Февраль – близнец ноября

– Если тебе одиноко, вспомни, что марсоход Куриозити запрограммирован петь себе песенку "С днем рожденья" раз в год.

Черный прикрывает глаза, потому что сейчас слишком хотелось исключительного, чистого голоса.

– Будет очень романтично, если ты меня сейчас поцелуешь.

Но Белая был бы не Белой, если бы послушалась. Она только усмехнулась, скинув с себя ноги Черного, и прошаркала на кухню в поисках пива или что-то похожего на него. И Черному кажется, в этот самый момент, что эта девушка – недостающая, где-то пропадавшая часть его квартиры, без которой жить можно, но не в радость и без удовольствия. Как-то странно всё это – как картина, которая внезапно заполнила пустующую стену, ты смотришь, и видишь – оно!

Белая возвращается, выпивая уже на ходу, и садится в любимой позе скрещенных ног.

– Знаешь, как я себя успокаивала, рано вставая в школу? Прощалась с подушкой и думала, что в любом случае вернусь к ней вечером. Что бы ни произошло за день. Это меня обнадеживало.

– А я уже почти уверился, что ты необычной была всю жизнь, – смеется Черный, – но нет, была самый обычный ребенок.

– Почти все дети такие, – говорит Белая с серьезным видом, – это потом уже кто кем вырастает, в кого мутирует.

Брюнет перестает веселиться и просто смотрит на девушку, что снова где-то летала вне орбиты их общения. За это время он вдруг понимает, что Белая – жутко маленькая и неуклюжая, наверняка может заплакать от грустного фильма, но не сломится от личных чувств, а подавит их с фитилями, склонна к безделью и лени, тяжело на что-то решается. К ней не так легко пробраться. Однако Черный…

Внезапно она поднимает глаза с самым растерянным видом, и заставленный врасплох парень невнятно мямлит:

– Не хочешь… чай?

Они впервые сидят за прямоугольным столом на кухне в забавную скатерть с ромашками и с брюхастыми чашками в узорах с сердечками. Белая долго улыбается, прислонившись лбом к ручке, а когда Черный спрашивает, в чем дело, тихо произносит смеющимся тоном:

– Когда начинаешь пить с человеком чай на кухне, а не вино на ступеньках, это уже серьезно.

Она впервые не приходит к окончанию рабочего дня Черного, который под вечер от напряжения уже вовсю жмет в ладонях шпиль арматуры и не чувствует хлестанья ветра по голой шее. Его подгоняет начальник, мол, малец, иди домой, ты всё уже сделал, так чего топчешься тут?

День будто по-прежнему отказывается преобладать и месяц выкатывается из-за горизонта слишком рано, гасит небо быстрее спички. Парню ничего не остается, кроме как безнадежно плестись домой по их привычной дороге, может, Белая просто задержалась на своей собственной работе (какая, где, и в чем заключается, она не рассказывала). И волнение, и опустошенность, а ведь за день в голове скопилось столько идей для них – Черный даже покурить не ходил, решил оттянуть самое приятное.

Стараясь смотреть по сторонам, он и не заметил, как знакомого типажа тело врезалось в него со всего хода. Белая закрывала лицо ладонями, на костяшках которых в полумраке явно чернела не нефть; уголок губы у неё неестественно блестел, а бледность кожи слишком явно выдавала гематомы. Она ничего не говорила – просто чувствовала, что уткнулась в нужную грудь, и просто стояла, опустив голову.

– Что случилось? – Черный моментально хватает её за запястья, заставляя посмотреть на себя, хотя сам клонится к девушке, сам выискивает её взгляд. Белая пожимает плечами слишком робко и хмыкает.

– Да бывает…

– Не улыбайся, – буркает младший, – больно будет.