Дом на горе, дом под горой. Рассказы

© Ольга Трушкова, 2019

ISBN 978-5-0050-5803-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дом на горе

Его дом стоит на горе. Впрочем, никакая это не гора, так, взгорок, который ещё каких нибудь десять-пятнадцать лет назад он шутя преодолевал. Но годы, годы… С ними не поспоришь.

Её дом стоит под этой самой горой. Вроде, и расстояние-то между этими двумя домами пустячное, а вот поди преодолей его, если хозяину дома на горе уже под восемьдесят, а хозяйке дома под горой – глубоко за шестьдесят.

1

Как обычно, он проснулся ни свет ни заря, потёр ноющую спину и, держась за стену, шаркая тапками, побрёл в кухню. До рассвета далеко, но он знал, что уснуть уже не получится. Даже не глядя на часы, Николай Иванович определял время, как и, не пользуясь тонометром, точно знал, что сегодня давление у него зашкаливает – кружится голова, в глазах чёрные пятна чередуются с пятнами белыми.

Зачерпнул из ведра ковш воды, попил, остатки плеснул в рукомойник. Хорошо, что Коля Степанов вчера принёс, а то бы и умыться было нечем. Самому не принести, он теперь не ходок на водокачку, что под горой находится. Спуститься-то вниз сил хватит, а подняться да ещё с ведром – их уже не останется. Пришлось позвонить и, стесняясь до дрожи во всём теле, попросить помощи. Хорошо, что есть мобильник! Хорошо, что живёт неподалёку хороший человек Коля Степанов!

Умывшись, Николай Иванович присел на лавку и, перебирая свои думы, приготовился ждать рассвета. Жизнь прошла, а что он видел? Работа, работа, работа… Правда, был он передовым механизатором в совхозе. Все уважали его за трезвость, скромность, отзывчивость, безотказность и неконфликтный характер. Так когда это было-то?

 
Когда я …служил…
Был молод, имел я силёнку…
 

В жизни, как в той старой песне…

А вышел на пенсию – всеми забыт. Вообще-то, и совхоз канул в Лету.

Вот уже середина марта, а морозы по ночам под тридцать. В доме прохладно. Но он не торопился растапливать печь – ждал, когда из трубы дома под горой пойдёт дым. Это давно стало неким знаком, что хозяйка того дома сегодня жива и относительно здорова. Перекличка дымами стала обязательным ритуалом. Раньше они созванивались, но после Рождества ограничили себя в таком способе общения.

А дело было в следующем.

Накануне Рождества выпал снег. Его было так много, что хозяйка дома под горой отгребала его часа полтора, а когда вернулась в избу, то увидела два пропущенных вызова от соседа. Начала перезванивать, но теперь уже он не брал трубку. Кое-как, преодолевая почти метровые сугробы, подгоняемая страхом за Николая Ивановича, она поднялась в гору. А он, оставив на обеденном столе телефон, в то же самое время отгребал от снега дорожки в своей ограде, чтобы поскорее добраться до до её дома и узнать, не стряслось ли с ней чего недоброго. После этого они решили не пугать друга поздравлениями с праздниками, даже если это будет само Рождество, и звонить только в исключительных случаях.

Летом проще. Летом они видят друг друга. На огородах. Она видит его на огороде на горе, он её – на огороде под горой.

***

Он нащепал лучины, аккуратно уложил в топку, сверху придавил сухими берёзовыми дровами и прикрыл дверцей. Теперь осталось поднести спичку, но прежде надо дождаться дыма из трубы дома под горой.

Николай Иванович одинок. Так уж сложилось, что у него никогда не было семьи. Есть старшая сестра, есть племянник, но они живут далеко. Правда, каждую осень племянник, которому тоже годков немало отстучало, приезжает к Николаю Ивановичу, чтобы помочь выкопать картошку.

2

Она тоже проснулась ни свет ни заря, потёрла ноющую спину и, держась за стену, шаркая тапками, побрела в кухню. До рассвета далеко, но она знала, что уснуть уже не получится. Даже не глядя на часы, старая женщина определяла время, как и, не измеряя давления, точно знала, что сегодня оно у неё зашкаливает – кружится голова, в глазах чёрные пятна чередуются с пятнами белыми. Вот уже вторую неделю его ничем не удавалось сбить. Таблетки энапа снижали ненадолго, рецепты из интернета тоже не дали положительного эффекта. «Только бы не умереть в такое неподходящее время, – подумала она. – Да разве смерть будет со мной свои сроки согласовывать?»

