Книга составлена из 48-ми избранных рассказов, взятых из «усть – сыровской саги» автора о жизни людей небольшого северного городка России эпохи «рыночной экономики». Рассказы небольшие и отнюдь не развлекательные, они – о нас с вами, горожанах глубинки, живущих трудовым заработком.

Как изменились внутренние связи людей в постсоветский период? На что опереться сегодняшнему городчинцу, устоявшему в окружившем его культе «денег и удовольствий», культе «существования для себя»?

Герои рассказов – простые, но от этого вовсе не второстепенные люди общества, переживающего период «временного помутнения» ценностей, период упадка нравственности и культуры. А, все же, совесть, порядочность, человечность – остаются, их нелегко вытравить…

Кажется, рассказы дают такую надежду.

Один оборот

Весной, как и во многих малых городах страны, у нас сбивают ледяные сосули. Край наш снежный и крыши, покрытые серым шифером, страдают вместе с людьми. Начинают очистку с главных улиц. Их у нас две – Коммунистическая и Первомайская. Спецтехники на все дома не хватает, и мужчины, обвязавшись веревками, балансируют по кровле с лопатами и деревянными колотушками.

– Левей, Васек… Вдарь еще! Куда?!

Сосули падают, с грохотом задевая жестяные карнизы, и разбиваются на сверкающие осколки. Но веселья мало. Солнце еще слабое, и горожане вяло бредут на работу или досыпают на остановках, прячась в воротники.

Вокруг домов на тротуарах выставлены самодельные «ежи». Конструкции сколочены из подобранных на мусорках оконных рам. К деревьям, фонарным столбам, урнам привязаны ленты, проволока. Женщины, минуя ограждения, выходят опасливо на дорогу и ругают чистильщиков.

– Для вас же, тетя! – обижаются дворники и толкают льдины на проезд.

Весной, наконец, становятся нужными и таблички на домах. Краска на них облупилась, но еще читается: «Осторожно, сход снега!» Таблички висят круглый год, прикрученные намертво к углам зданий. Летом у этих плакатов останавливаются иностранцы. Приезжие гости смеются, тычут пальцами и фотографируют своими телефончиками. Потеха!

Но горожане невозмутимы. У нас и лампочки новогодние висят годами на улицах. Возможно, некрасиво, да удобно. Зато у нас нет террористов, всяких скинхедов и проституток на вокзалах.

Весной горожанам нужна душевная поддержка. Люди устали от зимы и расслабляются по своему, – кто напивается, буянит, а кто отдыхает, засыпая на концертах в местной филармонии.

Есть у нас и парк у реки. Тополя в нем посажены еще первыми коммунарами. Дерева разрослись и ежегодно стригутся бензопилами. Когда-то здесь был и собор с огромной колокольней. Снесли в 30-х годах борцы с религией. Тогда же и город переименовали. Но главная примечательность парка – вид на реку. Жители мало ценят эту особенность. Трудно поверить, но за двести лет город не выстроил набережную. Берег не ухожен – ржавые цепи и тросы, какие-то бетонные кольца, столбы. Кругом битые бутылки, следы от костров…

Три года назад решили залить бетонную набережную. Закатали метров двести. Оградили подход к берегу высоким забором из щитов. Да так плотно, не подойти к воде. Вот и стоит эта крепость… Строители исчезли, денег нет – кризис. Или – своровали? Но убрать забор нельзя, вдруг деньги найдутся?

Ну и чем, прикажешь, душу поднять? Даже ледохода не видно. Хотя, конечно, можно дыру просверлить в досках. Незаметно так, коловоротом. Смотри, наслаждайся… Или лестницу притащить. Взобравшись на забор, можно провожать плывущие льдины и приветствовать очередное обновление жизни.

