Февраль – близнец ноября

– У нас еще полпачки сигарет.

Настенные часы, спрятанные где-то под потолком, должны были сейчас показывать восьмой час, а батареи под подоконниками греть как сумасшедшие, но отоплением квартиру Чанеля не радовали уже две недели, и этим двоим сейчас служили камином их встречные взгляды и полу-шепот.

Каким-то образом Белая перебирается ближе к Черному, и в какой-то момент их смещенные плечи образуют уже неразрывный мост. Окно открыто на форточку, а два сердца – нараспашку.

Белая выдыхает сигаретный дым и провожает его задумчивым взглядом.

– У меня есть справка о психологической болезни, – признается она в насмешливом тоне, будто говорила о нелепом заболевании желтухой в таком-то возрасте.

– И каков диагноз? – спрашивает Черный, в какой-то степени даже успокоенный, что, возможно, Белая не особенная, а попросту сумасшедшая.

– Синдром навязчивости, – отвечает та и поднимает вверх свои красные пальцы, загиная, – можно вылечить, если а) – буду хорошо питаться и б) – заведу близкого человека.

Складки светло-голубых штор на окнах причудливо играют в морские волны.

– Ну, с первым ты уже провалилась, – шутит Черный, слабо представляя жующую брокколи Белую, да и вообще жующую Белую. Кажется, та была способна только дышать через рот некислородом и пить.

– Может, у меня еще есть шанс, – усмехается та в ответ, переведя с растворяющегося дыма взгляд на Черного. Черный тоже решил, что обязан в чем-то покаяться.

– А я предпочел честность семейным отношениям и оказался на улице, – иного ничего в голову не пришло, да и что может быть важнее и весомее момента, разделившего жизнь на «до» и «после», как случается с каждым?

Белая поворачивается к нему и, видно, сначала ничего не понимает.

– Признался, что станешь строителем?

– Признался, что порвал с невестой.

Она хмыкнула, прокручивая в пальцах сигарету с видом человека что-то оценивающего и думающего, будет ли правильно признаться собеседнику в похожей проблеме или лучше промолчать и оставить печаль неразделенной. В итоге она только сухо бормочет:

– Зато попал в мир независимости.

Черному нравится, что по его ощущениям время перекатило за девять, а физическая усталость уже бьет в колокола и требует расслабления, несмотря на 0,5 жидкого тонизирующего кофеина, несмотря на постороннего человека под рукой, буквально на улице встреченного и абсолютно точно созданного из грязной зимы.

– Такое безумное знакомство, не находишь? – спрашивает Черный, ощущая, что запах девушки – не только сигареты, но еще и запах белого винограда, спрятанный под дымом где-то на коже и улавливаемый только вблизи.

– Это не знакомство безумное, а взаимопонимание после него, – отвечает Белая, в чьем голосе уже слышен первый зевок. Она медленно стекает к Черному на плечо, в пальцах слабеет потушенный фитиль, – будет ужасно, если я сейчас здесь усну.

Брюнет хочет провести ладонью вдоль белой макушки и вывести носом узоры на чужом виске, но только беспорядочно шепчет уже выпавшей из реальности:

– А по-моему, не будет ничего лучше этого.

– Хочу заболеть.

Черный сам является виновником происходящего преступления, а именно – проникновения в чужое настроение наряду с кражей чужих частичек морали. Возможно, мы все тогда погрязли в беззаконии и вершим зло: Черный совершенно не против, сейчас того ситуация требует, и состояние, и всё на свете.

Ему не нравится часть календаря, которая сейчас действует, не нравится поздний февраль, но определенно нравится Белая, которая будто компенсирует хорошей игрой уродливые декорации в этой трагикомедии, провальной пьесе.