Сборник лучших рассказов

РОКОВОЙ ПОЦЕЛУЙ

Ещё одно вспомнил. Прибыл в Ейск в августе из Ферганы злой и раздосадованный – обещанный отпуск, как командиру отделения и «Отличнику боевой и политической подготовки», не дали. Служба началась «со скрипом» – начал грубить начальству и отлынивать от строевой подготовки, которую на втором году службы считал ненужной. Старшина Лысенко (хороший был дядька!), видимо, понял моё состояние и как-то отозвал в сторону:

– Младший сержант Углов! С таким поведением ты «далеко не уедешь»! Развейся немного – поедешь завтра на месяц в колхоз убирать кукурузу. Там сменится обстановка и легче будет втягиваться во второй год службы. А отслужишь хорошо второй год – дадут отпуск. В этом я уверен!

– Товарищ старшина! Но я же по вечерам ежедневно тренируюсь в беге на длинные дистанции – хочу после службы поступить в институт физкультуры.

Здесь прекрасный стадион, а там?

– Ничего! По дорогам и полям будешь бегать кроссы – это отличное средство подготовки!

На следующий день человек сто разместили на четырёх грузовиках и к вечеру мы прибыли на полевой стан какого-то колхоза. Потекли будни. От ломки кукурузы вскоре начали болеть руки (перчаток тогда не давали). Мы с тоской смотрели на бесконечные кукурузные поля – сколько же её? Мне и здесь начало надоедать, но… опять выручил старшина Лысенко. Недели через две он вдруг приехал к нам на командирском «Бобике». Увидел меня:

– Углов! Ну и везёт же тебе! Твоя мать приехала! Была в училище. Командир даёт тебе неделю отпуска. Мать остановилась в частном доме по улице Труда 41 – это рядом с частью. Днём будешь с матерью, а ночевать в части. Собирайся – поехали!

Я подпрыгнул от радости. Солдаты с завистью смотрели вслед «Бобику». Вскоре мы были на месте. Я заскочил в маленький дворик и обнял заплакавшую маму. Она немножко постарела, поседела, но вся как бы расцвела – радовалась и улыбалась от счастья. Я тоже расчувствовался. С невысокого крылечка за нашей встречей с интересом наблюдали женщина и красивая девушка. Мама сказала:

– Сын! Познакомься! У этих хозяев мы будем жить. Мама – Мария Петровна и дочь Саша.

Я поклонился в их сторону. Зашли в хату. Маленькая казацкая изба на две небольшие комнатки. Скромная обстановка. Женщины быстро собрали на стол, и мы стали обедать. Мама привезла несколько бутылок самогона, и одну из них мы практически «прикончили». Я слушал маму, как она добиралась из Кисловодска до Ейска, а сам украдкой наблюдал за девушкой. Худенькая, невысокая, кареглазая, с правильными чертами лица, чувствуется – смелая и… очень даже симпатичная. Я влюбился в эту девушку в первый же день!

Вернувшись вечером в часть, долго не мог заснуть, и всё вспоминал, вспоминал прошедший чудный день. Утром «прилетел как на крыльях» к матери. Там мне все обрадовались. Саша уже работала медсестрой, и взяла на несколько дней отгулы. Мы подружились. Она ежедневно показывала мне город, парк Поддубного, пляж, морской порт, причалы, ходили в кино. Неделя пролетела, как один день!

Мама уехала, а я теперь старался хорошо служить, чтобы в воскресение получить увольнение. Бежал «сломя голову» к своей Саше. Она тоже ждала меня. Жизнь наполнилась новым содержанием!

Теперь по воскресениям мы проводили время у неё в хате: разговаривали, читали что-нибудь, слушали пластинки на патефоне, фотографировались. Мария Петровна кормила нас обедом. Я ей нравился, и она уже переписывалась с моей мамой.

Как-то, придя к Саше, застал у неё девушку. Саша представила:

– Коля, знакомься! Моя подруга Света.

Так мы познакомились. Знал бы я в тот момент, что это было роковое знакомство! Теперь каждое воскресение Света приходила к нам и приносила гитару (она жила через несколько дворов рядом) и мы по очереди бренчали на ней и пели песни. Я до армии три года учился играть на гитаре, и уже прилично пел и играл, так что, конечно, в основном гитара была у меня в руках.