Лето… Уже давно не покидает ощущение, что городу чего-то не хватает. Но – чего? И не скажешь определенно…

Трудно выразить словами. Быть может потому, что не видна городская аура? Не чувствуешь дух города, его неповторимое своеобразие. Приедешь в иной городишко. И первый встречный: Рассказать о нас? И – «тра-та-та»… – не остановишь. Глаза горят, руки, что мельничные крылья.

– А сами откуда? – спрашивает.

– Из Усть – Сыровска.

– Усыровска? И какой он?

Задумаешься. Как рассказать о том, что хочешь любить легко, а получается натужно. Что лицо города как будто правильное, а… пресное. Что нет у нас цирка и своих клоунов с умными глазами и ладными руками. Удивительно, но за четверть века в городе не построено новых фонтанов. Словно в пустыне живем, не на болотах. Пара существующих фонтанов – у здания мэрии, да у кинотеатра. Так себе фонтанчики, без затей. Словно нет своих скульпторов в городе. Можно, ведь, под струю дракончика посадить. Или сисястую русалку.

Шутка, конечно. Но в этих наших мемориалах так мало жизни! И все слишком похоже на памятники других городков. Ну, может, рука не так повисла, другой ракурс… Город глух к малой скульптуре. Так много зеленых сквериков, площадок вокруг. Ну, поставьте туда какого-нибудь забавного зверька. Не надо уже этих бронзовых рабочих. Индивидуальность создается мелочами…

Читал, как в мексиканском городке спаслись от заезжих колдунов. Три местных мага на вертолете облетели свой городишко, чего-то там нашептывая, да потряхивая. Магический ритуал не отнял много сил. Но с тех пор внутри городка хозяйничали лишь местные чудотворцы. С кого и спросить можно.

Еще свежа в памяти «работа» колдуньи Стеллы. Явилась в наш город с быками – телохранителями, разорила десятки горожан. А помогли ей наши газетчики. Такую рекламу устроили! Знали, что воровка, да хотелось «бабок срубить». Знали, – попадутся не они, а те бедные женщины, что несут последние деньги, лишь бы сынок перестал «трою» пить.

И вопрос местным магам. Вы – то чего смолчали? Корпоративная солидарность? Или струсили? А может, наши маги не видят над городом биополя, нужного для защитного кольца? Значит, приедут еще в черных одеждах, с черным нутром…

А душа несогласно волнуется, негодует. Должна быть аура! Сильная, крепкая… Может, маги наши хреновые?

Ежегодно отмечаем «день города». Концерты на площадках, поп-звезды залетные… «Ах, какой он мужчина, рожу ему сына…» И, обязательно – море выпивки. Праздник же! Центральная площадь на утро как помойка. Пивные банки в самосвал грузят.

На душе – зеленый сверчок. Свербит, беспокоит… В чем он, «дух» нашего города? Неужели горожан объединяет лишь пиво, пусть и хорошее. И думаешь: а что если завести место, объединяющее горожан независимо от их возраста и веры? Нечто вроде культового поля, холма. Чем наш город выделяется? Слиянием двух рек! Так, может, здесь и устроить гуляния?

Представьте – зеленое поле у реки – матушки. С утра на берег стекается городской люд. Молодые, старые, начальники, подчиненные… Знакомятся, обмениваются идеями, самодельными корзинками и книжками. На лицах – светлые улыбки. Все чувствуют: происходит важное. Мы – горожане! Глядь, а здесь уже обнимаются. Горланит бард, танцует «балерун», а клоун ходит и всем хитро моргает. Поле. Нет толкотни, нет пьяных. Рядом – бурлящее устье. И что-то медленно поднимается над полем. Эх – ма! Народ головы запрокинул. Тихо плывет к небу дымка – радуга. Не серая и поникшая, как у больного человека. А задорная, горделивая…

Осень… Пожалуй, лучшее у нас время года. Комаров уже нет, и с окон снимают потемневшие от дорожной пыли куски марли.

