Человеческое – человеку
Tekst- Rozmiar: 50 str.
- Kategoria: współczesna literaturaEdytuj
© Павел Отставнов, 2024
ISBN 978-5-0059-4762-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Люблюля
В этой семье, как и положено, главой и головой был муж. К тому же офицер. Бывший, правда, ко времени поступления сына Сергея в школу. Но правда была и в том, что бывших воинов не бывает. И характер был у него твердый, мужской, вот и сына так воспитывал!
Да, он сына называл Сергеем, но мама-жена и теща «сюсюкали»: «Сергуня», «Серёженька», «зайка наш»…
Муж ворчал-ворчал «испортите мне парня», да решил принять решительные меры «превентивного характера».
Как-то в воскресенье отец и сын куда-то уехали, и вернулись с большой корзиной. В корзине что-то пищало, и царапалось. Женщины заволновались, бросились открывать крышку, а там…
А там сидел черный щенок! Собачонок затявкал, опрокинул корзину, и вылез на свет.
Мама всплеснула руками:
– Да что ж это такое, а?
Теща вообще ничего не сказала, а только укоризненно помотала головой…
Но, когда щенок подбежал к ним и облизал, женщины растаяли!
Тогда всё объяснил отец:
– Парня надо приучать к ответственности и заботе! Мы с ним обсудили, и он, подчеркиваю, он сам решил. Это ризеншнауцер, зовут – Ларс, и он – собака Сергея!
«Ларс»? Это в паспорте собачьем так было написано… Но маленький мальчик, как выяснилось, назвал его «Люблюля». Да, совсем по-детски, но и паренёк ещё был совсем маленьким.
И это имя прижилось! Женщинам сразу понравилось. А мужчине? А отец и возмущался-боролся, но сам постоянно путался: то «Ларс», то «Люблюля».
Но почему «Люблюля»? А хоть посторонние всегда и побаивались черного, мощного и настороженного пса, но своих он любил. Полюбил сразу, навсегда и это всегда чувствовалось и понималось по всему его поведению в семье.
А Сергей, да, насколько мог, заботился. И кормил тем, что мама готовила, и вместе с отцом выгуливал. Мал ещё был, чтобы полностью делать всё самому.
Но Ларс рос быстро! И мальчишка стал сильно отставать от своей собаки. Поэтому в восемь лет он попросил отца записать его в секцию самбо:
– Хочу быстрее набрать сил, чтобы быть одним и настоящим хозяином Люб… Ларса!
Вот так и стали они вместе расти: парень и собака.
Спорт помогал Сергею крепнуть, и постепенно он все заботы о питомце взял на себя. Гордо водил по кругу при дрессировке, покупал корм и кормил, следил за здоровьем. А сколько радости доставляли: веселые прогулки, игры с игрушками, купание в реке…
И собака росла, как Ларс: мощным и умным защитником. И как Люблюля: любящим всех родных людей добрым псом.
Несколько раз Ларс отрыкивался-откусывался, защищая хозяина от бродячих собак. И самому, поначалу, доставалось крепко, до крови, но он не боялся и не прятался за Сергея никогда. Ну, а как вымахал размером в лютого, матерого волка, так и обходить стали его все собаки. Но как-то один пьяный мужик сунулся:
– Э, пацан, дай на «пузырь»! Не понял, что…
Не договорил, а, прижимая прокушенную руку, быстро убежал!
Ну, а любовь свою Люблюля выражал сумасшедшей радостью, после малейшей разлуки. На душе у всех теплело и всё недоброе отходило от сердца, когда такой громадный пес: скакал, повизгивал и подпрыгивал, чтобы тебя лизнуть!
Как-то знакомый семьи увидел это светлое представление, и искренне вымолвил:
– Эх, а меня так дома никто не встречает!
Собака и парень вместе взрослели. И было непонятно, кто кого воспитывал? А может быть друг друга?