Кстати, о Свете. Когда в первый раз увидел её – она меня не впечатлила. Ей было явно далеко до Саши. Поэтому не обращал на неё особо никакого внимания. Я всё больше и больше влюблялся в Сашу, и уже строил планы на будущее. Она провожала меня до училища, и мы подолгу стояли, тесно прижавшись друг к другу, но поцеловать Сашу у меня не хватало смелости.

Помню отчётливо последний такой вечер. Мы уже встречались полтора года. Шёл последний год службы. Поздняя осень – холодно. Я в лётной меховой куртке обнимаю Сашу. Она доверчиво прижалась ко мне, согреваясь. Шепчу:

– Сашенька, милая! Любимая! Я не могу без тебя! Как мне неохота идти в казарму! Скорей бы окончилась служба! Я увезу тебя в Кисловодск! Ты согласна?

– Коля! Но, ты же хочешь поступать в институт физкультуры. Как мы будем жить вместе? Да и маму я бы не хотела бросать. Тут надо что-то другое придумать.

– Сашуля! Если поступлю в институт – демобилизуюсь, а затем сразу переведусь на заочный факультет. Начну работать, ты приедешь, а потом может, и твоя мама захочет в Кисловодск переехать.

Мы долго стояли в тот последний вечер, обнимались, тёрлись щеками друг о друга, я целовал завитки её прелестных волос, но в губы так и не решился поцеловать. Злился неимоверно на себя за свою нерешительность. Расставаясь, дал себе зарок, во что бы то ни стало поцеловать Сашу в следующее воскресение.

И вот оно наступило. Пришёл к Саше. Она вся светилась, и не скрывала своей радости. Света, конечно уже здесь, а Мария Петровна куда-то ушла. Завели патефон. Вдруг Света говорит:

– Шура! Я сегодня забыла свою гитару дома! Сбегай за ней – Коля нам поиграет и споёт.

Саша ушла. Света сразу же пригласила меня на танец – танго «Цветущий май». Неожиданно вдруг вцепилась в меня, и начала страстно целовать в губы, извиваясь всем телом. Я был огорошен, ошеломлён, но не смел сопротивляться. Мне было очень хорошо! Вот он – долгожданный девичий поцелуй! Я даже не ожидал, что так бывает сладко от поцелуя. На мгновение забыл, где мы, и что делаем. А Света горячо зашептала в ухо, окончательно убив меня:

– Я давно полюбила тебя! Приходи в следующее воскресение прямо ко мне – мамы не будет дома!

Мы теряли голову… всё закружилось… завертелось… я окончательно отупел, и потерял всякий контроль над собой. Мы уже не только страстно целовались, но и извивались телами, как змеи, обвивая друг друга.

Вдруг раздался душераздирающий крик:

– Вон отсюда! Паскуды!

На пороге стояла разъярённая Саша! Это была тигрица! На ней не было лица! Она швырнула на пол гитару и заплакала, заголосила.

Я, весь красный и возбуждённый, выскочил из хаты – убежал. Даже не заметил – в какую сторону юркнула проклятая разлучница. А это я понял сразу! Саша не простит! Что наделал? Какой же всё-таки я подлец! Бедная Саша! Я уже давно понял, что это гордая девушка, и она никогда не простит меня за такое подлое поведение.

Пришёл в часть раздосадованный, всё рассказал своему другу Сашке Камынину. Он ни с кем не встречался, и, как я понял впоследствии, давно завидовал нашим встречам с Сашей. Он даже обрадовался:

– Ну, что я тебе говорил? Выгнала из-за какого-то поцелуя? Да это предлог был у неё. Она давно, видать, сама встречается с каким-нибудь офицериком. Нужен ты ей! Все они одинаковы! Для них погоны золотые – главная мечта в жизни! Что ты ей можешь предложить, кирзуха несчастная? Выкинь из сердца её! Не покоряйся, не ходи больше к ней. Будь мужчиной! Много их ещё будет на нашем пути.

Лучше бы ему не говорил о разрыве с любимой! Нет, чтобы сказать мне, что «ты, только ты виноват в этом», он ещё и свалил всю вину на гордую девушку. В порыве отчаяния в этот же вечер написал ей письмо. Повторил все гнусные, как я теперь понимаю, слова своего друга. Вторая, ещё более ужасная ошибка! Надо было написать слова правды, слова извинения за свой недостойный поступок! Надо было придти к ней, даже упасть на колени! Она стоила этого! А я сам добил, похоронил свою любовь.

