Нюргун Боотур Стремительный

УОТ УСУМУ

 
Светлый ты шурин мой,
Святую правду ты говоришь!
Родину отстоять,
Родичей защитить
Золотогрудой птички моей,
Медногрудой синички моей,
Будущей супруги моей
Могу только я один!
Могучей броней я укрою вас!
 
 
Да неужто этот болван,
Дурачина этот большой,
Бродяга и озорник,
Непутевый этот шатун,
Опорою станет вам,
Обороной от всяких бед?
Кто первый затеял спор?
Кто первый оружие в руки взял?
Это он хотел
Меня застрелить,
Хотел мою грудь острогой пронзить!
Это он затеял вражду и спор!
В долину Онолутта,
Где один летает
Осол Уола,
Я сам его потащу,
Уж там за обиду взыщу!
 
 
Я его вызываю на бой,
А если он не пойдет за мной —
Вот ему! – адьарай сказал
И, задрав дымовой свой хвост,
Нюргуну зад показал;
И с громом и свистом
Взвился́ в высоту
И, как вихрь, улетел, пропал
За темной гранью земли.
 
 
Тут могучий Нюргун Боотур
Перекувыркнулся вниз головой
И обернулся у всех на виду
Соколом верховым
С колокольчиками на хвосте,
С ожерельем седого пера,
И к тучам взмыл,
И стрелой улетел,
Крыльями тугими звеня.
 

* * *

 
В племени светлом айыы-аймага,
В доблестном роде Ахтар Айыы
Прославленный отвагой своей,
Бесстрашием в трех мирах
Громкую пробудивший молву,
Лучший из лука стрелок,
Летающий высоко
На Мотыльково-белом коне
Юноша-богатырь —
Юрюнг Уолан удалой
Стремительно подбежал
К великому скакуну
Брата старшего своего.
 
 
Он достал из левого уха коня
Нечто, будто шерсти клубок,
Будто белый пуха комок.
Он в ладонях этот комок покатал,
Против солнца трижды взмахнул;
И тут же – отколь ни возьмись —
Младшая сестричка его,
Прекрасная Айталыын Куо
С восьмисаженной косой,
Блистающая красотой,
Смеясь, предстала пред ним.
Будто после долгого сна
Пробужденная, красовалась она
Прелестью несказанной своей…
 
 
После разлуки долгой такой,
Друг друга, как в прежние дни,
Невредимыми видя опять,
Обрадовались брат и сестра;
Крепко они обнялись,
Трижды друг друга поцеловав,
Так что каплями проступила кровь
У них на нежных губах;
И, окруженные шумной, большой
Дружной уранхайской семьей,
Беседуя о недавнем, пошли
К серебряному жилью
Прародителей рода саха.
 
 
А Нюргуна ретивый конь,
Прославленный скакун Вороной,
Освобожденный от ноши своей,
Тревожно, звонко заржал
И поскакал, полетел,
И как дым растаял в той стороне,
Где неба восточный склон
Пе́ристыми облаками горит,
Как тетерева пестрая грудь.
 
 
Прародители трех племен,
Размножившихся на земле,
Прародители четырех племен,
Населяющих Средний мир —
Саха Саарын Тойон
И Сабыйа Баай Хотун
Велели готовить
Свадебный пир,
Приказали с почетом встречать
Жениха и его сестру;
Приказали кубок большой
С крепким кумысом выносить,
Шкуры по двору расстелить,
Сиденье почетное для гостей
Мехом драгоценным покрыть.
 
 
Восемь девушек —
Восемь лебедей,
Девять юношей —
Девять журавлей
Кумыс гостям поднесли,
Окружили радостно их,
С почетом в дом повели.
 
 
Элик Баатыр
К ним сам подбежал,
За руки ласково брал,
От коновязи до дверей провожал.
Алтан Хаакыр
На пороге встречал,
Дверь держал,
На орон почетный сажал…
 
 
А другие тою порой
С отгонных дальних лугов,
Как белый ржущий поток,
Косяк лошадей пригнав,
В правом углу большого двора
Лучших двухлетков
Пестрых мастей
Опрокидывали на ходу,
Оглушали обухом на скаку;
Отъевшихся на приволье степном
С жирными шеями кобылиц,
На выбор ловя,
Убивали они;
Необъезженных кобылиц,
Нагулявших мясо и толстый жир,
Свежевали проворно они,
Зажигали костры на дворе,
Поднимали котлы на огонь,
Начинали пищу варить.
 