Осенью лучше смотрятся старые здания, дореволюционные особняки купцов, толстостенные дома «пятидесятых»…

Еще сохранилась лепнина, рустовочные углы солидных домов, сандрики, замки и розетки, – словом то, что называли архитектурным излишеством. Прогуливаюсь по улочке Чернова, на которой штукатурят известный «дом под шпилем». Сворачиваю на Карла Маркса, – здесь тихо, и осень бросает на выступы под окнами желтый, красный лист. В одном из низких окон, сквозь темную гладь стекла вижу целующихся мужчину и женщину. Красиво и таинственно одновременно.

А вот у этого дома с лоджиями я бы спел серенаду. Испания почудилась, а белье в арочных проемах – наше, застиранное.

Люблю смотреть на карнизы старых домов, – ряд чередующихся модульонов ласкает взгляд. Хотя некоторые из них отвалились, и шифер побит у краев. А там – капители, словно модные шляпки, сидят на колоннах.

Иду вдоль парка, мимо художественного музея, а в воздухе – едва слышимый запах зимы. Или почудилось? И, кажется – ажурная решетка чугунно скрипит…

И опять зима… И опять – весна…

Пролетел еще год. Запахло теплом, прилетели, суетятся грачи… Уже сбиты сосули с крыш, и почерневший снег дотаивает на обочинах. Ты идешь по улицам города, стараясь обрести душевные силы. Трудно на что-то надеяться, когда над тобой – лишь давящая серая пелена. Когда кажется, что и ты сам, и люди – уже не так интересны, как прежде.

Ты ждешь синевы небес, как пьяница – выпивки. И синева не обманет, – появится! Огромное небо внезапно раскроется и опрокинет в себя весь городок. Ты идешь по улицам, вглядываясь в лица прохожих. Какие они, – горожане?

С интересом подходишь к киоску, покупаешь газету. Киоскеры! Вот кто наша особенность! Эти мягкие интеллигентные лица. Их сдержанные, доброжелательные улыбки. Прекрасное в незаметном. Как ты не видел этого раньше? Завершился один оборот вокруг светила.. Мы облетели его вместе с соседом по подъезду. Необязательно поздравлять друг друга. Достаточно поздороваться чуть теплее. Или сказать ему пару слов.

– Привет, мол… Снова – весна?

– Да я… то да се… и тебе не болеть…

– Спасибо. Летим дальше?

В нашем квартале

Зимой он заходил в эту пельменную согреться и, не глядя на окружающих, суровый, отчужденный, сушил вырванные ветром слезы. Гость стоял у стойки и смотрел на дорогу, по которой пробегали прохожие. Головы их были опущены, лица укрыты воротником. Сероватые тени показывались из тумана и вновь растворялись в морозной дымке.

Отсюда начиналась окраина с ее приметами новостроек: ямами, рытвинами, грудами мерзлой земли. Дорога у стройки завалена досками, обрезками труб. Из прикрытого щитом люка канализации вырывается пар.

Дальше – уходящий в сумрак пустырь. Летом здесь сажали картошку, а сейчас ветер сгибает выступающие из снега сухие стебли. И в конце пустыря, словно волчьи глаза, – огни изб.

Такие дома видел он из окна поезда, когда проносился мимо заброшенных деревень. Лачуги кривились далеко в полях, приближаясь к железнодорожному полотну. Он смотрел на эти жилища, и ему хотелось выйти, постучаться в стены и, может, помочь кому-то. Но представляя себя живущим в этой глуши, – в сердце его вползал страх.

Гость придвинул ногу к батарее под стойкой. Теплые струйки мягко вползали в подошву, поднимались к щекам. Память вернула его к недавней встрече с приятелем. Они разговорились, вспоминая знакомых, и друг заметил книгу, лежащую рядом. «Ты… читаешь это?» – друг пролистал книгу. Лицо его изменилось. Словно невидимая стена разделила их, и когда друг вернул книгу, лицо его скрывала маска.

«Каждому – свое…» – он опустил уголки губ. Кто виноват, что они не стремятся выше?