Я не пошёл извиняться к ней – объяснить ту нелепую, неожиданную и вероломную ситуацию. А надо было кинуться к ней в ноги, объясниться, попросить прощения, но… сил не хватило. Что-то сдерживало меня. Трусость? Гордость? Не сказал бы – никогда не был трусом и… гордым. Теперь-то понимаю, какую страшную ошибку совершил тогда: такая девушка не встретилась мне по жизни больше никогда! Уже в пожилом возрасте понял, что можно было тогда всё спокойно решить – извиниться, объясниться, попросить прощения, быть настойчивым – и Саша простила бы…

И вот здесь я забегу вперёд…. Шли годы, а моя любовь к Саше не убывала. Особенно в первом неудавшемся браке. Она жгла меня, заставляя страдать. В минуты отчаяния доставал фотографии и часами смотрел на них. Вот Саша доверчиво прижалась ко мне, с улыбкой смотря в объектив. Вот мы сидим с ней рядом на диване, обнявшись (она с гитарой). На другом снимке мы все четверо (с нашими мамами); ещё есть фото, где мы все трое (с злополучной разлучницей нашей любви – Светой). Эти фото поддерживали меня в жизни, заставляли вспоминать, мечтать о главной любви в моей жизни.

Сорок пять лет работы в «кипящем котле» – Домостроительном комбинате, с его трёхсменным режимом, без выходных, не давали мне возможности поехать и всё-таки увидеть Сашу, но я всё время думал об этом, откладывая каждый раз поездку к ней. А время всё шло и шло. Спохватился, когда понял, что, может, и не увижу больше свою Любовь, если буду только мечтать, а не действовать.

И вот это, наконец, совершилось! Летом 2013 года бросил все дела, сел за руль своего «Хюндая», и помчался в Ейск. Я понимал, что Саша уже пожилая женщина, но мне хотелось, хоть и с большим опозданием, непременно увидеть её, поговорить, извиниться, извиниться и извиниться за свою дурость и, возможно, испорченную ее, и мою жизнь.

С большим волнением въехал в Ейск. На пути к улице Труда увидел знакомую будку КПП лётного училища. Остановился. Рядом постамент с самолётом (у нас был МИГ- 17, теперь «Сушка»). Подошёл к КПП. Четверо солдат с интересом разглядывали меня. Поздоровался:

– Ребятки, привет! 50 лет назад два года отслужил здесь. С радостью и волнением смотрю на знакомые места. Как служба? Училище работает?

– Какой там! Сердюков всё разогнал! Закрыто училище!

– Да вы что? Но вы- то в форме. Значит, служите. Есть самолёты на аэродроме?

– Есть, есть – аж четыре штуки! Это так – для полётов начальства. Здесь их много развелось – всяких ООО. Только толку мало.

– А в 1962 году на стоянках находилось 150 истребителей МИГ -15, 17, и СУ- 7Б. Это целая армия! В большинстве стран мира не было столько самолётов, а здесь была такая армада. Мы обучали кубинцев (400 человек) и полёты шли круглосуточно. Небо гудело, как в сильную грозу.

– Неужели? А мы здесь служим, и ничего не знаем о прошлом училища.

– Да, жаль! Сволочи правители! Что наделали? Уничтожить такое училище…

Мы поговорили ещё несколько минут с солдатами – на память сфотографировались.

И вот я на улице Труда – она небольшая (домов на пятьдесят). Ничего не изменилось за прошедшие 50 лет: всё также нет асфальта, вся в рытвинах и колдобинах, такие же убогие казацкие хатки. Волнение достигло предела (сердце колотилось, как у загнанной лошади), когда увидел знакомую до боли калитку и низенький домик. Постучал – никто не отзывается. Ещё раз и ещё – тишина. Постучал в соседний дом – вышла моложавая казачка:

– Здравствуйте! Женщина, не скажете, кто рядом с вами живёт и где они?

– Подождите – я позову маму. Она должна знать.

Вышла пожилая женщина:

– Мужчина! Я точно не знаю. Пойдёмте к соседям – они давно живут здесь. А этот дом заколочен, и в нём никто не живёт.

