Белый мотылёк (1 рассказ)
В одном городе, название которого уже давно забыто, жил был молодой студент. Учился он прилежно и много знал, но случилось одно дело, и он бросил обучение в университете. А случилось вот что. Однажды он увлёкся искусством, да не просто увлекся, а заболел этим. Днями и ночами ходил он как в воду опущенный и всё грезил о своих идеях, которые бы хотел воплотить в жизнь на белом полотне. Именно из-за этой "болезни" он бросил институт; ничего не сказав родителям о своём решении. Он до сих пор просил у них деньги, говоря, что те нужны ему для оплаты жилья, обучения и для прочих расходов, и получал эти деньги. Конечно, он тратил эти деньги за жильё, хоть и вспоминал об этом благодаря хозяйки, которая приходила к нему озлобленная тем, что он забывал про свой долг. Остальная же часть его сбережений уходила на лекарства от его "болезни" и тратил он на них почти все свои деньги.
Как же будет горько плакать мать и как же будет зол отец услышав, что творит его сын. Узнай он про то, что его сын малюет холсты и расписывает полотна, художнику не отделаться так легко. Отец у нашего героя был старой закалки, ценил больше всего порядок и дисциплину, ещё вдобавок ко всему этому он был офицером. Поэтому, привыкший к порядку у себя, требовал порядка и от своих домочадцев. Сына он держал в ежовых рукавицах и мечтал, чтоб тот пошел по его стопам и служил, как и он исправно и с честью. Но его сын выбрал жизнь в канцелярии (как думает отец и мать), а не правильный и надежный путь. Отец долго бранился на сына из-за этого, но быстро смягчился: «не велика потеря, главное, что не стал бродяжкой с дудкой»-говорил отец. Мать же была наоборот, мягкая и через чур сентиментальная, верящая в величие добра и милосердия. У неё было слишком мягкое сердце, что на каждую плохую новость она падала в обмороки. Будь-то птичка в стекло стукнулась или убил кто кого, все было для неё одинокого болезненно. Гости, что приходили к ним в дом, когда наш герой был ещё мал, всегда говорили: «какая Вы матушка добросердечная, повезло сыночку с такой доброй маменькой». Но матушка не занималась воспитанием сынка, эту работу она отдала нянечкам, а сама отдалась благим делам и званых приёмов. Ведь такому человеку как она, нет времени на какое-то там воспитание, её дело – нести добро и милосердие в этот мир. И вот рос наш художник, облюбованный нянечками, во внимание. В него с самого рождения закладывали честь и достоинства, которое нынче в дефиците. При этом, говорили это те люди, что вели совсем не тот образ жизни, о котором воспевали. Даже отец и тот был не тот человек для подражания. Так и рос Художник в противоречиях и дорос до сегодняшнего дня.
Бросил он обучение по причине того, что совсем не понимал, зачем вообще нужны были эти науки, которые ему преподавали. Но эта была не основная причина, а оправдание. В начале ему всё было понятно и ясно, всё стояло на своём месте и оспаривать не приходилось. Но настал тот несчастный день, день его болезни, и он понял, как же его жизнь была неправильна и то, что тратил он свою жизнь в пустую. При чем учился он как обычно, просто приходил на занятия, отвечал и уходил, в кружки не вступал, ибо верил в их пустоту. И так каждый день. «Совсем унылое занятие»-думал он.