А время умирать и впрямь было неподходящим – впереди капитальный ремонт дома. Ей бы, конечно, не стоило связываться с ремонтом, могла бы дожить свой век и с тем, что есть. Но она думала о детях, она хотела оставить им после себя приличное жилище. А вдруг кто-то из них вернётся? Ну, а не вернутся, так дом в нормальном состоянии и продавать не стыдно. Да и люди, которые купят его, добрым словом прежнюю хозяйку помянут.

Пластиковые окна она уже не только заказала, но и выкупила; пиломатериал для замены полов сохнет в сеновале. Дело за малым – тепла дождаться.

Ох-охошеньки! Затеять-то ремонт она затеяла, а потом сама ужаснулась этой затее. Всю зиму ночей не спала, маялась тяжёлыми раздумьями, что да как. Если с окнами всё более-менее ясно – фирма сама приедет и вставит, то кого нанять на остальную работу и в какую сумму обойдётся всё это?

У детей денег она не возьмёт, хотя они, конечно же, захотят помочь. Но она сама так решила, а её решения даже не обсуждаются. Так было всегда, так и впредь будет! Ничего, она и своей учительской пенсией обойдётся, скопила малость «на смерть», но со смертью решила повременить – не до неё сейчас.

Фирма, что окна вставлять будет, предложила ещё дом обшить сайдингом. Недорого. Всего лишь… за шестьдесят шесть тысяч. Но она не согласилась. Люди подумают, что у неё денег куры не клюют, кто-нибудь из «социально не защищённых» захочет поживиться, залезет в дом, а там – облом, взять-то особо нечего. Как ей потом ему в глаза смотреть? Обидится этот «социально не защищённый». Обманула, скажет, а ещё детей учила! Со стыда сгореть можно.

Меж тем мартовский, но по-зимнему холодный рассвет лениво вставал над селом. Мысли Татьяны Ивановны с предстоящего ремонта перекинулись на Николая Ивановича. Как он там? Она растопила печь, поставила на плиту чайник и вышла на крыльцо.

Из трубы дома на горе потянулись робкие белёсые нити. Они быстро утолщались, набирали силу, и вот уже клубы дыма устремились ввысь.

«Всё в порядке, мы ещё живы», – глядя на дом на горе, подумала она.

«Всё в порядке, мы ещё живы», – глядя на дом под горой, подумал он.

20.03.2017

Новогоднее чудо

В эту новогоднюю ночь Славику совсем не хотелось оставаться одному в их огромной квартире. Но бабушка ушла к своей подруге детства, живущей в соседнем подъезде, а мама с папой уехали в деревню к другой бабушке. Славика с собой не взяли.

– Ты уже большой мальчик, должен обходиться без взрослых, – сказал папа.

– В конце концов, рано или поздно, но ты просто обязан этому учиться, – поддержала папу мама. – Праздничный ужин в холодильнике, разогреть его, надеюсь, ты и без нас сумеешь. А чтобы не было скучно, можешь пригласить кого-нибудь из своих друзей. У тебя же столько знакомых мальчиков!

– И девочек, – добавил папа.

Славик вздохнул и побрёл в свою комнату. До Нового года было ещё далеко: полдня и целый вечер. Кого пригласить? Одноклассника Витьку? Да нет! У Витьки у самого на Новый год собирается детвора чуть ли не со всего подъезда. Костика? Но лучший друг Костик будет встречать Новый год с Катей из параллельного класса в лесном зимовье деда Игната. Славик видел, как этот самый дед-лесовик вчера за ними на вездеходе приезжал.

Славику стало нестерпимо тоскливо. И обидно. Все его бросили. И папа с мамой. И даже бабушка, заявившая, что её внуку пора взрослеть.

Как жаль, что Новогодние ёлки в школе уже закончились. Славик был на всех трёх: на ёлке для малышей, на ёлке для средних классов и на ёлке для старшеклассников. Правда, завуч Ирина Петровна сказала ему, что на последнюю ёлку он мог бы и не приходить, только Славик не утерпел. Дома-то сидеть невмоготу, вот он и на третью ёлку притащился.

Всё было интересно. Славик сначала немного смущался, когда одиннадцатиклассницы приглашали его танцевать, но потом ничего, осмелел и даже сам организовал хоровод вокруг ёлки и прочитал стишок про деда Мороза. Всем это очень понравилось. Даже всегда необыкновенно серьёзная Ирина Петровна громко хохотала и хлопала в ладоши.

При воспоминании о новогодних школьных ёлках сладкое томление охватило Славика. Но к томлению присоединилась непрошеная грусть.

