечно же, знала, но все же не мешало убедиться.

Чахан уныло потирал быстро наливающийся синяк на щеке.

Рин не извинилась за то, что его ударила. Как и все остальные, он прекрасно понимал, что не стоит прикасаться к ней без спроса. И приближаться со спины не нужно. Рядом с ней нельзя делать резких движений или шуметь, если не хочешь окончить дни в виде обугленной туши на дне залива Омонод.

– Сколько времени я была в отключке? – выдавила она. Во рту был такой привкус, словно там кто-то сдох, язык пересох, будто Рин много часов лизала деревянную доску.

– Пару дней, – ответил Чахан. – Тебе пора наконец выбраться из постели.

– Дней?!

Он пожал плечами.

– Наверное, с дозой перебрали. По крайней мере, она тебя не убила.

Рин потерла сухие глаза. В уголках налипла отвердевшая корочка. Рин взглянула на себя в зеркало. Зрачки не покраснели, хотя потребуется время, чтобы после опиатов они вернулись к прежнему виду, но белки налились кровью, набухшие вены расползлись паутиной.

Воспоминания медленно возвращались, борясь с туманом после лауданума. Рин крепко зажмурилась, пытаясь отделить реальные события от снов. Внутри разлилось тошнотворное чувство, а мысли сформировались в вопрос:

– Где Юнеген?

– Ты наполовину его спалила. Чуть не прикончила. – Резкий тон Чахана не оставлял места для сочувствия. – Мы не могли взять его с собой, так что Энки остался и подлечит его. И они… Они не вернутся.

Рин несколько раз моргнула, чтобы все вокруг стало не таким мутным. Голова поплыла, каждое движение мешало сосредоточиться.

– Что? Почему?

– Потому что они покинули отряд цыке.

Потребовалось несколько секунд, чтобы это переварить.

– Но… Но они же не могут…

В груди нарастала паника, густая и давящая. Энки был их единственным лекарем, а Юнеген – лучшим лазутчиком. Без них цыке осталось всего шестеро.

Невозможно убить императрицу вшестером.

– Уж ты-то точно не можешь их винить, – сказал Чахан.

– Но они принесли присягу!

– Они присягали Тюру. Присягали Алтану. Но перед неумехой вроде тебя у них нет никаких обязательств. – Чахан вздернул голову. – Видимо, можно и не говорить, что Дацзы вышла сухой из воды.

– Я думала, ты на моей стороне, – бросила на него гневный взгляд Рин.

– Я сказал, что помогу тебе убить Су Дацзы. – Но не говорил, что стану помогать, когда ты ставишь под угрозу жизнь всех, кто находится на борту этого корабля.

– Но остальные… – Ее вдруг охватил страх. – Они же со мной, да? Они мне верны?

– Это не имеет отношения к верности, – ответил Чахан. – Они в ужасе.

– Из-за меня?

– Ты способна думать только о себе, правда? – скривил губы Чахан. – Они боятся за себя. Шаман в империи – и без того существо одинокое, тем более если не знает, когда потеряет рассудок.

– Я знаю. И понимаю.

– Ничего ты не понимаешь. Они не боятся сойти с ума. Они прекрасно знают, чего ожидать, что скоро станут похожи на Фейлена. Пленники внутри собственного тела. И когда придет день, они хотят быть в окружении людей, способных положить этому конец. Вот почему они до сих пор здесь.

Цыке сами отправляют на покой других цыке, когда-то объяснил ей Алтан. Цыке заботятся о своих.

Это значит, что они друг друга защищают. А еще значит, что они защищают весь мир друг от друга. Цыке – как дети-акробаты, балансируют на плечах товарищей, полагаясь на то, что остальные не дадут им рухнуть в бездну.

– Твой долг как командира – оберегать их, – сказал Чахан. – Они остались с тобой, потому что боятся и не знают, куда еще пойти. Но каждым своим дурацким решением и отсутствием самоконтроля ты ставишь их под удар.

