Гладышев отрывается от папки, и приподняв бровь, сверлит меня таким взглядом, словно спрашивает: « все ли у тебя, деточка, с головой в порядке?». В эту секунду убеждаюсь окончательно, что нет. Очень хочется сквозь землю провалиться. Стыдно до безумия. Но виду не подаю, напротив, вздернув гордо подбородок, тоже приподнимаю бровь, как бы говоря; « ну, давай поиграем в гляделки».
Олег, похоже, едва сдерживает смех. Я краснею, заметив, как дрожат уголки его губ. Он откладывает папку в сторону, и откинувшись в кресле, насмешливо спрашивает:
–С чего вдруг такие выводы?
–Показалось, глядя на ваши мурлыканья, –отвечаю, как можно спокойнее. Гладышев же сбрасывает свою маску невозмутимости и начинает смеяться.
–Креститься не пробовала?– подкалывает он меня.
–Нет, не пробовала. – ехидно отвечаю, скорчив рожицу.
–Попробуй, может, отпустит.
–Да мне вообще-то пофиг, просто любопытно, – пожимаю плечами, усаживаясь на диван. Гладышев хохочет.
–Херовастенько играешь. Попробуй еще раз. –издевается он.
–Ой, всё!– отмахиваюсь, слишком смущенная, чтобы продолжать этот разговор. Олег подходит и усаживается передо мной на корточки.
–«Ой, всё» – это что, такой железный аргумент для любой ситуации?
–Представь себе! –огрызаюсь, загнанная в угол. Боже, чувствую себя тупицей.
–Совет на будущее: если ты не уверена в своей способности конструктивно закончить дискуссию, то лучше ее не начинать.
–Да ладно, твое занудство как-то не очень вяжется с довольным видом, – решаю идти ва-банк и говорить на чистоту.
–Довольным? –захохотал он возмущенно.
–Ну, да. Цветешь и пахнешь от того, что я тебя ревную, – с улыбкой подразниваю, наклоняясь к нему, касаясь пальцами его лица.
–Вряд ли можно быть довольным, когда тебе приписывают нечто вроде Людки, – несколько высокомерно замечает он, обжигая мою шею горячим дыханием в то время, как его ладони медленно скользят по моим бедрам.
Интересно, он это нарочно сказал, чтобы успокоить?– проскакивает мысль, но тут же утопает в горячей волне возбуждения, пронзающей меня от его близости и невинных ласк.
–Не смеши, я не слепая, – нахожу в себе силы возразить, но его губы, нежно целующие мою шею, сметают остатки разума.
–Неужели? Тогда видела ли ты себя в зеркало? –шепчет он между поцелуями. Я задыхаюсь, дрожа от удовольствия, волнения и еще целой гаммы неясных чувств. А когда он устраивается между моих ног, чтобы было удобнее, между ними становится горячо и влажно.
–В том –то и дело, что видела: как заморыш в этой куртке и джинсах и вообще… –признаюсь без лукавства и притворства. Гладышев отрывается от моей шеи, пристально вглядывается в мое лицо, от чего мне становится неловко.
–Нарываешься на комплименты? –укоряюще интересуется он, поглаживая мои волосы, вызывая табун мурашек и смущение.
–Нет. –выдавливаю из себя охрипшим голосом. Сердце колотится, как сумасшедшее от его взгляда и нежности.
–Тебя хоть в мешок, Чайка, ты все равно будешь самой красивой, – уверяет он мягко, и в его словах нет ни капли фальши. Им веришь. Я заливаюсь краской смущения, но не могу сдержать довольную улыбку. Только радость моя не длилась и секунды.
–А если проблема в одежде, то давай для начала решим вопрос с квартирой, а далее уже займешься своим гардеробом, – буднично произнес он, поднимаясь на ноги. Его слова были подобны ушату холодной воды. Такого поворота в разговоре я не ожидала. Да я даже и не думала об этом! Почему он в каждом моем слове видит корыстный подтекст?
Легкость, возбуждение и минутную радость мгновенно сдувает ветром его цинизма. Пытаюсь придумать достойный ответ, но в кабинет вошла Люда, и пришлось похоронить в себе очередную обиду и непонимание.