Он включил компьютер, немного поиграл в «танчики», зашёл на пару сайтов. Нет, это не то. Скука всё больше и больше овладевала Славиком. Впереди десять дней школьных каникул. Чем занять себя? Конечно, он сходит пару раз на каток. Конечно, он посмотрит несколько развлекательных телешоу и дочитает интересную повесть о путешествии в неведомые миры. Но хочется чего-то ещё, чего-то другого, ранее не испытанного.

Славик открыл холодильник, взял мандаринку, вышел на балкон. Было непривычно тихо. Падал лёгкий пушистый снег. Вдруг он увидел Веру Полынову, которая жила в доме напротив. Они были давно знакомы. Ещё с детского садика. Теперь встречаются в одной школе. Вера тоже стояла на балконе. Славик помахал ей рукой. Она ответила тем же.

Славик вздохнул и вернулся в пустую квартиру.

Приближалась полночь. Зазвонил телефон. Кто это? Вроде, все поздравления уже приняты.

Он снял трубку. Голос Веры Полыновой.

– Славик, ты как Новый год встречать собираешься?

– Да никак, – ответил он. – Сейчас улягусь в постель, поставлю телик на таймер и через часок-другой отдамся Морфею.

– Ты с ума сошёл! – ужаснулась Вера. – На улице такая лепота, а он спать собрался! Выходи, в снежки поиграем, а может, и Снегурочку вылепим.

******

Вернувшись утром от подруги, бабушка увидела счастливое лицо спящего Славика и поняла, что в эту ночь случилось настоящее чудо: её тридцатилетний внук, наконец, повзрослел.

А после новогодних каникул Вячеслав Николаевич, директор средней школы, и Вера Дмитриевна, учительница начальных классов, подали в ЗАГС заявление. И пусть теперь хоть кто-нибудь скажет им, что в новогоднюю ночь не бывает чудес!

1.01.2017

Жива ещё – и радуйся тому

Такого щедрого на снег декабря не помнят даже старожилы – как началось в конце ноября, так и по сей день не кончается. Ладно бы один снег валил, а то ведь ещё и метели через день да каждый день. Что разгребёшь с дорожек в ограде, ветер ночью опять на прежнее место вернёт да ещё так перекрутит, что и не знаешь, с какого боку подступиться к сугробам, от крыльца начало берущим.

Вот запланировала баба Маня на сегодняшнюю пятницу дел выше крыши, но сделает ли хотя бы половину из них? Большущий вопрос.

Через три дня Новый год. Надо и перестирать всё до последней тряпочки, и в доме всё перемыть, и самой в баньке помыться, потому что негоже из одного года в другой грязь тащить. А для всего этого нужна вода. Много её, воды, надобно. Хоть и недалече водокачка, почти рядом, только как до неё добраться? Тут уж дай бог до бани тропинку прорыть да до поленниц, чтобы дровами запастись. Конечно, не сама она воду носить будет, дважды в неделю к ней наведывается молодая женщина из социальной защиты и по пятницам водой обеспечивает. Сегодня тоже придёт. Но и ей, пожалуй, не преодолеть те заносы, что завируха за нынешнюю ночь понастроила. Тут не всякий мужик справится. Вся надежда на то, что трактор дорогу расчистит. В эту зиму администрация, наконец-то, к этому делу отнеслась ответственно, организовала расчистку дороги уже и на нашей Советской улице, где почти одни пенсионеры век свой доживают. А то случись с кем беда, так «Скорая помощь» не проедет, завязнет по самое некуда.

Ох-охошеньки!

Настроение у бабы Мани совсем испортилось. Да и с чего ему праздничным быть? Не те её годы, чтобы ждать чего-то от Нового года. Это когда она молодая была, то надеялась на перемены к лучшему. Долго жила этими надеждами, а потом и надеяться перестала. Поняла тщету своих надежд. Да и что нового принесёт Новый год? Новые цены, которые будут выше старых? Новые болячки, лечить которые в наших даже у наших государственных врачей ей не по карману? Нового президента, который в очередной раз окажется тем же самым?

Правда, не всё так плохо. В новом году ей повысят пенсию аж на целых три процента да при этом к трём сколько-то там сотых приплюсуют. О повышении начали трещать ещё с сентября. Говорили, что раньше, мол, мы добавляли только проценты по уровню инфляции, а сейчас – даже чуть ли на половину больше, поскольку инфляция в этом году всего два процента. Спасибо вам, «благодетели» наши! Низкий вам поклон за такую неслыханную щедрость!