Рин простонала, обхватив голову руками. Каждое слово ножом врезалось в барабанные перепонки. Она знала, что все испортила, но Чахану, похоже, нравилось бередить рану.

– Просто оставь меня в покое…

– Нет. Вставай, и хватит вести себя как ребенок.

– Чахан, прошу тебя…

– Да ты просто развалина.

– Я знаю.

– Да, ты это знаешь еще со Спира, но лучше тебе не становится, только хуже. Ты пытаешься все исправить с помощью опиума, а он тебя разрушает.

– Я знаю, – прошептала она. – Просто… Феникс всегда со мной, он кричит в голове…

– Так научись его контролировать.

– Не выходит.

– Почему же? – Чахан с отвращением фыркнул. – Алтан как-то сумел.

– Но я не Алтан. – Рин не могла сдержать слезы. – Ты это хотел сказать? Я не такая сильная, как он, не такая умная, я не могу поступать, как он…

Чахан резко рассмеялся.

– Ну, в этом у меня нет сомнений.

– Тогда возьми командование на себя. Ты и так ведешь себя как командир, так почему бы тебе не занять этот пост? Мне плевать.

– Потому что тебя назвал командиром Алтан. И между нами, я-то хоть понимаю, что следует чтить его волю.

На это Рин было нечего ответить.

Чахан наклонился ближе.

– Это твоя проблема. Ты должна научиться себя контролировать, а затем и защищать остальных.

– А если это невозможно? – спросила Рин.

Светлые глаза Чахана не моргая смотрели на нее.

– Честно? Тогда тебе лучше покончить с собой.

Рин понятия не имела, что на это ответить.

– Если ты считаешь, что не справишься с Фениксом, то лучше тебе умереть, – продолжил Чахан. – Потому что он будет разъедать тебя, превратит в своего проводника и сожжет все вокруг, не только мирных жителей, не только Юнегена, но все вокруг, все, что ты любишь и что тебе небезразлично. И однажды ты превратишь весь мир в пепел и пожалеешь о том, что не умерла.

Когда Рин наконец-то достаточно пришла в себя и сумела проковылять вниз, не споткнувшись, она обнаружила остальных в кают-компании.

– Что это? – Рамса выплюнул что-то на стол. – Птичье дерьмо?

– Ягоды годжи, – ответил Бацзы. – Тебе не нравится каша с ягодами?

– Они заплесневели.

– Да тут все заплесневело.

– Я думал, мы раздобудем новые припасы, – заныл Рамса.

– На какие шиши? – спросил Суни.

– Мы же цыке! – воскликнул Рамса. – Могли бы и украсть!

– Ну, это совсем не… – Бацзы осекся, заметив в дверном проеме Рин.

Рамса и Суни тоже посмотрели в ее сторону и умолкли.

Рин просто уставилась на них, не зная, что сказать. А она-то думала, что знает. Теперь ей хотелось расплакаться.

– Ух ты, свеженькая и бодрая, – наконец произнес Рамса и подвинул для нее стул. – Есть хочешь? Выглядишь кошмарно.

Рин глупо заморгала.

– Я просто хотела сказать… – хрипло прошептала она.

– Не стоит, – бросил Бацзы.

– Но я только…

– Не надо, – сказал Бацзы. – Я знаю, это тяжело. Но ты справишься. Алтан же сумел.

Суни молча кивнул в знак согласия.

Рин все больше хотелось расплакаться.

– Садись, – мягко произнес Рамса. – Поешь чего-нибудь.

Рин шагнула к буфету и неуклюже попыталась наполнить миску. Каша шлепнулась из черпака на пол. Рин двинулась к столу, но палуба ушла из-под ног. Тяжело дыша, Рин рухнула на стул.

Никто не произнес ни слова.

Она выглянула в иллюминатор. Корабль быстро шел по бурным водам. Берегов видно не было. Через борт перекатилась волна, и Рин затошнило.