Около меня собралась уже небольшая толпа, когда сбивчиво рассказал цель своего приезда и показывал привезённые фотографии. Мы ходили по соседним домам, но никто не знал Сашу и её мать, т. к. практически все жители поселились недавно, а старики умерли. Женщины с особым интересом посматривали на меня.

Наконец, выясняется, что в этом доме жил какой – то дядька. Когда он умер, дом перешёл в наследство племяннику, который его сдаёт неизвестным людям, а они уехали. Моё положение становилось тупиковым.

Один пожилой мужчина старался мне помочь изо всех сил:

– Я вас очень понимаю. В прошлом году также искал свою первую любовь. Пришлось ехать аж в Благовещенск! Вы знаете – в конце улицы живёт очень пожилая старушка – она должна знать их.

Мы долго с ним стучали в калитку – мужчина несколько раз звонил по сотовому телефону ей. Наконец, кряхтя, выползла древняя старушка. Всей улицей ей разыскали очки шестого номера плюс (как она сказала). Она долго рассматривала все фотографии. Я готов был «выпрыгнуть из себя» – весь дрожал от нетерпения, ожидая её слов. Её «приговор» был суров:

– Нет, не знаю, не помню!

Не сдержавшись, я почти заплакал, нервно всхлипывая, и стыдясь людей. Всё! Конец моим надеждам!

Все с состраданием и жалостью смотрели на меня. Несколько женщин тоже заплакали. Глотая слёзы, кивком головы поблагодарил всех, и быстро уехал. На соседней глухой улице остановился и, уже не сдерживаясь, заплакал. Колотил по парпризу руками, причитая: «Ну почему я не приехал раньше? Ведь можно было мне приехать, но я чего-то ожидал. Сознайся! Втайне ожидал, что Саша сама приедёт ко мне? Ведь она знала адрес в Кисловодске. Нет! Она гордая, и не простила моё предательство! Да – жизнь проучила меня! Какой я дурак!»

А радио в машине, как назло, просто «разрывало душу» моей любимой песней:

От этих лет – куда мне деться? С любой травинкой хочется дружить.

Ведь здесь моё осталось сердце, а как на свете без любви прожить?

Разволновался окончательно. Сердце разрывалось от тоски, отчаяния, от невозможности больше никогда увидеть любимую. Долго глухо плакал в машине, дав полную волю своим чувствам….

Месть

…И тебе в вечернем синем мраке

Часто видится одно и то ж:

Будто кто-то мне в кабацкой драке

Саданул под сердце финский нож…

Сергей Есенин.

– Борис! Неужели ты так спокойно принял эту подлость по отношению к твоему отчиму? Да это даже не подлость, а преступление! За это наказывать надо! Раз он в суд не хочет идти – так ты реши сам этот вопрос! Ты же Бойцов! Фамилия обязывает.

– Товарищ Гладенков! Давай, не подначивай, и не заводи меня! Я и сам об этом думал. Неохота связываться, но придётся. Как-нибудь поеду к нему – поговорю. Адрес отчим дал. Дом на краю города. Что за мужик – не знаю. Посмотрю по обстоятельствам, а там видно будет.

– Да чего тянуть? Вот сейчас посидим, отдохнём, коньячок допьём и поедем к нему. Уже пол одиннадцатого вечера. Через час-полтора и поедем. Только по рюмашке выпили. Если даже родичи или его друзья были у него – к этому часу они уже уйдут. Ты говорил – он живёт с женой вдвоём? Вот только вопрос – есть ли у них во дворе собака и телефон? А то баба испугается, и вызовет милицию, когда увидит нас вдвоём.

– Телефона у них нет, как и собаки – отчим говорил. Он был дважды у них. Но бугай тот здоровый! Это меня не пугает. Ты же знаешь меня! Я никого не боюсь! Просто нет что-то сегодня охоты ехать туда и скандалить. Устал на работе за неделю. Шесть дней отбабахал. Хоть в воскресение надо отдохнуть.

– Вот отдохнём и поедем! Нельзя давать спуску таким подлецам! Тридцать тысяч! Да за такие деньги можно купить трое «Жигулей»! Как же отчим их отдал ему? Без договора, на слово. Дурак!