Однажды он услышал, как его друг нахваливал новых художников за границей, что у них есть идеи и талант, новое виденье, что их работы – это новое слово в мире искусства. И так стали интересны Художнику эти слова, так стало невтерпёж увидеть эти самые работы нового поколения, может это развеет его скуку: -«что это за работы такие?». И вот в один день в каком-то городе состоялась выставка работ новых художников, там были и наши и заграничные художники. Наш герой, не раздумывая, тут же собрался и поехал. Он долго ждал этой поездки и был воодушевлен ею и когда прибыл, то был так сильно разочарован увиденным. То, что он ожидал увидеть на этой выставке, так это ювелирно прорисованные детали, смысл действий, красоту происходящего. А вместо этого ему пристало, как он выразился своему другу, мазня на холсте и игру с геометрией, бессмыслица и боль в глазах от "сочетания" цветов. Друг же уверял его, что тот ничего не понимает, это – искусство. В этом и есть новое виденье, о котором он говорил. Это и есть революция в искусстве, которая изменит мир и перевернет его, а нам нельзя отставать от заграничных соседей и делать то же, что и они.
С тех пор Художник совсем разочаровался в величие искусства, которое создает человек сейчас. Он, привыкший видеть величавые леса Шишкина, могучее море Айвазовского, необычайно точные образы Петра и Толстова, написанные Гё, разочаровался желтыми картинками с красными и синими треугольниками, портретами, не чуть не отличавшимися от палитры, в которой размешивали краски. «И это великие художники будущего? – негодовал и даже разозлено возмущался художник в своей комнате. – Я верну русскому народу его красоту и величие!»
И стал наш студент скупать краски, кисти, холсты; запирался в своей комнатушке; не ходил на занятия неделями, месяцами, пока его не отчислили. Но даже так, художнику было всё равно, он рисовал денно и ночно. Картины выходили детскими и плоскими, пока не прошло достаточно времени, чтобы наш художник научился налаживать правильно тени и оттенки. Его работы – нравились ему, и он считал, что те достойны внимания публики, он хвалился ими и считал правильными для народа. И вот однажды, он взял свою самую лучшую работу из всех, что он когда-либо делал и пошел к человеку, что оценивал картины, продавал их и выставлял на самых узнаваемых выставках. Художник был так доволен своей работой, он был в ней уверен и считал, что этот человек проникнется его картиной и купит за высокую цену, ведь столько сил и времени художник потратил на неё.
Художник стоял в кабинете оценщика. Его безумные глаза смотрели на человека. Вид художника походил на образ сумасшедшего, только что сбежавшего из психдиспансера. От художника скверно пахло, видимо тот давно не принимал ванну. Его одежда была забрызгана в краске, каких-то странных жирных пятнах, на рукавах были засохшие куски чего-то непонятного, видимо это была еда. От всего этого вида оценщика воротило. Он хотел как можно скорее закончить разговор с бродяжкой и удалится по своим делам. Художник поставил холст на стол и снял с него ткань, что защищала картину от посторонних глаз. Оценщик посмотрел на неё и сказал:
– Это никому не нужно. Это просто мазня.
Эти слова ударили художника по больному. «Это мазня» – так он называл картины современников, а теперь его картину называют такими страшными словами. Он столько сил потратил на создание такого шедевра, а сейчас стоит в кабинете человека, который, как ему казалось, почитает размах души, пейзажи, написанные в точности, ювелирно. «Как он мог произнести столь грубые и невежественные слова по поводу его картины? Разве работы Шишкина, Репина для него пустой звук? А как-же Левицкий, Рокотов? Неужели он не понимает ничего?» – стоял художник так пару минут, а в голове вертелись только эти мысли, пока басистый голос не пробудил его от ступора.
–Ну-ну, голубчик. Не вешайте нос. Придёте через годик другой, как раз научитесь с краской работать, вдохновение появится. Может принесёте мне что-нибудь стоящее. Вон как этот, как же его. О! Степан Суриков, кажется. Вы видели его работы? Такие абстрактные картины, – протянул он, как кот. – я думаю, вам стоит взять с него пример и работать в таком же духе. Я чувствую, что у него талан. Он работает в том жанре, что сейчас популярен, особенно на западе, и точно обретёт успех у публики.
Услышав слова, которые его так раздражали и бесили, он освирепел и набросился на своего собеседника.
–Ах ты черт! Ты ещё пожалеешь, что отвернулся от меня!