– Мы хотя бы разделались с Яном Юаньфу? – спросила она через некоторое время.

Бацзы кивнул.

– Суни добрался до него, когда началась суматоха. Размозжил ему голову об стену, а тело швырнул в море, пока охрана суетилась вокруг Дацзы, оберегая ее от нас. Так что тактика отвлечения внимания в итоге сработала. Мы все собирались тебе сказать, но ты была… хм… не в форме.

– Совсем отключилась, – добавил Рамса. – Хихикала, катаясь по полу.

– Я в курсе, – сказала Рин. – И теперь мы направляемся в Анхилуун?

– На всех парусах. За нами гонится вся императорская гвардия, но вряд ли они сунутся на территорию Муг.

– Еще бы, – пробормотала Рин.

Она поковырялась ложкой в каше. Рамса был прав насчет плесени. Большие черно-зеленые комки сделали кашу малосъедобной. Желудок взбунтовался. Рин оттолкнула миску.

Остальные ерзали, щурились и старались не смотреть ей в глаза.

– Я слышала, что Энки и Юнеген ушли, – сказала она.

В ответ она получила только пустые взгляды и пожимание плечами.

Рин сделала глубокий вдох.

– Значит… В общем, я хочу сказать, что…

– Мы никуда не уйдем, – оборвал ее Бацзы.

– Но ты…

– Я не люблю, когда мне врут. И ненавижу, когда меня продают. Дацзы должна получить свое. Я доведу это дело до конца, маленькая спирка. Можешь не беспокоиться, я дезертиром не стану.

Рин оглядела собравшихся за столом.

– А что насчет остальных?

– Алтан заслуживал лучшей участи, – объявил Суни, словно этого достаточно.

– Но ты-то не обязан здесь оставаться. – Рин повернулась к Рамсе. Невинному, гениальному и опасному Рамсе. Ей хотелось убедиться, что Рамса останется, но просить об этом было бы слишком эгоистично. – Тебе необязательно оставаться.

Рамса поковырялся на дне миски. Разговор его как будто и не задел.

– В любом другом месте я просто заскучаю.

– Но ты же еще ребенок.

– Отвали. – Он поковырялся во рту мизинцем, вытаскивая что-то застрявшее в зубах. – Ты должна понять – мы убийцы. Когда привык всю жизнь заниматься одним делом, уже трудно остановиться.

– И к тому же другой вариант – оказаться в тюрьме Бахры, – сказал Бацзы.

– Ненавижу Бахру, – кивнул Рамса.

Рин вспомнила, что все цыке были не в ладах с законом. Точнее, с цивилизованным обществом, если уж на то пошло.

Агаша происходил из крохотной деревушки в провинции Змея, ее жители почитали местного речного бога, охраняющего их от наводнений. После церемонии посвящения богу, которую проходили все молодые люди деревни, Агаша стал первым шаманом за многие поколения, способным делать то, чем его предшественники лишь похвалялись. В процессе посвящения он случайно утопил двух девочек. Его же соседи, превозносившие лживых учителей Агаши, хотели казнить его, закидав камнями, но из Ночной крепости прибыл Тюр, бывший командир цыке, и завербовал Агашу в свой отряд.

Рамса вырос в семье алхимиков, производящих порох для ополчения, но случайный взрыв около дворца лишил его и родителей, и глаза, а сам он оказался в печально известной тюрьме Бахра, якобы за участие в заговоре с целью убийства императрицы, пока Тюр не вытащил его из камеры, чтобы Рамса занимался вооружением для цыке.

Рин мало знала о прошлом Бацзы и Суни. Когда-то они оба обучались в Академии Синегарда, по классу Наследия. Их выгнали, когда произошло нечто ужасное. Рин знала, что оба сидели в Бахре. Ни один не рассказывал подробностей.