 
Огурук Боотур
Аркан метал,
За гривы коней хватал.
 
 
Эбегей Боотур
Коней убивал,
Жилы боевые вскрывал,
Живо шкуры снимал, свежевал,
Туши пластал,
Мясо рубил.
Бусуган Боотур
Угощенье варил;
Ырбайбан Малахсын
Из глубоких котлов
Мясо жирное доставал,
Дымящиеся горы еды
На огромных блюдах
Гостям подносил.
Люди на лакомую еду
Весело налегли,
До пресыщенья утробы набив,
Толстым шейным жиром они
Перебрасываться пошли…
 
 
Там прославленные едоки
Огромные мяса куски,
Распластанные широко,
Словно конские потники,
Запихивали в зубастые рты,
Лишь трещали кости
У них на зубах…
Там обжоры и шутники
Проворно хватали с блюд
Самые большие куски;
Глыбы жирного мяса
Пихали в рот
С правого края губ,
Кости выплевывали изо рта
С левого края губ…
 
 
Сколько ни было там гостей,
Хоть и сильно проголодались они
В прежние беспокойные дни,
Все насытились на пиру,
Все наполнили утробу свою,
Изобильной жирной едой
Укрепили силы свои,
Утолили голод свой, наконец…
Богатырской снедью,
Крепким питьем
Утешались сердца гостей
С утра до вечерней зари.
 
 
Полными чоронами
Пили они
Крепкий густой кумыс,
В котором плавали масла куски
С яйцо турпана величиной.
Звенящий льдинками, пили они
Выдержанный кумыс,
Пенящийся пили они
Весенний свежий кумыс,
Освежили грудь,
Ободрили дух
Радующим сердце питьем…
 
 
Наконец, настал
Вожделенный час,
Наступил долгожданный срок
Среднего мира богатырю,
Счастливому сыну айыы
К невесте своей войти,
Наконец, распахнулась пред ним
Бряцающая серебром бубенцов,
Украшенная богатой резьбой
Дверь опочивальни ее,
Распахнулась пред ним, наконец,
Раскрылась завеса дверцы ее
И, блистающая лучезарным лицом,
Прекрасная Туйаарыма Куо,
С девятисаженной волнистой косой,
Глазами темными поводя,
Зубами в улыбке блестя,
Румянцем нежным горя,
Стройная, как белоснежный стерх,
Величавая, как лебедь весной,
Трижды поклонилась ему —
Другу, возлюбленному своему,
Супругу обещанному своему,
Летающему высоко над землей
На Мотыльково-белом коне
Юрюнг Уолану-богатырю…
 

* * *

 
…Трое суток длился
Свадебный пир.
Трое суток пробыл
Юрюнг Уолан
С молодой женою своей
В отцовском доме ее,
В материнском ее гнезде.
 
 
И к Саха Саарын Тойону придя,
Сабыйа Баай Хотун поклонясь,
Как рассказывают старики,
Удалой Юрюнг Уолан
Желанье свое открыл,
Заветное слово пропел.
 

ЮРЮНГ УОЛАН

 
Внимайте речи моей,
Ты – белеющая сединой
Матушка моя, госпожа!
Ты – в серебряной седине снеговой,
Величавый тесть мой, тойон!
Я давно ушел из родной страны,
Я давно покинул свой дом.
Тоска по долине родной,
Где сверкает желтая благодать,
Где россыпи золотые горят,
Все сильнее томит меня.
Там наш дом стоит,
Наш очаг горит…
 
 
Непреодолимо они
Тянут меня к себе.
Младшая сестричка моя,
Милая Айталыын Куо,
Красавица с восьмисаженной косой,
Истомилась,
Изныла она,
Странствуя повсюду со мной,
Вдали от страны родной!
 