Она отдала Олегу список адресов, по которым уже сегодня с нами готовы встретиться агенты. Поэтому следующий час прошел в беготне. Мы ездили по разным адресам, осматривали квартиры, общались с риэлторами. Я чувствовала себя неловко и подавлено. Особенно после того, как один из агентов предположил, что я дочь Гладышева, у которой подростковый бунт. Он тактично намекнул, что вечеринки и прочие шумные увеселения под запретом, на что я не выдержав, ехидно сообщила, что с «папулей» мы особо не шумим, если у кровати смазаны болты. Лица этого придурка и Гладышева подняли мне настроение. Правда, весь путь до следующей квартиры пришлось выслушивать от «папули» невероятно «лестные» речи в свой адрес. Но на сей раз я помалкивала, дабы не доводить Олега до бешенства. И без того едва ли дышала от одного его взгляда. У него он настолько тяжелый, что большего не требуется, дабы начать побаиваться.
Но слава богу, Гладышев быстро выпустил пар. Когда мы приехали в Замоскворечье, он уже был в мирном расположении духа. Я же с восхищением оглядывала «Английский квартал». Этот жилой комплекс казался мне каким-то особым миром в тусклом свете раритетных фонарей. Весь облик этой закрытой территории отражает дух той старой Англии, что я видела в кино про Шерлока Холмса: арки, фонтан, старинные часы, ухоженная территория. Было видно, что этот район не для среднего класса и очень отличается от тех мест, куда мы заезжали до этого, хотя и те квартиры были шикарные по моим меркам, но не по Гладышевским. Он забраковал их все по разным причинам. Я не спорила, помня, кто платит, тот и заказывает музыку.
Но сейчас, глядя на это потрясающее место, что-то внутри у меня зашевелилось. А когда мы зашли в квартиру, я поняла, что окончательно пропала. Она была потрясающей. С великолепным ремонтом, мебелью и планировкой, но без вычурности и холодной роскоши. В ней я не чувствовала себя, как в музее, боясь дышать. В ней хотелось жить, несмотря на то, что она была выдержана в не очень любимых мною серо-коричневых тонах. Но они были такими теплыми, светлыми, органичными и уютными, что покорили сразу. Даже хай-тековский стиль, исполненный в этой квартире, нравился мне. Я подобно маленькой девочки бродила из комнаты в комнату, представляя, как буду жить в этой красоте.
–Нравится?– скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Олег, едва сдерживая улыбку. Я улыбнулась и с энтузиазмом закивала.
–Может эту?– предложила, не сдержавшись.
Олег принял задумчивый вид и демонстративно огляделся, проверяя на прочность мои нервы. Я ужасно волновалась. Мне так хотелось жить в этой квартире, что я даже готова была канючить, как маленькая. Прикусив губу, умоляюще смотрю в непроницаемое лицо Олега, когда он завершил осмотр и перевел взгляд на меня.
–Может и эту, если бы не твоя выходка, –сообщил он со смешком.
–Ну, пожалуйста, – сложила я руки в молитвенном жесте, а губки уточкой, пытаясь его задобрить. – Обещаю, что буду хорошей, послушной девочкой.
–Неужели?! За дурака меня держишь? – иронично усмехается он, качая головой. Я тяжело сглатываю и позволяю себе маленькую вольность. Привстаю на носочки и касаясь губами его уха, шепчу сладким голоском:
– Нет, конечно! Ты очень умный, образованный, потрясающий мужчина....
–Чайка, замолчи. Вот уж на что, а на лесть никогда не поведусь, – засмеялся он, отстраняя меня.
–Какого ты о себе невысокого мнения. Это, между прочим, не лесть! – сообщаю ему высокомерно.
–Премного благодарен за столь высокую оценку моей личности, – отвесил он шутливый поклон. -Еще какие-нибудь попытки будут или едем в другое место?
–Как насчет любого желания? –решаюсь сделать провокационное предложение, соблазнительно улыбнувшись. Гладышев усмехается.