– Юра! Это точно! Никогда он не отличался большим умом. Но деньги сам любил. Скупой – до ужаса! Как разошёлся с матерью, начал копить деньги – на всём экономил. Как не зайду к нему – в холодильнике «шаром покати». Ел одну картошку. Да и с матерью у них были накопления. Всё хотели обменять свою халупу на приличное жильё. Мечтали иметь тёплый туалет и ванну. А тот бугай работал с Филиппом сторожем. Отчим и рассказал ему о своём желании купить новый хороший дом, продав свой. Проболтался, видно, что накопил тридцать тысяч. Тот и предложил ему свой дом на обмен с доплатой этих тридцати тысяч. Филипп и клюнул! Как он мог отдать сам деньги ему без расписки – ума не приложу! Его напарник начал тянуть резину, затем уволился с работы. Как Филипп к нему не пойдёт – калитку не открывает. Забор каменный и довольно высокий, а отчиму уже за семьдесят. Что тут сделаешь? Год прошёл уже, как деньги отдал, а тот и не думает их возвращать, а, тем более, меняться домами. Филипп Васильевич пришёл ко мне неделю назад, и всё рассказал. Плачет, трясётся весь. Жалко мне его!

– Боря! Вот и надо наказать этого негодяя! Чувствуется, он деньги просто так не отдаст! Он же понимает, что ни в каком суде ничего не докажешь, если нет подтверждения сделки! Здесь надо силу применить! Ты же говорил, что у тебя есть классная финка. Вот надо ей и припугнуть этого засранца!

– Гладенков! Ты так и толкаешь меня на провокацию. С этой финкой у меня же было два случая, когда я её применил. Сошло! А в третий раз, как бы, не споткнуться. На этой финке и так кровь, видно! Всё может быть в таких случаях! У меня дурной взрывной характер. Лишний раз не хочу психовать. Давай, наливай!

– Боря! Расскажи, откуда у тебя финка – и про эти два случая. Давай, давай! Мне интересно!

– Юрий! Финку нашёл несколько лет назад. Как нашёл? На дне нашего городского озера! Точнее, не на главном пляже, а на краю озера. Я всегда там купаюсь летом. Люблю нырять! Как-то нырнул, и на топляке наткнулся на неё. Бревно там было практически всё заилено – только чуть верхушка была на дне. Перебираю руками по дну, и вдруг натыкаюсь на финку. Она лежала на бревне. Когда нащупал что-то твёрдое – сразу понял, что это нож или отвёртка. Вынырнул, смотрю – финка! Уже чуть поржавела, но сталь, чувствуется, настоящая! А сделана финка как классно! Явно криминальная «дунька», и кустарного изготовления! Маленькая, изящная и… трёхгранная! Я никогда таких финок не видел! Никакого скоса обуха – вся от основания рукоятки (гарды) идёт вниз, утончаясь. Острие – как шило! Финка очень удобная – рукоятка упирается надёжно в ладонь. Я её спрятал, дома наждачкой отполировал, и иногда, в каких-то случаях, брал с собой. Когда было туго с деньгами – я таксовал. Всегда она была под рукой. Ты же знаешь – на таксистов бывали нападения.

– Боря! Помню тот шум четыре года назад, когда на городском озере нашли убитого мужика. Говорили, ножом убили. Не твоей ли финкой убили того бедолагу?

– Вполне возможно! Убили, и чтобы не оставлять следов, выбросили финку в озеро.

– Хорошо! А что у тебя было с ней, ты говорил.

– Да, так! Но оба случая могли окончиться печально. Что-то я пьянею быстро. Надо было нормальный закусон взять. А у нас одни конфеты, хоть и шоколадные.

– Коньячок армянский хорош – поэтому и пьянеем быстро. Бутылка на двоих мужиков – слабаки мы! Давай, о своих подвигах рассказывай.