Кинув человека в сторону, художник развернулся, хлопнул дверью и ушел.
С того дня, или даже с той самой минуты, художник сильно распалился. Взяв в руки кисть, он не отходил от холста ни на минуту, пока у него не выходило чего-то стоящего. Но опять же, как только картина была закончена, он срывал с неё полотно, рвал и бросал в печь, а потом подкидывал дров, чтобы всё это лучше горело. Всё то, что выходила из тонкой кисточки, бросало художника в ярость. Его работы казались ему бездушными, поддельными и неправдоподобными. В них он не чувствовал отклика, которые обычно исходили из чужих работ, более масштабных живописцев. Их то работы производили стоящий эффект, на них можно было смотреть и смотреть, и находить в потаённых уголках своей души белые пятна, что ещё были не открыт самому себе.
Поддавшись словам оценщика, художник стал работать днём и ночью, совсем забыв о сне. Он совсем одичал от своего искусства, лицо обросло и стало похоже на морду зверя. Исхудал он сам, стал похож на вешалку, на которую накинули пальто и забыли, одежду он так и не поменял после той встречи. После той встречи он тут же, переступив порог накинулся на холст и макая кисть в краску, создавал новые идеи. От всего мира он отгородился и забылся, будто и нет никого вокруг, только он сам и его холсты. Время для него также пропало и перестало быть. Смену суток он толком не замечал, лишь тогда, когда надо было зажечь свечу, чтобы в комнате стало светлее, он понимал, что прошел день и на смену ему опустилась ночь. И лишь старая хозяйка квартиры приходила к нему и требовала деньги за жильё, так он и понимал, что прошло определённо большое количество время, чем ему казалось.
Сколько прошло с того случая уже и не сосчитать, художник стал искуснее в своём деле, но всё равно, его картины были бездушны и скучны. Столько холстов он сжёг из-за разочарования своих работ; сколько кистей сломал от злости, когда краска шла не так как он хотел; сколько ночей он не спал чтобы закончить работу и снова её сжечь; а сколько времени он ждал и ждёт свою музу, что подарит ему своё внимание. Он ждет, когда же напишет что-нибудь стоящее, что-нибудь, что не стыдно было бы показать миру.
Однажды к нему пришел его друг. Давно они с ним не виделись, наверное, с тех пор как художник бросил учёбу и выбрал жизнь искусства. Друг до сих пор обучается в том университете, он и не собирался бросать обучение. В отличие от Художника, его студенческие годы проходили весело и запоминающееся. На кружки он записывался и менял как перчатки, не мог усидеть в одном -всё хотелось ему побывать в каждом. Обучение у него проходило весело и со всеми преподавателями он находил общий язык. Был душой компании и за всегдатым авантюристом. Но была у него одна привычка, скорее не привычка, а особенность, любил он всё новое и престижное. Его всегда привлекал престиж и он следовал толпе поэтому он и хотел, чтобы и художник одумался и бросил свою живопись, как никах – эта профессия непрезентабельна в обществе.
Друг зашел в квартиру, на удивление та была не заперта. Старая разваленная комната, деревянные полы были в слое грязи и пыли, их не мыли уже очень долго; краска на стенах стала отколупываться, будто кто-то делал это специально; в углах комнаты виднелись следы плесени, она нарастала как мох и разрасталась всё больше и больше; пыль застоялась и осела: на мебели, подоконнике, старых книгах, на всем, кроме мольберта, на котором был холст, с начатой картиной, и красок, что стояли рядом; не задёрнутая штора, создавала полу мрак в комнате – это ещё больше угнетало друга. Всё было захламлено. Осмотрев все вокруг он сделал для себя выводы и обратил свой взгляд на Художника, который даже не шелохнулся, чтобы поприветствовать своего друга. Сам вид Художника был не лучше.
–Как же ты себя запустил. Когда в последний раз выходил на улицу? -Спросил друг.