– Это уже интересней. Но учти, ты сама напросилась, – предупреждает он, только сейчас мне все равно, какова цена, главное, я получила то, что хотела. Расплываюсь в широченной улыбке, когда он зовет риэлтора, чтобы подписать нужные бумаги. Едва ли не скачу от радости, пока длится бумажная волокита. Аренду квартиры оформили на мое имя, не знаю даже почему. Этот вопрос вызвал у меня беспокойство, поэтому я еще час читала договор, чтобы меня не обманули и не втянули в какую-нибудь авантюру. Кто их знает?! На что Гладышев едва сдержал смех, риэлтор же оказался профессионалом и невозмутимо ждал, пока я разберусь со всеми пунктами.
Через полчаса с формальностями было покончено, и мы остались одни в столь желанной мной квартире. Я больше не могла сдерживать свои эмоции, со смехом запрыгнула на Олега, обхватывая его торс ногами и наплевав на дурацкие правила, впилась голодным поцелуем в губы. Я думала, он оттолкнет меня, но он прижал еще сильнее и перехватил инициативу, проникая языком мне в рот, вызывая табун мурашек.
Мы целовались, как сумасшедшие. Жадно сминая губы, кусая, посасывая. Воздуха было мало, когда его руки забрались под слои моей одежды. Лихорадочно нашарив застежку бюстгалтера, расстегнули его, и наконец, легли на грудь, несильно сжимая ее, вызывая у меня дрожь и стон наслаждения, который Гладышев тут же проглотил.
–Ты же не облизываешь пепельницы?! -дразню его, жадно хватая воздух между поцелуями.
–Из всякого правила делают исключение, – прошептал он охрипшим голосом , отчего я почувствовала еще большее возбуждение.
–Значит я – исключительный случай?-интересуюсь провокационно, скользя губами по его шее.
–Тяжелый, -отрезал он и закрыл мне рот грубым поцелуем.
А потом резкое движение, и из меня словно весь воздух вышибло, когда он прижал меня спиной к стене. Зарываюсь пальцами в его волосы, теряю связь с реальностью, когда он отрывается от моих губ, скользя губами по шее. Скатываюсь по стене, соприкасаюсь с его эрекцией и вспыхиваю огнем от желания. Он вновь возвращается к моим губам, а рукой нагло забирается под резинку штанов, отчего у меня начинается паника, но поздно, он уже там. Бесцеремонно сдвигает влажные трусики и начинает ласкать, доводя до сумасшедшего состояния. Он целует меня жестко, губы начинает саднить, но это еще больше возбуждает. Трясущимися пальцами пытаюсь расстегнуть пуговицы его рубашки, он меж тем стягивает с меня свитер. Все как в тумане. Задыхаемся, целуем друг друга лихорадочно, грубо, покусывая губы, отрываясь лишь на секунду. Торопимся, не в силах больше ждать и сдерживаться. Желание почувствовать его в себе, ощущать его запах и поцелуи на коже, зашкаливает, сводит с ума. Меня трясет от нетерпения и возбуждения. Наконец-то, с пуговицами покончено, стаскиваю рубашку с Олега. Едва ли не рычу, когда встречаю очередную преграду в виде запонок, которые через секунду со звоном падают на пол. Покрываю поцелуями его мускулистую грудь, спускаясь все ниже и ниже. В эту минуту нет смущения, и отсутствие опыта не ставит меня в тупик. Я как животное – ведома инстинктом. Гладышев зарывается в мои волосы и горящим взглядом следит за тем, как я дрожащими руками пытаюсь справиться с механизмом на ремне. Но он –сука не поддается! Олег теряет терпение и резко поднимает меня. Не давая времени опомнится, впивается в мои губы, одновременно стягивая с меня джинсы вместе с трусиками до середины бедер. А после разворачивает к стене, заставляя прогнутся. Щелчок ремня и через мгновение я уже чувствую между ног его горячий, твердый член. Не медля ни секунды, он резко входит в меня, вызывая обжигающую боль, смешанную с диким наслаждением. Выгибаюсь еще сильнее, из меня вырывается всхлип. Он замирает, давая мне пару секунд, чтобы перевести дыхание. Тянет за волосы и поворачивает голову к себе.
–Больно?– горячий шепот и плавный толчок.