А в пельменной – тепло. Рабочий день закончен; ушла старушка с кастрюлькой отходов, собирает мусор уборщица. И все это время женщина у кассы ищет его взгляда.

– Эй, – слышит он тихий голос. – Слышь, парень? Помоги…

Вот он, момент, его боль и сомнение. Сейчас он поднимется, подойдет к окликнувшей его женщине… Остановится поезд у старого домика, и, поколебавшись, он сойдет на полустанке. Содрогнутся цепью вагоны, качнется состав… Темный вечер, чернеющий лес. И – огни уходящего поезда… Все так и будет, он умеет угадывать. На мгновение увиделось: вот он, рядом с женщиной. Несут бачок в кладовую. Она упирается ему ладонью в плечо, и он чувствует ее силу рук.

А потом они запрут дверь, и она расставит закуску… Все так и будет: усталые люди, бутылка вина и желание праздника. Но до этого они пройдут в сумраке мимо остывающих плит, и в коридоре он заметит мерцающий прямоугольник. Зеркало! Он взглянет в холодноватую гладь, – бледным пятном выступит подбородок, нижняя губа наехала на верхнюю… – мерзлый окунь – призраком из темноты.

И они будут сидеть, согреваясь вином, и смотреть, как светлеет за окном пейзаж окраины. Свет с улицы скользит по крышкам бачков, ложась на ее полные руки. Он чувствует в темноте ее улыбку.

– Ты далек, как звезда,

и пути к тебе нет…

Женщина тихо поет… Ее зовут Тоня. Что он изучает?

– Разное. Экономику, управление…

– Подписывать будешь…

– Распределять. Руководить…

– Зачем?

– Для порядка. И – жить…

– Как все?

– Почти. Имею ввиду – разумно. Устроившись…

– Мы тоже читаем с дочкой… Книжки разные… Ты петь любишь?

– Что? – он вертит стаканом. – Есть правила. Верх – низ. Лево – право. В жизни – много случайного, ненужного…

– Смотри! Оп! – под ее руками раскрывается цветок из нарезанной колбасы и горошка. Глаза ее искрятся.

– И вино тебя не греет

В час дурного настроенья… Ха-ха-ха…

Все так и будет. И он попросит ее рассказать о себе, хотя знает: избушка на конце пустыря, муж – алкоголик сбежал в трудное время, школьница – дочь возится у печи, ожидая мать… Жить, кормить… В этом – жизнь?

– А еще я люблю стирать, – скажет Антонина. – Ничего, что я про свое?

Я бы тебя с одним чемоданом приняла…

Они сидят так близко… Его слегка разморило, хотя он старается не пролить на стол. Бутылка опустела, и они еще ждут чего-то.

– Жизнь одна… – упрямо твердит он. – Среда, обыденность – затягивают…

– Среда? – Женщина вздыхает и начинает укладывать остатки ужина в сумку. А потом они выйдут в ночь, в пугающий сон пустыря. Узкая тропинка в снегу приведет его к увязшей в сугробах избе. Здесь все в снегу, видны лишь колья заборов. Пронизывающий ветер выветрит тепло их встречи. Они обнимутся. Он стоит на ветру, чувствуя, как отогреваются пальцы под воротником ее пальто. Она скажет… Что она скажет?

– Не обижайся… – скажет она. – Нельзя сейчас. Придешь? – Ладно, – скажет он. И оба поймут, что не знают, нужно ли ему идти к ней. – Ты сильный… – Но не мой.

Ветер выбьет на обратном пути слезы и негде их будет высушить. И никто не объяснит, почему у них не сложилось.

– Эй, – слышит он голос. – Что с тобой?

Гость вздрагивает. И тотчас вся нарисованная картинка пронеслась назад, оставляя привкус горечи. Он решительно направляется к выходу, знаком показывая женщине, что сожалеет. Он не сойдет на остановке, где нет жизни, а лишь вечные тяготы и путь в никуда. И поезд, на котором он еще несется в ночи, – не оборвет его сердце уходящими вдаль огнями.