Вскоре девчонки стали обращать внимание на красивого, сильного и спокойного юношу. Даже сами подходили и завязывали знакомство. Сергей не возражал, но устраивал «проверку»…
Приглашал на прогулку с собакой. И если девушка пугалась пса, и Люблюля её невзлюбливал, то она и сама больше не появлялась.
А в десятом классе влюбился сам Сергей. Помучившись неделю, он подошел к девушке, заговорил, и пригласил вечером прогуляться.
Ох, и переживал же парень: как будет, что будет? Но знакомство Лены и Люблюли-Ларса прошло очень просто и естественно. Как будто родных всегда…
Лена постояла минуту, глядя на собаку, а затем обняла, гладила и шептала:
– Вот какой ты! Замечательный и красивый!
А Люблюля только, молча, облизывал девушку…
И с того дня их стало трое!
Бывает, бывает, друзья, такая любовь взаимная… И человеческая, и, вроде бы, от животного, но тоже такая человеческая!
Пролетели годы школьные. Ребята поступили в один институт. И замечательно, что учились в своём городе. Потому что Люблюля…
Эх, жизнь! Да, ребята взрослели, а собака… А собака старела, и если бы разлуки были бы не в день, а в недели, или в месяцы, то Люблюля бы не выдержал, умер бы от тоски.
Но и так, когда Сергей и Лена учились на первом курсе – Люблюля начал болеть. Лечили, конечно. Ничего не жалели: ни времени, ни денег. Даже парень с отцом возили собаку в соседний город на операцию, но, увы, Ларсу становилось всё хуже.
Ясно было, что очень плохо собаке, но Ларс до конца оставался Люблюлей! Не злобился, не огрызался – просто лежал в углу, и мудро-терпеливо переносил уколы, глотание таблеток и перевязки…
Ох, умирали ли у вас любимые животные? Почему их так жалко? И жалеешь больше, чем людей? И переживаешь больше? А часто ли у нас, людей, бывают такие беззаветные, искренние, горячие Любовь и Преданность? Вот-вот, уверен, что сейчас вы меня понимаете!
Да, и переживала же семья за Люблюлю! Извелись все!
Даже суровый отец не выдержал, и сказал:
– Ребята, давайте не будем с ума сходить! Жизнь это, так заведено…
Сказал, да смахнул украдкой слезу!
А Люблюля смотрел на всех, и как бы говорил:
– Ничего, ребята, я не прощаюсь! Живите долго и счастливо, а когда и ваш срок придет, мы встретимся Там…
И я верю, что они обязательно встретятся, Там и Потом.
Но всю оставшуюся жизнь проживут здесь, как Человеки, согреваемые вечной любовью их Люблюли!
Невыносимое!
Санёк Сергеев, в миру «жёлтой» газетки «Ископаемые факты» – «Сандро Великий», творил статью о громогласном конфликте местного масштаба.
Творческие мучения выродились в короткий шедевр, и удовлетворенно умерли отмучившись. А на мониторе заблистал несгораемо-нетленный текст:
«Относительно выяснения отношений следует разъяснить, что носитель отношений не вынес носимую, буквально на руках, любимую, и снизошел до невыносимого! И отношения изошли!»
Сандро открыл рот от восторга и удовлетворения, и с часок, застыв, залюбовался этим своим волшебством.
Главред, из соседней комнаты, раза три орал ему:
– Неси статью! Время поджимает!
Но, не дождавшись, прискакал самолично, посмотрел на экран, и стал дико ржать!
На такую невиданную реакцию сурового начальника среагировали все, и тоже прибежали.
Главный, с трудом уняв смех, вопросил:
– Та-а-ак, а кто знает истинную суть этого рукоприкладства семейного?
Дорофеич, пожилой и прожжённый журналюга, всё толково разъяснил:
– Да бытовуха это, брутально-банальная. Муж застукал жену с любовником. Поставил «фонарь» под «моргало» ей. Наградил «фонарем» и «ромео». Завершая битву, сумел «зажечь» «факел» под глазом сержанта полиции. За что был увезен в «холодную», и там, обласканный милыми коллегами сержанта, «офонарел» снизу-доверху!