–Нет. –выдыхаю ему в губы и целую. Гладышев проникает в меня глубоко до самого конца, от чего я начинаю стонать. Его язык скользит по моей шее, в то время как он двигается во мне плавно, полностью входя и выходя. Прижимая к своей груди вплотную, забираясь под футболку, чтобы до боли сжать изнывающую по его прикосновениям грудь. Покусывая шею и оставляя следы, наращивает темп. Я пытаюсь сдерживать крики, но не могу. Удовольствие настолько острое и мощное, что меня рвет на части. Мне больно и в тоже время сладко. Чувствую его каждой своей клеточкой. С каждым ударом его бедер становлюсь еще мокрей, бросает в жар. Всхлипываю от дикого ощущения, от необходимости освободится. Болтающийся ремень царапает кожу при каждом толчке, но мне плевать. Вцепившись в руки Олега, сжимаю их до боли, до хруста суставов.
–Сильнее! – прошу, задыхаясь.
Олег толкает меня к стене, отчего я упираюсь в нее руками, чтобы сохранить равновесие. Он же обхватив меня за бедра обеими руками, начинает жестко трахать резкими, мощными толчками, проникая в меня до самого упора, до болезненного, бешеного удовольствия, до судорожных всхлипов, надорванного хрипа. Это было что-то на грани помешательства. Я извивалась, стонала, цеплялась за стену. Не знаю, как это выглядело со стороны, меня это не заботило. Мне было слишком хорошо и в тоже время плохо. Я хотела освободиться от этого безумия и хотела, чтобы оно не кончалось никогда. Мокрая, стонущая, я едва ли не рыдала, когда он хлестанул ладонью по ягодицам. Горячая волна удовольствия разливается во мне от боли и остроты ощущений.
–Еще, –вырывается у меня со стоном. В ответ довольный смешок и обжигающий шлепок, вслед за ним мощный удар бедер, пронзающий меня высоковольтным разрядом наслаждения. Но Гладышев не останавливается. Работает бедрами быстрее, доводя меня до состояния истерики. Невыносимое напряжение внизу живота нарастает. Завожу руку за спину и вонзаюсь ногтями в его ягодицу, подталкивая и удерживая одновременно.
Шлепки, стоны, тяжелое дыхание за спиной, жгучие поцелуи. Влажная кожа горит огнем, в голове шумит, словно я заболела. И я действительно болела. Болела недостатком Гладышева в крови. Мало мне его, даже в эту секунду мало. Пытаюсь сейчас восполнить все то, чего он меня лишает ежедневно. Жадно, неистово цепляюсь за него, смакуя каждый вздох, каждый поцелуй и прикосновение. Как мелкая воровка, оголодавшая, сорвавшая с цепи, собираю крупицы нежности. Он сделал меня болезненно – зависимой, ненасытной, когда дело касается его. Ненавижу его за это: за эти бесконечные правила, границы, ограничения. За эти запутанные отношения, к которым он все сводит. Ненавижу и люблю. Боже, как же я его люблю!
Он притягивает меня к себе, целует, слизывая стоны, замедляет темп. Кожу опаляет его рваное дыхание. Горячие ладони скользят по телу, вызывая у меня озноб и дрожь. Олег на мгновение замирает, словно чувствует, о чем я думаю. Тело ноет, но я наслаждаюсь ощущением наполненности им, горячей пульсацией, его близостью, в которой растворяюсь. Плавлюсь в его объятиях, забываю обо всем. В его руках перестаю быть кем-то, кроме части него самого. Его маленьким кусочком, малюсенькой частичкой. Беру его руку, лежащую у меня на животе, переплетаю наши пальцы и подношу к губам. Закрыв глаза, целую, едва сдерживаюсь, чтобы не сказать о своих чувствах. О том, что я еще никогда не была такой счастливой и несчастной. О том, как он мне необходим. Как трудно стало дышать без него. О том, что принадлежу ему, даже если не нужно ему это совсем. Я в его власти, ведома им, и не чувствуя боли, готова следовать за ним, куда угодно. Мой любимый. Мой. Просто мой.