Бродяга и правитель

Он доехал на свой участок к вечеру и успел до темноты нарубить дров. Ему хотелось посидеть у костра, послушать потрескивание сучьев, спечь картошки, как в детстве. Здесь он проведет зиму, а весной, с теплом, переберется опять в гараж. Несмотря на городскую прописку, сейчас он, все-таки, бомж. Хотя и бывший журналист. Так вышло…

По правде говоря, журналистика в регионах сдулась. Газеты, журналы скупили богачи, а они лояльны режиму. И пишут там девчонки о поп-идолах, скандалах и дорожных авариях. Старики отринуты, хотя и стучат по клаве в интернете. Но толку от них мало, все повязано системой…

Позитив в том, что он бросил пить, похудел. Раньше и думать не мог, как живут люди без денег. Но сам – не рваный, на баню хватает. Выручают руки, – дачницы платят немного, но за лето набегает. Да еще дворником подрабатывает, чистит от снега проходы к дачам… Тут ведь вопрос психологии. Если чувствуешь себя швалью на обочине – это одно. Остаешься человеком – другое…

– А кто хвалил Ельцина? Он все развалил! – не уступала жена. – А Правитель навел порядок, укрепил государство…

Верно, голосовал. Тогда многие пьянели запахом перемен. Интеллигенция надрывала глотки, съезд кинематографистов – что кипящий вулкан. Романтики жаждали свободы… Ну, и что они создали в кино за 20 лет? Мыльные сериалы, секс, убийства, – попсовый шлак! Культуру прогнули под бабло, под массового потребителя. А кто рискнет что создать, – не находит зрителя. Нет проката. Страшней, что и в воздухе этот липкий, удушливый туман попсы. Раньше человека тянули к свету, хоть он и сопротивлялся. Теперь все для низкого в душе…

Нас просто обманули на волне желаний нового. К власти пришли торгаши, которые спарились с чиновниками. А народу – мелкие подачки…

Бродяга пошевелил веткой угли костра. Стояли последние дни сухой морозной осени. Подмерзшая земля потрескивала под ногами и пора было думать о теплой одежде.

Когда – то он рассматривал бомжей, ковыряющих мусорные баки. Оказывается, мусор не всегда дрянь. Выбрасывают и годное. Теперь сам гулял по дворам с мусорными площадками. Замечал, что оставляют люди у контейнеров. За мэрией, к примеру, нашел сносную мебель. У магазина – спортивную шапочку, выстирал, носит.

– Ты в экономике профан! – кричала жена. Она – чиновник в госслужбе, им платят по особой сетке. – Пиши на рынок, зарабатывай!

Пробовал, потом погано… Словно изнасиловали…

Так что обещали людям? Удачность хозяйствования! Кричали – прежняя система сгнила, плановый метод плох. Уберем дармоедов, станем собственниками… И – учитесь продавать! Вот и поднялись торговцы. Они тоже нужны, но не у руля страны! Так и вышло, – ушли идейные вампиры, пришли упыри от выгоды… Без принципов, без чести. Только – прибыль и удовольствия… А Правитель, – что? Он строит себе государство: трон, армия, полиция, суды и рабочие у скважин. Остальные ему не нужны, лишние…

Внезапно, к жилищу бродяги подъехала, не включая свет, легковая машина. Хлопнула дверца, вышел плечистый парень в форме служивого. Луч его фонаря ударил в лицо сидящего.

– Руки вверх! Вы задержаны… Вы – размышляли!

Мужчины обменялись рукопожатием.

Они познакомились в гаражном массиве, где парень служил охранником. Спросил бродягу, кто такой, зачем обитает… Позже, заехал еще раз. Оказалось, парень уволился из Нацгвардии. Как-то поведал свою историю.