– Какие подвиги? В первом случае одна дурость, а вот второй…. Так вот, как-то я в электричке познакомился с одной девушкой. Жила она в Минводах на окраине города с бабушкой. В воскресение поехал к ней. Ходили в кино, гуляли весь день по городу. Проводил её домой. Уже поздно – двенадцатый час. Недалеко от её дома был круг, где разворачивался автобус. Она сказала, что по времени должен успеть на последний автобус. Я бегом – смотрю, подходит. Из салона вышли трое. Я заскакиваю – водитель кричит, что «автобус идёт в гараж – выйдите!» Я начинаю просить: «Мне срочно надо до железнодорожного вокзала. Если я опоздаю на последнюю электричку – мне негде ночевать. А завтра понедельник, и меня уволят с работы. Я вас очень прошу – довезите до вокзала! Здесь нет телефонной будки, откуда можно позвонить и вызвать такси. Я вам заплачу пять рублей – это больше, чем на такси!» Он ни в какую! Начал орать – выгоняет меня! Вижу – говнюк попался! У меня выхода нет! Я тоже разозлился! Более того – сбесился! Вытаскиваю финку, подскакиваю к его кабине (она за стеклом, но есть открытое пространство). Ору ему: «Трогай немедленно, гони, или я тебя сейчас убью! Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! Конец тебе!» Он струсил, и мы поехали. Оба злые, красные, оба беспрерывно материмся. Подъехали к вокзалу – тут и электричка! Еле успел заскочить в неё! А к девке в Минводы больше не стал ездить! Кончилась любовь!

– Да, история! Но ты был прав! А что за второй случай? Рассказывай, и поедем к тому бугаю. Как раз по последней рюмке наливаю. Ох, и хорош коньячок!

– Юра! А вот второй случай …… только и финка меня спасла! Поехал я как-то летом на своих «Жигулях» к одной знакомой женщине отдохнуть. Жила она за городом в небольшом посёлке. Называется чудно – Головка. Домов там всего пять-шесть. Взял я её, заехал в Бештаугорский лес по просёлочной дороге, а потом свернул по еле заметной колее, и уткнулся прямо в деревья. Поляночка вроде небольшая. Видно, что сюда приезжали такие же гуляки, как я. Не сообразил, что надо было мне развернуться, и стать передом к выезду. Да мне даже в голову такое не пришло бы, что могло случиться! Только позже я узнал правду на собрании шоферов, которое проводил сам начальник ГАИ города. Он предупреждал водителей, что этот лес опасный, и там уже убили нескольких водителей, и угоняли их машины.

Так вот – сидим мы в машине, пьём шампусик, слушаем музыку. Лето, тепло, стёкла на дверцах опущены. Вдруг Таня смотрит в зеркало, и испуганно шепчет мне: «Смотри, сзади двое с обеих сторон крадутся к машине!». Я, глядь – и, правда! Что делать? Ключи от машины, как назло, положил в карман. Пока вставлю ключ, даже если успею завести и поехать задом, то, несомненно, ударюсь в какое-нибудь дерево, т.к. дорожка «как бык поссал» – виляет туда-сюда. Всё это молниеносно пронеслось в голове! Я выхватил финку, выскочил из машины навстречу бандитам. У одного нож, у другого удавка. Страха никакого! Согнулся, приготовился, заорал изо всей силы: «А ну, суки, налетай! Хоть одному успею продырявить кишки!» Сделал выпад в ближайшего с удавкой. Он увернулся, но упал. Я подскочил к нему. Второй не ожидал такого и замешкался. И вдруг они оба заорали: «Не надо, не надо! Мы пошутили. Уезжай спокойно. Мы только хотели напугать тебя, и полакомиться твоей кралей. Всё-всё! Уходим!»

И исчезли в лесу. Хмель у меня сразу прошёл, я заскочил в машину, закрыл окна, и задом быстро поехал к просёлочной дороге. Таня от радости обнимает меня, благодарит за спасение. Вот так-то!

– Вот ты даёшь! Молоток! Заканчиваем. Финка с собой?

– Да нет! В гараже!

– Поехали!

И друзья покатили в гараж.

Юрка, когда увидел финку, захохотал:

– Вот это штука! Красавица! Настоящий кишкоправ! Продырявить тело – ничего не значит! Даже женщина или ребёнок сможет. Острая, как шило! Поехали! Мы его сейчас попугаем – быстро деньги вернёт!

Борисом тоже овладело какое-то безрассудство. Алкоголь делал своё дело, а друг умело настраивал на подвиг. Юрка тоже выбрал в гараже небольшой топорик. Подъехали к частному дому на окраине, когда уже было довольно поздно. Тепло, летняя ночь и тишина. На небе зажглись первые звёзды, и появилась луна. Машину оставили в соседнем переулке. Тихо подошли к калитке с номером, который указал отчим. Ни одна собака не лаяла. Молча забрались на каменный забор. В доме темно, а вот в летней кухне в дальнем углу двора горит свет. Дверь в кухню открыта, а, напротив, на стуле сидит тётка. В падающем из кухни небольшом свете виден её только силуэт. Она с кем-то разговаривает. Борис тихо скомандовал:

– Юрка! Ты сиди на заборе – страхуй меня. Я сам справлюсь! Если только крикну – тогда подбегай. И не спорь! Вон, кажется, баба повернулась и смотрит в нашу сторону. Темно, а она, зараза, почуяла неладное. Всё – побежал!