Прикусываю наши пальцы, не могу держать в себе то, что на сердце, когда он начинает двигаться, погружаясь в меня, как можно глубже, сжимая в своих объятиях так крепко, что у меня кружится голова от нехватки воздуха. Толчок, мой всхлип, втягиваем со свистом воздух. Снова толчок сильнее, я выгибаюсь, теряя связь с реальностью. Цепляюсь руками за стену, а он ускоряется: чаще, сильнее, мои стоны все громче. С губ срывается какой –то лихорадочный бред, молящий его о чем-то. Но он безжалостно подводит к грани, и мой мир рассыпается на части. Оргазм словно цунами сносит все на своем пути. Меня трясет, коленки подкашиваются. Олег еще мгновение двигается, а после резко выходит со стоном, и до боли сжав одной рукой мою талию, кончает. Я чувствую на ягодицах горячую влагу и охреневаю. Из оцепенения меня выводит тяжелый удар в стену с сопутствующим матом.
Ого! Похоже, Гладышева накрыло не по-детски. Значит, не у одной меня день открытий. Эта мысль греет душу и тешит самолюбие.
–Твою мать! – выдыхает облегченно Олег в щеку. Ощущаю, как напряжение покидает его. Я же вообще ели на ногах держусь, если бы не Гладышев, сползла бы на пол. Мы несколько минут стояли так, прислонившись к стене, тяжело дыша, пока Олег не отстранился, оставляя меня без поддержки. Держась за стену, поворачиваюсь и смущенно поправляю одежду. Застегнув кое-как лифчик, начинаю натягивать трусики со штанами, но Гладышев останавливает;
–Иди в душ, а то испачкаешь одежду.
Я краснею, хочу что-нибудь сказать, но не знаю что. Так стыдно и не по себе. Это было каким-то сумасшествием.
–Бл*дь!– выругнулся он, не глядя на меня, застегивая штаны. – Ты же не предохраняешься?-раздраженно уточнил он, вызывая у меня гнев. Твою же маму! Отлично, мы молодцы, но как всегда виновата только я!
–Нет! Еще не успела. Вот только не надо меня обвинять. Ты же у нас взрослый – с тебя и спрос, – язвительно парирую, натягивая джинсы, наплевав на испачканный зад. До меня только сейчас доходит, что мы занимались незащищенным сексом. Мало того, что можно залететь, так еще неизвестно, с кем он там трахался. Господи, только этого мне не хватало для полного комплекта.
–Да кто тебя обвиняет –то?! –вспылил он. –Что у тебя за привычка на себя гнать?! Ущербной себя что ли чувствуешь?
–С тобой не то, что ущербной себя почувствуешь, жить не захочется, – пробурчала я, собирая вещи.
–Еще одно слово и я тебе помогу осуществить последнее желание, – предупредил он , одевая рубашку. А после уже спокойным тоном поверг меня просто в шок. – В понедельник к врачу поедешь, анализы сдашь.
Ни хрена себе, заявочки! Он меня с кем-то перепутал? По-моему, это не я порядка двадцати лет таскаюсь по бабам.
–Только после вас. Я вообще –то только начала постигать эту область и напоминаю, что исключительно с вами Олег Александрович.
Гладышев замер и недоуменно посмотрел, я же продолжила язвить, не понимая, что он имел в виду.
–А вот с кем ты до этого кувыркался –неизвестно и чем болел тоже!
У Олега брови поползли вверх.
– Вот дура! –смачно выругнулся он, качая головой, едва сдерживая смех. Я уже собиралась возмутиться, но он не дал раскрыть рот. – Ты, Чайка, из серии баб «сама придумала, сама обиделась». Поясняю для особо «одаренных», я про анализы речь завел, чтобы тебе подобрали таблетки противозачаточные.
Краснею, как помидор и задыхаюсь от неловкости. Точно дура, причем неизлечимая походу. Но не ему же об этом говорить, поэтому пожав плечами, как можно невозмутимей отвечаю;
–Ну, кто тебя знает. Я же у тебя шлюха, дура и....
–Ради бога, иди уже… душ прими. Желательно холодный, а то ты сегодня бьешь все рекорды по степени дурости. Потом в аптеку съездим и в магазин. – холодно бросил он, направляясь в спальню.
Вот и поговорили! И что самое удивительное, вот разве поверишь, что еще пять минут назад мы тут чуть ли не умирали в объятиях друг друга? Да никогда! Не отношения, а какие-то американские горки. Я конечно, хороша сегодня. Прав Гладышев, туплю только так.