Близнецы Чахан и Кара тоже были загадкой. Они родились даже не в империи. По-никански они говорили с напевным акцентом выходцев из Глухостепи, но, когда Рин расспрашивала их о доме, лишь отнекивались. Мол, их дом очень далеко. Или – их дом теперь в Ночной крепости.

Рин понимала, что ей пытаются сказать. Как и остальным, им просто некуда больше идти.

– А в чем дело? – спросил Бацзы. – Такое впечатление, что ты хочешь от нас избавиться.

– Вовсе нет, – ответила Рин. – Просто… просто я не могу изгнать Феникса. Я боюсь.

– Чего?

– Боюсь вас покалечить. Адлагой все не ограничится. Я не могу изгнать Феникса и остановить его, и…

– Это потому, что ты новичок, – прервал ее Бацзы. Голос звучал так ласково. Как он может быть так добр? – Мы все в этом варимся. Боги постоянно хотят в нас вселиться. Ты думаешь, что стоишь на пороге безумия, оно вот-вот тебя поглотит, но это не так.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что с каждым разом будет легче. И в конце концов ты научишься жить на грани безумия.

– Но я не могу обещать, что не…

– Не можешь. И мы все еще раз выступим против Дацзы. И будем продолжать снова и снова, сколько потребуется, пока ее не прикончим. Тюр никогда не сдавался, когда дело касалось нас. А мы не бросим тебя. Только потому цыке и существуют.

Рин ошеломленно уставилась на него. Она этого не заслужила, совершенно не заслужила. И это не дружба. И не преданность. Дружбу и преданность она заслуживает еще меньше. Это товарищество – связь, сотканная предательством. Императрица продала их Федерации ради серебра и славы, и ни один из них не успокоится, пока реки не окрасятся кровью Дацзы.

– Не знаю, что и сказать.

– Так заткнись и прекрати ныть. – Рамса снова подвинул к ней миску. – Лопай свою кашу. Питательную плесень.

На залив Омонод спустилась ночь. Под покровом темноты «Буревестник» летел вдоль берега, движимый такой мощной шаманской силой, что за несколько часов оторвался от преследователей из императорского ополчения. Цыке разошлись. Чахан и Кара – в свою каюту, где проводили бо́льшую часть времени, отдельно от остальных, Суни и Рамса несли ночную вахту на палубе, а Бацзы растянулся на гамаке в кубрике.

Рин заперлась в своей каюте, чтобы снова мысленно сражаться с богом.

Времени у нее было немного. Действие лауданума почти истекло. Рин подперла дверь стулом, села на пол, стиснув голову коленями, и стала ждать голос бога.

Она ждала, что вернется то состояние, когда Феникс потребует полного контроля и будет кричать в ее голове, пока Рин не подчинится.

На сей раз она ответит.

Рин положила у колена маленький охотничий нож и крепко зажмурилась. Она чувствовала, как рассасываются в крови остатки лауданума, а из головы выветривается отупляющий туман. И с новой силой ощутила комок в груди, который никогда до конца не исчезал. И со всей ужасающей ясностью, какую давала трезвость, она приготовилась.

Рин всегда возвращалась к одному и тому же мгновению, когда несколько месяцев назад стояла на четвереньках в храме на острове Спир. Феникс обожал этот момент, потому что тогда находился на вершине своего разрушительного могущества. И постоянно возвращал к этому мгновению Рин, пытаясь заставить ее поверить, что единственный способ смириться с этим кошмаром – завершить начатое.

Он хотел, чтобы она спалила корабль. Убила всех вокруг. А потом добралась до суши и сожгла и ее. Как огонек, зародившийся с края листа бумаги, Рин должна была проникнуть в глубь континента и сжигать все, что попадется на пути, пока не останется лишь груда пепла.

Тогда она успокоится.

Рин услышала симфонию криков, голоса спирцев и мугенцев, отдельные и сливающиеся в хор, но это не имело значения, потому что бессловесная агония не нуждалась в языке.