Главред, уже серьёзно, дал указание Саньку:
– Коротко, по указанной сути, адекватно описать инцидент. И чтобы через полчаса статья была у меня на столе!
Сергеев горестно вздохнул, и задумался…
Через полчаса он принес лист, на котором было написано следующее:
«Заявление на увольнение.
Привнёс сногсшибательную статью, со сносным смыслом, о судьбоносном событии! Но вы, несносный, не снизошли, а снесли несносимое! Всё относительно, поэтому я снисходительно отнесся к вашему снобизму. Но вынести невыносимое нет сил! Если всё в силе, я разрываю сношения с газетой. Оставайтесь ж с носом!
Александр Васильевич Сергеев, носитель Великого и Могучего!»
Сергеев гордо вышел из редакции в полдень, и…
И уже после обеда прошел собеседование, и был принят в Администрацию области. В «Департамент по связям с общественностью»!
Натворил!
– Я – Творец. Очень приятно встретиться с… Как Вас? – просто, и с дружелюбной улыбкой, представился благообразный старичок.
Евгений Викторович Снежинский хмуро оглядел ярко-светлое одеяние дедушки, выдержал еще минуту театральной паузы, и величественно представил себя:
– ТВОРЕЦ!!!
– Кто-о-о-о-о? – оглушительно закричал могучий старец. И порыв от его голоса ураганом сбросил несчастного человечка с облаков!
Евгений Викторович, кувыркаясь и испуганно крича, полетел в черную бездну. И вскоре жестко и пребольно ударился о твердь!
Снежинский рывком открыл глаза, и попытался сориентироваться.
«Мама родная, где это я? – лихорадочно думал мужчина. – На чём-то твердо-холодном… темнотища вокруг, хоть глаза выколи… И бок от удара болит… И откуда я свалился? Не может быть, нет!»
Его внезапно осенило: где он побывал, и с Кем надменно начал знакомиться! И страх, страх невиданной силы, страх сковывающий всего этого большого мужика, леденящим туманом заполнил внутреннее и внешнее пространство!
Он уставился на небеса, и закричал, дребезжащим от волнения голосом:
– Э… любезный… простите… э… Ваше Творческое Величайшество… Ваше Вседержащее Могущество… Владетель и Наполнитель: Вечности и Бесконечности, Материального и Идеального, нас – людишек, и прочих тварей…
Евгений Викторович перевёл дух, и продолжил:
– Простите, величайшедушно, меня раба Вашего! В первый раз у Вас, не признал! О, я презренный, не признал Господа и Бога – надеюсь, это дозволите – моего!
Это Вы – ТВОРЕЦ, а я – так, мелкий творческий работник под Вашим чутким и благосклонным управлением! Но очень старательный и трудолюбивый работник! Ни времени, ни сил не жалею, чтобы вносить Ваши идеи, присылаемые мне по каналу вдохновения, в массы! Вот, извольте, могу для отчёта привести примеры, из моих крайних, творческих дерзаний…
Снежинский не дождался одобрения, но продолжил доклад:
– «Голимая жизнь» – это мой эпический романище о знакомых девочках из стриптизклуба.
«Братья по крови», «Кровная месть», «Зов крови» – грандиозный цикл «рОманов» об упырях-вампирах.
«Союз мяча и орала» – душераздирающий и великий «рОман» о любви футболиста и певицы.
А вот и самый свежий, гениальный «рОман»…
Вдруг не сверху, а со стороны, испуганно вскричали:
– Гений, что случилось?
Зажегся свет, и Евгений Викторович опознал действительность. Он сидел на полу своей спальни, свалившись с кровати. В дверях стояла жена в ночном халате, прибежавшая на шум. Снежинский вспоминал прошедшее, и до него дошло, что наяву, или во сне, но его не приняли в Рай!
– Чтобы больше не называла меня «гением»! – закричал он на свою благоверную. – И ни слова о моей «творческой» жизни! Ох, Соня, и натворил же я дел! Успею ли переписать-исправить?