Борис в одно мгновение очутился рядом с бабой – оттолкнул её. Она от страха онемела. Залетел в кухню. За полиэтиленовой плёнкой мужик принимал душ. Борис отдёрнул занавеску – толстый мужик повернулся к нему лицом, и выпучил от удивления и страха глаза. Борис схватил его за горло, и приставил финку к животу:

– Падла! Сейчас же деньги пусть несёт баба, которые дал тебе год назад Филипп. Ну, быстро! Иначе финка побывает в твоём толстом брюхе! Я что сказал?

Мужик настолько испугался, что только хрипел и таращил глаза. Борис ещё более разъярился. Им овладела такая отвага и бешенство, что он понял – может теперь, не моргнув глазом, даже убить человека! Заорал, что есть силы:

– Не шевелись, а то сразу воткну! Командуй бабе!

Та, наконец, очухалась, и заголосила:

– Кондрат! Их двое!

Голый бугай пришёл в себя, и прохрипел жене:

– Неси тридцать тысяч!

Борис мгновенно ответил:

– Молодец! Тридцать пять! За год набежали проценты! Ну, и наука тебе, как обманывать пенсионеров. Давай, давай! И не дури! Зарежу, как поросёнка!

Мужик кивнул бабе:

– Неси! Чего уж там!

Баба убежала в дом, а Борис ещё более приготовился – согнулся, упёршись ногами в порог, перехватил финку, и сильно надавил теперь в грудь мужика так, что показалась кровь, и толстяк закричал от боли. Борис чуть успокоился и скривился:

– Не бойся – не убью, если всё будет нормально. Главное, не дёргайся! Будешь стоять спокойно – будешь жить! Деньги получу, и трогать вас больше не буду! Только не вздумайте обмануть меня! Я тебе не дурак, как Филипп!

Запыхавшаяся тётка принесла свёрток. Борис посмотрел «одним глазом» и скомандовал:

– Разверни!

В грязной тряпке лежало семь пакетов. В каждой – красненькие десятки! Запахло плесенью и сыростью. На что был пьяный Борис, но он учуял это и сморщился:

– Идиоты! Деньги под полом хранили? Ладно, хрен с ним! Лишь бы целые были. Тридцать пять? Если обманешь – ещё раз приду. Смотри!

Испуганная баба заморгала глазами, вытирая слёзы, и затараторила:

– Тридцать пять, тридцать пять, миленький! Я не обманываю! Только не трогай мужа!

Борис выхватил свёрток, и отскочил от мужика, выставив вперёд руку с финкой. Через мгновение был на заборе рядом с Гладенковым, который всё это время вертел головой, стараясь понять, что происходит в летней кухне. Спрыгнули, и побежали к машине. Юрка всё пытался спросить:

– Ну что, Борис? Получилось? Вижу, ты довольный!

Только сев за руль машины, Борис начал успокаиваться, и приходить в себя. До этого он был в какой-то прострации. Его колотило! Ведь сегодня он бы убил беззащитного человека! Это было впервые в его жизни!

Справившись с волнением, он сказал Юрке:

– Всё нормально! Испугались они не шутку, и отдали все деньги! Пять тысяч сверху взял для тебя! Ты сегодня заработал! Если бы не ты, я бы, пожалуй, не решился на это. Слава Богу, что обошлось без крови! Поехали ко мне домой. Возьмём коньяк – у меня есть бутылка. И опять в бытовку приедем. Будем праздновать победу!

Юрка подскочил от радости и весело захохотал:

– Спасибо, друг! Я всегда знал тебя таким! Да, и закусь не забудь захватить! А то сопьёмся совсем!

Друзья сидели в бытовке почти до утра! Весёлые, они постоянно вспоминали, и «перетирали» все события сегодняшней ночи. Такое не каждый день бывает!

На следующий день Борис принёс отчиму тридцать тысяч.

Филипп Васильевич сначала просто онемел, затем растрогался, заплакал от радости, и начал обнимать его.