–Некогда мне гулять, я жду вдохновение.-Даже не посмотрев в сторону товарища, сказал Художник.
–Сидя в четырёх стенах? Вдохновение нужно искать, оно само к тебе не придёт.
–А ко мне придёт, – наконец Художник повернулся лицом к собеседнику. – Я жду свою музу, свою прекрасную музу. – В его голосе читалась надежда. Невольно и сам друг поверил в успех своего друга Художника, но быстро опомнился.
–Поешь хотя бы. А то от мертвого тебя, толку нет, так твоя муза подумает.
–Моя меня и мертвого любить будет! Моя муза не такая как ваши нимфы, моя муза так прекрасна и чудесна, что сравнима с богиней. Её внимания никто никогда не добивался, потому что не один творец не достиг того мастерства, что привлекло бы её, а я смогу. Вот увидишь, она придет ко мне, она ждёт, когда я стану достаточно готов к встрече с ней. -Эти слова были похоже не на слова художника, а на слова фанатика, верящего во что-то невероятное и пытающего убедить в этом остальных. Эти речи напугали друга, поэтому он решил сменить тему дабы не уйти от реальности происходящего.
–Господи, ну хотя бы окно открой, а то воздух совсем застоялся, запах плесени из всех щелей идет.
Друг открыл окно. Свежий ветерок подул в комнату. Пыль поднялась вверх и тут же куда-то испарилась. Казалось, будто в комнату вдохнули жизнь, и она снова стала как прежде. Белая штора колыхалась от ветерка – то поднималась, то опускалась, создавая впечатление того, что какая-то невидимая рука брала ткань за низ и натягивала её, чтобы сорвать с колец, но этой силе не хватало мощи.
Друзья решили сесть и перекусить и снова продолжили разговаривать, но теперь их беседа была обычной, земной, идеи искусства они ни разу не затронули. Расспрашивали о семьях, об учёбе, о планах, рассказывали друг-другу интересные случаи, которые с ними были и лишь могли произойти. И проговорили они так до позднего вечера, и продолжили бы если бы не заметили, что уже темнело. Друг решил уложить Художника спать, потому что знал, что тот давно не смыкал глаз (это было ясно по его мешкам под глазами и нервному поведению, которое очень сильно бросалась в глаза), да и сам Художник точно не уснёт, а продолжит мазать холсты. После того как убедившись, что Художник лег спать, друг ушел.
Художник уснул быстро, видимо недостаток сна сказался на нем. Но спал он так, будто что-то ему мешало, наверное, это всё из-за открытого окна, которое проветривало помещение. Его так и оставили, потому что Художник жил на третьем этаже, и домушник к нему не доберётся, переживать было не о чем, а свежий воздух в комнате не повредит. Ветерок всё время колыхал штору, поэтому она издавала странный звук. Раньше девушки так шуршали своими платьями, когда кланялись кавалерам на балах и званых вечерах. Атлас, шелк или какая-нибудь другая дорогая ткань их любили девушки и носили с удовольствием. У Художника сразу всплыли зарисовки тех дней, ему вспомнилось его детство, когда матушка показывала его своим гостям и ждала комплиментов в свой адрес о том, какого хорошенького сыночка она вырастила. Мать каждый раз краснела и прятала свою победную улыбку и смущающиеся глаза. От этих постоянных ритуалов матери, Художнику было не по себе. Этот звук возвращал его в прошлое, когда его использовали как куклу, для показа своим подругам. «Смотрите какая у меня красивая кукла, она и двигаться может и глазки закрывать, а ещё спит, когда я ей говорю» -именно так Художник воспринимал слова матери, когда она приводила его к гостям и вертела как хотела. Из-за этих воспоминаний он часто просыпался, вертелся и не мог отогнать такие мысли, чтобы уснуть вновь. И вот в очередной раз он проснулся от звука ветра, который вновь колыхнул штору, да так сильно, что казалось и вырвал её с корнем.