Пока мылась, крыла себя на чем свет за глупость, несдержанность и конечно же за то, что не подумала о контрацепции. Каким бы Гладышев не был ответственным, но он мужчина, и если я забеременею, прежде всего, это не его проблема. Он потом денег на аборт даст – вот и все. А мне что делать? Я начала себя накручивать, паниковать, рисуя картинки одна хлеще другой. Хотя в глубине души надеялась на более радужные перспективы типа Олег на коленях с кольцом в протянутой руке. От представленной картины начинаю хохотать. Гладышев на коленях. Ну-ну, раскатывай губу Яночка. Хотя я даже видеть это не хочу, потому что это уже не мой зануда будет. А я его таким люблю, какой есть, пусть он и высокомерная сволочь.
Из душа я вышла успокоившаяся, Гладышев уже тоже привел себя в порядок и ждал меня, поэтому мы без лишних проволочек поехали в магазин, дабы купить вещи первой необходимости и продукты. Я была страшно голодна и хотела все, что видела. Олег только шутил по поводу моего аппетита. Мне же было так странно заниматься с ним таким бытовым делом, как покупка продуктов. Необычно и уютно. Я не хотела предаваться иллюзиям, но у меня не хватало сил, чтобы удержать проклятое воображение, подкидывающее мне картинки семейной идиллии, где подобные мелочи, из которых и состоит собственно наша жизнь, обычное дело. Но в аптеке мечтательному настроению пришел конец, когда мне пришлось консультироваться с провизором насчет противозачаточных таблеток, принимаемых сразу после полового акта. Так неловко я себя еще никогда не чувствовала, поэтому совершив покупку, спешно покинула аптеку.
Гладышев же в это время сидел в машине и с кем-то болтал по телефону. Домой мы приехали во втором часу сонные, уставшие и молчаливые. Я ели как разобрала пакеты и даже решила поесть, Олег сразу же отправился спать, сославшись на то, что ему рано на работу. На мое напоминание о том, что завтра воскресение, он ответил, что у него вечный понедельник. Меня так и подмывало спросить: зачем нужны деньги, если нет времени, чтобы ими насладится? Но видимо, нам -простым смертным этого не понять. Мне кстати тоже на работу, но я решила взять дней на пять отгул. Буду трусливо отсиживаться дома, пока мама в городе. Наверное, стоит написать, что не нужно ей приезжать, так как домой я не поеду. Но разве ее это остановит? Мысли о маме возвращают меня в реальность, становится очень плохо и страшно. Волнение вновь берет в свои тиски. Что же я творю?
Наверное, нужно перебороть свой страх, встретится и обсудить сложившуюся ситуацию, но как только включаю телефон и на меня обрушивается куча гневных сообщений с угрозами, криками и оскорблениями, понимаю, что диалога с мамой не получится. Каждое ее слово было пропитано яростью и презрением. Слова были ее хлыстом, и она хотела забить ими меня до смерти, обвиняя во всем, в чем только можно. Я стала и позором, и разочарованием, и тупой шлюхой, променявшей мать на мужика, который меня бросит, когда натрахается. Она писала, чтобы я не смела приползать к ней, когда он меня бросит. Она много еще чего написала, но мне хватило и этого. Было свирепо больно, обидно и страшно. Мне казалось, что в целом мире нет ни одного человека, который любил бы меня.
Я знаю, что сейчас в маме говорят эмоции и шок, но от этого не легче. Тетя Катя тоже не добавляла радости, в красках расписывая, как я веду себя по отношению к матери, окончательно добивая. Как после всей этой грязи, оскорблений и обращения, словно я не человек, а отброс какой-то, как я могу пойти с повинной?
Мама поймет? Поймет, только если я все сделаю так, как она считает нужным. Я знаю, что она ради меня всегда жила и возлагала огромные надежды, но сейчас чувство, будто она любила меня, как средство воплощения собственной мечты. Стоило сделать неверный шаг, и любви пришел конец. Конечно, это не так, знаю. Но неужели я заслуживаю такого отношения к себе?
Слезы медленно текли по моим щекам, руки дрожали, когда я писала маме:
«Я не поеду домой, поэтому можешь не приезжать. Дело не в мужчине, с которым я встречаюсь, а в твоем отношении ко мне. Перечитай свои смс, мам. Не думала, что ты такого мнения о своей дочери. Знаешь, я не хочу выслушивать это в течении года. Прости меня за обман, мне очень жаль, что я не оправдала твоих надежд, но я ничем не заслужила все то, что ты вылила на меня. И да, спасибо, мам, за предупреждение, что я могу не ждать от тебя поддержки в случае чего!»