 
Бесчисленные богатства мои,
Бегущие, как белый поток,
Моих коней табуны,
Брошенные без присмотра давно,
Без надзора хозяйского моего
Убавились наверняка…
 
 
В глухие верховья рек
Забредшие без пастуха
Стада круторогих моих коров,
Присмотра хозяйского лишены,
Уменьшились, может быть.
Хищник терзает их,
Вор угоняет их…
 
 
Нам загащиваться нельзя,
Здесь – иноплеменники мы.
Срок настал – вернуться
В родное гнездо,
Брошенный дом обжить,
В очаге погасшем
Зажечь огонь,
Загоны коровьи огородить.
Нам свой дом устроить пора,
Счастье прочное утвердить…
 
 
Дочь свою,
Что вы отдали в жены мне,
Светлую супругу мою,
С которою век мне жить,
Как стрелу, в полет оперив,
Как небесную радугу, нарядив,
Как олененочка разубрав,
Соберите в далекий путь
И с пожеланием счастливо жить,
И с напутствием добрым своим
Благословите ее
И отпустите со мной! —
 
 
В таких словах, говорят,
Поведал Юрюнг Уолан
Заветные мысли свои.
А тесть и теща —
Отец и мать
Ответили:
– Воля ваша теперь,
Мы неволить не будем вас,
Мы не задержим вас! —
И в дорогу детей собирать
Расторопно они взялись.
 
 
Вокруг поляны большой
В два ряда поставив желтый чэчир,
Украсив просторное тюсюльгэ,
Чтобы справить прощальный пир,
Бесчисленную, как кустарник густой,
Словно черный кустарник в долине речной,
Родню свою преданную собрав,
Весь свой род и племя созвав,
Окруженные девятью сыновьями,
Словно девятью журавлями,
Стройными восемью дочерями,
Словно белыми восемью лебедями,
Из дома серебряного своего
Престарелые вышли отец и мать,
Прародители рода саха —
В дорогу детей проводить,
Прощальный кубок им поднести,
Призвать на них
Благодать небес,
На счастье благословить.
 
 
Сабыйа Баай Хотун,
Прославленная праматерь племен,
Как матерая, снежная кобылица,
Поступью горделивой идя,
Как равнинная кобылица,
Голову красиво держа,
В ниспадающих на́ спину и на грудь,
Бряцающих серебром
Подвесках илин-кэлин-кэбисэр,
В накинутой на́ плечи, нараспах,
Летней шубе буктаах-сон,
Опушенной седым бобром,
В надетой чуть набекрень
Рогатой шапке из лап
Черных камчатских лис,
Праматерь племен саха
В правой руке несла
Ковш священный
Эбир-хамыйах;
В левой руке подымала она
Приготовленный для молений богам,
Для заклинаний небесных владык,
Для заздравного кругового питья,
Узором украшенный по краям
Кубок большой – ымыйа,
Терпким брызжущий кумысом
Из молока седых кобылиц,
Крепким играющим кумысом
Из молока гнедых кобылиц,
Шипящий пьяным густым кумысом
Из молока золотых кобылиц.
 
 
Славя солнце,
Славя луну,
Открывая кумысный пир,
Сабыйа Баай Хотун
Светлым владыкам айыы
Моление вознесла…
 

МОЛЕНИЕ САБЫЙА БААЙ ХОТУН

 
Радость и слава!
Мир и добро!
Радость и счастье!
Жизнь и любовь!
Да будет слава тебе,
Добрая Ахтар Айыысыт!
Крепкое счастье пошли
Детям, Кюрэ Дьэсегей!
Неисчерпную дай благодать,
Щедрая Иэйэхсит!
 
 
На радость, великие, вам
Украсили мы тюсюльгэ,
Изобильем кипящее золотым!
В три ряда березки в землю воткнув,
Желтым чэчиром огородив
Обширный этот алас,
Кумысный пир заварили мы!
У коновязи резной,
У священных ее столбов,
Где, по ветру развеваясь, висят
Жертвенные гривы коней,
Моленья горячие вознося,
Кубок сверкающий поднося,
Милости у неба прося,
Нашу доченьку дорогую,
Нашего жаворонка золотого
Отправляем в далекий путь!
Пусть повсюду
Сопровождает ее
Благословенье добрых айыы!
На солнечных поводьях тугих
Пусть поддерживает ее
Надежная их рука!
Пусть благословенье мое
Сопутствует всюду им,
Детям моим дорогим,
Надеждой в пути блестит,
В любой нужде защитит!
 
 
Доченька дорогая моя,
Добрая сердцем
Туйаарыма Куо!
Когда ты достигнешь страны,
Где жить тебе суждено,
Когда ты войдешь
В свой новый дом
И зажжешь в очаге
Священный огонь,
Пусть благодатная Иэйэхсит
Встретить тебя прилетит,
Пусть великая Айыысыт
Очаг твой благословит!
 