Лежал он на своей кровати и ждал, когда придёт к нему сон. И когда наконец он стал засыпать, почувствовал в полудрёме, как кто-то сел к нему на край кровати. У него перехватило дыхание. Всё его тело покрылось мурашками, волосы встали дыбом. В комнате кто-то есть. Он ощущал всё, что происходит вокруг него и это его пугало. У него возникла такая мысль, что, если он претворится спящим это что-то уйдёт. Он не мог пошевелится, страх сковал его, даже открыть глаза и посмотреть кто же это. Неужели кто-то поднялся к нему на третий этаж и решил убить? Неужели кто-то пришел за его картинами? Или может это его друг, может он что-то забыл и вернулся? Точно, дверь то он не закрывал, скорей всего это он вернулся за чем-то. Пока Художник проваливался глубоко в страх и надеялся, что всё это ему чудится, что это всё из-за переутомления, холодная рука слегка до коснулась до его кожи и убрала волос с его лба. Художник, поняв, что это происходит на самом деле и что в комнате и вправду кто-то есть, нерешительно открыл свои глаза. Сегодня была лунная ночь, на небе не было ни облачка, а звезды светили так ярко и чисто на черном фоне, что казалось будто именно так и выглядел снег, что усыпает землю, если бы он был черным. Луна освещала комнату, её серебряный свет струился из открытого окна. Эти нежные расплывчатые лучи освещали ту, что сидела на кровати художника. Перед ним была девушка неописуемой красоты. Таких красавиц ни в жизнь не встретишь. Её белое платье было такое лёгкое и так сияло от света луны, как серебром. Оно открывала её плечи и ключицу, такие идеальные линии тела он ни у одной девушки не видел; её светлый волос, также как и платье, сиял при свете луны, они были такими же белыми, белые словно снег. Её нежные пальчики касались щеки Художника. Эти пальчики были такими холодными, что он подумал, что за ним пришла смерть и от этого сильно сжал глаза, но не смог продержатся долго, уж больно красивая она была, а когда открыл, то след незнакомки исчез. В его голове остался лишь её прекрасный белый образ, и нежная улыбка, которую он получил от неё. Такая нежная и холодная одновременно, что-то в этой улыбки его пугало и в то же время притягивало.
С той ночи, его мысли заняла эта девушка. Её образ он хранил особо кропотливо. На утро он тут же стал рисовать её, прекрасную незнакомку в белом, окруженной лунным светом. Он прорисовывал, каждый её волосок, каждую складку на платье, каждый миллиметр её тела, но только её лицо ему не удавалось вспомнить и перенести на холст. Как бы он не старался, её лицо так и оставалось пустым, будто и не было лица у этого блудного виденья. Девушка в белом свете – эта девушка и есть белый свет, даже её кожа светилась белым светом, от неё исходил этот лунный свет. Неужели она ангел, который решила прийти к Художнику? Или же она и есть его муза, которую он ждал всё это время?
Художник ломал все свои холсты из-за несоответствия образа девушки с изображением на картине. Её лицо для него казалось таким идеальным, четким и реальным в его мыслях, но как-только он брал кисть и макал её в краску, то всё это исчезало, будто и не было. Он совсем забыл о сне и еде. Он закрылся в своей каморке от всего мира, и в этот раз намного серьёзнее. Даже друг не мог до него достучатся. Когда тот приходил, то Художник будто и не замечал, что в дверь стучались, что в комнате кто-то есть, для Художника всё было пусто, как в его комнате, так и за её пределами – ничего не существовало.
С того дня он не закрывал окно, он верил, что девушка пришла к нему с неба и если он закроет его, то она не сможет к нему вернутся. Но даже так, время шло, а девушка всё не появлялась. Может всё это просто приснилось ему, и он себе выдумал прекрасную девушку в белом? Нет, в этом он точно был уверен – она была реальна, как и эта комната, как эти кисти, как эти холсты, как и он сам, и он ждал её, ждал, когда она вернётся к нему и подарит ему всю себя. И вот один раз упал он без сознания то-ли от усталости, то-ли он голода. И только тогда ночная незнакомка пришла к нему.