Ответ не заставил себя ждать; мама начала звонить, но слушать очередные оскорбления я не хотела, поэтому сбрасывала.
Через полчаса она прислала сообщение: « Возьми немедленно трубку, сволочь! Ты что себе позволяешь? У бабушки тут давление зашкаливает. Если я приеду, и тебя не будет у Кати, можешь забыть дорогу домой!»
Прочитав ее смс, у меня все внутри стянуло в болезненный жгут, душа последнюю надежду на возможность решить проблему дипломатическим путем. Как уж тут дипломатия, когда все мамины действия будут в стиле Киркорова – встала и вышла. Написав Лере, что у меня все нормально, отключаю телефон. Взяв из сумки сигареты, иду на лоджию.
Тут меня и нашел Гладышев. Когда он подошел, я курила и невидящим взглядом смотрела в даль, глотая слезы. Его появление напугало меня, и я вздрогнула.
–Ты меня напугал, – прошептала, туша сигарету и поспешно вытирая слезы. Олег остановился возле меня и посмотрел тяжелым взглядом, выражение лица было строгим, холодным, отчего я чувствовала неловкость. Мне не хотелось объяснять причину слез, поэтому натянуто улыбнувшись, попыталась переключить его внимание. – А ты чего не спишь?
Моя попытка провалилась с треском.
–Вставай, пошли в дом, а то простынешь. Доумилась тоже с голыми ногами выползти, не май-месяц, – отчитал он меня, поднимая с кресла-качалки. У меня вырывается смешок, а внутри разливается тепло от его заботы, хоть и выраженной в такой грубоватой форме.
Мы зашли в квартиру, Гладышев уложил меня в кровать, заставив предварительно одеть теплые носки. Я беспрекословно подчинилась и улыбнулась, глядя на его суровое лицо.
–А теперь объясни мне, что происходит, –потребовал он, ложась рядом.
Мда. А я-то надеялась, что буря миновала.
Тяжело вздохнув, пытаюсь подобрать слова, чтобы как-то объяснить происходящее, но ничего в голову не приходит.
Гладышев смотрит на меня, застыв в ожидании.
–Или может, ты хочешь поиграть в угадай-ка?-иронично предлагает он, я же вижу в этом выход из своего затруднительного положения.
–Ну, это бы значительно облегчило мне задачу, – признаюсь с усмешкой.
–Я так понимаю, тетя все узнала?-начал он, ни капли не сомневаясь в своей правоте.
–Узнала, –подтвердила я невесело.
–Ну, неудивительно, что у вас конфликт, – будничным тоном прокомментировал он. – Если бы я был на месте твоих родных, я бы тоже негодовал.
–Проблема не столько в тете, сколько в моей маме, – признаюсь, шумно втягивая воздух.
–О, так она еще и матери все рассказала. Быстро она на тебя управу нашла. Но ведь это не повод, чтобы уходить из дома. Да и если честно, я – не та причина, из-за которой нужно рвать отношения с матерью, – пожурил он меня, словно маленького ребенка. Закатываю глаза, едва сдерживая раздражение.
–А ты и не причина, все гораздо сложнее. Я не дура, чтобы из-за сомнительных отношений ругаться с самым близким человеком! –вспыхиваю все же. Олег молча ждет пояснений, приподняв бровь. Немного успокоившись, начинаю свою туманную речь:
–Мама меня одна воспитала, она привыкла принимать решения единолично. В общем, по своей натуре она тиран, наверное. Ее не заботит, что мне уже восемнадцать и что у меня есть свое мнение и своя жизнь.
–Поверь мне, когда тебе будет сорок, ее это тоже будет мало волновать, –со смешком заметил Олег.
–Нет, ты не понял. Моя мать не считается со мной. Она готова стереть меня в порошок за то, что я совершила ошибку и я не оправдала ее надежд, – попыталась я донести до него.