 
В изобильном доме своем
Миром наслаждайся всегда,
На счастливом своем тюсюльгэ
Радостью утешайся всегда!
Что ни год, дитя приноси,
Горя не знай,
Зыбку качай!
Крепких детей
На колени сажай,
С крепкой судьбой
Потомство рожай!
Пусть изобилье,
Счастье во всем
Станет уделом твоим
На восемь веков,
На девять веков!
Пусть уста твои
Не устанут вовек
Благодарить
Подаривших тебе
Мирную, безмятежную жизнь!
Пусть все добрые желанья твои
Превзойдет грядущая слава твоя!
Пусть многодетным
Будет твой дом,
Пусть бесчисленным будет
Потомство твое!
Да умножится твой материнский род,
Да усилится твой отцовский род,
Да прославится на девять веков!
Слава и счастье!
Мир и любовь!
Слава и сила!
Жизнь и добро!
 
 
Пусть Кюн Дьэсегей
Навстречу тебе
Сверкающий – побежит!
Пусть Кюрэ Дьэсегей
Навстречу тебе,
Как солнце, улыбкою заблестит!
Пусть густогривых
Твоих коней
Долина широкая не вместит!
Пусть размножится
Твой рогатый скот,
Пусть бесчислен будет
Его приплод!
С глубокое озеро величиной
Неисчерпаемое тюсюльгэ —
Радость вечную обрети!
Свой, поставленный в три ряда,
Золотой чэчир освяти!
Пусть богатство великое принесет
Светлосерая кобылица твоя,
Пусть благоденствием расцветет
Долгая жизнь твоя!
Пеной весеннего кумыса
Гнедых твоих кобылиц,
Игрой шипящего кумыса
Голубых твоих кобылиц,
Славу каждый день воздавай
Матери Айыысыт,
Всегда мольбу возноси
Благодатной Иэйэхсит!
 
 
Пусть кумысные твои турсуки,
Кожаная посуда твоя,
Из цельных шкур большие мехи
Будут всегда полны у тебя!
Пусть кубки о девяти обручах
Умножатся у тебя!
Пусть узорные резные ковши
Украшают твое жилье!
Пусть без счета будет любой
Деревянной, шитой, цветной
Посуды берестяной!
 
 
Восемь перевалов крутых,
Семь высоких горных хребтов
Одолевшего в далеком пути,
Изнуренного голодом и трудом,
Путника приветливо встреть,
Досыта накорми…
На извилинах девяти дорог
Изнуренного до потери сил,
Падающего – подними,
Бесприютного приведи в свой дом,
У очага своего обогрей!
И да будет за это слава тебе,
И да будет счастье тебе!
 
 
Летающий высоко над землей
Выше изгороди столбовой
На Мотыльково-белом коне,
Юрюнг Уолан, сынок дорогой!
Ту, которую мы берегли,
Как зеницу наших очей,
Как десну наших белых зубов,
Ту, которую звали мы
Золотогрудой птичкой своей,
Медногрудой синичкой своей,
Нашу доченьку взяв от нас,
Как только ее привезешь
В восьмикрайнюю долину свою,
На широком дворе своем,
На высоком холме,
Где стоит твой дом,
Ты, восьмиветвистой
Зеленой травой
Руки ее обвязав,
Навстречу солнцу ее проведи
Вокруг резного столба
Коновязи священной твоей,
Чтобы дух-хозяйка твоей земли
Не стала чуждаться вдруг
Нашей доченьки дорогой,
Чтобы как свою приняла ее,
Чтобы молвила про нее:
«Сэлэ с пучками жертвенных грив
Приумножить приехала у меня!»
 
 
На широком блестящем дворе,
Где ни пыли, ни грязи нет,
На просторном надворье твоем,
Не знающем ни снега, ни льда,
Ты из тонких березок поставь
Золотой чэчир в два ряда,
Дорогу свежей травой устелив,
На порог траву положив,
По траве введи ее в дом;
К бушующему огнем очагу,
К грозно гудящему камельку
Радостно ее подведи,
И скажи ей, чтобы она
Тремя пучками смолистых лучин
Аан Уххана – духа огня
Угостила из рук своих,
Приветствуя троекратно его!
 