Художник открыл глаза. Он лежал посередине комнаты, а немного дальше от него стоял мольберт с картиной музы. Возле этого мольберта стояла она и, совершенно игнорируя Художника, разглядывала свой образ, изображенный на картине. Её тонкие, длинные белые пальцы коснулись холста, краска ещё не высохла, поэтому, когда она убрала руку от своей картины её пальцы были вымазаны краской, она потёрла их друг об друга, но краска не исчезла. Художник смотрел на это и не двигался, у него не хватало сил даже просто держать глаза открытыми, но он собрал все свои силы, чтобы запечатлеть в голове её всю, он рассматривал каждый миллиметр её тела, каждую делать, не упускал ничего. Он старался держать себя в сознании, старался держать глаза открытыми прежде, чем она снова уйдёт. Наконец она повернулась к Художнику. Её слабо розовые губы изображали нежную улыбку. Её серые глаза были такими холодными, но в то же время они манили к себе (холодное тепло, если можно так выразится). Художник пытался пошевелится чтобы прикоснутся к девушке, но всё что он смог сделать, так это немного шевельнуть пальцами. Девушка звонко, но в то же время тихо, словно где-то в далеке, засмеялась, приложив свои аккуратные белые пальчики к своим губам, и зажмурила глаза. Художник удивлялся столь нетронутой красоте, впервые он видел такие, казалось бы, обычные, ничем не примечательные движения, но всё, что она делала, хотелось сжать в руках и не разжимать. И этот момент он хотел запомнить, он хотел запечатлеть её в движении на своей картине, чтобы та казалась ещё более живой, поместить её внутрь своей картины, словно птицу в клетку. Будто поняв желание Художника, она перестала смеяться и снова вернула свою блаженную улыбку. Она подошла к мужчине, села на корточки и тронула его губы. Он вновь вспомнил её холодные руки и этот холод пробрал всё тело. Внезапно она встала и отошла от Художника. Он не понимал, что произошло, почему она резко отстранилась от него. «Неужели я напугал её тем, что дрогнул от её пальцев?» – подумал Художник и хотел опровергнуть предположения девушки, но та подошла к окну, оно было открыто. Ветер подул, подняв штору в воздух, и девушка исчезла, а художник вновь потерял сознание.
На утро пришла хозяйка и стала стучать в дверь – пришел срок платить за квартиру. Увидя своего непутёвого жильца без сознания, она тут же послала за доктором. Художника привели в себя и прописали отдых, больше гулять и не забывать про еду, но тот не слушал их. Ему было не до их советов, у него была муза, его прекрасная муза. Девушка, чей взгляд пробирал до дрожи, а улыбка была слаще любого мёда; девушка, чью черты лица заставляли ломать голову над тем, как передать их на холст, а линии тела притягивали к себе не только взгляды. Придя в себя окончательно, он тут же кинулся к своей незаконченной картине. Теперь он точно помнил её лицо, вот оно – перед ним и никуда не денется. И вот наконец картина готова, всё точно и четко. Впервые художник был так уверен в том, что он сделал. Девушка на холсте была словно живая. Казалось, если протянуть руку, то ощутишь тот холод, что был при касании её рук. Что за чудо стояло перед ним? Он до сих пор не верил своим глазам, она и вправду сейчас с ним, прямо здесь в этой комнате, только на картине. И только он хотел прикоснутся к ней, как вдруг упал без сил и уснул. Проспал он почти два дня на полу возле мольберта, и наконец проснулся. Он внезапно подскочил и кинулся к своей ненаглядной. Увидя своё творение на месте, он вздохнул с облегчением. «Слава богу мне это не приснилось»– подумал он.