–Думаю, ты не правильно расставляешь акценты малыш, – вновь выступил он на стороне моей матери. – Уверен, твоя мать, прежде всего, думает о твоем благе, а не о своих неудовлетворенных амбициях. Пойми, в восемнадцать, кажется, что нет ничего важнее твоего «хочу», ты упиваешься своей молодостью, не чувствуя опасности, а она повсюду. Любой только и норовит использовать твою неопытность и наивность в своих целях. Я, кстати, не исключение, – признался он мне. Я улыбнулась и прижалась к нему.
–Не, ты у меня не такой. Ты хороший!– вступилась я за него, едва сдерживая смех. Но после с лукавой улыбкой добавила. – В глубине души.
Гладышев засмеялся и потрепал меня по волосам.
–Так вот, -продолжил он, – мать уже реально смотрит на мир и старается тебя уберечь от типов вроде меня. Может, не совсем верными методами, но мотив у любого нормального родителя только один – чтобы его ребенок на пути к счастью и благосостоянию набил как можно меньше шишек. Ты же начинаешь бунтовать и усугублять ситуацию, не понимая вот этой простой истины, отсюда и начинаются все проблемы.
–Нет, Олеж, проблемы начинаются, когда родитель упорно не хочет замечать, что его ребенок вырос. –уверенно высказала я свое мнение. Гладышев задумался на мгновение.
–Ну, тоже верно, –признал он мою правоту.– Чайка, я не знаю, что у вас там за тёрки. Просто хорошенько подумай прежде, чем свой характер матери демонстрировать таким образом. Мне конечно, удобно, что ты будешь жить здесь и не трахать мозги со своей теткой. Но чисто по-человечески, я бы тебе не советовал плевать в душу единственному человеку, который всегда примет и простит.
–Моя мама примет только, когда я буду плясать под ее дудку. Да и она уже мне заявила, чтобы я не ждала от нее поддержки, – прошептала я, прижимаясь к нему еще сильнее, словно ища защиты. Олег обнял меня крепче и тяжело вздохнув, подвел итог;
–Глупышка ты еще. На эмоциях она тебе и не такое скажет.
–Может быть. –признала я невесело. – Но я не хочу выслушивать это в течении года, а может, и всю жизнь. Исход все равно один.
–Я не умею читать мысли, малыш.
–Не важно. Так – рассуждения в слух, – отмахнулась я. И дабы закрыть уже тему, призналась. – Мне с тобой так спокойно и хорошо. А тебе?
–Тебе честно или приятно?– подколол он меня, подмигнув. Я шутливо ударила его по руке.
–Ты кроме, как честно, иначе не умеешь, так что давай свою горькую правду.
–Да не все так плохо, – успокоил он меня, целуя в висок. Я же расплылась в счастливой улыбке от одного этого жеста.
–И?
–Мне с тобой вот ни разу не спокойно, а в этом по сути, ни хрена хорошего.
–Но все же хорошо?– лукаво улыбнувшись, уточнила я. Олег тоже улыбнулся, и притворно поморщившись, покачал отрицательно головой, подначивая меня. Но я не отступила.
–Ну, иногда, чуть-чуть, а? –дознавалась, канюча нужный ответ. Гладышев пожал плечами, и словно делая одолжение, признал:
–Ладно, чуть-чуть, капельку.
Я засмеялась и навалилась на него, намереваясь поцеловать.
–А вот с исключениями на сегодня покончено, – попытался он остановить меня, но мне было пофиг на его правила, о чем я ему и сообщила:
–Правила существуют, чтобы их нарушать.
Олег собирался что-то возразить, но я не позволила ему этого сделать, медленно коснувшись его губ, нежно обводя их контур языком, пока Гладышев не дал добро двигаться дальше, следя за мной с интересом. Я углубила поцелуй, скользнув языком ему в рот, неуверенно касаясь его языка, лаская. Странно быть ведущей и немного страшно, так как я еще ничего толком не умею, но недостаток опыта, кажется, с лихвой компенсирует энтузиазм.
Гладышев лениво отвечает на поцелуй, позволяя мне и дальше руководить процессом, пока я не начинаю целовать его шею, спускаясь все ниже и ниже. Мне хотелось ласкать его, изучать руками, губами каждый сантиметр его великолепного тела. Но как я уже сказала, руководить могу лишь с позволения моего зануды, а решает все только он. И как истинный зануда, он обломал весь кайф.