 
Тогда лишь хозяин огня —
Дух очага твоего
Примет, как хозяйку свою,
Ненаглядную нашу дочь.
Поймет, что пришла она
Следить за добрым огнем,
Возносить высо́ко
Очажный дым…
 
 
Детушки золотые мои,
В день отъезда вашего я,
Широко раскрывая дорогу вам,
Благословляю вас!
Пусть восемь крутых дорог
Ровными будут для вас,
Пусть дорога белая – Сиэри
Раскинется широко!
Пусть девять трудных дорог
Легкими будут вам!
Пусть удача, слава-айхал,
В долину широкую величиной,
Сопутствует всюду вам!
Пусть победа, счастье, добро,
Словно степь огромная, шириной,
Везде окружает вас!
Пусть добрые предзнаменованья всегда
Сопровождают вас,
Пусть не будет препятствий
У вас впереди,
Пусть не будет помех позади!
 
 
Пусть будет удача вам,
Которую не утащит бык!
Пусть будет счастье у вас,
Которого не обскачет конь!
Уруй-айхал!
Уруй-туску! —
 
 
Совершив моленье свое,
Спев благословенье свое,
Сабыйа Баай Хотун
Светлой пеною кумыса
Обрызгала землю вокруг.
И когда широкий ковш хамыйах,
Подброшенный ею, упал
Стороной открытою вверх,
Так обрадовалось собранье гостей
Доброму знаку тому,
Что дрогнула степь кругом;
И дальние горы отозвались
Радостному крику толпы:
– Уруй-айхал! —
– Уруй-туску! —
 
 
Тут прощаться начали старики
С дочерью дорогой,
С долгожданным зятем своим.
Крепко обняли родители их,
Троекратно поцеловав,
Шестикратно облобызав.
 
 
Снаряженного в дальний путь,
Ладно обузданного,
Крепко оседланного,
Покрытого пестрым, цветным,
Словно облако пе́ристое, дорогим
Узорчатым чепраком,
Словно красное облако, под седло
Бархатный положив кычым,
В уздечке из золотых лучей,
С поводьями из лунных лучей,
Под серебряным чеканным седлом
О семи подпругах тугих,
Крепко затянутых под животом,
С медными брякунцами на сбруе,
С кольцами серебряными на сбруе,
С колокольчиками на сбруе,
Звонкими, как напев
Матери Иэйэхсит,
Играющего на ходу,
Сверкающего белизной,
Подвели Туйаарыме Куо
Наследственного иноходца ее,
Стройного коня Туналы.
 
 
Под ноги, по земле
Пеструю раскинув кошму,
Проворная девка
Энньэ Кулут
Подошла к хозяйке своей молодой —
Помочь ей
Подняться в седло.
Парень Юктэл Кулут,
Поклонившись трижды хозяйке своей,
Наклонился, спину согнул,
Чтобы, на спину став ему,
Молодая хотун могла
На высокое подняться седло.
Опершись о руки служанки своей,
Проворной Энньэ Кулут,
На широкую спину став
Юктэл Кулута, слуги своего,
Ладно уселась
Туйаарыма Куо
На серебряное седло.
 
 
С обеих сторон
За поводья взяв
Стройного коня Туналы
С наездницей прекрасной в седле,
Вся семья проводила
Туйаарыму Куо
На расстоянье семи сэлэ,
Где предстояло им
Расставанье на долгий срок,
Где в сияньи утра лежал
Дальний путь ее – на восток.
Милая Туйаарыма Куо,
На белом коне своем,
Краше прежнего
Казалась теперь
Провожавшей ее родне…
 
 
Нарядная шубка ее,
Обложенная бобром,
Пышно распушась на ветру,
Ладно облегала
Плечи и стан,
Была ей к лицу, говорят.
Подвески узорного серебра,
Цепочки на шейном кольце,
Тонкие илин-кэлин-кебисэр
Переливались, ярко блестя,
Поигрывали на груди и спине,
Позванивали на ней.
Высокий бобровый верх
Рогатой шапки ее
Будто улыбался
Белому дню;
Круглая чеканная тусахта,
Укрепленная надо лбом,
Радостно на солнце блестя,
Озаряла ее лицо…
 
 
Чтобы любимую дочь
Не опечалить ничем, не смутить,
Чтобы зятя милого своего
Честью не обойти,
Чтобы по дальним дорогам их
Добрая молва пронеслась,
Чтобы по дальним землям о них
Громкая летела хвала,
С дочерью отправили старики
Старшего сына с женой.
Старшего сына-богатыря
Снарядили в дорогу они
Тюнгюром – дружкою быть,
А жену его снарядили они
Ходого́й, поезжанкой быть.
 