Взяв свою картину за пазуху, он пошёл к тому самому человеку. Теперь тот оценит его работу по достоинству. Но что было странно для художника, так это то, что он не хотел продавать картину. Это он понял лишь после, ведь сейчас им руководила гордыня. Он относился к этой картине как к своему дитя, даже больше – как к богине. Сейчас он лишь хотел утереть нос тому заевшемуся бедняги и показать настоящее искусство, а оставить картину себе -этой мысли в голове у Художника не возникало.
Художник поставил холст на стол мужчины и снял покрывала, что закрывало картину. Этот человек встал со своего стула. Его глаза стали такими большими как блюдца, а рот он раскрыл так будто он сейчас и вовсе отвалится. Мужчина приблизил свою голову ближе к картине, казалось, что он хочет залезть в неё с головой. Он был так впечатлён девушкой на холсте. Что не мог подобрать слов. Белый свет в синей тьме, нежность в холоде, страх в красоте – все контрасты были изображены с помощью кисти и краски на деревянной рамке обтянутой тканью. Это было невероятно, мужчина хватал воздух ртом будто рыба на суше, его толстые пальцы тянулись к девушке, чтобы коснутся её, но это был всего лишь рисунок, который, был словно окно в ту комнату, где стояла дева.
–Ну что скажите? – Спросил художник с надменной интонацией и усмешкой.
–Где ты её достал? – С жадными глазами посмотрел на него мужчина.
–Это моя работа. Помните Вы сказали, что мои работы – это мазня? А что вы сейчас скажите?
–Ты? Да где ты такие краски добыл? Не верю я, что ты смог это сделать.
–Дорогой мой друг, я работал неустанно ради этого момента. Ко мне пришла муза и вот я её изобразил на белом холсте. Вы до сих пор считаете мои работы мазнёй?
–Я куплю её! Куплю! Пятьсот рублей даю!
–Ты за кого меня принимаешь? Она стоит больше!
–Даю тысячу рублей! – Мужчина покраснел от жадности и неуважения голодранца.
–А почему не три рубля? Пойду-ка я к другим людям, может они её купят. – Художник взял холст и повернулся к мужчине спиной.
–Погодь! Я заплачу… десять тысяч!
– Вот это уже другой разговор, но Вы, господин, могли бы и больше предложить.
Долго злясь, мужчина предложил последнюю сумму, на которую художник согласился. Взяв деньги, он вернулся к себе в коморку. Неделю он жил припеваючи, не зная бед, но на вторую он увидел в газетах о выставке художников современности и захотел сходить туда. Его не интересовали картины нынешних "творцов", что пишут ради наживы и прославить своё имя, а не свои работы – его интересовала его дева, его прекрасная луна.
Приодевшись, умывшись, он прихорошился, хотя после того, как бросил университет не делал такого. Посмотрев на себя со стороны, он усмехнулся и пошутил будто на свиданку собрался. Придя на место, он глазами искал свою ненаглядную музу, но ему попадались лишь пятна и разводы на холстах. И вот наконец он нашел её. Она висела в углу, там, где её мало кто мог увидеть. Возле неё стояли молодые люди и тихо смеялись.
Художник, подойдя ближе и услышал какие непристойные фразы они кидали девушке на холсте. От этих слов Художник впадал в ещё большее бешенство чем тогда, когда его работы называли бездарностью. И тогда ему в голову вонзилось мысль: «Никто не должен на тебя смотреть». Люди ушли и теперь Художник стоял один и смотрел на неё, на свою прекрасную. И стоял он так, пока кто-то не постучал его по плечу.
–Закрываемся, милок. – Это была старушка-сторож.
Люди уже ушли, и Художник стоял один возле своей ненаглядной.