Ох, и дурят же народ! Вообще-то, народ не дурак, считать умеет и давно уже только тяжко вздыхает при сообщении о подобных «благодеяниях».

Ладно, хватит о грустном. Тут дел невпроворот, а она плакаться взялась. Ни в Кремле, ни в Думе, ни в правительстве твои вопли всё равно не услышат. Марш во двор да за работу принимайся! Какое тебе дело до того, что происходит за твоим забором? Жива ещё – и радуйся тому! Радуйся снегу, потому что не совсем ослепла и видишь его, завыванию ветра радуйся, потому что слышишь его. Морозу радуйся и тому, что он не достаёт тебя в твоей избе. Теплу от жарко натопленной печи радуйся, мурлыканью кота Амура. А те, что «радеют» за твоё благополучие, тебе без надобности. Они перед выборами ещё не так «радеть» будут, чтобы ты за них голосовала. Да ну их всех…

Баба Маня потуже перетянула тёплым платком ноющую поясницу, оделась, сунула отёкшие ноги в растоптанные валенки, вышла на улицу. «До обеда надо расчистить дорожки до бани и поленниц, а потом уже и за оградой буду траншею рыть», – решила она и взяла в руки снеговую лопату.

Длинная декабрьская ночь неохотно уступала место холодному рассвету, но он всё же одолел беспросветную тьму. Как ни черна она, а светлый день всенепременно наступит!

Декабрь, 2017.

Незапятнанная страница

Почему она всё чаще и чаще вспоминает смешного Юрку из той невозвратной ранней юности? Полвека минуло, и много чего было за эти годы. Юрке давно уже пора затеряться в её памяти, он просто обязан был это сделать. Ведь она даже не успела его полюбить, потому что их дружба продлилась всего одно лето. Просто дружба…

Она закрывает глаза, и картины далёкого прошлого, подобно слайдам, сменяют друг друга.

Танцы в клубе. Недавно демобилизованный Юрка в окружении молодых ребят, а поодаль – она с подругами. Он сразу же выделяет её из толпы и провожает домой.

Вот старый деревянный мост через бурлящую Оку, к Ангаре устремившуюся. Огромная луна заливает неоном окрест и плещется в воде. Привалившись к покосившимся перилам, Юрка негромко поёт.

Луна, луна над берегом ласковым светит,

А море, а море целуется с луною….

Они спускаются на берег, садятся в одну из привязанных лодок. О чём велись их бесконечные разговоры, она уже не помнит, но помнит, как преданно смотрел на неё Юрка и как хорошо им было друг возле друга.

Ей – семнадцать, Юрке – двадцать. Их отношения чисты, как родниковая вода в верховьях Саян. Они даже ни разу не поцеловались.

А потом об их дружбе узнал её отец. Он пришёл в ярость. Отец, которого все окружающие считали человеком деликатным и сдержанным, мудрым и справедливым, закатил дочери оглушительную пощёчину, обозвал самыми оскорбительными словами и пригрозил:

– Смотри, шлюха: принесёшь в подоле – собственными руками удавлю! Ишь, с мужиками таскаться вздумала! Я дурь-то из тебя живо выбью!

«Воспитательную беседу» завершила вторая пощёчина.

После этой безобразной сцены она начала избегать даже случайных встреч с Юркой – они ей стали казаться наполненными чем-то невероятно постыдным, грязным, мерзким. Отец – это непререкаемо! Отец – это образец чистоты, непорочности, мудрости!

Потом был институт, возвращение в родной город, замужество, дети. В общем, всё, как у людей. С Юркой за прошедшие полвека они так ни разу не встретились. Даже случайно. От школьных друзей ей известно, что он по-прежнему живёт на улице Подгорной, был дважды женат и столько же разведён. Вырастил дочь и сына. Наверное, она тоже не затерялась в его памяти, если его дочь носит её имя.

Теперь два берега сибирской Оки соединяет бетонный мост, при виде которого ей вспоминается другой мост, деревянный, с покосившимися перилами, а из далёкого прошлого слышится забытая песня.

Луна, луна над берегом ласковым светит,

А море, а море целуется с луною…

Много воды унесла бурная Ока за минувшие полвека, и хорошо, что они с Юркой больше не встретились, ибо нельзя войти в одну реку дважды. Пусть он останется в её памяти тем озорным пареньком, тем весёлым острословом, любителем невинных, без пошлостей, анекдотов и розыгрышей, потому что был самой незапятнанной страницей её жизни.