 
Стали отец и мать
Приданое дочери выделять
И так спросили ее:
– Доченька наша
Туйаарыма Куо!
Отбирай, что по нраву тебе,
Забирай, что тебе по душе,
Нам для тебя
Ничего не жаль! —
Молвила Туйаарыма Куо:
– Много не надо мне.
Молодняк с собой я возьму,
Малых жеребят и телят! —
 
 
И она телячий намордник взяла,
Жеребячий колючий
Нарыльник взяла,
Да ковш хамыйах
С собой забрала.
Тут со всех зеленых долин
И со всех открытых полян
Побежали стада телят,
За намордником своим погнались;
Им вослед
Табуны жеребят,
Выбегая со всех сторон,
За нарыльником своим понеслись.
Вся посуда,
Какая тогда
В стойбище богатом была,
Запрыгала с полок,
Стуча и бренча,
Покатилась, прыгая и тарахтя,
Погналась за большим ковшом,
За хамыйахом главным своим…
 
 
Расплодившиеся без числа,
Раздобревшие на привольных лугах,
Стада молочных коров,
Отчаянно, громко мыча,
Набежали со всех сторон,
Кинулись опрометью вослед
Ревущим телятам своим.
Табуны степных кобылиц
Из отгонных дальних лугов
Поскакали, пронзительно ржа,
Жеребятам своим вослед.
 
 
Стоявшая на скотном дворе
В почетном летнем хлеву
Праматерь
Коровьих стад
Криворогая Ый-Ыдалыын,
Корова Толстуха-Луна,
Увидав, что все потомство ее
Уходит из мест родных,
Тяжело заметалась,
Тревожно мыча,
Выломала загородку в хлеву.
А прародитель коровьих стад
Старый бык
Тойон-Тойболуун,
Видя, что все подруги его
Уходят невесть куда,
Заметался, мыча,
Неуклюже топчась
У столба – на толстой цепи…
 
 
Кобылица Кюн-Кэдэлю,
Первая среди кобылиц,
Стоявшая в стойле почетном своем,
Заржала, затосковав,
Разломала жерди в стойле своем,
Убежала на волю, вослед
Уходящему табуну.
 
 
Разве может остаться один
Жеребец Хаан-Дьаралык?
Выскочил из летника он
И за кобылицей Кюн-Кэдэлю
Поскакал табуну вослед.
Все, не считанное никогда,
Не измеренное никем
Богатство несметное и добро,
Как будто себе говоря:
– От части своей
Отстать не хочу! —
Пошло, поплыло
Потоком сплошным
По следам Туйаарымы Куо…
 
 
Тут весь добрый люд,
Вся родня поднялась,
Говоря:
– Не терять же нам
Кровного добра своего? —
Двинулась дружно вослед
Табунам и стадам своим…
 
 
Вся долина широкая Сайдылыкы
Опустела в короткий срок,
Будто и люди не жили здесь,
Будто и стада не паслись.
Разом осиротела страна,
Запустеньем повеяло над землей,
Будто нашествие вражьих сил
Опустошило ее,
Будто язва тут
Моровая прошла,
Только там и сям
Осталось торчать
Брошенное жилье.
 
 
В брошенном хотоне себе
Вырывшая нору,
На задворках, на скотном дворе
Прожившая всю свою жизнь
Старуха дремучая Симэхсин
Рассвирепела, жалея скот,
За которым смотрела она,
На ноги старая поднялась,
Подпрыгнула высоко,
Хлопая завязками торбасов,
Серьгами красной меди бренча;
Со дна хотона она
Огромную лопату взяла,
Тлеющего дымокура золу
Из окна кидать начала…
 
 
Пылью и пеплом вокруг
Землю заволокло,
Дым заклубился,
Черный, густой,
До неба тучею встал,
Солнечный свет затмил.
 