…Сказали митинг незаконный, – взять активистов… Студентики там, старушки… Требовали повышения пенсии. Скрутили мы десяток щеглов. Довезли, стали описывать. Пацан один храбрится. У меня, говорит, бабушка сорок лет вела литературу. Учила про совесть. А теперь не может на море съездить, мою стипендию делим. За что меня взяли? Ему слегка дали по лбу. Вопит: «Палачи»!

Напарник мой стал пацана крошить. Я кричу: – Прекрати! Унял «бойца». С тех пор – чужой среди своих…

– Ты, вот что… – гвардеец протянул бродяге телефон. – Тебе понадобится, интернет глазеть. Может, напишешь что. Симку вставь, выбросил я… – Откуда?

– Трофей. Сцепился с мажорами. «Золотая» пьянь, людей достают. Мне чуть попало, но телефон бросили…

Только сейчас бродяга увидел ссадину на лице приятеля. – И звони… Тут волки. Им жрать нечего! Вырублен лес…

Бродяга проводил гостя в темноту. Пожалуй, надо зайти, – решил он. – Волки, действительно, уносят собак… И он притушил костер, который из окна лачуги еще виднелся остывающими огнями. Потом лег на лежанку, укрылся, и почувствовал себя, в общем, неплохо. Сквозь стекло ему виднелись искрящиеся, но равнодушные к враждующим людям, звезды.

Через несколько дней гвардеец привез с собой пожилого мужчину. Пожалуй, старика. Лицо гостя в морщинах, а общее выражение граничило с озлобленностью. – Заваришь? – спросил гвардеец, бросив на стол красивую пачку чая.

Они чаевничали, скупо переговариваясь. Гость оказался бывшим каменщиком. Хотел расширить свою однокомнатную квартиру и все сбережения вложил в фонд новой стройки. Но попал на мошенников. Теперь он – «обманутый дольщик», каких много… Лицо строителя потемнело от гнева, он скалился больными щербатыми деснами.

– Поверил! Лох старый! Бывшие военные, «афганцы», ордена на грудях… Тридцать лет копил…

– В прокуратуре был?

– Не верю я им! Вор там на воре! Да и в кабинетах – стою бараном. Что делать? Недавно соседи собрали группу, вышли на площадь и… – на колени. Мать вашу! Снимают видео – просьбу для Правителя… Стыд! Даже в глотку не вцепишься. Сдохнуть, что – ли…

– Ты – погоди… – сказал гвардеец. – Рассказывал, – бывший «чернобылец»? Льготы есть? Так и знал! Тебе жилье полагается. Может, философ поможет? Бродяга вспомнил одинокую подругу жены. Бывший юрист, знает законы, правила коридоров… Может их познакомить? Мужик, хоть и тушил реактор, – еще крепкий…

– Ты зубы лечи! – приказал гвардеец. Постригись… Я дам взаймы. Познакомим с женщиной, – не рычи. Сойдетесь, – на курорт поедешь…

Придется позвонить жене, – подумал бродяга. – За человека просить… И ни слова о политике. Любит тетка Правителя.

Он подбросил в печурку полено. Для растопки у него валялась в углу книжка о Великом Строителе. С его хитрой, как бы дружеской физиономией. Таких книженций продажные писаки состряпали сотнями. Похожие на хозяина, смазливые моськи рассуждали о глубинном народе. И думали о зарубежных счетах…

Он пролистал книжку, наткнулся на размышления Правителя о патриотизме. Какой циник! У людей украли советские вклады на сберкнижках… Украли годы пенсионной реформой. Установили себе огромные зарплаты, людям – гроши… И взывать к труду, лояльности и патриотизму?

Пожалуй, Новый год придется встречать здесь. Куплю селедку, может выпью… Сколько ждать еще? Лет пять, пожалуй… Доживу. Скважины и заводы не увезут. Сейчас мы как в яме, в случайном времени – ошибке. В липком тумане одураченных. Сон ли это? Но морок этот Создатель, наконец – то, прервет. Не сможет иначе…