–А ведь я её нарисовал, – сказал он, как бы невзначай, не отводя взгляд от картины. Старуха повторила о закрытии и ждала, когда уйдёт этот человек. – Однажды она пришла ко мне и поселилась у меня в голове и теперь не выходит. Она в начале напугала меня и у меня были мысли чтобы это было наваждение, что её нет. Но сейчас я хочу увидеть её, чтобы она была реальна, а не просто моим наваждением. Хочу прикоснутся к ней, хочу любоваться ею всю свою оставшуюся жизнь.
–Да мне то что? Закрываемся, голубчик, уходите.
–К ней много людей подходило? Они её видели? – Наконец он повернулся к старухе с безумными глазами, что та пошатнулась.
–Мне по чем знать?
Художник толкнул старуху в грудь, и та свалилась с ног. Он схватил картину и убежал с ней прочь. Бабка даже не успела опомнится, как мужчина исчез, как сквозь землю провалился.
Художник бежал по тёмным улицам не оглядываясь назад. Он крепко сжимал в своих руках картину и не разжимал до тех пор, пока не вернулся в свою квартиру. Прибежав к себе и закрыв дверь, он был в лихорадочном бреду. Отдышавшись, он посмотрел на картину – она. Девушка была как настоящая, стояла в точно такой же комнате, что живет он. Теперь она его и больше он никому её не отдаст, больше никто не посмеет быть с ней рядом кроме него.
Всё это время он говорил с девушкой на картине, проводил пальцами по нарисованной музе. Он не отрывался от картины не на секунду, он всё ждал, когда к нему придут и заберут его и его любимую, когда их разлучат, но никто не приходил и он радовался новому дню с ней, радовался тому что их сегодня не разлучили. Так просидел он возле этой картины, не отрываясь два дня и одну ночь не смыкая глаз, а на вторую ночь он уснул прям на полу.
Никогда он не спал так хорошо, как сегодня, столько время он ходил в бреду, мучал себя мыслями о девушке и вот наконец сладкий сон. Ему снилось детство, как он играл в казаки разбойники с парой мальчишек. Отец был строг, поэтому не разрешал сыну водится с людьми нижних чинов. Из-за этого Художник часто сбегал и играл с мальчишками. Продолжалось это совсем не долго. Отец почти сразу узнал о проказах своего сынка и в тот же день случилось страшное, что даже во сне Художник боится вспоминать. Но нарушил этот сон ветер, который проник в комнату через форточку и разбудил мужчину. В комнатушке стало прохладно, прохладней чем обычно. Он привстал и оттер заспанные глаза, чтобы разглядеть свою темную комнату. Протерев глаза и потянувшись, он глянул на окошко и в то же мгновение окончательно очнулся ото сна. Это была она. Девушка сидела на подоконнике и смотрела на улицу. Всё такая же чистая и прекрасная, светла и нежная. Всё те же холодные темно-серые глаза, нежно розовые губки, в нежной улыбке, белая кожа, которая будто светилась от попадания на неё лунного света. Легкое белое платье слегка развевалось от ветра, открывая её длинные белоснежные босоногие ножки. Она сидела и не смотрела на Художника, вид из окна был намного интересней него. Может там было что-то чего она раньше не видела? Может она давно здесь и ждала, когда проснётся её творец? Может она всегда приходит пока он спит?
И вот наконец она перевела свой взгляд на него. Её глаза прищурились, а улыбка стала куда заметнее. Они смотрели друг на друга не отрываясь. Художник не мог шевельнуться, в его голове мелькала мысль встать и подойти к ней, наконец прикоснутся к ней, к её коже, потрогать её волосы, прижать её тело к своему и наконец узнать правда ли оно такое холодное как и руки, но что-то не давало ему встать и подойти к ней, эта нерешительность обездвижила его полностью. Даже дышать ему удавалось с трудом. Девушка, поняв, что мужчина не подойдет к ней, опустила уголки своих губ и отвернулась от Художника, и продолжила смотреть в окно. Казалось, что она расстроилась его действиями, вернее сказать бездействиями, казалось, что она ждала от него чего-нибудь.