 
Старуха древняя Симэхсин
Тревогу великую подняла,
В ладони забила она,
По-собачьи завыла она,
Подпрыгивая высоко,
Так что завязки ее торбасов
По затылку хлестали ее,
Так что завязки ее шаровар
По щекам хлестали ее.
И кричала, и причитала она…
 

СТАРУХА СИМЭХСИН

 
Ой, куда же вы?
Ой, беда моя.
Ох, жарко, ох, жутко мне!
Подгибаются колени мои,
Разрывается сердце мое…
Стряслась беда,
Пропали стада!..
 
 
Отец твой с ума сошел,
Дом поджег,
Все добро спалил, —
Удавился на матице головной,
На веревке волосяной!..
Матушка старушка твоя,
Как пропали ее табуны,
Как ушли кобылицы ее,
От горя с ума сошла,
Огнем урасу сожгла,
Повесилась на опорном столбе,
На ремне сыромятном висит!
Дыбом встали
Космы мои…
До смерти напугана я…
 
 
Доченька ты моя,
Дитятко Туйаарыма Куо,
Вернись поскорей,
Схорони
Доброго отца твоего!
Матушку похорони,
Вырастившую тебя,
А потом уезжай себе!
 
 
Дом твой родной,
Где выросла ты,
Потеряв хозяев своих,
Помертвел, поник, запустел…
Дорогое дитя мое,
Ласковая ты моя,
Хоть раз обернись,
На меня оглянись! —
 
 
Так причитая,
Громко крича,
Прыгая на месте одном,
Бедная старая Симэхсин
Деревянной лопатой своей
Бить принялась,
Колотить, ломать,
Загородку загона
Грузную дверь.
 
 
Услышала Туйаарыма Куо
Отчаянные крики ее.
Жалостью, состраданьем полна,
Тревогой, волненьем полна,
Не выдержала,
Обернулась она.
И едва обернулась она,
От черно-белой ревущей реки,
Мычащей, ржущей реки,
От пестрого,
Хлынувшего за ней
Потока коров и коней,
Трети две отделились вдруг
И пустились обратно вскачь,
На пастбища родные свои;
Радостно ржа и мыча,
Хлынули табуны и стада
На простор долины родной…
 
 
С той поры, говорят,
Примета пошла,
Что в чужие края
За мужем своим
Уходящая из дому дочь
Оглядываться не должна
На родной свой дом,
На родной алас,
Как бы ни рвалось от тоски
Сердце в ее груди,
Как бы ни была тяжела
Ей разлука с друзьями девичьих лет,
С матерью и отцом…
 

* * *

 
Юрюнг Уолан, Туйаарыма Куо,
Помех не встречая нигде,
Проехали девятидневный путь.
А на десятый день
Преградила дорогу им
Разлившаяся широко́,
С могучим теченьем река;
Пеною клокоча,
Каменьями грохоча,
Девять бурных речек
Впадали в нее…
 
 
Летающий высоко́
На Мотыльково-белом коне
Юрюнг Уолан сказал:
– Прежде я не встречал,
Проезжая здесь,
Могучей этой реки!..
Откуда она взялась?
Это чертово колдовство,
Это – чары вражеских сил! —
 
 
Подъехав к реке,
Юрюнг Уолан,
Волшебным кнутом
О восьми хвостах
Взмахнув широко,
Хлестнул по воде
Со словами:
– Волей айыы,
Вражеского наважденья власть,
Убирайся прочь с моих глаз! —
И заметить никто не успел,
Как исчезла невесть куда
Широкая, в крутых берегах,
С могучим теченьем река, —
Во мгновенье ока
Пропала она…
 
 
По́суху коварную падь
Путники перешли,
Копыт лошадиных не замочив,
Стадо не напоив.
Долина пред ними легла
Величавая – во сто верст шириной,
В триста верст, примерно, длиной.
В той долине виднелся
За́ день пути
Прекрасный богатый дом
С кровлею золотой.
И подумал Юрюнг Уолан:
– Как проезжал я по этим местам,
Не встречал я здесь
Никакого жилья,
Дома этого не видал…
 
 
Это играют абаасы,
Адьараи колдуют здесь!..
 
 
А как подъехали поездом всем
Путешественники к золотому жилью,
Из дверей открытых
Навстречу им
Плавной поступью —
Горделивы, стройны —
Три девушки вышли
В одеждах цветных,
Три милых дочери
Рода айыы.
Кротко глядя в глаза гостей,
Радостно улыбаясь им,
Приветливо они поднесли
Брызжущий кумысом
Праздничный кубок айах,
Пригубить его прося.